я  вокруг
ристалища. И это было место, выбранное древними  царями,  где  тысячи  лет
назад состязались воины колесниц, место овальное по форме, в тысячу локтей
длиной.
     А на другом конце ристалища Ильдерим уже стоял возле коня,  и  поверх
кольчуги на нем был белый плащ, и кольчуга сияла из-под него как солнце, и
в руке Ильдерима было копье, и сам он был стройнее самхарского копья.
     - Торопись, о Хасан! - протягивая мне  кольчугу,  говорила  Азиза.  -
Торопись, ибо скоро взойдет солнце, а мы, джинны, даже из рода правоверных
джиннов, не можем летать при дневном свете, ибо ангелы Аллаха имеют власть
поражать нас днем огненными  стрелами.  Порази  этого  нечестивого,  и  ты
получишь столько сокровищ, сколько не унесут сто верблюдов, и  ты  станешь
моим возлюбленным, и я поселю тебя во дворце из чистого золота!
     Я натянула кольчугу, и она облегла меня  так,  что  стали  видны  все
округлости и выпуклости моего тела, но джинния Азиза была слишком увлечена
приготовлениями к поединку, и вывела из мрака коня, и достала из-за  своей
спины копье, и протянула мне копье и поводья.  А  я  уже  успела  накинуть
белый плащ, такой же, как у  Ильдерима,  и  мы  стояли  на  разных  концах
ристалища, сжимая копья, и глядели друг на друга.  И  я  тогда  дала  себе
клятву, что не отобью его копья, даже если оно будет нацелено прямо мне  в
грудь, чтобы не  причинять  вреда  обладателю  черных  глаз  и  сходящихся
бровей. И тем легче было мне давать клятвы, что я знала - еще  немного,  и
наступит миг пробуждения, и я встану, и  пойду  в  башню,  где  ждет  меня
старый  маг,  и  узнаю,  не  принесен  ли  талисман   царицы   Балкис   от
аль-Мавасифа.
     - Сейчас ты сядешь на  коня,  и  мы  подадим  сигнал,  и  вы  начнете
съезжаться, - сказала Азиза.
     И я положила руку на холку коня, желая сесть в седло, и точно так  же
коснулся своего коня Ильдерим, так что  мы  были  как  бы  отражения  друг
друга, совсем одинаковые в этих белых плащах, в  ослепительных  кольчугах,
только он был выше ростом и лицо его было обрамлено черной бородкой, какие
носят молодые купцы. Но кони у нас были похожи как родные  братья,  и  это
были боевые кони с сильными ногами, и о них сказал поэт:

                Вот кровный конь, со взором он гоняется,
                Как будто бы судьбу догнать стремится он.
                Своим он ржаньем всех волнует слышащих,
                Как гром оно гремит в разгаре бури.

     Мы сели на коней  и  начали  по  приказу  съезжаться.  Но  когда  уже
следовало метнуть копья и обнажить мечи, Ильдерим остановил своего коня  и
коснулся копьем песка. Я, не зная, что он задумал, поступила так же.
     А задумал он состязание в стихах, которое могло продлиться до  самого
рассвета, и обе джиннии были бы бессильны ему помешать, ибо обмен  стихами
- достоинство беседы благородных, и даже смертельные враги могут в  беседе
излить друг другу свою ярость стихами  древних  поэтов,  и  это  будет  ко
всеобщему одобрению.
     И тогда Ильдерим произнес стихи, которых я никогда прежде не слыхала:

             Сказал я ему, когда он меч подвязал:
             "Довольно ведь лезвий глаз, и острый не нужен меч".
             Он молвил: "Клинки мечей влюбленным назначены,
             А меч предназначен тем, кто счастья в любви не знал!"

     Очевидно, он только что сочинил эти  стихи,  и  я  обрадовалась,  что
среди его достоинств и совершенств есть дар поэта. Но ответить я ему могла
лишь чужими стихами:

                   Прекрасны кудри длинные лишь тогда,
                   Когда их пряди падают в битвы день
                   На плечи юных с копьями у бедра,
                   Что длинноусых кровью напоены!

     - Превосходно, о Хасан! - воскликнула Азиза.  -  Прибавь  еще,  и  да
воздаст тебе Аллах!
     Ильдерим прочел два новых бейта, а я, к стыду  своему,  ответила  ему
бейтами древних поэтов. И так мы перекликались, стоя в сотне  локтей  друг
от друга, а джиннии хлопали от радости в  ладоши  и  требовали  все  новых
стихов. Только и звучало: "Прибавь, о Ильдерим! Прибавь, о Хасан!"
