варево.  Несколько  мужчин  в
лохмотьях и довольно много  женщин,  грязных  и  очень  неряшливо  одетых,
расположились у костров. Время от времени  кто-нибудь  из  них  с  видимой
неохотой поднимался и подбрасывал ветки и сучья в костер.
     Минуя лачуги, мы пошли к самому большому шалашу - он  был  сделан  из
старого брезента, которым у нас обычно накрывали стога сена. Прямо у входа
в шалаш сидел человек и внимательно смотрел на нас. Когда  я  вгляделся  в
его лицо, то в ужасе попятился: мне показалось, что на  меня  смотрит  мой
отец... И тут же я узнал его... Это был тот самый "Паук", которого я видел
в Вакнуке лет семь-восемь назад.
     Наши провожатые подтолкнули нас вперед, и мы  очутились  прямо  перед
входом в шалаш. "Паук" внимательно оглядел всех троих. Глаза его  медленно
ощупали с ног до головы Розалинду - всю  ее  стройную  фигуру,  -  но  так
равнодушно, что у меня не возникло и тени беспокойства, потом  остановился
на мне. С минуту он глядел на  меня  в  упор  и,  наконец,  удовлетворенно
хмыкнул.
     - Помнишь меня? - спросил он хрипловатым голосом.
     - Да, - честно сказал я.
     - Не очень-то похоже на Вакнук, а?  -  он  обвел  глазами  равнину  с
лачугами и вновь уставился на меня.
     - Не очень, - кивнул я.
     Он помолчал, что-то обдумывая.
     - Ты... знаешь, кто я? - наконец, спросил он.
     - Догадываюсь, - ответил я.
     - Ну? - он вопросительно приподнял брови.
     - У отца был старший брат, - не очень уверенно начал я. - Сначала  он
был признан нормальным... А года через три после рождения у него  отобрали
Метрику и... он куда-то делся... Его забрали...
     Он молча кивнул.
     - Все правильно, да не совсем... Мать очень его  любила...  и  нянька
тоже... Когда за ним пришли, его уже не было... Понимаешь, что это значит?
Они не успели... Ну, ты ведь знаешь, что они обычно делают перед тем,  как
избавиться от таких, как я... Словом, дело замяли, словно ничего такого  и
не было... - он горько усмехнулся.  -  Старший  сын.  Наследник...  Вакнук
должен был быть мой! Он и был бы, если бы не... - он вытянул во всю  длину
свою руку и секунды две рассматривал ее так, словно видел  впервые.  Потом
он снова взглянул на меня в упор.
     - Тебе известно, какой длины должна быть рука у человека?
     - Нет, - сознался я.
     - Мне тоже, -  сказал  он,  -  но  кому-то  там,  в  Риго,  это  было
известно... Кому-то из грамотеев... И потому Вакнук принадлежит не мне,  а
я живу как дикарь... И среди дикарей. Ты старший сын?
     - Старший, - кивнул я, - и единственный. Был еще один, младший, но...
     - Не выдали Метрику?
     Я молча кивнул.
     - Стало быть и ты теперь лишился Вакнука?
     Это как раз тревожило меня меньше всего. Я вообще никогда  не  думал,
что мог (и должен был) унаследовать Вакнук. Должно  быть,  у  меня  всегда
было подспудное ощущение, что рано или поздно меня раскусят и мне придется
спасаться бегством. Я так долго жил с этим чувством, что теперь совершенно
не страдал от той злобы и обиды, которая,  по-видимому,  переполняла  душу
"Паука". Я  так  ему  и  сказал:  что,  мол,  только  рад  быть  здесь,  в
безопасности. Это ему как будто не пришлось по душе.
     -  У  тебя  просто  духу  не  хватает  драться  за  то,  что   должно
принадлежать тебе по праву, - презрительно буркнул он.
     - Если по праву это ваше, то, значит, оно уже не может быть  моим,  -
возразил я. - А кроме того, мне надоело прятаться!
