етра.
   - Я тебя спрашиваю! Говори, ничтожество! Конкретно говори!!!
   - И тут ты права! - отчаянно труся, подхватил А-Линь. - Везде и во всем
нужна конкретность и личная ответственность каждого  за  порученное  дело.
Поистине, ты мудрейшая из женщин!
   - Ты... - процедила она с презрением. - Пошел... куда собрался!
   - Спасибо, милая, -  с  неизменной  улыбкой  поблагодарил  А-Линь-доду,
подтягивая узел галстука. - Иду немедленно. Спасибо, что  ты  беспокоишься
обо мне, чтобы я не опоздал на службу.
   Помахивая папкой с документами, он вышел.
   - Недоедок, - прошипела ему в спину Миль-са  и  принялась  просчитывать
варианты. Нужно было срочно решить, что же делать с землянином.
   Выбирать, по сути, можно было  только  из  двух  вариантов:  заниматься
укрывательством  преступника  или  выдать  его  властям.  Проблема  выбора
обострялась тем, что о  землянине  знал  А-Линь.  Миль-са  после  Ужасного
Случая перестала доверять  мужу.  Как  можно  доверять  человеку,  который
докатился до того, что его решили съесть!
   Пустой и ничего не стоящий человек А-Линь. Она  это  поняла  много  лет
назад. И отчаянно сражалась за его жизнь не ради  него  самого.  Пусть  не
мнит, что все вершилось ею  для  спасения  "драгоценной"  жизни  какого-то
ничтожества, именуемого "А-Линь-доду"! О Логос! Она  так  поступала  из-за
очень высокой личной сознательности. Она, Миль-са, - ЧЕЛОВЕК! И  пусть  об
этом знают все!
   Теперь по милости А-Линя явился сюда незваный гость и  принес  беду.  О
негодяй! Лучше бы его все-таки съели!
   В том, что виновник появления землянина А-Линь, она не сомневалась.
   Уже  давно  Миль-са  привыкла  считать  виновником  всех  мелких,  а  в
особенности крупных неприятностей - мужа. В начале супружеской  жизни  она
почему-то решила, что у кого-кого, а у нее самой жизненная  дорога  должна
быть идеально гладкой. Рано или поздно все возможные блага должны  быть  у
нее.
   Она не задавалась вопросом, почему именно у нее. Ни  особых  дарований,
ни высоких моральных качеств, ни исключительных внешних данных  у  Миль-сы
не было. И если бы вопрос "почему?" по простоте  душевной  кем-нибудь  был
задан, Миль-са, дивясь тупости вопрошающего,  только  пожала  бы  плечами.
Ответ был до чрезвычайности прост: особые претензии на  особые  привилегии
она  выдвигала  на   одном-единственном,   но   чрезвычайно   существенном
основании: она - это Она. И все!  Мир  делился  на  нее,  Миль-су,  и  все
прочее. Это прочее существовало для того, чтобы обеспечить ее.
   И вот замужество.  С  самого  начала  Миль-са  рассматривала  мужа  как
полуодушевленное  орудие,  которое   сама   жизнь   предоставляет   в   ее
распоряжение. А-Линь-доду не справился с возложенными  на  него  почетными
обязанностями, не оправдал высокое доверие. Денежные  и  прочие  трудности
начались с первых дней супружеской жизни. И, естественно,  виновником  был
А-Линь-доду - говорящее и не очень совершенное орудие  создания  жизненных
благ.
   Затем беременность с мучительным токсикозом. И в  этом,  без  сомнения,
была вина А-Линя. Корчась от боли в патологических родах,  она  проклинала
А-Линя-доду такими словами, что даже бывалые  акушерки  переглядывались  и
краснели. И еще горше становились ее муки от сознания, что А-Линь  далеко,
что он не испытывает и малейшей толики ее страданий. Она  в  ярости  рвала
зубами желтоватую от  стерилизаций  пеленку  и  кровянила  ее  израненными
деснами.
