ке.
     -- Так надо, -- пробормотал Ребров.
     -- Так надо! А ну помогите хлопцу!  --  он  сменил  рожок,
подошел к купе проводницы, возле которого стояла Ольга. -- Ага.
Вот  она,  гарна  дивчина  --  не пришей к пизде рукав! Сколько
лягавых в поезде?
     -- Не знаю, -- морщилась от боли проводница, -- они тут...
и в первом вагоне. Я ж ни при чем...
     -- И это тоже ни при  чем?  --  Ольга  показала  дулом  на
"воки-токи".
     --  Это ихнее, -- проводница всхлипнула, -- они заставили.
Говорили -- мать убьют...
     -- Не пизди своим ребятам, -- усмехнулась Ольга.
     -- Микола...  Ми...  кола,  --  хрипела  раненая  женщина.
Ребров приподнял ее голову.
     --  Шо,  Василю?  --  подошел  Микола. -- Царапнули, гады?
Ничо, довезем, лепило выходит.
     --  Микола...  скажи   Скобе...   пускай   мою   долю   не
вкладывает...
     --  Так ты ж сама все скажешь, друг дорогой. Мы с тобой на
такие гастроли забуримся -- оторвать и засохнуть!
     Кровь снова хлынула изо  рта  женщины,  она  закашляла.  В
ближнем тамбуре раздался свист, Ольга дернулась.
     --  Спокойно,  це  Марик,  --  Микола  ответно свистнул. В
тамбуре показался Марик  в  зимней  форме  железнодорожника,  с
пистолетом в руке. Переступив через труп милиционера, он поднял
его автомат, осмотрелся;
     -- Ну как тут?
     -- Та все путем, тильки Ваську зачепило.
     -- Багаж цел?
     -- Цел пока, -- Ребров отпустил голову затихшей женщины.
     --  Корень  у просеки тормознет, -- Марик убрал пистолет в
карман.
     -- Це розумно, -- кивнул Микола.
     -- А Козулька? -- спросил Ребров.
     -- В Козульке вас ждут с гостинцами, -- усмехнулся Марик и
кивнул Миколе: -- Готовь шутиху.
     -- Ща зробим! -- Микола выволок из купе две сумки, набитые
бидонами с бензином и толовыми шашками.
     -- Давайте багаж, -- Марик, Ребров и Ольга вынесут все  из
купе в тамбур. Микола стал разматывать бикфордов шнур.
     -- А это кто? -- заглянул Марик к проводнице.
     --  Верный  друг милиции, -- усмехнулась Ольга, застегивая
шубу.
     -- Ага, -- Марик на секунду задумался,  потом  оторвал  от
простыни кусок, -- а ну, давай твою болячку.
     Девушка  протянула  руку,  он быстро перевязал ее, с силой
затянул узел. Она вскрикнула.
     -- Не  боись,  --  он  вытер  испачканные  кровью  руки  о
пододеяльник.
     --  А  теперь  --  шевели  копытами.  С  нами пойдешь. Как
чрезвычайный и полномочный представитель ментов.
     -- Дяденька, не надо! -- поползла на коленях девушка. -- У
меня в Красноярске мать больная, отец инвалид войны!
     -- Будешь умницей -- увидишь своих инвалидов.  Это  что  у
тебя? -- он пнул сапогом мешок со свиной головой.
     -- Кабан, -- всхлипывала проводница.
     -- Чай где?
     -- Тут наверху.
     Он  открыл шкаф, стал вынимать пачки чая, сахара и печенья
и класть их в мешок с головой.
     -- Зроблено, -- Микола показал конец шнура.
     -- Погоди, -- Марик выволок мешок  в  коридор.  --  Все  в
тамбур!
     -- Сережа, шапку! -- Ольга толкнула мальчика, он побежал и
вернулся с шапкой на голове.
     Поезд стал резко тормозить.
     --  Запалишь,  когда  рукой  махну! -- Марик открыл дверь,
морозный воздух ворвался в тамбур.  --  Давайте,  господа!  Туг
снег  глубокий.  Первым  прыгнул Ребров с промежуточным блоком,
потом Ольга с жидкой матерью,  за  ними  Сережа  с  рюкзаком  и
Штаубе.  С  головы  поезда  трижды  посигналили  фонарем, Марик
ответил карманным фонариком, махнул Миколе:
     -- Пали!
     --  Палю!  --  Микола  поджег  шнур,  выбежал  в   тамбур,
подтолкнул автоматом проводницу. -- А ну прыгай, коза!
     Проводница  спрыгнула,  Микола и Марик последовали за ней.
Вагоны дернулись, резко набирая скорость. Поезд ушел.
     -- Ебаный в рот! -- Штаубе вытер снег с лица,  заворочался
в сугробе.
     -- Приехали...
     Кругом  было  темно.  Мутная луна слабо высвечивала опушку
леса и невысокие сопки вдали.