     - Все мы тут прячемся, - сквозь зубы процедил он.
     - Может  и  так.  Но  каждый  из  вас  здесь  может  быть  _с_а_м_и_м
с_о_б_о_й_!  Вам не нужно притворяться, не нужно все  время  быть  начеку,
чтобы, не дай Бог, не проговориться! Не нужно десять раз подумать,  прежде
чем открыть рот!..
     - Мы слыхали о вас, - кивнул он. - У нас есть свои  способы  узнавать
про многое... Но я, признаться, не очень понимаю, отчего это  они  так  на
вас ополчились?
     - Мы думаем, - попытался объяснить я, - что они нас боятся. Нас  ведь
нельзя распознать по внешности. Они наверняка подозревают, что таких,  как
мы, еще много. Но узнать они про них ничего не могут, пока те сами себя не
выдадут... Они хотят схватить нас, чтобы мы выдали остальных...
     - Да, этого, пожалуй, достаточно, чтобы постараться не попасть  им  в
руки, - задумчиво сказал он.
     В этот момент я  уловил  голос  Мишеля.  Розалинда  о  чем-то  с  ним
разговаривала, но мне трудно было  одновременно  слушать  их,  и  "Паука",
поэтому я не стал вмешиваться.
     - Значит, теперь они будут охотиться на вас здесь,  в  Джунглях?  Что
ж... А сколько их?
     Не зная, _ч_т_о_ ему известно про нас и знает ли  он  про  Мишеля,  я
заколебался. Его глаза сузились, и он сказал:
     - Вряд ли тебе стоит морочить нам голову, парень. Охотятся  ведь  они
за _в_а_м_и_. Выходит, вы привели их за собой сюда, к  нам.  А  какой  нам
резон заботиться о вас? Может, проще будет выдать вас им с потрохами, да и
дело с концом, а?
     Петра услышала конец его фразы и вздрогнула от страха.
     - Больше сотни, - быстро сказала она.
     Он довольно глянул на нее.
     - Ага, значит, среди них _е_с_т_ь_ один из ваших!.. Я так и думал,  -
самодовольно ответил он. - Сотня или больше... Многовато для вас троих, а,
парень? Не прошел ли у вас слух о готовящемся набеге из Джунглей?
     - Было такое, - признался я.
     - То-то и оно, - вновь усмехнулся он.  -  Видать,  они  на  этот  раз
решили опередить нас, ну а заодно и _в_а_с_ схватить. Наверняка  они  идут
по вашим следам... Где они теперь?
     Я связался с Мишелем и выяснил, что основной отряд еще  в  нескольких
милях от тех, кто стрелял в нас. Но все равно они были уже близко.  Теперь
надо было как-то сообщить это человеку, сидящему передо мной и  державшему
судьбу всех нас в своих длиннющих руках. Но сказать ему так, чтобы это его
не озлобило и не настроило против нас.
     Он воспринял мои сведения довольно спокойно.
     - Твой отец с ними? - только и спросил он.
     Это был непростой вопрос. Я пытался обходить его даже в разговорах  с
Мишелем. Не стал я спрашивать его и  сейчас.  Я  просто  сказал,  помедлив
секунду-другую:
     - Нет.
     Краем глаза я видел, что Петра хочет что-то сказать,  и  уловил,  как
Розалинда "одернула" ее.
     - Жаль, - заметил он, - это было бы очень кстати. Я никогда не  терял
надежды, что рано или поздно мы с ним еще сведем счеты. Впрочем, может, он
на деле-то не такой поборник Чистоты Расы? А, парень?
