дубами.
Глава 5
ЛЮДИ НАХОДЯТ ДРУГ ДРУГА
Серж О'Коннор совершал утреннюю пробежку по предместью Вавилона, когда его
внимание привлек шум. Притормозив, супермен заметил клубы черного дыма,
поднимавшиеся над деревьями. Слышались крики: "Караул! Пожар! Спасите!" Серж
развернулся и, бодро насвистывая похоронный марш, устремился к горевшему
особняку. Возле особняка собралась толпа, но пожарные еще не прибыли. Среди
зевак метался хозяин дома, акула Фрамерье.
- Спасите ее! - кричал он. - Она там!
- Кто? - спросил Серж.
- Самое дорогое, что у меня есть!
Серж оценивающе поглядел на дом. Пожалуй, еще пара минут у него есть.
- Где? - коротко спросил Серж.
- В сейфе за картиной Мане! Подлинник! Шифр БЦ-341-00917-4506!..
- Запомнил, - обронил Серж и устремился в пекло.
- Самоубийца! - ахнули в толпе.
...Рушились потолочные балки. Серж О'Коннор сквозь едкий дым и огонь непобедимо
двигался к цели. Цель лежала в гостиной на диване. Она была без чувств. Серж
завернул ее в брезент и, уворачиваясь от падающих на него горящих обломков,
выпрыгнул в окно. Подоспевшие пожарные пустили в ход брандспойты. Струи воды
разбились о железную грудь Сержа. Жемчужные капли оросили бледное чело спасенной
девушки. Она открыла глаза. В глазах отразилось мужественное лицо Сержа. Взгляды
скрестились. Раздался треск электрического разряда. Тонкие ноздри Сержа
раздулись. Девушка вспыхнула. Серж бережно уложил ее на лужайку, повернулся и
снова ринулся в пламя.
В гостиной долго искал то, что хотел. В дыму его не было видно. Наконец - вот
он! Старый добрый рояль.
Серж сел за инструмент, на миг прикрыл глаза, а потом бросил пальцы в клавиши.
О! Это был прекрасный миг, наполненный прекрасной музыкой! Бессмертные звуки
собачьего вальса покатились наружу. Посрамленные, замерли соловьи. Все стихло.
Даже папаша Фрамерье перестал биться в конвульсиях. Сыграв вальс, Серж перешел к
"Чижику". Это была настоящая симфония любви! Франсуаз приподняла голову. Ее
глаза вспыхнули. Она затрепетала.
Серж играл самозабвенно, как Паганини. Вокруг уже рушились стены, затрещал от
нестерпимого жара столетний инструмент, наконец, стали лопаться струны...
Последнее тремоло, последний мощный всплеск. Бах! Рояль лопнул и скукожился, но
Серж, целый и невредимый, уже склонялся к Франсуаз.
Рухнула крыша. Акула Фрамерье выдрал из головы последний пучок седых волос и
взрыднул:
- Моя чековая книжка погибла!
Но его уже никто не слышал.
Глава 6
ПОХОЖДЕНИЯ ГРАФА ДЕБОША
Вылетев из дверей особняка Уинсборо, граф плашмя рухнул на мощеную булыжником
подъездную аллею. Он был так возмущен и ошарашен, что не почувствовал боли.
Поднявшись, он выхватил у дворника метлу и машинально почистил задницу, хотя
следовало бы почистить фасад. Впрочем, граф был не в себе. Швейцары, высыпавшие
на крыльцо, загоготали. Дебош плюнул в их сторону и вышел за ворота. Некоторое
время он брел в толпе, не в силах осмыслить происшедшее. И вдруг его осенило. Он
встал как вкопанный.
- Как?? Меня пнули ногой?..
Он разинул от удивления рот и огляделся в надежде, что все это ему снится. На
него налетели сразу несколько прохожих. Один из них нахлобучил Дебошу на лоб его
дурацкую ковбойскую шляпу.
- Меня пнули ногой! - взвизгнул граф.
На тротуаре образовался затор. Кто-то пригрозил, что экзекуция повторится, если
Дебош не отойдет в сторонку.
Граф в крайнем изумлении взглянул на ближайшего прохожего и вдруг сорвался с
места. Он несся пулей, пробивая в толпе колею, а в его голове стучало молотом:
"Меня выкинули из Ея дома! Пропнули! И кто? Кто?.. Какой-то парвеню!"
Он бежал и бежал, пока не оставил позади фешенебельные кварталы. Улица стала
узкой и грязной, прохожих почти не осталось, фонари окривели, а рекламный
неоновый блеск и вовсе погас.
