м,
выставил свои тоненькие ручки, вздрогнул, простонал:
   - Папа... Не надо! Я больше не буду! Пожалуйста!
   Затрещина - от которой многие, притаившиеся в кустах собаки вздрогнули, а
тот двухметровый дог, который пытался когда-то напасть  на  Томаса,  обнажил
клыки, зарычал негромко, но с настоящей яростью.
   Щека мальчика заплыла  красным;  он  стоял,  потупивши  голову,  тихонько
плакал. "Медведь" схватил его за руку и, судя по тому, как  исказилось  лицо
мальчика, сильно ее сжал.
   - Ты у меня смотри! Еще раз такое устроишь - отделаю тебя так, что мамаша
не узнает! Ты понял меня!
   - Слышь, Кирюха, да иди ты  сюда!  Давай  костер  разводить!  -  окрикнул
"медведя" один из его дружков.
   Что же касается матери мальчика, то она, привыкшая к таким сценам -  едва
заметно вздрогнула, когда "медведь" ударил мальчика, но вот подавила в  себе
что-то, отвернулась - затараторила о чем-то со своей подружкой...
   В  лесу,  почувствовав  боль  мальчика,  и  клубящееся  вокруг  "медведя"
напряжение, заскулили щенки - однако, тут же и замолчали -  повинуясь  своей
няньке старушки-колли.
   На поляне, тем временем, "медведь" распыляясь все больше, грызся со своей
женой:
   - Говорил - надо было к берегу! Здесь же тень! Ты слепая совсем, что ли?!
   - А  чего  нам  на  солнце  печься?!  -  в  тон  ему,  визжащим  голосом,
надрывалась жена. - Хочешь загорать?! Ну и иди!
   - Да иди ты сама загорай!... - ну и так далее.
   "Медведь" не воспринимал, да и не хотел воспринимать леса, неба  -  всего
этого, открывающегося к нежному златистому сиянию. Так же мог ругаться он  и
дома, и на какой-нибудь  далекой  планете  -  окружающее  его  нисколько  не
трогало. Он был погружен  в  своей  мир  болезненной  раздражительности.  Он
постоянно  накапливал  в  себе  боль,  потом  выплескивал  ее  в   приступах
безудержного гнева (уж сын его знал, что это). И все то ему  казалось,  либо
враждебным, либо каким-то однобоким - так или относящимся к нему...
   Однако теперь, рядом были приятели - они поторапливали его:
   - Давай, выгребаем запасы! Слышь, Кирюх, помоги, а?..
   Из грузовичка вынесли скатерти; затем - большие пакеты с едою.
   А двое удальцов, взявши пилы, забрались по стволу  дуба,  и  усевшись  на
древесных развилках принялись пилить две самые большие ветви.
   Листья старого дерева зашумели печально, и все лежавшие на  земле  собаки
услышали горестный стон, который, передаваясь от корней  дуба,  дошел  и  до
них.
   "Вжжих - ввжжих!" - пронзительно врезались в живую плоть пилы,  и  дерево
шумело, стонало, перекатывалось лиственными  волнами  уж  непрестанно  -  но
никто, кроме мальчика, не замечал этого - ведь, дул довольно сильный ветер.
   Мальчик же, чувства которого,  от  несчастного  его  существования,  были
обострены чрезвычайно, все почувствовал  -  и  без  страха,  но  с  жалостью
посмотрел на живое, страдающее древо.
   "Медведь" заметил его, одиноко стоящего, сжавшегося  -  так  похожего  на
побитого щенка. В постоянной своей болезненной  злобе  "медведь"  подошел  к
нему и раздраженно, сам от того лишь боль чувствуя, прохрипел:
   - Ты чего тут встал?! Ты чего бездельничаешь?! А  ну-ка  быстро  собирать
дрова! Чтобы набрал сухих и тонких веток! И быстро! Ты понял?!