   Родился мальчик, и это неприятно поразило Миль-су. Даже в  этом  А-Линь
обошел ее. Так хотелось девочку!
   Нет, она не забросила ребенка. Миль-са должна была доказать всем, что и
как мать она не имеет равных.  Не  ее  вина,  что  мальчишка,  едва  успев
подрасти,  стал  отличаться  особой  дерзостью  и   непомерным   эгоизмом.
Достигнув совершеннолетия, он почти не появлялся дома. Хорошо, что  теперь
он служит в Антупии. Армия выбьет дурь из его головы!
   Извилистая и нелегкая жизненная дорога привела в конце концов Миль-су к
мысли, что в мире что-то  устроено  не  так.  Жизнь,  вместо  того,  чтобы
преподносить ей приятные сюрпризы, подстраивала  гнусные  ловушки;  вместо
того,  чтобы  создавать  блага,   доставляла   неприятности.   Что-то   не
срабатывало в жизненном механизме. Но даже намека на мысль,  что  причиной
неудач является она самое, у нее не появлялось.
   Самой неисправной деталью разболтанного жизненного механизма был ее муж
А-Линь-доду. Появление в их доме пришельца с Земли, без сомнения,  связано
с этой ненадежной до подлости деталью. Вывод напрашивался сам собой:  если
во всем виноват А-Линь, то и ответить за все должен он и только он.


   А-Линь-доду ушел в институт. Как только за ним закрылась дверь, Миль-са
снова  подошла  к  двери  гостиной.  Очень  медленно  и  очень   осторожно
приоткрыла ее.
   Незваный гость продолжал крепко спать; размашисто вздымалась широченная
грудь, огромная до невероятности рука опустилась до пола.
   Миль-са прикрыла дверь, взяла телефон и  прошла  на  кухню,  волоча  за
собой  шнур.  Потом  вернулась  в  комнату,  взяла  с  телефонной  полочки
справочник и нашла номер службы  безопасности.  Плотно  заперев  за  собой
дверь, она спокойно набрала нужный номер, назвала свою  фамилию,  адрес  и
сказала:
   - Я думаю, что вы заинтересованы в поимке некоего землянина. Сейчас  он
у меня. Спит. Заранее предупреждаю, что я его не впускала. Это сделал  мой
муж А-Линь-доду. Он уже был однажды замешан  в  неприятную  историю.  Что?
Повторить адрес? Пожалуйста.


   А-Линь-доду торопливо шел к телефону. Шаг его не был широк и упруг, как
раньше. А-Линь-доду семенил и избегал смотреть встречным в глаза. Он  всем
уступал дорогу. Он жалко улыбался. - А-Линь-доду чувствовал  на  лице  эту
навязчивую мимическую судорогу и ненавидел себя за нее,  зная,  что  иначе
вести себя - выше его сил.
   Он  как  бы  разделился  на  две  части.  Одна  часть   -   обаятельный
приспособленец и немного фрондер. После Ужасного  Случая  эта  часть  была
оглушена и вытеснена на периферию сознания.  Теперь  руководящее  место  в
мозгу занял Некто, о присутствии  которого  он  только  догадывался.  Этот
Некто, примитивный, как динозавр, направлял всю деятельность  подвластного
ему организма на простое выживание и пытался  избежать  любого  конфликта.
Едва прежний А-Линь-доду хотел протестовать, как Некто тут же  вызывал  из
памяти жуткие картины овощного подвала, и бунт подавлялся немедленно.
   Впрочем, Некто из-за своей примитивности  порой  попадал  впросак.  Вот
простейший пример. Миль-са во время обеда чавкала. У издерганного прежнего
А-Линя это вызывало сильнейший приступ ненависти, от  которого  темнело  в
глазах и тепло пульсировало в мозгу. Новый А-Линь властно брал  инициативу
в свои руки, и  руководитель  сектора  начинал  хихикать  тихим  идиотским
смехом. Миль-са изумлялась, переставала жевать и с неприятностью в  голосе
вопрошала:
   - Снова защелочка сорвалась, дурашек мой?
