к. Восемнадцатый, -- Иванилов  выдвинул  нужный  ящик
сегментной картотеки, достал след.
     -- И пожалуйста в двух экземплярах.
     -- Хорошо, хорошо.
     Иванилов вынул из папки две разметные сетки, приложил след
и обвел.
     Вошла Ольга, застегивая китель.
     -- Как вы? -- приблизился Ребров. Она покачала головой. Он
вынул носовой платок, вытер ее коричневые губы:
     -- Все будет хорошо.
     --  Сделано,  --  Иванилов  убрал  след  и  папку и тут же
включил телевизор. -- Интересно, продавит он собственность?
     Ольга пошла одеваться. Ребров взял сетки, сложил,  спрятал
в карман.
     --  С  другой  стороны,  колхозников  тоже понять надо, --
усмехнулся Иванилов. -- Работали, работали, понимаешь, а тут --
на тебе!
     -- До свидания, Петр Федорович, --  проговорил  Ребров,  и
они с
     Ольгой вышли. В лифте Ольгу вырвало.
     --   Легче  всего!  Легче  всего  дать  волю  эгоизму!  --
воскликнул Ребров. -- Давайте! Показывайте,  какая  вы  гордая!
Какая  самостоятельная! Демонстрируйте! Как вы презираете всех!
Как плюете на остальных! Ну! Демонстрируйте!
     -- Я... нет... -- шептала Ольга, прижавшись лбом к  стенке
кабины.
     Ребров схватил ее под локоть, вытолкнул из лифта:
     -- Идите! Гордитесь собой!
     Они сели в машину.
     -- Поехали на шестой склад, -- сказал Ребров, закуривая.
     -- Есть, товарищ подполковник.

     Когда  черная  "волга"  подъехала  к  военкомату, было уже
темно. Машина Реброва стояла на месте. Штаубе и Сережа спали  в
ней, привалившись друг к другу.
     --  Перегрузишь  в  мой  багажник, и свободен, -- приказал
Ребров сержанту, вылезая из "волги". Ольга постучала  в  заднее
стекло "Жигулей":
     -- Ау!
     Штаубе  проснулся,  открыл  дверь,  она  села  на переднее
сиденье:
     -- С добрым утром, милые.
     -- Как? -- морщась, спросил Штаубе.
     -- Отлично! -- радостно шепнула она. -- Вон, смотрите.
     Штаубе   оглянулся.   Сержант   подносил    к    "Жигулям"
металлический ящик.
     -- Става Богу.
     Ребров захлопнул багажник, сел за руль:
     -- Здравия желаю, Генрих Иваныч.
     -- Дали? 48?
     -- 48, -- Ребров завел мотор. -- Вы не замерзли здесь?
     -- А я дважды заводил. Погодите, а как с Клоковым? А Басов
что? Выписку нашли сразу?
     -- Сразу! -- Ребров посмотрел на Ольгу, они засмеялись. --
Сразу!
     -- А этот говнюк, Сотников, торговался?
     Ребров с Ольгой засмеялись громче.
     --  Погодите,  чего  вы  ржете,  расскажите  толком? Мне к
Коваленко ехать?
     Сережа проснулся, громко зевнул:
     -- О-о-ой... холодно... а Олька где?
     -- Я здесь, милый. Спи.
     -- Я есть хочу.
     -- Да, -- посерьезнел  Ребров,  --  есть.  Нам  всем  пора
пообедать. А точнее -- поужинать.
     -- Может -- к Михасю? -- предложила Ольга. -- Жутко в баню
хочу.
     -- К Михасю? Без звонка? -- потер лоб Ребров.
     --  Именно -- без звонка! -- Штаубе надел шапку. -- Да эта
сволочь  должна  вам  в  любое  время  суток  жопу  лизать,  не
разгибаясь! Поехали.

     Они  сидели  за  столом  в пустом банном зале с мраморными
колоннами и бассейном. Ребров и Штаубе были в простынях,  Ольга
и Сережа -- голыми. Официант принес десерт и шампанское.
     --   За   удачное,   --  пробормотал  разомлевший  Ребров.
Чокнулись и выпили.
     -- Еб твою...  --  Штаубе  поморщился,  взял  бутылку.  --
Полусладкое. Вот пиздарванцы. Человек!
