ажен громадный,  во  всю  спину,  черный  орел,  уже
успевший полинять от непогоды.
    - О! - радостно сказал  Рейвен.  -  Мародер!  -  И,  не  дожидаясь
Дэниела, поскакал навстречу незнакомцу.
    Тот, однако, не обратился в трусливое бегство, бросив добычу,  как
и полагалось бы классическому мародеру.  То-есть,  уток  он,  конечно,
бросил, но только для того,  чтобы  извлечь  из  ножен  тяжелый  тесак
лучника. Рейвен расхохотался в голос и выхватил свой не  сказать  чему
подобный клинок. Ну еще бы: чуть не четырехфутовое узкое лезвие, гарда
закручена какими-то королевскими вензелями, да еще и сбалансирован  он
почти что  в  рукоятку.  Впрочем,  Дэниел  не  тронулся  с  места.  Он
прекрасно понимал, что то, что произойдет в  ближайшем  будущем,  даже
боем-то не называется и потому  стал  осматривать  округу  на  предмет
других любителей утятины.
    Боя, естественно, не получилось. Противник Рейвена зашел с  левого
бока лошади, держа меч в верхней позиции, чтобы закрыться от  рубящего
удара. Он совершенно не ожидал, что конный рыцарь начнет бой уколом  в
неудобную сторону, да еще каким уколом! Со стороны  могло  показаться,
что Рейвен сейчас свалится с лошади. Но Дэниел прекрасно  помнил,  что
сам научился отражать такие мгновенные удары только  к  концу  первого
года знакомства. И наглый мародер рухнул в грязь с проткнутым насквозь
горлом. Был он только ранен или умер на месте - неважно, главное,  что
он  больше  не   представлял   никакой   опасности.   Зато   опасность
представляли его дружки. Похоже было, что,  услышав  стук  копыт,  они
попрятались за домами,  но  внезапная  смерть  приятеля  заставила  их
опрометчиво покинуть убежище. Выхваченным мечом Дэниел отбил летящий в
него нож, и при этом даже успел оценить, что нож этот, судя по полету,
для метания был совершенно не предназначен. Впрочем, бросив  следующий
взгляд на эту толпу, Дэниел мгновенно спешился, прикрываясь боком коня
и  краем  глаза  заметил,  как  Рейвен  повторил  его  маневр.   Среди
нападающих   были   двое,   вооруженные   охотничьими    самострелами,
эффективными  на   близкой   дистанции   не   менее,   чем   арбалеты.
Своевременный прыжок  спас  ему  жизнь:  стрела  свистнула  ровно  над
шлемом. Рейвену повезло значительно меньше: лошадь его рухнула на бок,
дико заржав.  Ловкий  от  природы,  Рейвен  сумел  избежать  судорожно
дергавшихся копыт, но зато оказался один  против  всей  шайки.  Дэниел
прыгнул обратно в седло и поспешил на помощь  другу,  желая  полностью
продемонстрировать превосходство конного воина над пешими, но не успел
это сделать. Кто-то особо умный и, потому, видать, запоздавший,  ткнул
в морду  гнедого  горящим  факелом.  Конечно,  эта  шутка  стоила  ему
разрубленного молниеносным ударом плеча, но цели своей  он  добился  -
согласно  всем  законам  природы,  маршал   полетел   со   скульптурно
вздыбившегося коня стрелой,  и  был  очень  рад  относительно  мягкому
приземлению. Когда Дэниел поднялся, картина  несколько  изменилась.  К
счастью, сказалось отсутствие  у  шайки  толкового  командира.  Вместо
того,  чтобы  спокойно  расстрелять  Рейвена,  или,  взяв  в   кольцо,
оглушить, они налетели на него  толпой  человек  в  семь  или  восемь,
толкаясь и мешая друг другу, видимо, надеялись задавить  массой.  Один
уже выбыл из боя - тактическая ошибка стоила ему  проткнутой  насквозь
руки.