     Он продолжал  смотреть  на  меня  холодными,  изучающими  глазами.  Я
почувствовал, что Розалинда поняла, почему я не спросил Мишеля об отце,  и
уловил ее нежность и сочувствие ко мне... Неожиданно "Паук"  отвел  взгляд
от меня и уставился на Розалинду. Она не отвела глаз  и  несколько  секунд
холодно  на  него  смотрела...  А  потом,  к  моему  великому   изумлению,
р_а_с_к_р_ы_л_а_с_ь_... Она опустила глаза, и лицо ее  залила  краска.  Он
довольно улыбнулся. В то же мгновение я ощутил, что раскрыться, сбросить с
себя маску заставил ее  страх,  выплеснувшийся  наружу  с  дикой  силой...
Страх, который она так  хорошо  умела  прятать...  Это  была  не  женщина,
пасующая перед мужчиной, перед  мужской  волей,  а  ребенок,  испугавшийся
чудовища... Петра тоже уловила этот страх и вскрикнула.
     Я, не задумываясь, кинулся на "Паука". Двое, стоящие  сзади,  тут  же
навалились на меня и скрутили мне руки. Но, по крайней мере, один  хороший
удар "Паук" все же получил.
     Он сел и потер подбородок, а потом посмотрел на меня без всякой злобы
и даже без удивления.
     - Ты ведь не дома, - заметил он, поднимаясь на свои журавлиные  ноги.
- А здесь у нас не так уж много женщин... Да и взгляни на них как следует,
когда будешь идти мимо, может, у тебя в башке и  прояснится.  Кроме  того,
эта, - он ткнул рукой в Розалинду, - может родить мне детей. А  я,  знаешь
ли, всегда почему-то этого очень хотел,  пусть  им  даже  и  нечего  будет
унаследовать... - он усмехнулся, но тотчас же нахмурился -  Не  зарывайся,
парень! Прими все, как есть! В другой раз я не буду долго разговаривать  и
читать тебе мораль!  Приведите-ка  его  в  чувство,  -  бросил  он  двоим,
державшим меня за руки, -  а  если  он  окажется  уж  очень  непонятливым,
пристрелите!
     Они развернули меня кругом и потащили в сторону. Немного отойдя, один
из них здорово пнул меня ботинком и буркнул:
     - Шевелись, парень!
     Один раз я попробовал оглянуться, но тот,  что  был  чуть  дальше  от
меня, натянул тетиву и кивком показал, куда мне идти. Я пошел вперед и шел
метров двадцать, пока вокруг не стали опять попадаться деревья. Когда  лес
стал погуще, я резко пригнулся, отбежал в сторону и  рванулся  назад.  Они
только этого и ждали. Стрелять они не стали - просто  догнали  и  потащили
дальше, изо всех сил пиная меня ногами. Я помню,  как  в  какой-то  момент
перестал ощущать боль от ударов, помню, как мне вдруг  показалось,  что  я
стал невесомым и парю в воздухе... Как и где я "приземлился" - этого я уже
не помню...



15

     Кто-то  легонько  встряхивал  меня.  Я  чувствовал  чьи-то  руки  под
мышками. Мягкие ветки хлестали меня по лицу.
     - Тс-с! - прошептали у меня за спиной.
     - Сейчас... - пробормотал я, - все будет нормально...
     Меня перестали трясти. Я собрался с силами и перевернулся  на  живот,
потом с трудом встал на  четвереньки.  Передо  мной  на  корточках  сидела
молодая девушка и пристально вглядывалась в мое лицо.
     Солнце уже почти зашло, и под сенью деревьев  было  совсем  темно.  Я
плохо различал ее - видел только пряди темных волос, обрамляющие опаленное
загаром лицо, и живые блестящие глаза, внимательно изучающие меня.  Одежда
на ней была неопределенного цвета, очень  ветхая,  со  множеством  заплат.
Платье было без рукавов, но больше всего меня поразило, что на  платье  не
было креста. До сих пор мне еще ни разу не приходилось видеть  женщину,  у
которой не было бы вышито ритуального  креста  на  платье.  Это  было  так
странно и непривычно, что поначалу я даже не поверил своим глазам...