     Подошел официант.
     -- Что это за говно ты нам принес? На хуй нам полусладкое?
У вас что, нормального шампанского нет?
     -- Извините, но завезли только полусладкое.
     --  Еб  твою!  -- Штаубе ударил бутылкой по столу. -- Зови
сюда Михася!
     -- Одну минуту...
     -- Генрих Иваныч, да все хоккей, -- Ольга допила, встала и
бросилась в бассейн. -- Сережка, иди ко мне!
     Сережа прыгнул в воду.
     -- А вот это... после еды... вредно! --  погрозит  пальцем
Ребров.
     -- Отлично! -- закричим Ольга.
     --  Ей  сиропа  разведи  водой -- и тоже отлично будет, --
проворчи Штаубе, откусывая от яблока.
     Ольга  схватила  Сережу  за  руку,  потянула  на  середину
бассейна. Сережа завизжал. Вошел Михась.
     --  Что  же  это,  друг  любезный?  --  Штаубе  щелкнул по
бутылке.
     -- Михаил Абрамыч, извините ради Бога!  --  Михась  прижал
пухлую  ладонь  к  груди.  -- С брютом щас такой напряг, все по
валютным барам, нам вообще ничего не дают. Хотите  "Напариули"?
Джина с тоником? Ликерчик у меня хороший есть. Яичный.
     -- Яичный? -- издевательски прищурился Штаубе. -- Говно ты
собачье!  Ты  видишь  кто к тебе приехал?! Ты, пиздюк -- в жопе
ноги! Мы что тебе -- бляди райкомовские, или  уголовники  твои,
чтобы  это  пойло  лакать?!  Кто  мы тебе, гад?! Отвечай! -- он
ударил кулаком по столу, опрокидывая бокалы.
     -- Генрих Иваныч, -- поднял руку опьяневший Ребров, --  ну
не надо так... они же все... подчиненные.
     --  Прошу  прощения,  извините,  пожалуйста, я щас принесу
все, что есть, все, что есть! -- забормотал Михась.
     -- Тащи все, гад! Все! Чтоб  все  стояло  здесь!  Все!  --
стучал  кулаком  Штаубе.  --  Полусладкое!  Ты  что,  говнюк, в
детстве сахара мало ел?! Или  решил,  что  мы  блокадники?  Или
ветераны  войны, ебать их лысый череп?! Это им ты будешь клизму
с полусладким вставлять в жопы геморройные, понял?! Им!  А  нам
это... -- он схвати бутылку и швырнул в Михася, -- по хую!
     Михась увернулся, бутылка разбилась о колонну.
     -- Браво! -- Ольга зашлепала ладонями по воде.
     --  Ура!  --  закричал  Сережа,  держась за ее шею. Михась
выскользнул в дверь.
     -- Какие твари! -- тряс головой  Штаубе.  --  Всех  бы  на
одной веревке! Всех!
     --  Генрих  Иваныч,  вы  чересчур  категоричны,  -- Ребров
открыл Ольгин портсигар, достал папиросу, -- ты... или,  нет...
мы  имеем  дело  с простейшими, знаете, такие инфузории. Amoeba
proteus, которые, в свою  очередь,  являются  пищей  для  более
сложных   созданий,   для   рачков,   например,  которых  потом
заглатывает кит, а на кита... потом нападают касатки, раздирают
ему рот, вырывают  жирный-жирный  язык,  а  касаток  уже  ловят
двуногие,   на  которых  водятся  насекомые  паразиты.  И  надо
сказать, дистанция между инфузориями и  вшами  --  громадная...
Давайте лучше еще водки выпьем.
     --  Виктор  Валентиныч!  --  Штаубе  отшвырнул надкусанное
яблоко, -- вы меня простите, по раскладке  и  по  знедо  вы  --
гений,  но  в  жизни  вы  ничего не понимаете! Эта инфузория на
"Мерседесе" разъезжает! Ему бляди  из  райкома  и  райисполкома
сосут  непрерывно!  Его, пиздюка, подвесить бы за яйца, чтоб он
ссал  и  срал  бы  одновременно!  Инфузория!  Говносос!  Уебище
пиздопробойное!   Как   я  их,  тварей  толсторылых,  ненавижу!