   Мальчик кивнул и поспешил к кустам. Он был рад, что хоть ненадолго убежал
от всей этой компании. Он, вообще, хотел остаться в лесу навсегда...  И  вот
он шел среди стволов,  придумывая,  чтобы  сказать  в  оправдание,  если  он
задержится.
   Вот средь стволов стремительно промелькнуло серенькое пятнышко -  мальчик
тут же присел на корточки, вглядываясь. Котенок!
   Такой забавный пепельно-серый котенок! Ах, как тут  обрадовался  мальчик!
Он то, ведь, так давно  хотел  такого  друга!  Такого  маленького,  доброго,
забавного - такого, который согревал бы его, утешал в трудную минуту. Такого
игривого, в котором нет этой постылой злобы, такого мягкого мурлыку...  Отец
его ненавидел животных, - особенно кошек и собак и, конечно, о  таком  друге
нечего было и мечтать. А подумав как-то мальчик решил, что и не надо  -  что
за житье ему будет?! Свое  раздражение  "медведь"  примется  вымещать  и  на
нем...
   Но как же  ему  хотелось  такого  маленького  друга,  которому  можно  бы
доверить все свои тайны; который все выслушает,  все  поймет,  утешит  своей
ласкою.
   И вот теперь он, желая хоть бы немного подержать котенка на руках, позвал
его:
   - Кис-кис-кис!
   А Томас, которому претило лежать в укрытии с собаками,  и  который  вышел
поохотиться на  птиц,  услышав  этот  печальный  зов,  повернул  мордочку  к
мальчику, замер, разглядывая его.
   Он сразу почувствовал Одиночество  мальчика.  И  он,  хоть  и  успел  уже
несколько одичать за эти проведенные в лесу дни, тут же и подбежал к нему  -
подпрыгнул - вцепился коготками в поясок, и вот уже перебрался на ладошки.
   - Мурка! Мурка, маленький! - восторженно воскликнул мальчик, и  осторожно
прижавши котенка к груди принялся его гладить.
   А Томас замурлыкал.
   Но, хоть приятна было Томасу теплота этих рук, мурлыкал он  вовсе  не  от
удовольствия,  а  желая,  передавая  добрый  свои  чувства,  хоть  на  время
остановить то, что почувствовал он в груди мальчика. А там - от  напряжения,
от постоянных обид, разросся некий ком, что-то потресканное, изломленное.  И
совсем не так, как надо бы стучало его сердце - и Томас знал,  что  растущий
этот, охватывающий незримый паутиной ком, года через два приведет к смерти.
   И он все мурлыкал,  пытаясь  хоть  ненадолго  скрутить  этот,  взращенный
окружением недуг.
   А мальчик, против обычного своего, опустошенного состояния,  почувствовал
тепло...
   - Котеночек, котеночек... - шептал  он,  не  зная,  как  оставит  его,  и
вернется назад к ним, в тот Болью пронзенный мир.
   И тут он увидел лисицу! Точнее - он сначала  подумал,  что  -  это  рыжая
лисица, загораясь пышно-облачным пламенем в солнечных колоннах бежит прямо к
нему. В его голове даже успела зародиться сказка о житье, дружбе  котенка  и
лисица.
   Однако, когда "лисица" подбежала поближе, мальчик понял, что вовсе это  и
не лисица, но маленькая  рыжая  собачка,  с  черной  мордочкой  и  пушистым,
приветливо ему помахивающим хвостом.
   Джой остановился в двух  шагах  от  мальчика  и  поднял  ушки  топориком,
ожидая, что тот скажет.
   А он и впрямь хотел сказать что-то о том, какие они замечательные,  хотел
погладить этого забавного песика, хотел  поиграть  с  ними,  однако,  тут  с
поляны раздался крик "медведя".
   - Ты! Сын! Ты что?! Я же  сказал  -  не  задерживаться!  Мне  долго  тебя
звать?! - в голосе уже слышались хмельные нотки...
