и удобрены и засеяны.
Вскоре был снят огромный урожай. Бывшие изоляторы, превращенные в закрома
Родины, ломились от изобилия.
Гармония приближалась. Но внешний враг не дремал. Чтобы защитить завоевания
народа, гармонцы не переставали овладевать военным делом. По коридорам под
руководством старых политкаторжан шагали шеренги бойцов. Каре умалишенных
упражнялось с клистирными трубками.
На зеленом коврике пасся кооператив старых лишенцев. В темном углу яростно
спорили изобретатели вечных двигателей, собравшись вокруг странного сооружения
из табуреток и раскладушек. За полуоткрытой дверью неистовствовал хор буйных
девочек: они разучивали песни на стихи Председателя - "Укрепим дисциплину на
производстве" и "Гармонично люблю Председателя".
Утром каждой проходящей колонне вручали психа, изображавшего газету. Псих
верещал: "Величайший скачок! Вчера в сортире второго этажа запущена первая домна
по переплавке кроватей! Есть первая плавка!"
"Мы близки к гармоничному способу передвижения! В кооперативе ј12 коллективом
ученых имени Председателя изобретено биде с ручным приводом. Теперь колонны
делегатов будут попадать на собрания в два раза быстрее!"
"Иностранные гегемонисты готовятся к войне. Но у Гармонии есть все необходимое,
чтобы уверенно смотреть в будущее. Наши армии сильны, как никогда! Наши клистиры
- самые толстые в мире!"
"Сегодня в третьем корпусе компетентными органами разоблачена подпольная
организация садистского типа. Убийцы в белых халатах устраивали диверсии,
прокалывая шприцами мешочки для воздуха. Они приговорены к высшей мере
наказания. Приговор приведен в исполнение в Парке культуры и отдыха трудящихся
на заднем дворе".
Однажды собравшиеся на площади гармонцы увидели, как из изоляторы работники
науки и искусства выносят что-то, задрапированное простыней.
- Это гармоничный человек!
Буря восторга пронеслась по рядам. Псих из восьмого кооператива был
действительно почти круглым.
- Ура! Мы тоже будем, как гармоничный человек! - обрадовались гармонцы. Долго
еще на площади скандировали: "Гармонии - слава! Председателю - слава! Мудрой
кадровой политике - слава!"
Но тут случилось непоправимое. Откуда ни возьмись со всех сторон налетели
санитары в бронежилетах и с огнетушителями.
От Гармонии только клочья полетели.
Дебош был схвачен наймитами и подвергнут сорока восьми клистирам.
Гармония была жестоко подавлена. Повсюду царил жестокий террор. Слышались
шипение и чмоканье клистирных трубок.
Дебош лежал в заточении в смирительной амуниции, посреди остатков былого
изобилия.
Но не напрасен был подвиг героев! Упавшее знамя Гармонии подхватят другие
угнетенные! Из искры возгорится пламя!
Так думал Дебош, и он провидел будущее. Правда, будущее оказалось вовсе не
таким, как ему представлялось...
Глава 25
В ДЖУНГЛЯХ ФАРМАЗОНИИ
Второй месяц профессор Коллинз, пятеро его сподвижников, проводники и
носильщики-ундейцы пробирались сквозь шельву. Жаркий и влажный воздух, болотные
испарения, тропические ливни, непроходимые заросли... Случалось, что кроны
гигантских деревьев совершенно закрывали небо. С гигантских бугенвиллий на
головы исследователей шлепались огромные пупарии и ядовитые кипотумы. Путь
вперед приходилось иногда буквально прорубать в сплошном переплетении лиан.
Район изобиловал хищнецами. То и дело на путников пикировали смрадные липкие
пупарии и пытались высосать хоть каплю крови сквозь камуфляж и прорезиненные
накидки. Это им не удавалось. Они взлетали обратно на деревья и обиженно
квакали. Из бездонных болот вздымались пучеглазые катиары и норовили цапнуть
шагавших мимо людей.
Уже на третий день пути экспедиция потеряла одного из проводников: укушенный
бушмейстером, он отказался принять противоядие и, погружаясь в болотную жижу,
булькал:
- Меня покарал дух Са! Злобный Са, который царствует в этих местах!..
Эта смерть произвела большое впечатление на невежественных ундейцев. Часть из
них побросала поклажу и повернула назад, несмотря на страстные призывы, посулы и
угрозы Коллинза.
Однажды экспедицию едва не скушала двигавшаяся без дорог и тропинок железная
колонна кипотумов. Пото, грязные хищнецы нигуа и черные зловещие бровебры словно
сговорились погубить путешественников. Пакость резвилась, водила хороводы, а по
вечерам устраивала машкерады. Среди ундейцев усиливались изменнические
разговоры.