Не-на-вижу! -- он застучал кулаком по столу.
     -- Витя! Генрих Иваныч! Идите к нам! --  закричала  Ольга.
-- Хватит ругаться!
     -- Вообще, идея не плоха, -- Ребров закурил, бросил спичку
в бассейн. -- Генрих Иваныч, соблазнимся?
     --  Твари!  Сраные  твари! -- Штаубе неряшливо налил водки
себе и Реброву.
     -- Да хватит  вам,  --  Ребров  взял  рюмку.  --  Удачное,
удачное.  Три  дня  тому  назад... я был готов крест поставить.
Пейте за наш промежуточный.
     Они выпили.
     -- Ха-а! -- крикнул Штаубе, откусил  от  целого  лимона  и
стал жевать,
     --  Спасите!  Тону-у-у!  --  закричал  Сережа, хватаясь за
Ольгу.
     -- Ссышь, котенок! -- смеялась Ольга, отталкивая  его.  --
Плыви, плыви! Держись за воду!
     Ребров встал, пошатываясь подошел к краю бассейна, сбросил
простыню и с папиросой в зубах бултыхнулся в воду.
     --  Бедные  дети  в лесу, кто им покажет дорогу? -- Штаубе
выплюнул  лимон,  приподнялся,  запрыгал,  болтая  культей.  --
Жалобный плач пронесу... тихо к родному порогу... Ну, твари! --
он  упал,  подполз к краю и сел, свесив ногу в воду. -- Так вот
жизнь и проходит... Ребров нырнул, вынырнул, отфыркиваясь:
     -- Хлорка...
     Появился Михась с тележкой, уставленной бутылками. За  ним
вошла   полная   девушка  с  гитарой,  в  длинном  платье  и  с
распущенными волосами.
     -- Ну вот, уже что-то! --  ухмыльнулся  Штаубе,  почесывая
грудь. -- Налей-ка чего-нибудь.
     -- Чего желаете?
     -- Все равно. А это кто?
     -- Это Наташа, Михаил Абрамыч. Поет расчудесно. Она же вам
тогда пела, вы не помните?
     Девушка, улыбаясь, стала перебирать струны.
     --  А-а-а-а...  --  поморщился  Штаубе,  принимая  рюмку с
ликером. -- Вспомнил. "Снился мне  сад  в  подвенечном  уборе".
Только сегодня -- мимо. У тебя, милая, голос, что в жопе волос:
хоть  и  тонок,  да  не  чист.  А  мой слуховой аппарат -- вещь
деликатная. Я Козлу чуть в харю не плюнул, а тебе и вовсе  рыло
сворочу.  Так  что...  --  он отхлебнул из рюмки. -- Брось свою
бандуру, остаканься и ползи ко мне. Ты! Налей ей!
     Михась налил бокал вина и подал Наташе. -- А сам  уебывай,
пока я добрый!
     --  А нас кто обслужит? -- закричала Ольга. -- Я тоже вина
хочу!
     -- И я! -- крикнул Сережа.
     Все  трое  подплыли  к  краю  бассейна,  Михась   принялся
обслуживать их.
     С бокалом в руке Наташа подошла к Штаубе.
     --  Раздевайся  и  присаживайся!  -- Он шлепнул ладонью по
мокрому полу. Она сняла платье, туфли и,  оставшись  в  красном
купальнике, села рядом со Штаубе, опустила ноги в воду.
     --  Так  не  пойдет! -- ухмыльнулся Штаубе. -- Здесь все в
раю, видишь мы какие... -- он сбросил с себя простыню,  почесал
мошонку.  -- Так что не нарушай диспозиции, это -- во-вторых. А
во-первых, я ж тебе сказал -- остаканься!
     Он схватки левой рукой Наташу  за  шею,  правой  приставил
бокал к ее губам и принудил все выпить.
     -- Ой... я так захлебнусь! -- закашляла Наташа.
     --  Другое  дело!  -- Штаубе стал снимать с нее купальник,
Наташа помогла ему.
     -- Ух ты! -- он потрогал  ее  большую  грудь.  --  Друзья!
Смотрите!
     -- Какая прелесть! -- засмеялась Ольга, отпивая из бокала.