     Но вдруг Азиза, что стояла  лицом  к  востоку,  увидела,  как  начало
светлеть небо.
     - А как же поединок, о храбрецы, о неустрашимые?! - воскликнула  она.
- Довольно с нас стихов, они нас утомили! Вам непременно нужно  померяться
силами и поразить друг друга!
     Ильдерим ударил коня пятками по бокам,  я  -  тоже.  И  мы  мгновенно
оказались рядом, и скрестили сабли,  и  эти  два  клинка,  занесенные  над
нашими головами замерли, словно спаянные навеки, ибо мы  глядели  в  глаза
друг другу.
     И вдруг оба клинка разлетелись в разные стороны, ибо мы  одновременно
выпустили их из рук, и они упали на песок ристалища.
     - Торопитесь, о бойцы! - приказала Марджана.  -  У  нас  совсем  мало
времени до восхода!
     - Проснуться бы поскорее, о Ильдерим! - сказала я.
     - А мне этот сон начинает нравиться, о Хасан, - усмехнулся  Ильдерим.
- И я обязательно одержу в нем победу,  но  не  над  тобой,  а  над  этими
упрямыми джинниями, покарай их Аллах!
     Он отъехал, нагнулся с седла и поднял саблю.  И  я  тоже  отъехала  и
подняла клинок, но это был не подарок  моего  брата  Джаншаха,  а  изделие
индийских мастеров. Я хотела было предложить Ильдериму обменяться оружием,
но то, что сказал он, привело меня в ярость.
     - Послушайте меня, о джиннии!  -  обратился  Ильдерим  к  Азизе  и  к
Марджане. - Мы, я и этот юноша, волей Аллаха -  сильные  бойцы,  мы  хотим
сразиться и на копьях, и на мечах, и в борьбе с подножками, и  в  стрельбе
из лука. Сейчас мы  померялись  силами  в  поэзии,  и  победа  мне  далась
нелегко, ведь Хасан начитан в древних поэтах, но последнее слово  осталось
за мной. И пусть это служит тебе утешением, о Марджана, а ты, Азиза,  будь
уверена, что Хасан наверняка победил бы меня в поединке на мечах и...
     - Да оторвет шайтан твой гнусный язык! - воскликнула я,  обращаясь  к
Ильдериму. - И да засунет он его тебе  в...  живот!  Как  это  ты  одержал
победу и последнее слово осталось за тобой? Последними  стихами  были  мои
стихи!
     - Ты ошибаешься, о Хасан! - отвечал Ильдерим. - Последний бейт  перед
нашей схваткой на саблях прочитал я! Так  что  последнее  слово  и  победа
остались за мной!
     - Аллах видит, что последнее слово было за мной,  ибо  мой  последний
бейт был бейтом несравненного Антара! - возразила я. - И тебе нечего  было
сказать в ответ, о Ильдерим!
     Вот такую склоку завела я сгоряча, ибо я все же была дочерью царей  и
сестрой царя, и я не привыкла, что  в  моем  присутствии  последнее  слово
оставалось за кем-то другим. Возможно,  меня  избаловали  наши  придворные
поэты и мудрецы - Аллах лучше знает... Но важно то, что я не могла вынести
слов Ильдерима. И в самом деле, почему это купец из Басры должен побеждать
в состязаниях царских дочерей? Это был явный непорядок.
     - Аллах наделил тебя красотой, но покарал лишением разума, о Хасан! -
сердито рявкнул Ильдерим. И тут только мне стало ясно, что он пустил в ход
ловкость и чуть было не  помирил  двух  джинний,  а  я  со  своей  царской
гордостью все испортила.
     - И все же последний бейт был моим, -  негромко,  так,  чтобы  он  не
расслышал, пробормотала я.
     Но он расслышал.
     - Ты не только красив, как женщина, ты еще и упрям,  как  женщина,  о
Хасан! - начал перечислять мои  грехи  Ильдерим.  -  Ты  и  бестолков  как
женщина! Ты и сообразительности лишен,  как  женщина!  Ты  только  помнишь
наизусть свитки стихов, как женщина, и ты не  в  состоянии  сочинить  хоть
один бейт, как мужчина!
     Я онемела.
     С помощью наших придворных поэтов я составляла бейты не хуже,  чем  у
них. Были у брата невольницы, писавшие стихи, но это были женские стихи, о
разлуке с возлюбленным. Ильдерим же явственно  требовал  от  меня  мужских
стихов - о божественном, или о конях, или о сечах между воинами. Но  я  не
могла...