     -- Как мать? -- Ребров вытащил из  снега  промежуточный  и
поставил на еле заметные шпалы.
     -- Нормалек! -- Ольга с трудом подняла чемодан, крикнула:
     -- Сереж! Как вы там?
     --  О'кей!  --  крикнул  Сережа.  Минут через пять подошли
Марик с тремя автоматами, Микола  с  мешком  и  прихрамывающая,
плачущая проводница. Марик посветил фонариком:
     -- Как багаж?
     -- Все цело, -- ответил Ребров.
     -- Палку потерял! -- Штаубе рылся в сугробе. -- Посвети!
     Марик посветил:
     -- Поздновато тормознули. Придется до просеки пехом драть.
     -- Долго? -- осматривался Ребров.
     -- Меньше километра.
     --  Нет  ни хуя! -- Штаубе приподнялся с колена. -- Сереж,
ты хоть помоги!
     В направлении ушедшего поезда слабо и  коротко  вспыхнуло,
донесся взрыв.
     --  О!  Це  в  голове! -- улыбнулся Микола. -- Наша пыхнет
побогаче. Вскоре яркая вспышка озарила горизонт.
     -- О це добре! -- щелкнул языком Микола. --  А  то  я  вже
завагался.  О! Бувайте здоровы! -- он снял кубанку и поклонился
зареву.
     -- Палка... палка самшитовая, -- не унимался Штаубе, --  с
58-го года!
     -- Найдем мы вам новую палку, -- Марик выключил фонарь. --
Пойдемте, время дорога.
     Штаубе  плюнул,  выбрался из сугроба, подхватив "дипломат"
Реброва и свой портфель. Марик взял у Ольги  чемодан  с  жидкой
матерью,  Микола  и Ребров подняли ящик с промежуточным блоком.
Двинулись по занесенному снегом  железнодорожному  пути.  Минут
через двадцать сзади свистнули.
     --  Стоп, -- Марик поставил чемодан и ответно свистнул. Их
догнали двое в форме железнодорожников; у одного на груди висел
автомат Калашникова с обрезанным стволом, другой нес  небольшую
сумку.
     --  Это  ж  надо,  Марик,  я  там  твой  бинокль забыл! --
заговорил, улыбаясь и тяжело дыша  тот,  что  с  автоматом.  --
Когда байду перетаскивали, я его снял, шоб не болтался, а потом
тот  потс  со  шпалером навалился, короче, пока мы его с Корнем
уговорили, я ж просто совсем натурально забыл про бинокль!
     -- Бинокль... -- Марик потряс уставшей рукой. -- У нас вон
Коля Василя забыл.
     -- Шо такое? Грохнули?
     -- Та зачепило ее, Лютик, --  Микола  громко  высморкался,
вытер  руку  о  полушубок.  -- Они ж, гады, понапхались там, як
черви в издали, не побачишь виткеда шмальнут! Тильки я  першего
пришил, два других повылезло, пид сердце ему и влепили.
     -- Еб твою... -- качнул головой Корень.
     --  А  я  ж  ему  так  две понюшки и не отдал! -- вздохнул
Лютик.
     -- Мне  отдашь,  --  устало  усмехнулся  Марик.  --  Вы  в
ресторан, конечно, не заглянули.
     -- Да ну когда ж нам было заглядывать, Марик!
     -- Скоба с нас шкуру спустит.
     -- Ресторан! -- по усмехнулся Корень. -- Ладно, что живыми
выбрались. Дайте закурить кто-нибудь.
     Ольга  раскрыла  портсигар,  протянула.  Корень,  Лютик  и
Микола взяли по папиросе.
     -- Закурим, когда в лес войдем, -- Марик  поднял  чемодан.
Подождите, тут же рукой подать...
     Прошли  еще  метров  двести  по дороге, свернули влево, по
глубокому снегу пересекли неширокую  просеку  и  вошли  в  лес.
Закурили. Марик свистнул. Невдалеке раздался ответный свист.
     -- О! -- щелкнул языком Микола. -- Добре, шо догадался...
     Прошли еще немного.
     -- Ку-ку! -- из-за толстой сосны вышел парень в долгополой
шубе,  большой  мохнатой  шапке, с двустволкой за плечом. Рядом
стояли две едва различимые в темноте лошади, впряженные в  пару
саней.
     --  Притопали!  --  засмеялся  парень.  -- А я слышал, как
жахнуло!
     -- Здорово, Витя, -- морщась, Марик  опустил  чемодан.  --
Фу, ебеныть... ну и багаж у вас, плечо вывихнешь...
     -- Мы не нарочно, -- сказал Сережа.
     -- Ну как там, нормально все? Довезли?
     -- Василя убило, -- Марик зажег погасшую папиросу.
     -- Во бля! Ментов много было?
     -- До хуя.
     --  Это  были вовсе не менты, -- проговорил тяжело дышащий
Ребров.