     -- Пусть письку покажет! -- прорычал басом Сережа.
     Штаубе развел Наташины колени:
     -- Смотри! Нравится?
     -- Оч-ч-чень! -- прорычал Сережа, пригубливая вино.
     -- Витя, возбуждаешься? -- Ольга обняла Реброва.
     --  Я  сыт  удачным...  --  он положил голову на мраморную
ступеньку.
     -- Ну кто же тогда?! -- Ольга шлепнула рукой по воде. -- У
Генриха Иваныча последний раз стоял пять лет назад!
     -- Шесть! -- поправят Штаубе и показал Наташе свой длинный
член. -- Видишь, какой инструмент? Двадцать шесть сантиметров в
стоячем виде! Но -- все в прошлом. Теперь же...
     -- Ну, кто ее выебет?! -- закричала Ольга, шлепая по воде.
     --  А  пусть  вот  этот!  --  Сережа  показал  пальцем  на
суетящегося возле бутылок Михася.
     -- Точно! -- Штаубе хлопнул в ладоши. -- Ну-ка, ты, хуило,
раздевайся!
     -- Да что вы... почему я?
     --  Ты, пиздюк, со мной не пререкайся! Делай, что говорят!
Михась стал нехотя раздеваться.
     -- Я с ним не буду! -- мотнула головой Наташа.
     -- Еще  как  будешь!  --  Штаубе  схватит  ее  за  волосы.
Отсосешь по-смачному, с проглотом, да еше спасибо скажешь!
     -- Я не буду! -- дернулась Наташа.
     -- Будешь! Будешь! Будешь! -- Штаубе стал бить ее по лицу.
Она разрыдалась.
     -- На колени, тварь! -- Штаубе толкнул ее к голому Михасю.
-- Соси у него! Живо! Я дважды не повторяю, Пизда Ивановна! Ну!
-- он замахнулся бутылкой, расплескивая ликер.
     Всхлипывая, Наташа встала на колени. Михась подошел к ней,
она стала сосать его член.
     -- Давно бы так, -- Штаубе отхлебнул из бутылки.
     -- Бывают же такие волосатые мужики! -- усмехнулась Ольга.
     --  А  ей  вкусно?  --  Сережа  кинул  в  Натащу  корку от
мандарина.
     -- Еще бы! -- серьезно кивнул Штаубе.
     Вошел официант с мороженым.
     -- Поставь... -- пробормотал Михась.
     -- Мне, мне! -- закричал Сережа.
     -- И мне! -- подняла руку Ольга,
     -- И мне, -- устало выдохнул Ребров.
     -- И мне! -- потянулся Штаубе.
     Официант раздал мороженое и вышел.
     -- Другое дело... -- Штаубе плеснул  ликера  в  розетку  с
мороженым, попробовал, -- всем рекомендую.
     Ольга  и  Сережа  подплыли  к  нему,  он  налил им ликера,
посмотрел на Михася с Наташей:
     --  Не   увлекайтесь,   друзья.   Покажи-ка   нам   своего
Котовского.
     Наташа отстранилась, Михась повернулся, показывая член.
     -- Не слабый банан! -- пьяно хохотнула Ольга.
     -- У Фарида меньше? -- Сережа ущипнул ее за грудь.
     --  Вполне  достойная  елда! -- кивнул Штаубе. -- Молодец!
Теперь ставь ее раком! Давай!
     Стоя на коленях, Наташа  наклонилась,  Михась  пристроился
сзади.
     -- И поактивней! -- подсказала Ольга.
     --  Что?  --  поднял голову Ребров. -- Стоп! Стоп! Быстро!
Быстро!
     Он неловко вылез из бассейна, поскользнулся, упал на бок:
     -- Быстро! Кольца! Уберите этих, уберите!
     -- Вон отсюда! Вон отсюда! -- закричал  Штаубе.  --  Живо!
Убью!
     Михась и Наташа схватили одежду и выбежали.
     -- Что такое? Витя? -- Ольга выбралась из бассейна.
     --  Кольца!  Кольца!  --  Ребров  пополз  к стоящее в углу
ящику.
     -- Какие кольца?  --  Штаубе  двинулся  за  ним,  опираясь
руками о пол и подтягивая ногу.