Вечером пятьдесят первого дня пути проводники встали в торжественные позы и
провозгласили:
- Завтра вы будете иметь счастье видеть страну, где властвует Са. Вы чувствуете
его смрадное дыхание? Са здесь. Он где-то рядом. Да поможет нам Ракамадурская
Божья Матерь!
После этого на головы проводников вдруг свалился хвостатый сукуруку и придушил
обоих. Болото со вздохом облегчения всосало трупы.
Носильщики, пораженные властью незримого Са, побросали поклажу и ринулись прочь.

- Куда же вы?.. - воззвал в пространство Коллинз. - Эгоисты! Бездельники! Подлые
трусы! Вы заботитесь только о себе!.. Ну, ничего. Я не сгибаюсь под ударами
судьбы. Я еще покажу этому прохвосту Спенглеру!..
Пятеро спутников теснее сплотились вокруг вождя. Профессор поудобнее закинул за
спину свой трехсоткилограммовый рюкзак, выбрал азимут и смело вступил на
неизведанную землю.
Впереди была выжженная полоса. Путники без труда пересекли ее и врубились в
заросли. На предводителя тут же обрушился водопад ядовитых пупарий.
Когда профессор очнулся, его стащили с тропы. Короткое совещание. Профессора
назначают замыкающим. Первым отваживается идти энтомолог Оделл Шеппард.
Энтомолог шагнул вперед и остановился: в чаще вдруг истошно завопил рыжий ревун,
адским хохотом ему ответили ушастые вампирры. Шеппард постоял в нерешительности,
но тут подоспел неустрашимый Коллинз.
- В чем дело? - бодро спросил он у Шеппарда, растолкав остальных.
- Э... Звуки, профессор... А? - неуверенным голосом произнес Шеппард.
- Ах, Боже мой! - возопил профессор. - Звуки! Ну надо же!.. А ну - прочь с
дороги, изменщик! Трус, падаль! Тьфу!..
И он неуклонно врубился в чащу.
Чаща набросилась на него.
Тянулись изнурительные часы жестокой борьбы с джунглями. К закату солнца
исследователи окончательно выбились из сил и решили готовить ночлег. Вскоре
завиднелось и подходящее место: среди деревьев показался просвет. Профессор
неутомимо устремился вперед. Внезапно мимо него просвистел страстный этнограф
Кен Мердок. Он издавал радостные вопли. Все подняли глаза и сквозь сплетения
лиан увидели грандиозный тотемный столб. Путники поспешили за этнографом. А
Мердок уже приплясывал вокруг столба, срывая с него бусы, связки черепов,
выцветшие тряпочки и консервные банки. Все это он складывал в свой объемистый
рюкзак.
- Ага! - радостно воскликнул профессор, вращаясь вокруг столба. - Есть
неизвестное науке племя! Спенглер, ты посрамлен!
Ликование было неописуемым. Профессор сожалел лишь о том, что не можно вырыть
столб и прихватить его с собой.
А потом на джунгли пала тьма.
Путешественники развели костер и поужинали. Через пять минут профессор уже
храпел, положив голову на рюкзак. Еще через несколько минут храп стал
пятикратным. Не спалось одному Шеппарду.
В чаще стенали ревуны. С жутким топотом бегали, резвясь, какие-то мелкие твари.
Пугая до смерти, из ветвей высовывала фосфорическую рожу обезьяна чичи. Рожа
была похожа на череп. На свет костра слетались вампирры и гнуссы, пикировали в
огонь и сгорали со слабыми хлопками. Где-то рядом, за деревом, чавкал
длинноносый гугнивый таппир...
Постепенно Шеппард успокоился, глаза его стали слипаться и вскоре он погрузился
в сон.
...- Вставайте, ребятки, вставайте! - добродушно дудел профессор. - Сначала
зарядка! Потом обтирание. Эх, ребята, когда я был таким же молодым, как вы, я
всегда по утрам делал усиленную зарядку и был бодер цельный день!
"Был бодер, стал одер," - машинально подумал Шеппард, открывая глаза. Было утро.
Костер давно погас и сырая прохлада ползла из зарослей. Все уже были на ногах и
только Кен Мердок упорно лежал, накрытый противомоскитной сеткой.
- Растолкайте-ка этого засранца! - добродушный Фрэнк Бредстрит с ожесточением
делал приседания.