    Трезво  прикинув  обстановку,  Дэниел  не  стал  ломиться  в  гущу
схватки, а бросился на стоявшего у  ограды  стрелка,  который  пытался
перезарядить свое оружие. Судя по всему, парень  был,  может  быть,  и
неплохим охотником, но в воинском ремесле не соображал ничего.  Вместо
того, чтобы  схватиться  за  короткий  меч,  он  бестолково  прикрылся
самострелом. Дэниел еще раз оценил подарок Эро, когда меч с  легкостью
рассек не только деревянное ложе самострела, но и грудь  его  хозяина.
Даже не интересуясь результатами удара,  маршал  вновь  огляделся.  Из
кучи-малы вокруг Рейвена выбыл еще один неудачник. Этот лежал на земле
и слабо дергался.  Недостаток  в  происходящем  был  только  тот,  что
Рейвена медленно но неуклонно теснили вниз по склону. Так же тревожило
и отсутствие второго стрелка. Но тут внимание Дэниела  отвлекло  новое
действующее  лицо,  попытавшееся  внести  хоть  какой-то   порядок   в
происходящую сумятицу. Из дома вывалился  -  именно  вывалился,  а  не
вышел - коренастый бородач с  секирой  в  руке,  носивший  на  дублете
вирденского  орла,  и  бросился  к  месту  основных  событий,   крича:
"Разойдись,  болваны,  окружай  его!"  Это  полезное   указание   было
приправлено теми выражениями, которыми десятники  в  изобилии  потчуют
солдат.
    Вопль возымел мгновенное действие. Только что толкавшиеся, как  на
базаре, мародеры грамотно рассыпались по склону.
    Дэниел не стал ждать дальнейшего  развития  событий  и  прыгнул  к
бородачу,  коротко  крикнув:  "Хэй!"  За  добрых  двадцать  пять  лет,
проведенных с мечом в руке, он так и не  научился  бить  противника  в
спину.
    Маршал очень быстро  понял,  что  его  благородство  может  стоить
приятелю жизни: короткий меч - очень неудобное оружие  против  секиры,
особенно если противник искупает недостаток техники силой и скоростью.
Осознав, что поединок может затянуться надолго, Дэниел решил применить
рискованный прием - уклонившись от очередного замаха, он перехватил  с
шагом вперед древко секиры и рубанул противника по ребрам. На этот раз
удар не возымел прежнего разрушающего действия: клинок вскользь прошел
по подставленному наручу и бессильно  уткнулся  в  дублет,  в  который
были, похоже, вшиты стальные пластины. Дэниел же,  крепко  уцепившийся
за оружие противника, получил чувствительный пинок сапогом под колено.
При этом бородач разжал одну руку и перехватил запястье маршала, чтобы
избежать второго, смертельного удара. Дэниел, падая, рванул древко  на
себя, и противник тоже не удержался  на  ногах.  Через  мгновение  они
оказались лежащими в обнимку на земле, а оружие разлетелось  в  разные
стороны. Последующие несколько секунд отпечатались  в  памяти  маршала
очень слабо. Остались только шумное  сопение  и  какое-то  бестолковое
барахтание. Одновременно  Дэниелу  как-то  удавалось,  удерживая  руку
бородача с зажатым в ней ножом, проклинать себя  за  сломанный  еще  в
отеле Стэнор  кинжал.  Потом  что-то  хрустнуло,  костоломные  объятия
разжались,  и  он  обнаружил  себя  сидящим  верхом  на  противнике  и
сжимающим его горло. Изо рта солдата толчками шла темная  кровь  и  по
бороде лилась прямо  на  перчатку.  Дэниел  вскочил,  как  ошпаренный,
схватил валявшийся рядом меч и с удивлением обнаружил, что его  помощь
теперь не особо-то и нужна. Рейвен уже не дрался, он именно  занимался
фехтованием. Хотя странный его меч, называвшийся южным словом "спада",
теперь был зажат в левой  руке,  он  без  труда  удерживал  на  нужном
расстоянии последнего противника, со страха  судорожно  размахивавшего
тесаком,  не  давая  ему  войти  в  опасный  клинч,  но  и  не  нанося
смертельного удара. Дэниел, уловив смысл этого странного  развлечения,
в четыре длинных прыжка добрался до  мародера  и  слегка  хлопнул  его
мечом плашмя по голове. Тот не упал, а просто стек на землю.
