я тебе рассказываю. Голос светловолосого прозвучал надрывно:
    -  Но  что  же  теперь  делать?!  Это  самое   крупное   поражение
Королевства за последние годы! Рейвен усмехнулся.
    - Ждать,  ждать  и  еще  раз  ждать,  сэр  Дэниел,  бывший  маршал
королевства. Ждать, и никуда не торопиться. Дэниел присел к столу и
    вновь обхватил голову руками:
    - Но я не знаю, что там происходит! Рейвен с усмешкой ответил:
    - А тебе пока и  не  надо  это  знать.  Политика  творится  не  на
границах, она делается в  кулуарах  королевского  дворца.  И  решение,
которое будет принято, дойдет и до столицы. Дэниел приподнялся. В  его
серых глазах
    сверкала боль.
    - Но когда?
    - Своевременно. То есть ровно тогда, когда  оно  нам  понадобится.
Успокойтесь, маршал, и ступайте спать.  Завтра  будет  новый  день,  и
новости заставят трижды  сменить  решение,  принятое  вами.  А  теперь
брысь!
    И Дэниел,  бывший  первый  маршал  королевства,  вернулся  в  свою
комнату, чувствуя себя так  же,  как  и  кошка,  которую  прогнали  от
кувшина со сливками.
    А Рейвен уселся в кресло  и  привычно  протянул  руку  за  томиком
Латена, любимого его поэта, четыре года назад повешенного на столичной
виселице за грабеж.

    Ѕ * *

    Сэр Дэниел был единственным сыном  небогатого  рыцаря,  владевшего
небольшим замком на юге  страны,  близ  города  Эстера.  Его  герб  не
относился к  самым  известным  в  королевстве,  да  что  там  к  самым
известным... Даже  герольды  вспоминали  о  его  существовании  только
тогда, когда разбирали родословные всех дальних родственников крупного
графского семейства Де Брас. В свое время Арнольд Де  Брас  представил
при дворе отца Дэниела, сэра Альбрехта, но немногословный и незаметный
рыцарь не задержался в столице надолго. Он получил небольшую должность
в  провинции  близ  южной  границы  и  застрял,  как  в   болоте,   на
однообразной и муторной службе, очень редко возвращаясь в свой  замок,
и даже собственного сына видел не чаще раза в год. А сын  фехтовал  на
палках с деревенскими мальчишками, бегал вместе с ними ловить раков на
реке, в общем, жил, как живут десятки детей мелких  дворян,  и  мечтал
лишь об одном - о том, чтобы стать рыцарем, как отец.
    В четырнадцать лет отец, согласно обычаям, определил юного Дэниела
пажом к своему высокопоставленному родичу. Графу Арнольду  тогда  было
уже за сорок. Он отличался крайне неровным характером, оставив недавно
политику, пил горькую, и предавался всем излишествам,  соответствующим
его положению. Но одного нельзя было у  него  отнять:  остроты  ума  и
верности руки. Даже  смертельно  пьяный,  едва  держащийся  на  ногах,
Арнольд совершенно преображался, как  только  вынимал  из  ножен  свой
любимый клинок. И Дэниелу не надо было лучшего учителя. Он  готов  был
выслушивать  пьяную  брань,  весьма  неприличные  рассказы   графа   о
собственных постельных подвигах, и не единожды нарывался на скандал  с
оруженосцами и  пажами  других  рыцарей,  когда  те  небезосновательно
утверждали, что граф-де теперь сошел с государственной сцены  и  скоро
тихо помрет во время очередного запоя. И  граф  отвечал  на  юношескую
преданность Дэниела любовью. Такой же любовью,  с  какой  относился  к
своим лошадям и собакам. Сейчас, вспоминая его, Дэниел удивлялся,  как
он  мог  считать  своим  кумиром  такого   человека.   Удивлялся,   но
по-прежнему думал и говорил  о  нем,  как  о  своем  первом  и  лучшем
учителе. Ведь именно с подачи Арнольда Де Браса и началось восхождение
Дэниела к высотам положения. Восхождение, для которого он  никогда  не
употреблял слова "карьера". А вышло это так.