     - Вот видишь! - подождав моего ответа  и  не  дождавшись,  воскликнул
этот безумный поэт. - Немало  воды  утечет,  прежде  чем  мальчики  станут
мужчинами и освоят мужское ремесло! А теперь прощая,  о  побежденный  мною
Хасан, ибо уже утро!
     - Мы еще встретимся, о Ильдерим!  -  грозно  пообещала  я.  -  И  как
сегодня последнее слово на самом деле осталось за мной, так  и  в  будущий
раз последний удар саблей останется за мной!
     И мне отчаянно захотелось проснуться, чтобы он не ответил  мне  и  не
продолжил нашей свары.
     - Это превосходно, клянусь Аллахом! - воскликнула Марджана.  -  И  вы
оба  непременно  встретитесь  следующей   ночью!   А   теперь   пора   нам
расставаться. Бери Хасана, о Азиза, а я возьму Ильдерима.  Ведь  солнечный
свет уже заливает всю землю, и мы сильно рискуем.
     Пропал куда-то конь, пропало копье, а я оказалась в объятиях Азизы, и
она понесла меня по воздуху прочь, и я образовалась, что этот нелепый  сон
вот-вот кончится.
     Но Азиза сделала  круг  над  ристалищем,  и  я  увидела  сверху,  что
Марджана поставила среди развалин разноцветный шатер, и невольницы несут к
нему кувшины с вином и столики с едой, а самой Марджаны уже и в помине  не
было, зато из шатра  выглядывала  женщина  вполне  человеческого  роста  и
сказочной красоты, и ее распущенные волосы были чернее ночи, и от ее  чела
исходил свет, и на ней была  только  зеленая  рубашка  и  еще  драгоценные
ожерелья и запястья.
     А Ильдерим, тоже лишившийся коня и копья, шел к шатру,  но  при  этом
отчаянно тер кулаком глаза. Очевидно, тоже хотел поскорее проснуться.  Или
проверял - а не проснется ли не вовремя?
     И Азиза понесла меня с неслыханной скоростью, и я закрыла  глаза,  и,
кажется, провалилась в сон, но когда я их опять открыла,  то  поняла,  что
сон и не кончался.
     Мы были в подземелья - я и она. Только подземелье  это  оказалось  не
меньше того ристалища. Мраморные колонны поддерживали потолок, расписанный
цветами и птицами. У  самых  моих  ног  начинались  ступеньки,  ведущие  в
огромный бассейн, и вода в нем переливалась радужным блеском, и в  золотых
сосудах  лежали  пальмовые  листья  и  бобовая  мука,  чтобы  как  следует
вымыться, и стояли  сосуды  с  благовониями,  и  лежала  одежда,  расшитая
золотом и драгоценными камнями. А джинния Азиза,  с  трудом  умещаясь  под
этим потолком, сидела по ту сторону бассейна и глядела на меня.
     Откуда шел свет, я не понимала. Но здесь было  светло,  как  если  бы
горела тысяча светильников.
     - Привет, простор и уют тебе, о Хасан! - сказала Азиза. -  Ты  можешь
освежиться после этой ночи, сменить одежду, а потом  нам  принесут  еду  и
питье. Смелее, о возлюбленный, о услада моей души! Все  здесь  принадлежит
тебе!
     - Что это за подземелье, о Азиза? И зачем мы здесь? - спросила я.
     - Это мой подземный дворец. А принесла я тебя сюда для того, чтобы ты
стал  моим  мужем.  Когда  мы  поедим  и  попьем,  сюда  придет  кади   со
свидетелями, чтобы составить нашу брачную  запись!  -  решительно  сказала
Азиза. - А если ты вздумаешь мне возражать, то узнаешь,  какие  у  джинний
когти!


     И джинния Азиза прилетела с Бади-аль-Джемаль туда,  где  у  нее  была
назначена встреча с джиннией Марджаной, и они положили на  землю  купца  и
царевну и стали спорить, кто из них  превосходит  друг  друга  красотой  и
прелестью. А Бади-аль-Джемаль и Ильдерим открыли  глаза,  и  увидели  друг
друга, и почувствовали дружбу и приязнь. Но они  думали,  что  все  это  -
пучки сновидений. А потом джиннии дали им коней и оружие, и вывели  их  на
ристалище, чтобы они сразились.