     Несколько секунд мы рассматривали друг друга. Наконец она  с  грустью
вымолвила:
     - Ты не узнал меня, Дэви!..
     До этого момента я действительно не узнавал ее. Но когда я услыхал, к
а к она произнесла: "Дэви!..", что-то дрогнуло во мне.
     - Софи! - вскрикнул я. - Софи...
     Она улыбнулась.
     - Дэвид, милый... Они сильно тебя избили?
     Я попробовал пошевелить руками и ногами: они словно одеревенели  и  в
нескольких местах  сильно  саднили.  Болело  все  тело,  а  голова  просто
р_а_с_к_а_л_ы_в_а_л_а_с_ь_. Струйка крови  стекала  по  левой  щеке...  Но
кости как будто были целы. Я попытался подняться, но она  быстро  положила
мне руки на плечи и прошептала:
     - Нет-нет, подожди. Позже... когда стемнеет.
     Она не отрывала от меня своих грустных, внимательных глаз.
     - Я видела, как вас привели. Тебя и девочку... И еще  женщину...  Кто
она, Дэви?
     Эти  слова  буквально  подбросили  меня,  как  пружина.  Я  попытался
связаться с Розалиндой и Петрой, но не  слышал  в  ответ  ни  звука.  Зато
Мишель сразу отозвался.
     - Слава Богу, наконец-то ты очнулся, -  с  облегчением  произнес  он,
чувствуя мою страшную тревогу. - Мы все извелись... Не  волнуйся,  с  ними
все в порядке! Они обе спят. Очень устали...
     - А... Розалинда?!
     - Говорю же, с ней все в порядке! Что с тобой?
     Я рассказал ему все. Наш "разговор" занял всего несколько секунд,  но
этого было достаточно, чтобы Софи стала с недоумением вглядываться в меня.
     - Кто эта женщина, Дэви? - повторила она.
     Я объяснил, что Розалинда - моя двоюродная сестра. Софи  все  так  же
внимательно, изучающе смотрела на меня, пока я отвечал на этот  вопрос,  и
медленно кивнула.
     - Он ее хочет? - спросила она.
     - Так он сказал, - угрюмо ответил я.
     - Она... она может родить ему детей, понимаешь? - сказала Софи.
     - Для чего ты мне это говоришь? - резко спросил я.
     Она помолчала.
     - Ты ее любишь, - наконец сказала она, не столько спрашивая,  сколько
сама себе отвечая.
     Слово...  Опять  всего  лишь  слово...  Когда  у  людей   все   мысли
о_б_щ_и_е_,   когда  радость  и  горе  любого  улавливаются  мгновенно   и
ощущаются, как свои собственные... Где тогда найти слова,  чтобы  выразить
это?.. Таких слов просто нет, для этого нужно другое... совсем другое...
     - Мы... любим друг друга, - сказал я. Это было  все,  что  я  мог  ей
сказать.
     Софи кивнула и  стала  безучастно  обламывать  сухие  ветки,  которые
держала в руках.
     - Он сейчас ушел... Туда, далеко, где они сражаются. Сейчас _о_н_а_ в
безопасности.
     - Она спит. Они обе спят, - сказал я.
     - Откуда ты знаешь?!
     Я коротко объяснил, стараясь растолковать ей все,  как  можно  проще.
Она слушала, продолжая обламывать ветки. Потом отбросила их  в  сторону  и
кивнула.
     - Я помню, - задумчиво прошептала она, - еще тогда...  Мама  говорила
мне что-то... Что будто ты понимаешь ее раньше, чем она успеет  сказать...
Это и есть _т_о _с_а_м_о_е_?
     - Вероятно. Я думаю, у твоей матери тоже было  _э_т_о_,  но...  очень
слабое... Так что она сама даже не знала об этом... Не догадывалась...