   А-Линь охотно соглашался:
   - Что поделаешь, радость моя? После того случая что-то нервное со  мной
периодически случается. Из-за психастении, наверное.  Да  ты  не  принимай
близко к сердцу, к своему добрейшему золотому сердцу.
   У А-Линя появилась привычка  просыпаться  по  нескольку  раз  за  ночь.
Проснувшись, он  некоторое  время  лежал  в  темноте,  безуспешно  пытаясь
заснуть. Устав от борьбы с собой, А-Линь тихонько вставал  с  супружеского
ложа, включал ночник и долго вглядывался в расплывшееся лицо жены с особым
выражением.
   Однажды, потревоженная светом ночника, Миль-са проснулась  и  сдавленно
вскрикнула. Выражение лица А-Линя мгновенно изменилось. Он поправил одеяло
и музыкально произнес:
   - Спи, золотая моя. Спи, родная.
   Миль-са решила, что выражение нечеловеческой ненависти на лице  супруга
ей только показалось, что ее обманул неверный свет ночника. Но с той  ночи
что-то тревожное надолго отложилось в ее подсознании.
   А-Линь-доду, приняв самый небрежный вид, прошел мимо телефонной  будки,
делая вид, что она ему вовсе не  нужна.  Пройдя  шагов  десять,  он  вдруг
остановился, и намеренно громко  -  в  расчете  на  случайного  зрителя  -
сказал:
   - Ах, какая жалость! Забыл!
   А-Линь-доду подошел к телефону и огляделся. Он  снял  трубку  и  обмер,
сообразив, что действительно забыл...  номер  телефона  службы  внутренней
безопасности. Еще  раз  оглянувшись,  А-Линь-доду  набрал  номер  полиции,
другого выхода не было.
   - Вам звонит преданнейший из граждан, - проворковал он. - Считаю  своим
святым, можно сказать, долгом сообщить вам, что по адресу, - тут он назвал
номер своего дома и номер  квартиры,  -  скрывается  преступный  землянин.
Думаю, что его давно разыскивают. К моему величайшему прискорбию, это  моя
квартира.  Вопреки  моей  воле,  жена  Миль-са   укрывает   вышеуказанного
землянина. Примите меры. Что? Идти домой? Но я должен быть на работе. Если
не пойду, могут быть неприятности. Что? Если пойду, неприятности будут еще
большие? Хорошо! Слушаюсь!
   Вернувшись домой, он уклончиво объяснил жене, что ему сегодня разрешили
поработать дома.



16

   Вскоре  после  возвращения   А-Линя   в   дверь   позвонили.   Супруги,
сталкиваясь, бросились к двери. Муж показал лучшие скоростные  качества  и
первым оказался у цели. Он распахнул дверь и впустил полицейских.  Миль-са
изумилась, увидев совсем не ту службу, которую она вызывала,  но,  заметив
подобострастную улыбочку на лице "дурашки", все поняла.
   - Там! Там! - выдохнул А-Линь-доду  и,  дергая  офицера  за  рукав,  со
значением сказал: - А это моя жена.
   Офицер похлопал снятой перчаткой по ладони и распорядился:
   - Трое ординан-рядовых на взятие преступника, - он указал,  кто  должен
идти на захват землянина. - Капрал,  вам  опасное,  но  почетное  задание:
арестовать женщину.
   Капрал, ухмыльнувшись, подошел к Миль-се и взял ее под локоток.
   - В чем дело?! - возмутилась она и попыталась освободиться.
   Не отвечая, все с той же ухмылкой капрал ткнул Миль-су пальцем в живот.
Женщина  охнула  и,  обхватив  живот  руками,  сложилась  вдвое.  На  лице
А-Линя-доду застыла неживая улыбка.