    - Окончен бал, - расстроенным голосом сказал Рейвен  и,  переложив
оружие в правую руку, подошел к Дэниелу, повернувшись спиной к дому.
    В  следующий  момент  он  толчком  сбил  Дэниела  с  ног  и  резко
развернулся на месте. По кольчуге проскрежетала стрела, а сам стрелок,
высунувшийся из-за сарая,  выронил  оружие  и  медленно  опустился  на
землю. Метательный нож попал ему прямо в лицо.
    Дэниел, поднимаясь с земли, злобно поинтересовался:
    - Форсишь, засранец?
    Рейвен невинно улыбнулся.
    - Какой высокий стиль, сударь. Я за этим гаденышем уже минуты  три
наблюдал и вон тем падшим героем от него закрывался. Хорошо, что он  в
тебя  не  выстрелил,  прицелиться,  видать,  не  успел,  руки   сильно
тряслись.
    - Так какого же... ты стреле спину подставляешь?
    - Риск - благородное дело, маршал. А  ты  что,  хотел  бы  за  ним
полночи по лесу гоняться? Был бы у тебя в заднице целый букет  перьев,
да только не павлиньих.
    Дэниел ничего не сказал. Да и что  тут  говорить:  победителей  не
судят.
    - Тебе большое спасибо. Тот, с секирой, мне бы жару устроил. А эти
красавцы только с утками хорошие бойцы.
    - Ага, пока я с ним одним разбирался, ты, никак, четверых  уложить
успел.
    Рейвен мрачно хмыкнул.
    - Трофеями считаетесь, сэр? Шли бы вы... коня своего ловить, а  то
мы и так вдвоем на нем поедем. А я наш трофей  говорящий  от  дождичка
спрячу и осмотрю тут все: вдруг  какой  умник  в  сарае  засел?  Да  и
самострел приберу заодно: ни к чему он покойнику.
    - С  рукой  у  тебя  что?  -  озабоченно  спросил  Дэниел.  Рейвен
отмахнулся левой:
    - Ерунда. Синяк от дубины. - Вложил оружие  в  ножны  и,  покрепче
ухватив оглушенного за шкирку, поволок его  к  дому,  приговаривая:  -
Бедненький ты мой, невезучий, все подохли, а ты к злому Ворону в  лапы
попал, вытрясет он из тебя, засранца недобитого, всю душу,  ничего  не
оставит.
    Прежде, чем отправиться на поиски коня, Дэниел  оглядел  склон,  и
почувствовал, как у него отвисает челюсть и волосы под  шлемом  встают
дыбом: из семи лежащих на склоне людей трое не имели ни одной царапины
и, судя по посиневшим лицам, умерли мучительной смертью  от  удушения.
Да и четвертый, лицо которого мешал рассмотреть  труп  коня,  загнулся
явно не от колотой раны в  руку.  Несколько  мгновений  маршал  стоял,
абсолютно ничего не понимая, потом плюнул и отправился к озеру.
    К счастью, гнедой мирно стоял, запутавшись брошенными поводьями  в
ветвях  корявой  ивы.  Появившегося  хозяина  он  приветствовал  тихим
ржанием.
    Дэниел заботливо осмотрел животное. Везение  продолжалось  -  конь
отнюдь не ослеп, факел только подпалил ему  гриву  с  правой  стороны.