   Мальчик вздрогнул, выпустил Томаса, который еще потерся о его ноги.  Чуть
ли не плача, весь побледнев, он едва смог сказать:
   - Отец сегодня особенно злой... Я же еще ничего не собрал... Эх,  как  не
хочу возвращаться! Жили бы мы вместе с вами, но это мечты,  а  мечты...  они
никогда не сбываются. Мечты - на то и мечты, чтобы оставаться мечтами.
   Он сгорбился, сжался; медленно и тяжело переступая, побрел  туда,  откуда
беспрерывной канонадой прорывалась дробь музыкальная, голосовая, и визг  все
глубже врезающихся в древесную плоть пил. В  общем  -  адская  какофония,  к
которой участники ее привыкли настолько, что и не замечали.
   Томас и Джой прошли за мальчиком до края поляны, замерли там, наблюдая за
дальнейшим.
   Мальчик по дороге подобрал  еще  несколько  веток,  и  хоть  видел  своих
маленький  друзей,  уже  не  обращался  к  ним,  а  в  глазах  его  виделась
отрешенность и отчаянье...
   А на поляне, тем временем, началась пьянка -  "медведь",  его  жена,  еще
несколько человек, расселись подле скатерти, на которой расставлены уж  были
бутылки, уж пили - уж несли поток пустых слов...
   А те двое, которые пилили  самые  большие  ветви  дуба  -  уже  уставшие,
взмокшие, кричали:
   - Эй вы! Без нас?! Да мы сейчас пилить не станем!
   - Пилите быстрее и спускайтесь! Нам  нужен  костер!  -  завопил,  смеясь,
кто-то.
   - Нам нужен костер! - заревел "медведь" и, что было сил  запустил  пустую
бутылку от водки в древесную кожу-кору.
   Бутылка, зазвенела, с пронзительным треском раскололась на веер осколков,
а днище ее, сверкнув на солнце слепящим яростным взглядом метнулось на  край
поляны. Как раз туда, откуда шел, сжавшийся, бледный мальчик.
   - А, вернулся! Ну... сейчас я с  ним!  Гулена!  И  без  дров!  -  медведь
поднялся и, заметно покачиваясь, бормоча  что-то,  побрел  навстречу  своему
сыну.
   Кто-то из дружков окрикнул его:
   - Эй, да ладно тебе!  Слушай  да  отдыхать,  ведь,  приехали!  Воспитаешь
своего пасынка потом! Вернись к столу!
   Также и мать, бесчувственным, безучастным голосом, окликнула его:
   - Оставь ты.
   Захмелевший "медведь" повернулся, показал им кулачище и прохрипел:
   - Мой сын...! Я за него и возьмусь! Не лезьте в дела воспитания,  если  в
них не смыслите! Поняли?!
   И вот он навис над мальчиком,  схватил  его  за  ухо,  стал  выкручивать,
другой же рукой,  вырвал  те  ветви,  которые  мальчик  успел  подобрать  на
обратной дороге. Затем, не выпуская уха, выкручивая  его  все  больше  -  до
треска выкручивая, стал со всей силы, и  все  больше  разъяряясь,  бить  его
огромной своей ладонью по щекам, по лбу - по всему лицу. Он бил  с  яростью,
да все сильнее и сильнее, - казалось, что в конце  концов  он  убьет  своего
сына.
   Из носа мальчика пошла кровь, и он всхлипнул было: "Не надо..." - но  вот
замолчал - и с ненавистью взглянул на своего мучителя.
   - Ах ты!  -  шипел  пьяный  "медведь".  -  Тебе  же  сказано  было  -  не
задерживаться! Почему я должен ждать тебя?! Ты что  -  совсем  отупел?!  Где
дрова?! Нам костер нужен -  ты  это  понимаешь?!  Почему  ты  растешь  таким
недоноском, идиотом?! Да тебя...