- Сейчас он у меня узнает, паршивец! - Питерс подскочил к Мердоку и сдернул с
лица противомоскитную сетку. Вместо лица под сеткой скалил зубы объеденный
добела череп. Питерс завопил от ужаса.
...Мердока похоронили под тотемным столбом, отсалютовав выстрелами.
- И все-таки я предлагаю не сгибаться! - голос профессора дребезжал.
- Сначала - проводники, теперь - Мердок. Кто следующий? Мы все тут погибнем,
профессор! - горячо отозвался Шеппард.
- Да, гиблое место. Надо поворачивать, - согласился Сем Нортон.
- Боюсь, ребята, что у нас нет шансов вернуться тем же путем, - ответствовал
профессор. - Проводников нет, кругом на сотню миль - ни одного цивилизованного
жилья. Так что, ребята, послушайте меня. У нас один выход: идти вперед и не
сгибаться!
- Ну уж дудки! - отрезал Шеппард. - С меня довольно. Я дальше не иду.
- Я тоже! Дудки! - Сем Нортон спрятался за спину Шеппарда.
Профессор сделал еще одну попытку:
- Ребята, природа приготовила для нас такой ребус, который мы должны разгадать.
Наши имена войдут в золотой фонд мучеников науки. Подумайте! Галилей, Джордано
Бруно, Жанна д'Арк... то есть, тьфу! В общем, вы в курсе.
- В курсе, в курсе. Еще Яна Гуса забыл. Профессор кислых щей... - Шеппард
принялся укладывать рюкзак. Сем Нортон засуетился рядом.
- Посрамленный Спенглер... - завел было опять профессор.
- Слышали! Надоело! Мотаем отсюда, Сем! - И Шеппард широким шагом пошел прочь.
За ним поспешал коротышка Сем Нортон.
Сильно поредевшая экспедиция Коллинза двинулась в противоположном направлении.
Глава 26
ДЕЛА СЕРДЕЧНЫЕ
Глория переодевалась перед утренним купанием. В крыше соседнего флигеля
образовалась дыра, сверкнул на солнце объектив телескопа. Доктор Заххерс, тяжело
и страстно сопя, вперился взором в окуляр, непрерывно скатывая и глотая
гуттаперчевые пилюли. "Магнифико... Шармант..." - срывалось с губ престарелого
влюбленного. Даже на таком расстоянии, в искаженном объективом виде, Глория была
прекрасна.
Через минуту Глория вышла из дома в изящных мини-бикини-69. Она прошла к
бассейну по шелковому песку дорожки. Вода под кронами апельсиновых деревьев была
прохладна и свежа. Глория упруго изогнулась и бросилась в воду. Техничным кролем
она пересекла бассейн и обернулась на шум: из пучины всплыл доктор Заххерс. Он
был в маске, с аквалангом, и в громадных мозаичных ластах.
- Ах, как вы меня напугали!
- О, не уплывайте, обворожительная... - промычал Заххерс, выплюнув мундштук и
барахтаясь возле Глории.
- Это просто неприлично! Вы повсюду преследуете меня!
- Это потому, - пробулькал доктор, - что я не могу жить без вас.
- Ах, так! Магнифико! Догоняйте! - И Глория поплыла олимпийским брассом.
- О, не торопитесь, прошу вас! - Заххерс конвульсивно задвигал конечностями. -
О, моя печень!.. - И он с бульканьем отодрал оверкиль.
* * *
Вот уже две недели Глория жила на вилле доктора. В первые дни все здесь было ей
противно, она отказывалась принимать пищу. А однажды в ответ на петиметрство
Зах-херса (он осмелился лобызнуть рукав ее платья) даже надавала ему затрещин,
после чего несчастный старец несколько дней не появлялся в поле ее зрения. Но -
нестандартно! - в эти дни ей сильно наскучило одиночество.
Она изучила виллу, а также сад, который был окружен железной оградой. Ограда
гудела от электрического напряжения. Ни одного человека на вилле, кажется, не
было.
Постепенно Глория начала привыкать к беззаботной жизни на вилле. Лишь упорные,
навязчивые знаки внимания со стороны доктора по-прежнему ей досаждали, хотя и не
в той мере, как в начале.
"Будем реалистами, - решила Глория. - Надо жить. Но, разумеется, в пределах".
- Что вам нужно от меня? - иной раз спрашивала она Заххерса.
- Немножко ласки!.. - ответствовал доктор.
- Старая перечница! Ты хочешь, чтобы я тебе отдалась? Никогда. Гнусот, лишенец,
плохиш!