     Но Бади-аль-Джемаль и  Ильдерим  не  захотели  причинять  друг  другу
вреда.  И  Ильдерим  изобрел  против   джинний   хитрость,   и   предложил
Бади-аль-Джемаль  состязаться  в  знании  стихов  древних  поэтов.  И  они
состязались, пока не настало утро, не причиняя друг другу вреда,  а  потом
джинния Азиза унесла Бади-аль-Джемаль в один из своих подземных дворцов, а
Марджана приняла облик красивой девушки, и на ристалище поставили для  нее
шатер, и она вошла туда с Ильдеримом, и было между ними то, что  было.  Но
только он считал, будто спит.  И,  несмотря  на  красоту  девушки,  в  нем
возникло желание покончить с этими сновидениями и обратиться к какому-либо
из магов за помощью в этом деле.
     А Бади-аль-Джемаль оказалась в  подземном  дворце  джиннии  Азизы,  и
Азиза известила ее, что хочет вступить с ней в брак, и что она уже послала
за кади. И царевна пришла в недоумение, потому что стать мужем джиннии она
не могла, а открыть ей правду о себе она боялась. И она  стала  развлекать
Азизу рассказами и преданиями из преданий древних народов,  и  они  сидели
рядом, и невольницы подавали им  кушанья  и  поили  их  вином,  но  только
царевна выливала вино в бассейн. И она  ждала  подходящего  случая,  чтобы
признаться Азизе в том, что она - тоже девушка.
     И вдруг сверху послышался шум, и грохот,  и  треск,  и  скрежет,  как
будто  сразились  два  войска  шайтанов.  И  Азиза  вскочила  на  ноги,  и
невольницы всполошились и забегали  взад  и  вперед,  и  было  смятение  и
растерянность.
     И Бади-аль-Джемаль спросила Азизу,  в  чем  причина  этого.  И  Азиза
отвечала ей:
     - О Хасан, я - джинния из рода правоверных джиннов, подданных  Синего
царя, почитающих Аллаха великого, могучего. И у меня есть двоюродный брат,
сын моего дяди, с которым меня в детстве обручили, и в этом году он должен
был стать моим мужем. Но вид его мне мерзок и противен, и близость его для
меня скверна и отвратительна, и я дала клятву, что  никогда  не  буду  его
женой, и он не войдет ко мне,  и  не  сокрушит  мою  девственность.  А  он
настаивает, и преследует, и домогается, и подкупает слуг, и  проникает  во
все щели! И вот каковы мои обстоятельства. Поэтому, о Хасан, тебе придется
сейчас спрятаться, пока я буду беседовать с этим  несчастным,  и  нет  для
тебя ничего лучше этого сундука!
     И Бади-аль-Джемаль влезла в сундук, взяв с собой  саблю  Ильдерима  и
иные вещи, и сундук накрыли крышкой, и  сразу  же  в  подземелье  появился
джинн. И он имел вид красивого юноши, такого же  роста,  как  и  Азиза,  и
джинн с джиннией стали спорить и пререкаться.
     А царевна сказала себе: "Нет мне пути к спасению кроме  помощи  этого
джинна!"
     И она приподняла крышку, и  стала  смотреть,  и  вдруг  она  видит  -
невольники вносят сундуки, и раскрывают их,  и  показывают  джиннии  Азизе
дорогие ткани, и жемчуг,  и  сосуды,  золотые  и  серебряные,  и  ковры  и
украшения. А все это были  подарки  ее  жениха,  но  Азиза  отказалась  их
принимать, и спор между джинном и джиннией  продолжился.  И  невольники  с
невольницами попрятались по углам и скрылись из виду, потому что  Азиза  и
ее жених уже разъярились до последней степени, и  Азиза  подняла  руки,  и
метнула в своего жениха огненные стрелы, и опалила ему бороду. А  он  тоже
поднял руки, и ответил ей огненной стрелой, и спалил ее  покрывало.  И  от
искр загорелись ковры на полу, и повалил дым от  тканей,  но  Азиза  и  ее
жених не замечали  этого.  И  тогда  царевна  поняла,  что  настало  время
действовать.
     Она осторожно покинула сундук,  куда  Азиза  спрятала  ее  от  своего
жениха, и вошла в другой сундук, откуда невольники вынимали ковры и ткани.
И она закрыла за собой крышку и стала ждать, что будет дальше.
     И Азиза приказала своему жениху уходить, и он повиновался,  и  позвал
рабов, и они забрали все принесенные сундуки и унесли их.  А  в  одном  из
сундуков была царевна Бади-аль-Джемаль,  и  она  не  боялась,  потому  что
думала, будто все эти события - пучки бессвязных сновидений.
     И жених  Азизы  покинул  подземелье  и  полетел  по  воздуху,  а  его
невольники, которые были маридами, тоже полетели по воздуху и  понесли  за
собой сундуки с подарками. И  вдруг  один  из  ангелов  Аллаха  увидел  их
сверху. А Бади-аль-Джемаль непрестанно молила Аллаха о  помощи  и  о  том,
чтобы наконец проснуться, потому что этот долгий сон уже стал ее утомлять.