   Заплетающийся этот поток фраз - был прерван, на него налетел двухметровый
дог и вцепился в ладонь,  которой  "медведь"  выкручивал  ухо.  Он  тут  же,
клыками прогрыз ее до  кости  -  сжал  сильнее,  и  кости  с  сухим  треском
раздробились - все ладонь была перемолота...
   Дог с самого начала с яростью смотрел на "медведя" - когда  тот  орал  на
сына, поднимался из  груди  дога,  пронзительный,  студеный,  волчий  рокот,
наливались его глаза кровью и он, оставляя глубокие борозды, начинал скрести
землю.
   К нему подошел король и дотронулся носом до лба  дога:  "Успокойся,  лежи
тихо. Мы должны прятаться. Дождемся, когда они уедут, тогда и выйдем, уберем
там все..."
   Дог  успокоился  на  некоторое  время,  но  вот,  когда  "медведь"   стал
выкручивать мальчику ухо, а другой - по щекам бить, - тут взметнулись в этом
двухметровом псе какие-то старые, тяжелые воспоминания. Ярость  злила  глаза
его, и он не мог уже сдерживаться; не  мог  спокойно  смотреть  на  то,  что
делалось над беззащитным мальчиком.
   Вот он рванулся на "медведя" - черным, копьем пронесся  до  него.  И  так
стремительно было это нападение, что до тех пор, пока "медведь", не завизжал
пронзительно - никто из людей и не понял, что же произошло.
   Мальчик, на  по  красным,  припухшим  щекам  которого  стекала  кровь  от
раздавленной отцовской кисти, упал на траву и не издавая ни звука, пополз  к
деревьям.
   А "медведь" от вспышки боли протрезвел - вот он уже понял, что к  чему  -
целой ручищей перехватил дога за горло - сжал - псу удалось вырваться.
   Но пес тут же вновь  налетел  на  этого  человека.  С  хрипом,  страшными
проклятьями, кубарем покатились они по земле -  удары  кулаком  -  кляцканье
челюстей - все это переплелось, и ничего уж нельзя  было  разобрать  в  этом
клубке боли.
   Жена "медведя" истошно завопила, и в это же время разом рухнули спиленные
ветви дуба. Как уже говорилось - это были две самые  большие  ветви  -  сами
размером с  деревья.  Казалось,  что  у  дерева  отрубили  руки  -  оно  все
передернулось, все застонало от корней и до самой вершины кроны.
   С гулом, с отчаянным треском падали эти две руки - падая, они  переломали
и еще несколько ветвей, и те то, задетые ветви - рухнули прямо на бутылочную
скатерть, разливая и разбивая все, что там было.
   Сидевшие вскочили. Жена вопила.
   - На Кирюху волк напал! - сообразил кто-то.
   - Ружье в машине!
   - Скорее к Кирюхе!
   И вот один полез в машину  за  ружьем,  которое  взято  было  просто  для
развлечения - для стрельбы по мишеням.
   Трое бросились на выручку "медведю" - остальные предпочли остаться  возле
разгромленного стола.
   Дог, рвался к горлу, но "медведю" пока удавалось удерживать его  здоровой
рукой. И "медведь" и дог все залеплены были кровью, у дога выбит был глаз  -
у "медведя" - клоками разодрано лицо.
   Вот  подбежал  кто-то  с  ружьем,  замер,  выбирая  удобный  момент,  вот
размахнулся - нанес удар прикладом в череп дога.
   Пес дернулся, рванулся к горлу "медведя" из всех сил -  тот  не  выдержал
этого натиска - зашелся пронзительным визгом - вот клыки  разодрали  рубашку
возле его горла - вот заскрежетали ближе...
   Новый,  страшной  силы  удар  прикладом,  откинул  голову  дога,   что-то
хрустнуло, и огромный этот пес, заливаясь кровью, закрутился по траве.