- Поживем-увидим... - гундосил доктор и растворялся в дверном проеме. Он шел во
флигель, где устроил небольшую обсерваторию, и часами, восхищаясь и ужасаясь,
смотрел в телескоп на предмет своего обожания. Дрожа, он созерцал эти
божественные ноги, этот бюст, эти прекрасные волосы... Коралловые губы Глории
бывали так соблазнительны, что Заххерс в порыве восторга устремлялся к ним - и
лишь высекал лбом искры из окуляра.
В 88 лет доктора настигла и скрутила любовь. В заскорузлой душе Хуго Заххерса
разразился тропический ливень. Грохотал гром и распускались рододендроны,
орхидеи и эдельвейсы. С опозданием на 70 лет доктор почувствовал, как глубоко в
его сердце вошла отточенная стрела Купидона.
- Страмец, валет, дормидонт!! - грохотал по галереям голос Глории. - Старый
какаду с выщипанными перьями!
"Отдаться ему? - мелькало в сознании Глории. - Фуй! Дряхлец противен, как
краснозадый павиан. К тому же он импотент от старости!"
Глория пыталась уверить себя, что не пройдет и месяца, как ее отец найдет ее, и
тогда гнусный доктор непременно окажется в самом сыром подвале вавилонского
централа.
Но дни шли. Надежды Глории постепенно таяли...
Однажды Заххерс исчез. Тянулись дни и недели, а доктор не показывался. Глория
бродила по саду, купалась, в библиотеке рассматривала старинные гравюры, но
ничто не радовало ее. "Душа моя - бездна!" - думалось Глории.
И вот однажды утром на стоянку возле центрального входа въехал несуразный
драндулет доктора. Из него вышел высокий худощавый мужчина в неполном расцвете
сил и уверенной стандартной походкой направился к дому.
- Это Он!! - возопила в Глории бездна. - Да!..
- Нет!! - воспротивился рассудок. - Этого не может быть!
Мужчина поднимался по ступенькам. Знакомый пегий цвет волос, выцветшие глаза,
легированный подбородок - все это придавало ему сходство с унитазом. Да. Это был
Он - доктор Хуго Заххерс, омолодившийся в результате какой-то чудодейственной
операции, словно полвека исчезло из его жизни. Он вошел в дом. Через минуту за
дверью будуара послышались его уверенные шаги. Дверь открылась.
- Вы здесь, дорогая? - осведомился знакомый нордический голос. - Узнаете ли вы
меня?
Твердый взгляд.
- Да... - слабо шепнула девушка. Под его взглядом она вспыхнула и затрепетала.
Глаза встретились. Страсть внезапно охватила обоих. Он жаждал Глории. Она
жаждала Хуга*.
Заххерс глядел со страхом. Душа Глории представлялась ему бездной. И сейчас он
летел в эту бездну вверх тормашками.
"Да, я - бездна, - поняла Глория. - И вокруг меня - бездны".
Не в силах совладать с собой девушка схватила доктора за уши и поцеловала. Хуго
вспыхнул.
- Любоф моя! Прочь условности! - Его голос звучал, как Меч. - Будем как боги!
Они упали на кушетку.
- О, этот дивный момент наивысшего напряжения, которое сливает наши тела и души
в высший аккорд блаженства! - Голос Глории. Ее голос - как Меч.
- О, мучительная жажда радости! - стон Хуго.
Он высвободил руку и дернул снурок. Портьера рухнула, скрыв их от всего мира.
...- О, Глория, я чувствую веяние Новой Морали. Я ищу нового скорбно и страстно.
Иногда поиски уводили меня не туда. Простишь ли ты меня за то, что я похитил
тебя?
- Ты похитил меня из презренного мира! О, Хуго!
- Ты - святая! Я - злодей! Топчи меня, бей, унижай! Я недостоин тебя!..
- Нет, Хуго! Это ты святой! Исхлещи меня кнутом до полусмерти!
Глория кинулась ему на шею с диким воплем.
- Она снова поцеловала меня! Свершилось чудо!!
Падает портьера.
И снова:
- Хуго! Ты чувствуешь, что мы перестали верить в сверхъестественное? Мы
замыкаемся в узкие рамки позитивизма!
- Где?! - в восторге вскричал доктор. - Где кончается фосфор костей и начинается
ощущение святости жизни?
- Где?.. - привстала Глория.
Заххерс властно простер руку:
- Лень усталости - это яды, вырабатываемые организмом, которые атрофируют...
- О!
- И даже хлороформируют...
- О-о-о!
- Позитивизм нашего мышления!
- О, Хуго! Ты нашел панацею!
Падает портьера.
И снова:
- Глория! Я хочу видеть тебя голой!