   Ординан-рядовые рванулись в гостиную.  Через  несколько  секунд  оттуда
донеслись истошные вопли, грохот падающей мебели, и  полицейские  вылетели
друг за дружкой в коридор.
   Офицер остался невозмутим.
   - Послушайте, - спокойно сказал он в сторону двери. -  Не  советую  вам
дергаться. Некая Интиль в наших руках. Такая смелая и  такая  неосторожная
девушка. Слово "заложник" вам знакомо? Вы слышите?
   - Негодяи! - донеслось из комнаты.
   - Значит, знаете, - меланхолически заключил  офицер.  -  Тогда  сообщаю
свои условия. Если вы не прекратите шалить или  попытаетесь  скрыться,  мы
начнем делать вашей знакомой специальный маникюр. Сегодня ампутируем  один
палец, завтра - второй. И так далее... Когда кончатся пальцы, примемся  за
руки и ноги. А потом...
   Дверь гостиной открылась, и в прихожую вышел Владимир. Глаза  его  были
налиты кровью,  лицо  исцарапано,  рукав  рубахи  держался  на  нескольких
нитках.
   - Какие же вы  жестокие  животные!  -  воскликнул  он  с  беспредельным
презрением.
   Лицо офицера озарилось улыбкой.
   - О нет, - возразил он, покачивая головой, словно ванька-встанька. - Мы
- люди, высшее порождение Логоса, венец  творения.  Я  не  жесток.  Просто
сферы наших интересов очень жестко пересеклись. Оба мы выиграть не  можем.
Что для  одного  из  нас  выигрыш,  для  другого  -  проигрыш.  Вся  жизнь
человеческая  -  игра,  и  любое  действие  оборачивается  выигрышем   или
проигрышем.  Даже  смерть  можно  рассматривать   как   проигрыш,   только
окончательный.
   - Это для меня внове, - заметил Владимир. - Палач-философ.
   - Я не обижаюсь. Я действительно философ и в вашем понимании  -  палач.
Это совсем не унижает меня. Всегда существовали и будут существовать добро
и зло. Они неразделимы, как свет и тень. Они всегда ходят рука об  руку  и
всегда борются. То зло побеждает, то добро. Но окончательно победить  друг
друга они не могут. Если такое случится, нарушится Вселенское равновесие и
в ужасной катастрофе исчезнут  люди  и  миры.  Злу,  как  и  добру,  нужны
служители. Раз ни то, ни  другое  не  может  победить,  безразлично,  чему
служить. Но злу служить выгоднее.
   - Не место и не время для теоретических дискуссий. Хотел  бы  я  знать,
кто из этих симпатичных хозяев предал меня?
   Офицер  обернулся,  посмотрел  на  улыбающегося  и  часто  кланяющегося
хозяина.
   - Разве вы сами не догадываетесь?
   - Понятно, - кивнул Владимир. - Я  согласен  сдаться.  Но  у  меня  два
условия. Вы согласны их принять? - Он выжидающе посмотрел на офицера.
   Офицер вздохнул.
   - О мудрые земляне, как вы бываете порой наивны! Как же  я  могу  сразу
согласиться на ваши условия? А вдруг одно  из  них  даст  вам  возможность
избежать изоляции?
   - Хорошо! Сначала я их выскажу. Первое условие:  сообщите  мне  все  об
Интиль.
   - Пожалуйста. Секрета в этом никакого нет. Она находится под  неусыпным
наблюдением в доме своего отца - младшего офицера наших  войск  в  Антупии
некого Сай-доду.
   - Ясно. Второе: не применять физического насилия к хозяйке этого  дома.
Иначе, даже дав обещание повиноваться, я не смогу его выполнить. На  Земле
отношение к женщине совершенно особое. Если вы хоть пальцем ее тронете, то
я вас вместе с вашей группой отправлю прямиком к Логосу, дьяволу  или  как
там называется ваше божество.