Дэниел облегченно вздохнул, пожалел, что не  знает  никаких  лошадиных
богов, которых можно было бы поблагодарить, и, распутав повод, вскочил
в седло. Когда он вернулся, все покойники  были  аккуратно  сложены  в
одну  кучу  посреди  двора,  а  Рейвен  сидел  на  крыльце,  рядом   с
прислоненным к бочке для дождевой воды связанным пленником. Возле него
валялась  кучка  трофеев:  горсть  мелких  монет,  дешевое  кольцо  из
поддельного золота и хороший кинжал в  ножнах.  Рейвен  поднял  его  и
протянул товарищу.
    - Держи, пригодится.
    Дэниел привязал коня, поймал брошенный кинжал и  закрепил  его  на
поясе.
    - Что здесь?
    - Тихо и пусто, одни мыши, - ответил Рейвен. - Хозяева отсюда  как
с  пожара  драпанули.  А  эти,  видать,  нашли   брошенное   жилье   и
пристроились на дневку.  А  потом  дорвались  до  бочонка  с  пивом  и
заночевать решили. Самое приятное, что мы появились во-время, они  еще
не все сожрали и вылакали.
    Дэниел помедлил, как бы лучше задать вопрос.
    - Слушай, а ты что, персонального палача себе  завел,  или  голыми
руками их поодиночке давил?
    Рейвен слегка помрачнел.
    - Да в том-то и дело, что не руками. Если  здесь  поблизости  хоть
один орденский есть, я ему сейчас хорошо просигналил, как фонарем.
    - В смысле? - озадаченно спросил Дэниел.
    В ответ Рейвен прогнусил, как клерик, читающий ученый трактат:
    - Любой маг,  вполне  искусством  своим  овладевший,  способен  на
некотором расстоянии ощутить применение сил как подвластных ему, так и
враждебных, и чем более глубоко знаком он  с  искусством,  тем  больше
будет то расстояние.
    Дэниел немало опешил. Он не то, чтобы не верил в магию, но считал,
что она, равно как, впрочем, и любая религия, оказывает воздействие на
человека только лишь через собственную его  убежденность,  потому  что
человек - существо от  природы  суеверное.  Но  что  же  такое  сказал
Рейвен, чтобы четверо здоровых  мужиков  задохнулись  на  месте?  Нет,
наверное, даже известие, что противники Рейвена убиты стрелами  Митры,
вызвало бы у него меньшее удивление. Но раньше, чем  он  успел  задать
хоть какой-то вопрос, пленник, очнувшись, замычал и задергался.
    Рейвен радостно потер руки:
    - Так, теперь начинается самое интересное! У нас ведь  есть  живые
новости.
    И с сожалением добавил:
    - Конечно, если бы мы того,  с  секирой,  взяли,  он  бы  побольше
рассказал.
    Дэниел проглотил вертевшийся на языке ядовитый ответ и спросил:
    - Может, водой его окатить, чтоб оклемался быстрее?
    - Ни в коем случае, - заявил Рейвен. - Обойдемся без воды. Смотри.
    Он стащил с  левой  руки  перчатку,  повернул  на  среднем  пальце
перстень и коротко приказал:
    - Факел сюда!
    Дэниел  подобрал  затоптанный  уже  факел,  заново  поджег  его  и
вернулся к крыльцу.
    - Встань у него за спиной и держи.
    Дэниел замер в роли живого подсвечника и стал с  немалым  душевным
волнением ждать, что последует дальше.
    Тем временем Рейвен поймал в  металлически  поблескивающий  камень
отблеск факела и  стал  водить  им  туда-сюда  перед  мутными  глазами
пленника,  повторяя  какую-то  ритмичную  тарабарщину.  Это   действо,
напоминавшее чтение заклинания, показалось Дэниелу очень долгим. Потом
Рейвен внезапно замолчал и медленно потянул руку с  кольцом  на  себя.