- У! Запрятали телу* в полотняный мешок! - Глория с треском разодрала
бюстгалтер. - Опошлили альковом. Превратили в предмет низменного запретного
любопытства! Ненавижу!
- Презираю комнатную любоф! - подхватил Хуго. - С ее приспущенными фитилями!
- Ненавижу буржуазию!
- Посрамим буржуазную мораль!!
Портьера.
- Ты - гиацинт за стеклом! - завопил Хуго, срывая с шеи розовый галстух. -
Прозрачная! Осиянная! Светлая!!
Глория кинулась на него.
И последняя тяжелая портьера рухнула за ними.
Глава 27
ПРОПАВШАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
После гибели Мердока экспедиция продвигалась с особой осторожностью. Впереди,
несколько опережая остальных, двигался мощный Бредстрит. Он держал наготове
ствол ранцевого водомета, заправленного дезинсектицидной жидкостью. Вторым шел
Коллинз. Тропку, проложенную Бредстритом, Коллинз посредством своего рюкзака
превращал в просеку. Последним, тоже с водометом наготове, двигался Питерс.
Кроме водометов, каждый был вооружен винтовкой, а у Питерса на поясе болталось
несколько осколочных гранат. Каждый раз, когда, грохоча в барабаны, вблизи
путников проходила колонна кипотумов, Питерс нервничал и судорожно ощупывал
гранаты. Замыкающий колонну кипотум со штандартом в лапах скрывался в высокой
траве, и опять наступала тишина. Только раздавались чавкающие звуки шагов.
Лес постепенно редел. Сквозь решето лиан проглянула светлая полоса.
- Профессор, река! - Бредстрит вышел на берег.
Широкая тусклая гладь открылась перед ними. Путники расположились на краткий
отдых. Решили строить плот, но приближавшийся вечер заставил отложить
строительство до утра.
Ночь поделили на три части, по три часа каждому. Первым остался дежурить у
костра Питерс. Коллинз и Бредстрит сразу же захрапели. Питерс тоже начал клевать
носом. Вдруг раздался подозрительный шорох: в жестянке из-под консервов что-то
копошилось. Питерс напрягся. Из жестянки, шурша волосатым брюшком, вылез мрачный
бровебр. Он остался без обеда. Потерев лапки и чихнув, бровебр плотоядно
воззрился на Питерса. Ядовитый хвостик инсекта подрагивал, извлекая из жестянки
тревожный стук.
Питерс схватил трубку водомета, прицелился... Бровебр облизнулся раздвоенным
языком и нырнул в траву. Питерс облегченно вздохнул. Но через пару минут к
костру стали сползаться все гадости Фармазонии. Пупарии забултыхались в
прибрежной тине. Грязные нигуа раскачивались на ветвях, а поодаль, на опушке,
собралась огромная толпа бровебров.
Вот давешний бровебр подбежал к сородичам. В стае началось волнение. Бровебры
как по команде повернулись и уставились на Питерса. Питерс прикинул - расстояние
было слишком велико для водомета. И тут инсекты с воплем "гайда!" полезли на
Питерса. Питерс заорал и пустил струю ядовитой жидкости в гущу нападающих. Яд
зашипел, пузырясь, инсекты валились, как подкошенные, но на их место лезли
другие. Питерс заорал еще громче и проснулся.
Костер догорал. Постанывал во сне Бредстрит. Коллинз взмахивал руками и
бормотал: "Можно? Нет, не можно! О, мерзавец Спенглер!.."
Остаток ночи прошел спокойно. С рассветом путешественники позавтракали и взялись
за сооружение плота. Вскоре хлипкое плавсредство было спущено на воду.
Экспедиция начала переправу. На середине реки шесты перестали доставать дно.
Плот начало сносить течением.
- Слушайте, проф, - деревянным голосом сказал Бредстрит, - мне кажется, на
середине вода выше уровнем, чем у берегов. Такое же явление наблюдал Александр
Гумбольдт в одна тысяча восемьсот...
- А? - перебил Коллинз в испуге. - Прочь отсюда, ребяты!
Он принялся бешено грести самодельным веслом.
Несколько минут отчаянной гребли и плот ткнулся в противоположный берег.
Исследователи передохнули и снова врубились в чащу.
Ближе к полудню лес начал редеть, постепенно переходя в саванну. Когда впереди
открылись чистые, ровные просторы пампы, Коллинз оглянулся: проклятый лес стоял
за спиной, как стена. А впереди, у самого горизонта, в скоплении облаков
угадывалась горная гряда.
- Ну вот, ребята, большая часть пути позади! - фальшиво бодрясь, профессор
приставил "цейсс" к глазам.
- Поглядит