   Лицо офицера тронул легкий румянец.
   -  О,  спасибо.  Я  давно  не  ощущал  аромата  настоящей   смертельной
опасности.  Это  меня  приятно  волнует.  Оба  ваши   предложения   вполне
приемлемы.
   Он обернулся к А-Линь-доду и с издевкой спросил:
   - Вы не возражаете, если мы на некоторое время позаимствуем вашу  жену?
Как только в ней минет надобность, мы ее вернем.
   А-Линь приложил руки к груди.
   - О, пожалуйста, пожалуйста! Я думаю, вам она сейчас нужнее,  чем  мне.
Берите, мне не жалко.
   Офицер приблизил свое лицо  к  лицу  Владимира  и  проговорил  интимным
полушепотом:
   - Знаете ли вы, излишне благородный землянин, какой тип людей пытаетесь
защитить? Ваше благородство -  оливковая  ветвь  пред  лицом  вооруженного
озверелого воина. Розовые стекла земных представлений искажают восприятие.
Вы видите наших людей не такими, какие они есть в действительности.
   -  Вы,  кажется,  не  для   дискуссий   сюда   прибыли?   -   сдержанно
поинтересовался Владимир.
   -  Нет,  -  лицо  офицера  приняло   брезгливо-усталое   выражение.   -
Ординан-рядовые, увести арестованного. Капрал, увести арестованную. Марш!
   А-Линь-доду сопровождал их до  самого  подъезда,  пугал  подглядывающих
соседей безумной улыбкой и приговаривал:
   - Берите, берите. Варите, варите. А захотите - стушите, если  это  надо
для блага великой Фирболгии.
   Идущий  сзади  ординан-рядовой,   не   оборачиваясь,   ударил   локтем.
Металлический налокотник угодил в грудь физиолога.  А-Линь-доду  вытолкнул
воздух  с  придыханием,  будто  рубил  дрова,  и,  покрывшись  смертельной
бледностью, упал на выщербленные плитки. Все двери на лестничной  площадке
разом захлопнулись.
   Давно  ушли  полицейские,  а  А-Линь-доду  все  лежал,  слабо   царапая
изломанными ногтями грязный пол. Наконец нашел в себе  силы  подняться  и,
опираясь  на  стены,  побрел  в  квартиру.  Вдруг  он  ощутил  густой  дух
жарящегося мяса. А-Линь побледнел и заторопился. Челюсть его дрожала.
   -  Уже  начали,  -  бормотал  он.  -  Уже  начали  жарить.  Что  значит
оперативность наших славных органов! Только я  есть  не  буду.  Справка  у
меня. Я вегетарианец. Но если надо для дела...
   С некоторых пор А-Линь-доду установил на двери четыре сложнейших замка.
Он вошел, закрылся на все запоры и рухнул  в  кресло,  держась  руками  за
грудь.
   Долго  отдыхать  ему  не  пришлось.  Через  пятнадцать  минут  в  дверь
постучали.  А-Линь-доду  метнулся  к  глазку.  За  дверью  стояли  люди  в
штатском. А-Линь спросил, о чем-то догадываясь:
   - Кто это? Кто же это там?
   - Свои, - ответил суровый голос.
   В голову А-Линя-доду вполз густой туман, и все мысли утонули в нем.
   - У меня уже были свои, - возразил хозяин, с трудом подыскивая слова.
   - То были твои свои, а мы - наши свои, - голос зазвучал раздраженно.
   - Право, я не знаю. - А-Линь-доду  в  нерешительности  мусолил  головку
замка, аптечный запах которого делал ощущение страха непереносимо  острым.
- Может быть, вы придете как-нибудь в следующий раз?
   - Отвори, дурак, - сказал второй голос, наглый и вкрадчивый. - Иначе мы
тебе, болвану, дверь вынесем!