И ангел Аллаха услышал эту мольбу, и кинул огненные стрелы, и они поразили
маридов, и сожгли некоторых  из  них,  и  тот  марид,  что  нес  сундук  с
царевной, опустился на землю, и поставил его между камней, и сам  скрылся,
чтобы не стать  мишенью  для  стрел  ангела.  И  вся  свита  жениха  Азизы
рассеялась.
     Тогда царевна Бади-аль-Джемаль вышла из сундука, и пошла по тропинке,
и тропинка вывела ее к селению, и люди этого селения не понимали языка, на
котором говорила царевна, а она не понимала их языка.  И  царевна  решила,
что пора наконец покончить с этим сном. И она вышла из  селения,  и  легла
среди придорожных кустов, и завернулась в свой плащ, и  положила  руку  на
саблю, и закрыла глаза в надежде, что когда она их  откроет,  то  окажется
там, где заснула накануне -  возле  башни  старого  мага,  который  обещал
доставить ей каменный талисман царицы Балкис.


     Открыв глаза, я сперва не поняла, где я, и обрадовалась,  решив,  что
сейчас поверну голову - и увижу башню мага. Но  тут  взгляд  мой  упал  на
саблю, которую я сжимала и во сне.
     Это был клинок Ильдерима.
     Он тоже был неплох, работы индийских  мастеров,  но  не  чета  моему,
алмазу из сокровищницы царей. Я  смотрела  на  его  рукоять  и  все  яснее
понимала, что не было сном ни состязание на ристалище, ни  подземелье,  ни
бегство в сундуке, на которое я наяву вряд ли  осмелилась  бы.  Словом,  я
находилась непонятно где, не знала языка здешних жителей и даже не могла у
них спросить, в какую сторону мне ехать, чтобы вернуться на  свой  остров.
Пусть там правит пятнистая змея Бедр-ад-Дин, пусть там охотятся за мной  -
но ведь именно туда посланцы мага должны принести талисман. А с талисманом
я уже отправлюсь в Багдад - разыскивать Зумруд.
     Делать нечего - я вернулась в селение, и  сняла  с  себя  кое-что  из
украшений, и выменяла на них коня, который, как и сабля Ильдерима, был  не
чета моему Абджару. Но Абджар остался у мага в башне, и  у  меня  не  было
пути к нему.
     Верхом я через несколько дней выбралась на большую дорогу, где  то  и
дело проносились  всадники,  и  по  ней  тянулись  повозки,  и  невольники
проносили носилки, и спешили пешие странники.
     Тут я и  остановилась  ждать  -  не  проедут  ли  купцы,  похожие  на
путешественников издалека, знающие языки, побывавшие в различных  странах,
чтобы они поняли меня, а я - их.
     И Аллах послал мне таких купцов, от которых я узнала, что нахожусь на
дороге, ведущей в Багдад. Воистину, это была  злая  шутка  судьбы  -  ведь
дорога от моего острова до Багдада занимала четыре месяца, и Зумруд еще не
привезли сюда, а я уже явилась, хотя и без талисмана.
     В огромной растерянности поехала я к городу,  не  зная,  что  же  мне
теперь предпринять. Ведь у  меня  не  было  денег,  и  украшений  осталось
немного, и я не знала, как теперь раздобыть талисман.
     Но Аллах послал мне помощь с той стороны, откуда я  меньше  всего  ее
ожидала.  Хотя  эта  помощь  иногда  казалась  мне   чреватой   серьезными
бедствиями и даже моей погибелью.
     Как оказалось, джинния Азиза не сразу заметила пропажу. И она решила,
что невольники ее жениха прихватили по ошибке  не  тот  сундук.  Это  меня
спасло - иначе, отыскав меня, она  бы  сперва  разодрала  меня  на  клочки
своими когтями, а у джиннов и джинний они весьма  острые  и  внушительные,
только очень ловко спрятаны, - а потом уже стала бы докапываться до причин
и следствий моих поступков.
     Она выслала своих слуг в погоню за женихом.  Они  вернулись,  доложив
про разгром его свиты и про  раскиданные  остатки  его  подарков  невесте.
Азиза послала невольников по окрестным селениям  искать  мой  труп.  Трупа
они, разумеется, не нашли, и тогда она поняла, что я  жива  и  нахожусь  в
бедственных обстоятельствах.
     Словом,  ничего  удивительного  не  было   в   том,   что   когда   я
присоедини