    Это  был  один  из  редких,  всего  лишь  раз  в   несколько   лет
проводящихся больших турниров с  кучей  гостей,  на  который  приехали
рыцари не только  из  большинства  графств  и  областей,  но  даже  из
нескольких  соседних  стран.  И  семнадцатилетний  "юноша  с  горящими
глазами", как время от времени до сих  пор  называл  его  Рейвен,  был
просто счастлив, что может посмотреть на это вблизи. Его  интересовало
все - гербы, кони, оружие  и,  конечно,  сами  рыцари.  Громкие  имена
звучали, как рога или фанфары, герои многочисленных историй  проходили
мимо него на расстоянии вытянутой руки. Вот  великолепный  рыцарь,  за
несколько лет успевший  прославит  свое  имя  и  добиться  королевской
благосклонности, Герберт, сын вердского барона. Вот худощавый, желчный
Отфрид, военачальник герцога Тааля  и  его  правая  рука.  Вот  некто,
желающий остаться неизвестным,  и  потому  представленный  как  Черный
Рыцарь, хотя по замку уже второй день ходят слухи,  кто  он.  Говорят,
это один из приближенных магистра Ордена, который очень  не  любят  за
колдовство, но знают, какие там  сильные  бойцы.  И  здесь  даже  сама
принцесса  и  принц  -  голубоглазая  красавица,  властительница   дум
десятков, и стройный юноша со слегка болезненным лицом.
    Голова  шла  кругом.  Первые  двое  суток,   пока   гости   только
собирались, Дэниел, используя любую свободную минуту, рубился на тупых
мечах с чужими пажами и оруженосцами, с гвардейцами и воинами и даже с
несколькими молодыми рыцарями. И граф, увидев его упражнения из  окна,
усмехнулся и сказал: "Будешь выступать". Дэниел потерял дар речи. Если
бы его теперь попросили подробно рассказать о том, что же было дальше,
он, наверное, и не смог этого сделать. В  памяти  сохранились  залитый
солнцем замок, разноцветные  гербы  и  флаги  и  ощущение  сказочного,
непрерывного праздника. Это ощущение не прошло даже  тогда,  когда  он
после второго дня оказался в постели, получив от сэра Герберта  в  бою
страшный удар по шлему. Но вскоре после того боя, не успев еще  толком
придти в себя, он отбыл от заката до восхода положенное  бдение  перед
алтарем Митры и  получил  второй  удар,  по  плечу,  мечом  плашмя.  В
королевстве стало больше одним рыцарем, который по праву мог носить на
шее посеребренную цепь.
    Дэниел потрогал старый, скрытый волосами шрамик на  темени,  потер
его пальцами и печально  улыбнулся.  Каким  же,  наверное,  смешным  и
наивным  он  тогда  выглядел,   искренне   считаяя   всех   окружающих
благородными героями! Разве он мог тогда предположить, что всего  лишь
через три года хозяин замка, в котором происходил турнир, старый барон
Эрик Редль,  будет  отравлен,  и  даже  полугодовое  расследование  не
поможет установить, кто же из его сыновей был убийцей?  Разве  поверил
бы он тогда, что один из героев турнира, Рунольд из  Эрма,  прозванный
Северянином, начальник гвардии принца, через пять  лет  закончит  свою
жизнь в королевской тюрьме по обвинению в предательстве и подстрекании
к мятежу? Разве смог  бы  он  представить,  что  первый  его  товарищ,
молодой  Гельмунд  фон  Вирден,  носивший  на   белом   щите   гордого
черно-золотого орла, пятнадцать лет спустя поднимет на севере мятеж, и
дважды будет подходить с войском к воротам Кариссы? И что он,  Дэниел,
первый маршал королевства и сенешаль Каринтии, своими руками  отправит
бывшего друга в  тюрьму  на  добрых  три  года...  А  выйдя  оттуда  и
получив-таки королевское прощение,  Гельмунд  снова  поднял  мятеж.  И
сейчас он там, в Сарголе, вместе с мрачными и  зловещими  рыцарями  из
Трандаля. Тьфу, бесовщина какая!
    Дэниел уснул на кровати не раздеваясь, и ему снилось, как он, юный
и блестящий рыцарь, сопровождает барона Герберта,  едущего  в  столицу
свататься  к  принцессе.  Это  было   начало   лета,   ярко   сверкала
изумрудно-зеленая листва после дождя, и весь мир был пронизан солнцем.


    3.