И тут граф опомнился. Он ошеломленно огляделся. Ему еще не приходилось бывать в
этом районе Вавилона.
Из полутьмы вынырнула гнусно ухмыляющаяся рожа.
- Сеньор заблудился? - с апельсиновым акцентом спросила рожа. Зашевелились
пиявкой черные закопченные усики. - Я могу помочь сеньору?
- Что это? - спросил граф. - Где я? Кто вы?
- Я кабальеро, почтенный сеньор, я занимаюсь рыбной ловлей. Мои дочери Рут и
Ракел тоже занимаются рыбной ловлей. Мы занимаемся рыбной ловлей, чтобы кормить
нашу семью.
- А?.. - граф в ужасе вытаращил глаза.
- Мендозу-ду-Гомеш, сеньор, меня зовут Мендозу-ду...
- Дерьмо! - завопил граф. - Где тут сортир?
Мендозу-ду-Гомеш и так далее вежливо показал графу в направлении весело мигавших
огоньков в соседнем переулке.
- Сюда, сеньор, сюда... Здесь вам предложат помощь, хотя все здесь такие же
бедные рыбаки и рабыни Изауры, как мои дочери Ракел, Рут, Марианна, Мария,
Исабел, и... и...
Граф ломанулся к огонькам, прервав мерзкого рыболова на полуслове. Он толкнул
дверь и оказался в прокуренном помещении гнуснейшего апельсинского кабака. Граф
двинулся прямо к стойке, не обращая внимания на пьяных рыбаков и рабынь.
- У вас есть телефон? - спросил он у бармена.
Педофилического вида темнокожий бармен широко улыбнулся и показал рукой в
сторону кухни.
- Странно! - пробормотал граф, пробираясь полутемным бетонированным коридором к
сортиру. - Неужели они не знают, что правила вежливости не позволяют мне прямо
заявить о своей потребности и вынуждают говорить эвфемизмами... Как это принято
в высшем обществе... Когда кто-то говорит, что ему нужно позвонить по
телефону... Это значит, что он вот-вот напрудит прямо в штаны...
Бормоча все это, граф в полной темноте пытался найти хоть какой-нибудь выход.
Выхода не было. Вместо выхода раздался шорох и что-то ослепительно вспыхнуло.
Это звезды посыпались из глаз несчастного графа. Впоследствии он так и не мог
вспомнить, удалось ли ему найти туалет, и именно это его больше всего мучило.
Когда он очнулся, он увидел над головой звездное небо. Он полулежал (или
полусидел) в мусорном баке в узеньком переулке. Некоторых звезд не было видно:
их заслоняли собственные ноги графа.
- Дерьмо! - проворчал Дебош, выбираясь из кучи отбросов. Ему удалось это с
третьей попытки. Выбравшись, он поплелся по переулку и вышел на авениду. На
авениде гуляли апельсинцы, горели надписи на апельсинском наречии, а некоторые
танцевали ламбаду.
На открытой веранде какого-то кафе играли в карты мужчины с криминальными
лицами.
- Пардон, мухерес, - сказал граф, стараясь блеснуть своими познаниями в
апельсинском. - Я хотел бы сыграть с вами. У вас благородные лица истинных
донов, а мне, видите ли, не хватает денег на трамвай. Эти гнусные рыбаки и
рабыни вытащили все, что у меня было.
Мерзавцы переглянулись.
- Синьор, - грозно сказал один. - Почему вы оскорбляете нас?
- В каком это вы смысле? - поинтересовался граф и тут же получил по морде.
- Ты назвал меня женщиной, гнусный гринго! - бесновался звероподобный
апельсинец. - Ты ответишь за это!
- Разве я назвал тебя женщиной? - удивился граф, схватившись за щеку. - Странные
у вас понятия об апельсинском языке!.. Впрочем, все равно. Я хочу играть. Мне
нужна мелочь на такси, чтобы выбраться из вашего гостеприимного квартала.
Звероподобный прорычал длинное апельсинское ругательство и снова взялся за
карты.
- Садитесь, синьор, - предложил молодец, одетый, как попугай какаду, собравшийся
на первое свидание. - Я проигрался!
Он уступил графу свое место. Дебош укрепился на колченогом стуле, огляделся
вокруг и принял карту.
- А на что ты будешь играть, хотел бы я знать? - прорычал звероподобный.
Дебош сорвал с шеи медальон.
- Это все, что осталось у меня от мамы! - Он взрыднул и бросил безделушку на
стол. Звероподобный попробовал золото на зуб и, кажется, удовлетворился.
Началась игра. Дебош проиграл медальон, потом шляпу, потом галстук, потом жилет.