   Человек у которого было ружье, прицелился  выстрелил  в  пса  -  тот  еще
скрежетал челюстями, еще пытался ползти на "медведя" - еще один выстрел - на
этот раз пуля вошла в череп...
   Переполошились, и не  слушались  своей  "няньки"  щенки  -  их  тявканье,
призывы вернуться родителей довольно слышно было на поляне.
   Дружки "медведя" тараторили возбужденными голосами:
   - Это не волк! Это дикий пес! Может - бешенный! Да у них тут целая свора!
   В это время из зарослей раздалось горестное завыванье, а следом появилась
большая беспородная собака - подруга дога. Дорогу ей  перегородил  король  -
эта собака с почти человеческими глазами, спокойно пролаяла:
   "Его уже  не  спасешь"  -  и  оттеснила  тоскующую  подругу  обратно,  за
древесные стволы.
   В это же время и мальчик достиг первых деревьев - до этого он просто шел,
но теперь вскочил и бросился бежать.
   - Саша! - завопила его мать, но мальчик мчался не останавливаясь и вскоре
его уже не стало видно за ветвями.
   Подняли "медведя" и он видел, как убегает его сын,  видел  он  и  короля,
слышал он и щенячье лаянье. Вот поднес к глазам кровоточащий ошметок, бывший
когда-то кистью... глаза его заблестели безумно, он зашипел:
   - Теперь я понял - мой сын-недоносок в заговоре с этой сворой! Но им меня
не пронять! Мы хотели охоту... будет вам охота... за мной... - голос его все
больше срывался на истеричные, визжащие нотки.
   Вот он рванулся к тому приятелю у которого было ружье, и  который  только
успел это ружье перезарядить, ожидая,  что  появятся  иные  собаки.  Медведь
налетел на него, стал выдирать ружье.
   - Кирюха, ты чего?! Ты - это  брось!  Уезжаем!  Тебе  скорее  в  больницу
кровоток остановят! Уколы...
   - Вот тебе уколы! - "медведь" со  всей  яростью  ударил  этого  человека,
разбил ему в кровь  все  лицо,  вырвал  винтовку,  и  с  воплем  бросился  к
зарослям...
   - Быстрее, за  ним!...  Оружие  в  машине  -  еще  одна  винтовка  -  два
пистолета! - полились голоса - забегали и вот следом за "медведем" рванулись
еще трое вооруженных мужчин.
   Как только залегшие в кустах собаки увидели, что  прямо  на  них  несется
гора плоти, с безумными яростными  глазами  и  с  карабином  -  они  тут  же
бесшумно и стремительно отступили в заросли...
   Будь они одни, так тут же разбежались в разные стороны,  но  у  них  были
дети и старики. Щенята заливались лаем, и не  смотря  на  старания  "няньки"
продвигались в их сторону.  Навстречу  своим  щенкам  и  бросилось  все  это
собачье сообщество.
   Позади всех, смотря, чтобы никто не отстал, бежали  король  с  королевой.
Перед ними - неразлучные Джой  и  Томас,  ну  а  рядом  с  Томасом,  еще  та
безымянная белая собачка, со сосредоточенными теперь глазками.
   Имена, всему вообще свойственно давать только  человеку.  Что  он  бы  не
увидел,  -  он  назовет  коротким  сочетанием   звуков.Животным   такое   не
свойственно - каждый предмет  они  воспринимают  в  целом,  в  связи  его  с
бесконечностью, и не придают  ему  каких-то  коротких,  по  сути  ничего  не
значащих, звукосочетаний. Казалось бы собаки - эти быстроногие животные, так
хорошо знавшие лес, так часто среди этих  стволов  бегавшие  -  должны  были
быстро оставить "медведя" далеко позади, однако  человек  этот  пришедший  в
нечеловеческую ярость, несся с огромной скоростью.