    Каринтия,  из-за  которой  разгорелся  весь  сыр-бор,  была  самой
северной провинцией королевства, лесистым  и  не  очень-то  населенным
краем с плохим климатом. Существуют, наверное, такие  земли,  которые,
не представляя особой ценности, просто притягивают к себе  события.  И
если существуют, то Каринтия, безусловно,  одна  из  них.  Земли  этой
области исконно не принадлежали королевству. Она  была  пограничной  в
составе другого государства - крупной и таинственной  северной  земли,
называемой Винделанд. Если Молодое королевство, которое  долгое  время
даже названия своего не имело, да и сейчас жители по-привычке называли
его просто "страна", расположилось на землях плодородных и удобных, то
Винделанд словно представлял собой узор густых  лесов,  гор  и  болот,
часто непроходимых. Столица его стояла  где-то  на  скалистых  берегах
северного моря, теперь и не скажешь, где, и даже  самые  смелые  купцы
никогда не ездили туда без сильной охраны.
    Да, странной землей был  Винделанд.  Народа  в  нем  жило  гораздо
меньше,   чем   сейчас   в   Королевстве,   народа   разноязычного   и
разноплеменного,  непонятно  как  вместе  уживающегося.   Короля   там
выбирали по странным законам, поклонялись полузабытым  ныне  богам,  а
почти  все  феодалы  были  либо  сильными  магами,  либо  пользовались
покровительством своих богов, нередко сочетая это вместе.
    И хотя Винделанд был весьма близок  к  Королевству,  о  нем  почти
ничего не знали, и потому сильно боялись его обитателей. И  так  было,
пока не грянула катастрофа.
    Про это сейчас и вовсе ничего точно не было известно. Знали только
то,  что  Винделанд  как-то  в  одночасье  перестал  существовать  как
государство. До нынешнего  времени  дошли  только  слухи  и  сказки  о
ужасном  урагане,  разрушившем  столицу,  о  непрерывных   дождях,   о
нашествии  крыс  и  мышей...  Да  мало  ли  что  рассказывали.  Фактом
оставалось то, что в один прекрасный день королевство просто перестало
быть таковым. То-есть перестало, и все. Не было  никаких  междоусобных
войн, борьбы за корону, попыток восстановить власть... Просто  потекли
потоки беженцев. А  окраинные  земли,  бедствиями  вовсе  не  задетые,
превратились в мелкие государства.
    Объявил себя князем хозяин замка Каменных  гор,  один  из  крупных
эрлов захватил почти все владения на западном побережье  в  болотистых
низинах и назвал их своим  герцогством  Таальхольт,  по  имени  своего
рода, отложились земли на западных  островах,  местами  уцелели  менее
крупные северные владения вроде  того  же  Трандаля.  Притом,  все  их
хозяева просто сделали вид, что Винделанда никогда и не было.
    Рейвен, любитель распутывать загадки, перекопал все библиотеки, до
которых мог добраться, но так и не нашел  ответа  на  вопрос,  что  же
произошло. Правда, по отрывкам рассказов и  пожелтевшим  манускриптам,
исписанным забытыми уже знаками, он  составил  свое  мнение.  Нередко,
когда разговор заходил на эту тему, Рейвен намекал, что здесь замешана
магия, если и вовсе не гнев богов. В  Маартеле,  одном  из  крупнейших
городов Таальхольта, он нашел  несколько  листов,  примерно  столетней
давности, на которые аккуратный переписчик занес рассказы  беженцев  о
внезапной эпидемии страшной болезни в центральных областях Винделанда.
Это  свидетельство  было  особенно  ценно  потому,  что   датировалось
примерно пятью годами после катастрофы, а значит и  написано  было  по
свежим следам. Рейвен, немного знавший  медицину,  прикинул  для  себя
масштабы эпидемии и скорость  распространения  болезни  и  решил,  что
естественными причинами она вызвана быть никак не могла. И, решив это,
просто охладел к данному вопросу, тем более, что сейчас в высшем свете
о существовании Винделанда упоминать было не принято.
    Тогда Молодым королевством правил Герман II  Завоеватель,  который
заслужил свое прозвище немало расширив свое королевство за счет  южных
соседей. И неспокойный этот монарх просто не мог не обратить  внимания
на  ставшую  "бесхозной"  область.  Так  Каринтия   вошла   в   состав
королевства, непонятно, к добру или к худу. За сто  с  лишним  лет  ее
существования в виде провинции, королям приходилось регулярно посылать
своих сановников, то для подавления мятежей, то для разбора феодальных
распрей. А недороды в Каринтии  из-за  дождливой  погоды  случались  и
вовсе регулярно. К тому же, лежащая на отшибе земля, особенно заречная
ее часть, постоянно привлекала внимание соседей,  герцогов  из  Тааля,
которые то мутили воду среди свободолюбивого  пограничного  рыцарства,
то решались на прямые набеги; для завоевания  сил  им  не  хватало.  А
войны в Каринтии стоили весьма дорого из-за погоды, болезней, бедности
провинции и отсутствия хороших мостов через Лейн.  Все  существовавшие
ныне переправы чинились чуть  ли  не  раз  в  три  года  из-за  мощных
половодий.