   - Отпирай, придурок! - рявкнул первый голос.
   - В самом деле свои, - удивился А-Линь-доду. - Сейчас, сейчас! Отпираю!
   Не успел он отщелкнуть последний запор, как  дверь  распахнулась,  и  в
прихожую стремительно скользнули три рослых молодца.
   - Служба безопасности, - тихо сказал громила, вошедший первым.
   - Где землянин?  -  быстро  поинтересовался  оперативник  с  вкрадчивым
голосом.
   - Нет. Нету у меня никого, - отвечал А-Линь, отступая задом к кухне.
   Первый молодец  легким  движением  руки  отбросил  хозяина  к  стене  и
выхватил пистолет. Хрустя  битым  стеклом,  он  прыгнул  в  комнату  через
отверстие,   которое   полчаса   назад   образовало   тело   его   коллеги
ординан-полицейского.
   Второй молодец с такой же скоростью обследовал кухню и спальню.
   - Нет никого, - одновременно доложили они третьему молодцу, который  до
этого времени не произнес ни слова.
   - Допросить, - приказал третий молодец.
   Суровоголосый громила подошел к А-Линю и, сверля его глазами, спросил:
   - Расскажи, куда делся землянин. Куда ты его  спрятал?  Ну!  Только  не
отпираться!
   А-Линь-доду искоса глянул в оловянные немигающие глаза оперативника,  и
страх, постоянно тлевший в нем со времени  Ужасного  События,  вспыхнул  с
новой силой. К тому же он понял, что его сейчас будут избивать -  грубо  и
неинтеллигентно. А может  быть,  истязать.  Он  согнулся  и  повернулся  к
оперативнику боком, чтобы в случае чего успеть прикрыть руками пах.
   - Ну! - грозно прикрикнул допрашивающий.
   Губы А-Линя зашевелились и сами собой забормотали:
   - Говорю же. Были ваши и отвели к своим. А я не отпираюсь. Разве  я  бы
отпирал, если бы собирался отпираться? Я...
   - Не умеешь ты говорить с интеллигенцией, - с досадой заметил второй. -
Смотри!
   Кулак его с неуловимой для глаза  быстротой  ударил  А-Линя  в  челюсть
слева. Голова  руководителя  сектора  кукольно  дернулась  вправо,  и  рот
наполнился соленой жидкостью.
   - Был у тебя землянин? Был у тебя  землянин?  Отвечай!  -  едва  слышал
А-Линь-доду сквозь болезненный звон в голове. Он  вслушивался  в  слова  и
никак  не  мог  взять  в  толк,  о  чем   его   спрашивают.   Мешал   этот
отвратительный, вызывающий тошноту звон.
   - Ты ответишь или тебя ударить еще?
   А-Линь наконец понял, что от него хотят, и кивнул.
   - Не бейте меня. Я буду отвечать.
   - Землянин был?
   - Был.
   - Когда?
   - Пришел утром. Около пяти часов.
   - Где он теперь?
   - Не знаю. Пришли полицейские и забрали его. И жену забрали тоже.
   Главный, стоящий у двери, помрачнел.
   - Ребята, мой нюх подсказывает,  что  жену  и  землянина  продал  нашим
конкурентам из полицейского вот этот самый червяк.
   - Берем? - спросил первый.
   - С паршивой овцы, - ответил руководитель группы. -  Только  чтобы  без
лишних звуков.
   - Ага, - кивнул первый.
   А-Линь не понял, о чем у них шел разговор,  но  почувствовал,  что  ему
снова будет больно.
   Страшный  кулак  первого  ударил  А-Линя  в  солнечное  сплетение.  Он,
задохнувшись, согнулся  и  тут  же  почувствовал  темную  вспышку  боли  в
затылке. Мир исчез мгновенно, будто кто-то щелкнул выключателем.
   Молодцы подхватили А-Линя под руки и поволокли по ступенькам на  улицу,
где их поджидала черная с