     Ребров   набрал  шифр  замка,  открыл  ящик,  снял  ипрос,
повернул рычаг поперечной подачи и рассмеялся.
     -- Что стряслось? -- Штаубе заглянул в ящик.
     -- Мне показалось... что я кольца снять забыл...
     -- Устал ты, Витя. Намучился, -- Ольга  поцеловала  его  в
плечо.
     -- Бывает... -- Штаубе отполз.
     --  Тебе  выспаться  нужно, -- Ольга гладила мокрую голову
Реброва, -- пошли наверх? Баиньки?
     --  Наверх?  --  он  уронит  голову  ей   на   плечо.   --
Двинулись...  но  ящик,  все  со  мной...  все со мной... рядом
чтоб...
     -- Конечно, милый.

     На дачу вернулись только  к  часу  дня.  Ольга  с  Сережей
отправились  в  спортзал.  Ребров со Штаубе -- в мехмастерскую.
Штаубе сразу же выточил на токарном станке  полукольцо,  смерил
ключом:
     -- Стандарт.
     Ребров  открыл ящик, снял ипрос, повернул рычаг поперечной
подачи и осторожно вытянул стержень #1 из паза.
     -- Ух, ты! -- Штаубе восторженно покачал головой. --  Ведь
умеют же, сволочи, если надо!
     Ребров  надел  на  стержень  кольцо,  вставил  полукольцо,
оттянул пружину.  Затвор  щелкнул  и  встал  на  место.  Ребров
вставил  стержень  в паз, закрепил рычагом, перевел рейку на 9,
протянул руку. Штаубе подал ему  гнек,  Ребров  вставил  его  в
шлицевой замок и стал медленно поворачивать.
     -- Легче, легче! -- зашептал Штаубе,
     Ребров повернул гнек до конца, тельмец соскочил с колодки,
вошел  в челночную капсулу. Штаубе подал иглу. Ребров ввел ее в
концевое отверстие,  перевел  рейку  на  2.  Челночная  капсула
опустилась на параклит. Ребров тут же повернул и вынул гнек.
     --  Слава  тебе,  Господи!  --  Штаубе  перекрестится,  со
вздохом взялся за сердце. -- Ой... С  вашими  фокусами,  Виктор
Валентиныч, все здоровье растеряешь...
     --  Отлично,  отлично!  -- Ребров подошел к промежуточному
блоку, открыл, спустил предохранитель, вставил гнек  в  патрон,
включил.  Гнек  завращался,  венчик его раскрылся, вольфрамовый
шарик исчез в патрубке.
     -- Вот на что  денежки  народные  переводятся,  --  Штаубе
склонился  над ящиком. -- Мерзавцы! А протез нормальный сделать
не могут.
     -- Все отлично,  Генрих  Иваныч!  --  возбужденный  Ребров
вытянул  из  паза  стержень  #2. -- Дайте только до фундаментов
добраться.  Будет  вам  и  белка,  будет   и   протез.   Точите
полукольцо.

     Ольга слезла с тренажера, пощупала спину:
     -- Третий пот. Хватит. Сережа, отбой.
     Сережа качался на "Дельте".
     -- Оль, а я тоже на "Геркулесе" хочу.
     --  Стоп,  стоп!  Тебе  еще  рано.  Шведская стенка, лыжи,
кольца -- вот, что тебе нужно. Слезай.
     Ольга потрогала его спину.
     -- Мокрый, как мышь. Три минуты со скакалкой -- и  в  душ.
Попрыгав, они вошли в душевую, разделись и встали под душ.
     -- Ну, а потом что было, после чемпионата СССР? -- спросил
Сережа.
     --  Скандал был. Я великой Стрепетовой дорогу перешла. Она
-- шестикратная чемпионка страны,  двукратная  чемпионка  мира,
олимпийская  чемпионка,  а я -- двадцатилетняя девка, год назад
норму мастера  выполнила.  У  нее  муж  кагебешник,  дача,  две
машины, блат в Федерации, в Госкомспорте. А я -- третьекурсница
запиханного  Лестеха,  девочка  из  Норильска, живу в общаге, в
Москве ни одного знакомого, вся жизнь: тир,  спортзал,  общага,
тир, спортзал, институт. А дальше -- круче: спартакиада народов
СССР,  накануне  Олимпиады,  она  стреляет:  559. Я вышла: 564!