    В правление отца Рейвена, короля Отона, в Каринтии большое влияние
приобрел сильный рыцарский клан, связанный дружескими  и  родственными
узами.  Во  главе  его  встали  несколько  баронов,  исчисляющих  свое
происхождение от винделандских дворян. Они требовали сделать  Каринтию
удельным герцогством, входящим в состав королевства, но гораздо  менее
ему подконтрольным. Король Отон долго вел с ними дипломатическую игру,
дав в результате  пограничникам  несколько  незначительных  льгот,  но
"забыв" про главный вопрос. И когда, несколько лет спустя после смерти
Отона, его сын и сводный брат Рейвена, Родерик II, допустил  несколько
ошибок, в  Заречной  Каринтии  вспыхнул  бунт.  Молодой  Гельмунд  фон
Вирден, один из самых известных и влиятельных баронов, дважды  пытался
взять штурмом Кариссу, наиболее крупный  город  на  левом  берегу.  Но
благодаря решительности опального ныне маршала, он, проиграв  одну  из
небольших стычек, оказался в плену и  переселился  из  шатра  прямо  в
камеру карисской тюрьмы. Гельмунд был  доставлен  под  столицу  и  там
провел в заключении три года. Северянам вернули несколько  вольностей,
участникам восстания выплатили небольшие суммы, кого-то "наказали" для
примера, на этом все и закончилось. А немного позже, когда  выпущенный
на свободу Гельмунд вернулся в свой замок,  мятеж  вспыхнул  снова.  В
старую игру  вступили  новые  участники.  И  так  случилось,  что  Рею
Корвиллю, прозванному Рейвеном, предстояло стать одним из них.

    4.

    Если ехать от столицы по Виноградной дороге и близ Старой  часовни
свернуть на восток, в сторону графства Брас, то попадаешь в неожиданно
тихий  и  несколько  сонный  край.  Аккуратные  поля   там   сменяются
перелесками, окружающими маленькие, чуть  приболоченные  озера,  и  до
самых границ графства  не  встретишь  настоящего  рыцарского  замка  -
только несколько усадеб франклинов и  небогатых  дворян.  Единственный
городишко в этой области, называемый  Эстер,  не  имеет  даже  стен  и
знаменит  лишь  своим  базаром,  часовней  Митры  и  парой   недорогих
харчевен. Именно туда и направлялся сэр Дэниел неделю назад, не  думая
еще, что что-то сможет толкнуть его на нарушение королевской воли.
    Около полудня он выехал из ворот  дряхлой  усадьбы  и  свернул  на
лесную дорогу. Вокруг было яркое лето, перекликались в  ветвях  птицы,
солнце играло на зеленых листьях,  журчал,  извиваясь  вдоль  дорожки,
ручей. Но сэр Дэниел не замечал всего  этого.  Как  и  всякий  человек
действия, внезапно осознавший свое существование бессмысленным, он уже
во многом жил воспоминаниями,  лишь  изредка  пытаясь  найти  какие-то
лазейки в тихой монотонности новой жизни. Вот и сейчас он одновременно
ехал шагом по лесу и думал о  том,  как  почти  год  назад  мчался  из
Кариссы в столицу по раскисшему уже Северному тракту, стремясь  успеть
до затяжных дождей. Он не мог ехать медленно:  ведь  его  вызывал  его
король, его сюзерен, давший ему маршальский жезл. Король,  поставивший
незнатного и небогатого рыцаря на государственную  должность,  которой
не прочь были добиться и самые родовитые. Король, службой которому  он
гордился. Как же он тогда был наивен! Наивен? Да нет, наверное, просто
глуп. Конечно, придворными не только  родятся,  но  и  становятся.  Но
стать им у сэра Дэниела возможности  не  было.  С  семнадцати  лет  он
носился взад и вперед по стране, сначала в свите Герберта, а после его
свадьбы - один. Ловил разбойников, вел переговоры, наводил порядок  на
границах и подавлял мятежи. В Аркайде, столичном дворце короля, или  в
Арденне, его загородной резиденции, Дэниелу приходилось бывать едва ли
чаще раза в год. Бывать, в основном,  для  того,  чтобы  выслушать  на
аудиенции благосклонные слова короля и получить  новое  поручение.  Он
выполнял эти поручения с полной отдачей,  карал  предателей  и  врагов
королевства, защищал обиженных, устранял  несправедливости,  в  общем,
жил яркой, даже нереальной жизнью  героя  рыцарского  романа.  Этакого
благородного и правильного героя,  вроде  легендарного  Эрика,  рыцаря
Железной Звезды, которого, по  мнению  большинства,  и  представить-то
сложно. А он и вообразить не мог, что можно как-то иначе. И  где-то  в
глубине души даже не удивился, когда получил, вдобавок к  маршальскому
жезлу, приказ о назначении его наместником в  Каринтии.  В  провинции,
размерами в два раза больше Браса  и,  без  малого,  с  Таальхольт.  И
честно отдал этой земле десять лет.