Потом он отыграл жилет, галстук, шляпу, медальон (который снова повесил на шею,
при этом не забыв утереть скупую мужскую слезу), потом карта пошла такая, что
вскоре уже звероподобный снимал с себя шелковую рубаху.
- Да он же мухлюет!! - вдруг заорал кто-то из игроков.
Дебош как будто ждал: мгновенно сунув в карман горсть бумажных денег, он
сорвался со стула и, опрокидывая столики, опрометью помчался по улице. Шулера с
гиканьем и свистом погнались за ним. Но на счастье графа на авениду выплыло
карнавальное шествие, и он мгновенно затерялся среди голых задниц, перьев и
вееров.
Пробравшись сквозь бесконечное шествие, он снова оказался в грязном переулке.
- ...И все-таки я могу помочь синьору... - раздался страшно знакомый
апельсиновый голос. Граф схватился за сердце и обернулся. Гнусная рожа дона
Мендозу то проявлялась, то растворялась в темноте.
- Мне... Нет... Зачем? - граф побежал куда-то вбок, но тут же был схвачен сзади.
Знакомые лица карточных игроков окружили его.
- Мухлевать? - взвизгнул один из них. От него ужасно воняло жареным луком. И это
было последним воспоминанием графа.
Его били долго и сладострастно. Потом взяли за шиворот и долго волочили по грязи
лицом вниз. Потом выпотрошили карманы. Потом посадили в шумный драндулет,
собранный из автодеталей выброшенных на свалку машин. Потом везли по каким-то
грязным кривым улочкам и наконец выбросили на обочину в лужу.
Холодный душ привел графа в чувство. Отплевываясь, кряхтя и стеная, он перешел
лужу вброд и пламенно прижался к фонарному столбу, одиноко светившему в этом
объятом мраком мире.
- Почему все обращаются со мной так жестоко? - вопросил он во тьму. И, не найдя
ответа, зарыдал в голос.
От стены отделилась женщина легкого поведения. Она приблизилась к Дебошу,
раздумывая о чем-то. Граф протянул руку и нащупал лоснящееся лицо.
- Помогите! Я аристократ! Я заблудился в вашем проклятом Нью-Рио!.. Помогите -
озолочу!
- Кто тебя обидел, крошка? - заскрежетал пропитый потаскушный голос. - Пойдем, я
утешу тебя, как родная мать.
Утешительница сгребла графа в охапку и потащила к далекому красному фонарю.
- Дуэнья, - бормотал граф, силясь разглядеть спасительницу заплывшими глазами. -
Я расскажу вам о своем босоногом детстве. И мы вместе поплачем!
Они вошли в публичный дом. Дуэнья шлепнула графом о прилавок для знакомств.
Кругом стояли топот, визг и вой: в нижнем этаже, по обыкновению, веселились
бедные работящие рыбаки.
- Выпьем для начала, котик? - спросила дуэнья. Граф безвольно мотнул головой.
- Мне - как обычно, мальчику - воды, - сказала дуэнья полуголой официантке, у
которой был такой вид, будто она совершила уже две сексуальные революции подряд
и теперь вползала в третью.
- Во... воды? - изумился граф, с трудом разлепляя глаза. - Карамба! После такого
оскорбления я уйду в Страну Песчаных Холмов!
Вокруг бесновались рыбаки, отплясывая самбу, кукарачу, ламбаду и маримбу. Старый
граммофон хрипел и захлебывался. Девки, сваленные рыбаками в одну кучу, в
восторге дергали ногами.
- Ладно, - сказала дуэнья. - Мне - как обычно, а мальчику - наш фирменный
напиток.
Граф взрыднул от переполнившего его чувства благодарности.
- Вы верите в меня! О, цветок души моей!..
Местный фирменный напиток именовался "Хвостом дохлого марабу". Граф порывисто
схватил предложенный ему стакан и выхлебал горючую жидкость без остатка.
Мир лопнул по швам, как брюки. Рыбаки, отплясывавшие самбу, перевернулись вверх
ногами. Свет погас, звуки заглохли. Граф свалился замертво.
* * *
Он очнулся дома, в постели. Его первой мыслью было застрелиться, второй -
принять ванну.
Но сначала надо было выяснить самое главное.
- Как я здесь оказался? - вопросил он явившегося на звонок лакея.
- Вас доставили под утро какие-то оборванцы. Они уверяли, что вы всю ночь
веселились в Нью-Рио и остались должны кучу денег.
Граф встрепенулся.
- Вы дали им денег?
- Что вы, сэр! Я вызвал полицию!
Граф успокоился, отослал лакея, принял гуттаперчевую пилюлю и уснул.