     - Наверно, это здорово, - сказала она с завистью,  -  все  равно  что
иметь глаза, которые видят насквозь?..
     - Да... приблизительно так, - подтвердил я, -  но  это  очень  трудно
объяснить словами... Правда, иногда это может причинить и... боль.
     - Быть отклонением -  уже  больно...  Очень  больно!  Всегда!  -  она
по-прежнему сидела на корточках и разглядывала свои коричневые  от  загара
руки. - Если она сумеет родить ему детей, я буду ему  уже  не  нужна...  -
тихо выговорила она.
     Хоть и было темно, я увидел, что щеки ее мокры от слез.
     - Софи... милая! Ты что... любишь этого "Паука"?
     - Не надо! Пожалуйста, не называй его так. Мы  здесь  все  не  такие,
как... Его зовут Гордон, и он... добр со мной... Ах, Дэви, если бы у  тебя
было так мало в жизни хорошего, как у меня, ты бы понял, что это для  меня
значит! Ты никогда не поймешь, какая кошмарная пустота здесь вокруг! Я  бы
родила ему детей, если бы могла... Если бы я только могла!.. Скажи,  зачем
они делают это с нами?! Почему они  не  убили  меня  сразу?  Это  было  бы
милосердней...
     Она молча плакала, не рыдая, даже не всхлипывая, просто слезы текли и
текли по всему лицу. Я взял ее за руку...
     Вдруг  передо  мной  отчетливо  встала  картина:  мужчина  и  женщина
держатся за руки, а маленькая фигурка  на  лошади  машет  мне  ручонкой...
Машет, машет... А потом они все исчезают за деревьями, а я остаюсь стоять,
полный горя от своей первой утраты, чувствую прикосновения детских губ  на
моей щеке и сжимая кусок желтой ленты с прядью темных волос в кулаке...
     - Софи... - с трудом сказал я. - Софи, послушай меня. Этого не будет,
слышишь?!  С  Розалиндой  у  него  ничего  не  выйдет!  Я  _з_н_а_ю_  это,
понимаешь?!
     Она подняла на меня глаза.
     - Как ты можешь _з_н_а_т_ь_ такое про... другого? Ты  просто...  Тебе
просто _х_о_ч_е_т_с_я_ так думать...
     - Да нет же, Софи! Я _з_н_а_ю_! Мы с тобой тоже можем знать друг  про
друга не так уж мало, но с Розалиндой все совсем иначе... Ну,  это  трудно
объяснить словами. Это... часть того, о  чем  мы  сейчас  говорили.  Когда
думают _в_м_е_с_т_е_, понимаешь?
     Она смотрела на меня с сомнением.
     - Это правда? Я никак не могу понять...
     - Тебе трудно понять, я знаю. Но  поверь  мне,  это  правда!  Я  могу
чувствовать и точно _з_н_а_т_ь_, что чувствует она к этому па...  к  этому
человеку.
     Она смотрела на меня теперь почти с ужасом.
     - А ты... - неуверенно начала она, - ты можешь _в_и_д_е_т_ь_ то,  что
я... сейчас думаю?
     - Не больше, чем ты можешь видеть, о чем думаю я, - я понял, чего она
испугалась. - Пойми...  это  не...  Ну,  не  как  подглядывание,  а  вроде
р_а_з_г_о_в_о_р_а_... Ты просто можешь разговаривать, только не словами, а
мыслями... Можешь передавать, но  можешь  и  не  передавать  их,  если  не
хочешь... Если они касаются только тебя... Понимаешь?
     Ей объяснить все это было гораздо труднее, чем в свое  время  Акселю,
но я старался выбирать самые простые и понятные слова. Вдруг я  сообразил,
что уже почти не вижу ее лица. Стало совсем темно.
     - Уже стемнело, Софи... - сказал я.
     - Да, теперь мы можем идти. Только осторожно, - предупредила  она.  -
Ты можешь двигаться? Это совсем рядом.