    Карисса...  Стальной  шпиль  над  старой   цитаделью,   увенчанный
позолоченным лунным серпиком... Неведомо кем и  когда  вырубленные  из
серого камня бескрылые драконы, украшающие  вход  в  башню  Альсток...
Неистребимый запах болота из городского рва, влажный ветер, тянущий  с
Лейна, и тонкая паутина дождя на лице...
    О, если бы он был  придворным!  Наверное,  тогда  он  научился  бы
обращать внимание  на  каждое  сказанное  слово,  на  каждый  вскользь
брошенный намек, на интонации, на жесты...  А  ведь  его  предупредили
дважды, предупредили, по придворным  меркам,  почти  в  открытую,  как
глупца. Разве можно было не догадаться, что происходит что-то  не  то,
когда Герберт, которого Дэниел глубоко любил,  ранее  один  из  первых
воинов  королевства,  а  ныне  первый  из  советников,  мрачно  сказал
наедине: "Лучше б ты подождал с визитом до  весны.  Неспокойно  там  у
вас." Дэниел не понял, как можно  было  не  выполнить  приказ  короля,
отговориться от приезда ранней  осенью  и  плохой  погодой.  Тогда  не
понял.
    Не понял он и слов Эрика Де Браса, старшего сына  графа  Арнольда,
ныне возглавлявшего королевскую гвардию. Как же они звучали?.. Нет, не
запомнил точно. Что-то о будущих переменах, о здоровье Гельмунда...  А
ведь не за что было Де Брасу его любить, особенно после той истории  с
мечом... Как  же  злились  все  представители  семейства,  и  брат,  и
сыновья, и племянник, когда узнали,  что  Арнольд  завещал  свой  меч,
родовую драгоценность древностью не менее сотни  лет,  не  кому-то  из
них, а безвестному тогда еще мальчишке. Завещал, как учитель ученику.
    Великолепный это был клинок. Обоюдоострый,  в  два  локтя  длиной,
весь покрытый золотой насечкой с изморозным налетом серебра  на  остро
отточенном жале. Белую костяную рукоять увенчал голубой камень, словно
схваченный золотыми когтистыми лапами. Впрочем,  почему  "был"?  Он  и
сейчас, заточенный, ухоженный и хорошо вычищенный, висит  на  стене  в
покоях Дэниела, красивый  и  опасный,  как  спящая  змея.  Только  вот
сколько ему придется спать? Ведь словно молотом ударили слова  короля:
"Мы пока не нуждаемся в ваших услугах. Отправляйтесь в  свой  замок  и
ждите там Наших повелений." Но сколько  же  можно  ждать?  Уже  минула
осень, зима, весна...
    Только тут Дэниел обратил внимание, что подковы  коня  звякают  по
булыжнику  и  встряхнул  головой,  отгоняя  видения.  "Вот  наваждение
лесное! Даже не заметил, как выехал к самому центру Эстера, на площадь
перед трактиром." Он снова выругался про себя  и  повернул  налево,  в
узкий переулок, направляясь к дому сэра Мартина.
    Официально сэр Мартин именовался местным прево, но фактически  был
высшей  властью  этого  маленького  края.  Он  не  только   командовал
городской стражей и председательствовал в суде, но и заведовал  сбором
налогов, тихо, без скандалов, разрешал мелкие тяжбы - в  общем,  делал
все, что положено делать  наместнику.  При  эт