Новый рекорд страны.  В  Федерации  на  рога  встали.  Данилин:
включить  Пестрецову  в  Олимпийскую  сборную,  Комаров:  рано,
молода, нет опыта, не комсомолка,  подведет  команду,  морально
неустойчива,   хуе-муе.   Проголосовали  поровну,  отложили  на
неделю, Стрепетова Комарову истерику устроила,  орала:  или  я,
или  она.  Очко  у  нее тогда сильно заиграло: ей 29, пик давно
прошел, последний чемпионат мира она Анжелике Форстер просрала,
в Риме вообще в тройку не вошла... -- Ольга закрыла воду, взяла
полотенце. -Вот. Такова ситуэйшен.  Неделя  идет,  надо  что-то
делать,  а  у  меня  руки  опустились, хули; она Комарову в уши
надует, он Федерацию обработает, проголосуют против, и  пиздец.
А  тут  Милка  Радкевич  из  Киева  проездом,  пошли  с  ней  в
"Метелицу", выпили, попиздели, и она  мне:  Оленька,  не  бзди,
бери коньячевского, поезжай к Жабину.
     -- Это кто? -- Сережа закрыл воду.
     --  Второй  человек  в  Федерации  после  Комарова. Жуткий
бабник,  мне  Милка  все  про  него   рассказала.   Он,   когда
ленинградское  "Динамо" тренировал, перееб там всю команду. Ну,
я тогда целеустремленная была,  а  про  Олимпиаду  вообще,  как
подумаю  --  сердце  останавливается.  Думаю, если не включат в
сборную  --  брошу  все  на  хуй,  в  деревню   уеду   учителем
физкультуры.  Звоню Жабину: так и так, хуе-муе, Виктор Сергеич,
хочу посоветоваться. Он  сначала  не  просек:  а  что  же  ваш,
говорит,  Данилин?  Я  говорю:  Виктор  Сергеич, Данилин тренер
классный, а как человек -- ни рыба, ни мясо. Он ржет: приезжай.
Купила "Камю", приехала. Жена на сборах, дочь на даче.  Выпили,
стал   меня   трахать:  хуище  толстенный,  кривой,  в  рот  не
помещается. Вазелином  мне  жопу  смазал,  шепчет:  Оленька,  я
кончаю  всегда  только  в  попку.  Полез.  Я ору в подушку, как
резаная, он ревет, как буйвол. Проебал меня  до  кишок,  выпили
шампанского. Говорит: о'кей, я с ребятами потолкую, а ты срочно
заявление  в  комсомол  подавай.  Так и сделала. А через неделю
голосование -- и я в сборной. Ну, про Олимпиаду ты все  знаешь,
-- она сняла с крючка халат.
     -- А этот Жабин?
     -- Что Жабин?
     -- Ну... вы с ним еще ебались?
     -- А как же. Регулярно меня трахал. Как приспичит, сразу в
общагу -- дзынь: белокурик, жду. Начнет спереди, кончит сзади.
     -- Больно?
     --  Нет.  Привыкла.  Даже кончать от этого научилась... О!
Это  что  такое?  --  Ольга  заметила,  что  Сережа  прикрывает
полотенцем свой напрягшийся член.
     --  Это  что за безобразие? -- она отвела полотенце, взяла
Сережу за член. -- Вы что себе позволяете, молодой человек?
     Сережа прижался к ней:
     -- Оль, а можно я в попку попробую?
     Она улыбнулась:
     -- Ребров запретил тебя развращать.
     -- Да пошел он! Ну можно, а?
     Так хочется?
     -- Ага.
     Она взяла его за уши, сжала, заглянула в глаза:
     -- Настучишь!
     -- Никогда! Больно, Оль...
     -- Клянешься?
     -- Ну клянусь, больно же!
     -- Поверим.
     Ольга вышла из душевой,  прошла  в  спортзал,  достала  из
своей  спортивной  сумки тюбик с мазью для рук, поманила Сережу
пальцем. Они подошли к мату, постеленному  под  ерником.  Ольга
сбросила  халат,  выдавила  на  ладонь  маз