Глава 7
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОХОЖДЕНИЙ ГРАФА ДЕБОША
Покуда Дебош восстанавливал свои силы, в голове его зрел план мести
новоявленному доктору-академику, посмевшему так гнусно и непотребно поступить с
ним на светском рауте.
Отлежавшись, граф принял несколько гомеопатических доз бренди и чувство мести
воспылало в нем с неистовой силой.
- О! Этому самозванцу придется жестоко поплатиться! Он кровью умоется!.. -
воскликнул граф, снял со стены две коллекционные шпаги, доставшиеся ему по
наследству, завернул их во вчерашнюю "Миррор" и отправился на поиски доктора
Хуго Заххерса.
По дороге он забегал в бары и кабачки, чтобы пропустить рюмочку для храбрости, и
в отель "Риц" явился в состоянии не просто отважном, а прямо-таки героическом.
- Где тут у вас прячется гнусный подонок, совратитель малолетних, мерзкий педик,
этот лгун, этот отъявленный негодяй, эта переодетая мужчиной женщина, наконец??
- без предисловий набросился граф на портье.
- Пардон! У нас таких нет-с! - ответствовал ошеломленный портье.
- Ага! - с бешеной радостью закричал граф. - Вы с ним заодно! Что ж, я со всеми
расправлюсь, негодяи!
Пока граф бушевал внизу, вызывая портье на тур бокса, его обидчик, доктор
Зах-херс, валялся в своем номере на кровати и по обыкновению неистово курил свои
дешевые вонючие сигаретки из дерьманского эрзац-табаку. На докторе были прежние
добротное драповое пальто и неизносные ботинки. Шляпа валялась на полу, смятая в
лепешку.
Между тем неистовство графа преодолело служебное рвение охраны. Выиграв
последний раунд чистым нокаутом, граф залез в лифт.
Хуго Заххерс закуривал очередную вонючую эрзац-сигаретку, когда граф ворвался в
номер. Вихрем пролетев по комнатам, он добрался до спальни. Глаза его радостно
вспыхнули.
- А! Вот ты где! - граф станцевал джигу. - Ты подлец и оскорбитель! И немедленно
дашь мне сатисфакцию! Я проткну насквозь твое гнусное драповое пальто, которое
вышло из моды еще в годы второй мировой войны!
Заххерс взглянул на графа сквозь кольцо дыма.
- Сатис... чего? - ядовито спросил он.
Граф зарычал и стал рвать с горла вдруг ставший тесным воротничок.
- Каналья! - удушливо просипел он и сокрушительным ударом ноги превратил изящный
антикварный столик в груду обломков. - Возомнил о себе, хам! - Новый удар
переломил надвое старинное трюмо. - Я продам твое дырявое пальто на толкучке!! -
Третий удар пришелся по ренессансному шкафу с интарсиями.
Заххерс выдохнул дым и спокойно заметил:
- Киндер! Ваши ножные упражнения могут дорого обойтись вам!
Граф не смог вынести такого издевательства. С громким воплем он выхватил шпагу
из газеты и встал в позицию, по которой в нем сразу же можно было распознать
опытного фехтовальщика. Он сделал выпад и нанес укол в худой зад профессора.
Укол оказался болезненным. Доктор подскочил на кровати. Вторая шпага валялась на
ковре. Без лишних слов Хуго Заххерс схватил эту жертву коррозии и клинки
скрестились.
Сноп искр! Взбешенный доктор отбросил противника к двери. Но мастерство
потомственного дворянина взяло свое: выпад следовал за выпадом, и вот уже
Заххерс отступает, с трудом парируя удары. Рыча от животного восторга, Дебош
виртуозно работает клинком. Заххерс отступает. Наконец, он оказывается зажатым
между ренессансным шкафом и кроватью в стиле "буль".
Развязка стала неминуемой. Но в этот роковой для доктора момент в номер
ввалились нокаутированный портье с подкреплением. Администрация предательски
атаковала графа с тыла. Шпага была выбита из верной руки, а сама рука оказалась
заломленной за спину.
- Карамба! - ругался граф. - Как вы смеете, скоты! То есть, по-болгарски, груби
животни! По вас веревка плачет! Я вавилонский дворянин!..
Однако эти аргументы не возымели эффекта.
Доктор Заххерс поманил администратора пальцем, предъявил ему какой-то документ и
доверительно сообщил, что граф - душевнобольной, который преследует его,
врача-психиатра, но может представлять опасность и для других людей.
Дуэль была закончена. Охранники потащили графа к двери, а Заххерс со шпагой
следовал за ними, ускоряя движение легкими покалываниями в благородную задницу
дворянина.