Парень потянулся за ней, словно привязанный невидимой ниточкой. Рейвен
удовлетворенно хмыкнул и вернул руку в прежнее положение,  после  чего
спросил:
    - Ты слышишь меня?
    - Да,  -  каким-то  загробным  голосом  ответил  пленник.  Дэниела
пробрал легкий озноб. Рейвен продолжал:
    - Ты будешь говорить мне правду и только  правду.  Ты  слышал  мой
приказ?
    Последние  слова  ударили,  как  хлыстом.  Пленник   вздрогнул   и
монотонно ответил:
    - Я буду говорить правду.
    - Как тебя зовут?
    - Мар из Трех Лесин.
    - Кому ты служишь?
    - Господину Гельмунду, герцогу Каринтийскому, защитнику обиженных.
    "Вот как" - подумал Дэниел. - "Гельмунд, значит, уже герцог."
    - Как давно ты служишь?
    - С прошлой осени.
    В голове Дэниела пронеслось: "Гельмунд же осенью сидел в тюрьме!"
    - Ты участвовал в войне?
    - Да.
    - Расскажи.
    - Я Аррехт брал весной. То-есть, они сами ворота открыли.
    - Кто был твоим командиром?
    - Гел. Его этот, в сером, убил. Рейвен досадливо поморщился:
    - Кто командовал взятием Аррехта?
    - Сэр Эд. У него на щите две перевязи синие.
    " "Эд де Барн," - мгновенно вспомнил Дэниел. - "Две синие перевязи
на серебре и красная башенная корона  в  правом  верхнем  углу.  Казне
задолжал дорожный налог за два года и срочную десятину."
    - Союзники в городе были? - продолжал Рейвен.
    - Про них слыхали только. Говорили, конница их за Лейном ждет.
    - Что делал сэр Эд, когда подошла армия принца?
    - А он ее и не дожидался. Как узнал, сам с дружиной в замок уехал,
а остальным приказал уходить кучками и ждать где подальше.
    - Где вы ждали?
    - Да за озером, на ландах.
    - Куда сейчас направляетесь?
    - Приказано под Кариссу идти, господину герцогу на подмогу.
    Дэниел подскочил на месте, и не удержавшись, спросил сам:
    - Какие силы у принца в Кариссе? - и тут же подумал:  "Нашел  кого
спрашивать." Ответ поразил его:
    - Так принц и не там вовсе. Он в каком-то замке  помирает.  И  вся
свита  при  нем.  А  в  Кариссе  маршал  самозваный,  этого,  бывшего,
любимчик. Говорят, герцог с ним без  труда  сладит.  Он  после  штурма
каждому, кто выживет, по горсти монет обещал в награду.
    - Откуда ты знаешь?!
    - Люди говорят.
    Чуть остыв, Дэниел заметил, что речь парня стала менее  монотонной
и более осмысленной. Тут Рейвен показал маршалу кулак и снова спросил:
    - Кто приказал идти к столице?
    - Гел приказал.
    - А ему кто?
    - Господин Эд, наверное.
    - Понятно, - Рейвен положил руки  на  колени  и  задумался.  Потом
встал и подошел к Дэниелу.
    - Да брось ты этот светильник. Ничего он  больше  не  знает.  Итак
многовато слухов набрался, повезло нам.
    Дэниел растерянно спросил:
    - И что ты теперь думаешь делать?
    - А у нас выбор есть? Нужно ехать в Кариссу. Они наверняка все так
тащатся, так что у нас есть  время.  Даже  если  осада  уже  началась,
найдем способ прорваться.
    - Думаешь, он будет дожидаться всего этого сброда? - Дэниел кивнул
в сторону убитых.
    Рейвен прищурился.
    - А ты когда-нибудь видел  штурм,  где  благородные  господа  сами
лезли первыми на стену, а не шли по телам такого вот сброда? Гельмунда
ты лучше меня знаешь.