   Вот он врезался в молодое деревцо и оно с треском переломилось  от  массы
его тела. С губ его, вместе с пеной, срывались страшные проклятья:
   - Эх, ты маленькая скотина! Я  давно  уже  догадывался,  что  ты  задумал
погубить меня! Но теперь я все понял! Ты в сговоре с этими псами! Ну, сынок,
это пуля для тебя! Не уйдешь! Ты слышишь меня?!
   Король, видя, что "медведь" их нагоняет,  отстал,  залег  в  зарослях  и,
когда эта гора мускул,  проносилась  возле  него,  метнулся  ему  под  ноги.
Медведь споткнулся и, падая, попытался ухватить короля - однако тот оказался
проворнее - тенью в заросли метнулся.
   "Медведь" вновь был на ногах - он зарычал, и еще быстрее метнулся вперед.
Он уже и не кричал ничего, только слюной брызгал, да шипел...
   Тем временем, на полянке, обнятой родниковым ручейком встретились псы  со
своими щенками...
   Позади нарастал грохот прорывающегося через заросли  медведя,  а  за  ним
крики еще троих:
   - Кирюха! Стой ты! Их же здесь целая стая!
   И в это время, так давно собиравшийся, зарычал  и  неожиданно  надвинулся
гром. Черные тучи наползли из-за крон деревьев, весь застонал  в  сильном  и
долгом, ветряном порыве. Вот он уже зашумел по новому - от дождевых потоков.
Капли певучими стенами сыпали со всех сторон - все нарастала их плотность  -
это был уже настоящий ливень.
   Это была завеса! "Медведь" выбежал на поляну и увидел только  метнувшихся
в разные стороны собак - теперь они могли разбежаться  -  щенки  были  в  их
клыках. А одного старого немощного пса, относил на своей спине, громадная  и
беспородная псина.
   - Сын ко мне! - взревел "медведь" и тут увидел  белое  пятнышко  -  столь
белое, что его отчетливо было видно и за пеленой дождя. Он положил ружье  на
локоть раздробленной руки, прицелился...
   Джой бежавший рядом с "белой" почувствовал, какая ей грозит опасность. Не
было времени оборачиваться - он,  повинуясь  чувству  своему,  взметнулся  в
воздух оттолкнул ее в сторону...
   Пение дождя, словно ножом, рассек ружейный выстрел. Пуля  предназначенная
белой собаке, попала в заднюю лапу Джоя, раздробила, разорвала ее.
   Рыжая собачка, жалобно завывая, покатилась по земле. Попыталась подняться
- "медведь" был уже над нею.
   - Сдохни! - ревел он, занося приклад.
   Тут что-то стремительное метнулось по ноге его, вот по рубахе -  вот  уже
на лбу. Неожиданно он ослеп - какие-то иглы вцепились  в  его  плоть  пониже
глаз, повели вверх...
   Он завизжал, выронил ружье, схватил это-то, неведомое ему  -  оторвал  от
головы, и  ничего  за  кровавой  пеленой  не  видя,  отбросил  в  сторону  -
покачиваясь, пробрел несколько шагов.  Да  тут  нежданно,  как  когда-нибудь
потом смерть, набросилось на него забытье, схватило его черными тисками -  и
он уже ничего не видел и не чувствовал...
   Приближались крики, Джой, с разорванной лапой скулил, пытался  подняться,
но все безуспешно. Томас и "белая" не отходили от него, готовы были защищать
его до последнего...
   Кусты нежданно распахнулись и выбежали сразу король и мальчик.
   Король подхватил Джоя  клыками,  потащил  под  защиту  зарослей.  Мальчик
побежал следом за ними, плача и шепча:
   - Я останусь с вами, я буду жить с вами, как Маугли! Вы такие хорошее!  Я
буду счастлив с вами! Я не за что не вернусь в город! Теперь этот... отец он
же убьет меня!.. Я не хочу туда возвращаться - там зло, там тяжко мне...
   И  в  это  вре