Графа вышвырнули из отеля и пригрозили полицией и психушкой.
Глава 8
НЕСГИБАЕМЫЙ КОМИССАР О'БРАЙЕН
Галогены сидели на своем излюбленном местечке под мостом. Их фраки были
аккуратно расстелены на бетонном откосе, чтобы из них выветрился запах керосина.

К берегу подкатил черный кадиллак, ветровое стекло которого, изрешеченное
бронебойными пулями, представляло собой дуршлаг. Из машины выкатился сам
комиссар вавилонской полиции Джефф О'Брайен - шарообразный бодрячок с честным и
несгибаемым лицом.
- Что? Доигрались, голубчики? - отечески пожурил галогенов комиссар и покачал
круглой головой. - Считайте, что вы арестованы. Подходи по одному!
И комиссар выгреб из машины связку наручников.
- За что, дяденька? - загнусили галогены.
- В полиции разберемся, голубчики, - ответствовал комиссар, надевая наручники.
- Да разве мы когда?.. Да мы же ничего! Это все Йод!
- Врут они, - перепугался Йод. - Это Фтор! Это он все придумал! А я-то что? Я-то
ничего. Я вообще самый молодой. Они меня обманули, втянули, и это, как его... И
вообще - я на стреме стоял и ничего не видел!
- Разберемся, разберемся... - ласково приговаривал комиссар, продолжая надевать
наручники. Галогены ходили по кругу. Комиссар все надевал и надевал наручники.
Галогены завыли в голос. Бром рвал на себе манишку и кричал:
- Гадом буду, начальник!
- Будешь-будешь... - приговаривал О'Брайен.
Надев все наручники, он затолкал арестованных в автомобиль. Едва кадиллак
вырулил на эстакаду, свистнула пуля, пробив ветровое стекло. "Ай-яй-яй! -
подумал комиссар. - Опять хулиганят. Сколько можно стекла менять? Триплекса не
напасешься...".
Комиссар О'Брайен был живой легендой полицейского управления. Конкурирующие друг
с другом вавилонские мафиозные кланы ни в чем не хотели уступать друг другу, и
ежедневно устраивали на комиссара покушения. Покушения становились день ото дня
все более изощренными. Частенько Джефф, захлопнув за собой двери кабинета,
слышал сзади глухой взрыв мины замедленного действия, которой гангстеры
добросовестно минировали кресло. Полиция даже завела особую статью расходов на
особо прочные кресла для комиссара. С каждым днем сигнализация в кабинете Джеффа
все усложнялась и усложнялась, но негодяи, подкупив всех, кого можно, неизменно
отключали ее и все минировали и минировали кресло. Время от времени Джефф
обнаруживал неполадки в своей машине. То отказывали тормоза, то рулевое
управление. В начале своего многотрудного поприща комиссар частенько въезжал в
витрины, врезался в фонарные столбы и дорожные указатели. Но со временем
приобрел необходимую сноровку и научился носиться на своем автомобиле по городу,
пока не кончался бензин или не взрывалась очередная бомба на дороге. Что же
касается пуль - на эти пустяки комиссар уже не обращал внимания.
Джефф был непримиримым борцом с преступностью. С неуемной энергией он брался за
все уголовные дела сразу, арестовывал десятки подозреваемых ежедневно,
допрашивал все ночи напролет. Инспектора и сыщики погрязли в безделье -
практически все преступления в Вавилоне комиссар раскрывал самолично.
Мафия, подкупившая в пределах города все и вся, так и не смогла склонить к
коррупции несгибаемого Джеффа О'Брайена. Вавилонцы благоговели перед ним. Он был
олицетворением кристальной честности и гигантской работоспособности. Жители
привыкли встречать комиссара в самых неожиданных местах. По ночам его можно было
обнаружить под скамейкой в парке, где он, вооруженный инфракрасными очками,
непрерывно вел наблюдение. Днем он носился по городу во главе толпы
криминалистов, вооруженных фотоаппаратами, видеокамерами, магнитофонами,
миноискателями и анализаторами. Гигантская лупа комиссара то и дело пугала
посетителей ресторанов, где комиссар то и дело обнаруживал отпечатки пальцев
очередных преступников.
И единственное, в чем газетчики иногда (скорее из пристрастия к независимым
суждениям, чем из человеколюбия) упрекали комиссара - так это в том, что 99,9
процента арестованных им не имели ни малейшего отношения к преступлениям,
вменяемым им в вину.
Вот и теперь великий дедуктивный метод помог комиссару, как он полагал,
разоблачить крупных преступников. И хотя доказательств их