     Я с трудом поднялся на ноги, все еще чувствуя сильную  боль  во  всем
теле. Голова кружилась, но идти я, кажется, мог.  Софи  видела  в  темноте
лучше меня - она взяла меня за  руку,  и  мы  медленно  двинулись  вперед,
стараясь держаться вблизи деревьев. Слева я  различал  огоньки  костров  и
понял, что мы идем по самому краю  поселка.  Когда  мы  дошли  до  низкого
утеса, Софи остановилась и положила мою руку на лестницу из веток, которую
я увидел лишь после того, как дотронулся до нее.
     - Лезь за мной, - сказала она и сразу пропала в темноте.
     Я осторожно стал взбираться по лестнице вверх, пока не добрался до ее
конца и руками не ухватился за край гладкой  площадки.  Ее  рука  нашла  в
темноте мою, и она помогла мне взобраться наверх.
     - Садись, - сказала Софи.
     Она поискала глазами вокруг, наклонилась, и в руках у нее  засветился
огонек. Видимо, она высекла искры из двух камней и зажгла от  них  обрывок
веревки. Она стала раздувать тлеющий огонек, пока ей не удалось зажечь  от
него две свечки. Это были два  небольших  огарка,  они  издавали  скверный
запах, но при их свете я все-таки мог разглядеть, где мы находимся.
     Это было что-то вроде небольшой пещеры - метров пять в длину и восемь
в ширину, - выдолбленной в песчанике. Вход прикрывала  звериная  шкура.  В
темном левом углу видна была  дыра  в  потолке,  сквозь  которую  медленно
капала вода - примерно, капля в секунду. Вода стекала в деревянную  бадью,
и от нее тянулся мокрый след через всю пещеру к  самому  входу  -  видимо,
когда вода переливалась через край, никто не давал себе  труда  опорожнить
бадью. В другом  углу  было  сооружено  что-то  вроде  матраса  из  веток,
покрытого такой же шкурой, какая висела у входа. По полу  была  разбросана
простенькая кухонная утварь. Над черным выгоревшим пятном от костра  возле
входа виднелось вытяжное отверстие. Из стен там  и  сям  торчали  рукоятки
ножей,  а  в  небольших  нишах  стояли  подобия  тарелок  и  чашек,  грубо
выдолбленных из дерева. Лук, кожаный колчан со стрелами и  длинный  кинжал
лежали на полу рядом с матрасом... Больше в  пещере,  кажется,  ничего  не
было.
     Я невольно вспомнил кухню в доме Уэндеров... Чистенькая, светлая, она
казалась такой уютной - стены, увешанные картинами,  без  всяких  дурацких
надписей, ароматные свечи...
     Софи взяла чашку, зачерпнула воды, достала из ниши чистую тряпочку  и
наклонилась надо мной. Она смыла с моего  лица  кровь,  осторожно  обтерла
края рваной царапины на голове и принялась внимательно ее разглядывать.
     - Ничего страшного, - сказала  она,  -  просто  большая  царапина,  к
счастью, даже не очень глубокая.
     Я вымыл в чашке руки, она выплеснула воду прямо на пол и убрала чашку
обратно в нишу.
     - Есть хочешь?
     - Очень, - признался я. С самого утра  у  меня  не  было  во  рту  ни
крошки. Но вспомнил я об этом, только когда она спросила.
     - Посиди здесь. Я скоро вернусь, - сказала она и скрылась за  шкурой,
закрывающей вход.
     Я сидел, тупо глядя на стену  пещеры,  слушая  мерный  звук  падающих
капель в дальнем углу, и думал: а ведь вполне возможно, что здесь все  это
роскошь... "Если бы у тебя было так мало хорошего, как у меня..."  -  так,
кажется, она сказала...
     Чтобы отогнать нахлынувшую на меня тоску и острую жалость к  Софи,  я
позвал Мишеля.
     - Где вы там? -