    Дэниел вспомнил давний несостоявшийся штурм и кивнул:
    - Ну, что, тогда едем по очереди?
    - Ага, один едет, второй за стремя держится. Тебе ехать первому.
    - Это почему? -  взвился  Дэниел,  считавший  себя  гораздо  более
выносливым.
    - Потому, что это тебя башкой об землю приложили,  а  не  меня,  -
отрезал Рейвен. А потом добавил: - Не волнуйся, я  спешу  первого  же,
кто мне попадется, или добуду любую  клячу,  хоть  украду.  Мы  должны
успеть как можно быстрее.
    Дэниел шагнул к коновязи и вдруг обернулся, хлопнув себя по лбу:
    - Погоди, а с ним чего делать?
    Рейвен стукнул кулаком по ладони.
    - Кончать.
    - Слушай, - Дэниел слегка запнулся. За долгую службу ему  отдавать
приказы о казни приходилось весьма редко, а чтобы  своей  рукой  убить
безоружного пленника...  -  Может,  его  в  подпол  засунем  и  сверху
закроем?
    Рейвен злобно рассмеялся:
    - Мы не на турнире, Дэн. И не в доброй сказке. Ты сам знаешь,  что
войска под барабанный бой, с развернутыми  знаменами,  в  чистом  поле
встречаются только в романах. И только  в  романах  пленники  послушно
исполняют волю победителей. И то благородные. Война есть война.
    Дэниел напряженно думал.
    - Слушай, если ты его мог колдовством допросить, может, ты ему все
забыть прикажешь? Сможешь?
    Глаза Рейвена сузились.
    - Может, и смогу. Но проверять не буду. Иди седлай, я сам.
    Дэниел отошел к коню и уткнулся лицом в гриву, стараясь ничего  не
слышать. Так  плохо  ему  было  только  после  первого  самостоятельно
убитого врага. В себя  маршала  привел  странно  резкий,  надтреснутый
голос Рейвена.
    - А этот допрос вовсе не магия. Есть  на  юге  такое  искусство  -
расспрашивать человека во сне. Придумали его, чтобы  безумцев  лечить.
Так что он, когда помер, даже не проснулся. -  И  добавил  с  какой-то
тоской: - Почти из каждого лекарства можно приготовить яд. Вот и думай
теперь, есть-таки магия, или нет.
    Но Дэниел, вскакивая в седло, не думал о магии.

    2.

    Третий час после полуночи - самое гнусное время.  За  окнами  хоть
глаз коли, от горящей в комнате одинокой свечи тьма вокруг еще гуще. И
глаза слипаются, как будто веки налились свинцом. А  спать  нельзя.  В
такое время, если  что  случится,  важнее  всего  командир,  способный
отдать приказ и предотвратить панику. И  копейщик,  и  лучник,  увидев
командира на стенах сразу после тревоги,  поймут,  что  все  идет  как
положено. А это значит, что бой уже наполовину выигран.
    Да нет, не пойдет Гельмунд на ночной штурм. Побоится.  Конница  на
стены не полезет, а пехота рановато собираться начала. Уже добрых трех
сотен недосчитается самозваный герцог. Пришли, как  к  себе  домой,  и
встали лагерем чуть не напротив ворот. Первыми, значит, осаду  начали.
Одни. А к ночи,  как  положено,  напились:  начальствующие  -  дешевым
вином, наверное, а остальные - кислой местной брагой.  Браге  этой  на
базаре цена медяк за ковш, а голова с нее мутная и дурная. И  до  чего
обнаглели, мерзавцы: даже рогатки вокруг стана  поставить  поленились,
как будто в городе вовсе войск нет. А в полночь лязгнул подъемный мост
и пошла  потеха.  Семь  десятков  конных  пограничников  все  хмельное
воинство изрубили, как крестьянин - капусту и ошметки кровавые в землю
втоптали. Дворянчик, что привел его, даже  знамя  распу