     -- А кто ж? -- повернулся к нему Люсик. -- КГБ, что ль?
     -- И не КГБ.
     -- А кто ж це був?
     -- Потом, все потом, -- устало махнул Ребров.
     --  Ну,  тогда  поехали,  --  Марик  подошел  к   лошадям.
Проводница упала на колени:
     --  Дорогие, родненькие мои, отпустите! Я же ничего вам не
сделала, я и не знаю ничего! Они ж мне не сказали -- кто они  и
откуда, вошли и пистолет наставили! Отпустите!
     Она зарыдала.
     -- А ну лезь в сани, коза! -- пнул ее Микола,
     --  Вы же меня убьете! Ребята, милые! Не надо! Я вам денег
пришлю! Отпустите, не убивайте! Я ребенка жду!
     -- Кому ты нужна -- убивать  тебя!  --  усмехнулся  Марик,
снимая  одеяло  с лошадиной спины. -- Мы баб не убиваем. Поебем
слегка, да  отпустим.  Ребенка  не  заденем.  Садись,  не  тяни
резину.
     Рыдающая  проводница  села в сани. Рядом с ней сели Марик,
Ольга с Сережей и Ребров с жидкой матерью. Остальные, подхватив
багаж, разместились на вторых, более просторных санях.
     -- Вить, езжай первым, -- Марик  разобрал  мерзлые  вожжи,
дернул, лошадь потянула сани влево.
     --  Н-но!  -- Витя стегнул лошадь вожжами, сани со скрипом
выехали на недавно проложенную колею. -- Слышь,  там  в  низине
снегу навалило, я через камень ехал.
     --  Один  хрен, -- Марик обмотал низ лица шарфом, набросил
на ноги одеяло, -- давай через камень. Поехали.  Колея  петляла
меж  деревьев,  лошади  тащили  сани, увязая по колени в снегу.
Луна вышла из-за облаков и осветила старый заснеженный  хвойный
лес.
     -- Долго ехать? -- спросил Ребров.
     --  Часа  три,  --  ответил  Марик, сдвигая шарф. -- Тайгу
проедем, потом нормальная дорога пойдет.
     Минут сорок ехали молча за переполненными санями Вити, где
шел непрерывный оживленный разговор.  Зажатая  между  Ольгой  и
Ребровым   проводница   периодически  начинала  плакать,  потом
затихала. Впереди лес  пересекли  столбы  с  натянутой  колючей
проволокой,
     -- Это что? Лагерь? -- спросила Ольга.
     -- Там написано, -- усмехнулся Марик, поднимая воротник.
     Подъехали   ближе.   На   столбах   виднелись   одинаковые
металлические щитки:
                        Проход     запрещен!      Радиоактивное
заражение местности!
                        Опасно для жизни!
     Сани проехали меж двух столбов с перекушенной и обмотанной
вокруг них проволокой.
     -- А тут правда опасно для жизни? -- спросил Сережа.
     -- Зимой не опасно, -- Марик закурил.
     -- А почему?
     -- По кочану! -- быстро ответил Ребров. -- По витишгу.
     Сережа  замолчал.  Ольга  обняла  его,  прижала  к  себе и
надвинула ему шапку на глаза:
     -- Спи, младенец мой прекрасный.
     -- Сама ты спи! -- пробурчал Сережа.
     Спустились с сопки и выехали на широкую, заваленную снегом
дорогу с еле заметными следами саней.
     -- Це не дуже поганый шлях! -- крикнул Микола.  --  Марик,
догоняй!
     Витя  свистнул,  стегнул  лошадь,  она тяжело потрусила по
снегу. Марик стегнул свою,  сани  дернулись,  лошадь  побежала.
Дорога  пролегала  по  краю большой сопки, рядом с ней тянулись
сильно  покосившиеся  и   попадавшие   телеграфные   столбы   с
порванной, спутавшейся проволокой. Луна светила ярко.
     --  Машины  тут  не  ходят?  --  спросила Ольга, подмигнув
Реброву.
     -- Двадцать семь лет, -- ответил Марик.
     -- У меня рука болит! Я умру! Мне же нужно в больницу!  --
зарыдала проводница.
     --  Кровь  течет?  -- Ольга помогла ей вынуть раненую руку
из-за пазухи железнодорожной шинели. Белая  материя  почти  вся
пропиталась кровью.
     -- Я ее не чувствую! Она как немая! -- плаката девушка.
     --  Да  не  ной  ты, скоро доедем, -- Марик ежась, сплюнул
окурок, -- у нас доктор лучше любой больницы.
     -- Давай еще шарфом перетянем у локтя, -- Ольга сняла свой
шарф и стала перевязывать ей руку.
     Дважды  дорогу  перегораживали   глубокие   рвы,   которые
приходилось объезжать по лесу.
     -- Вот так, Оля! -- Марик вел лошадь под уздцы, помогая ей
выбраться  из  снега. -- А под Козулькой вообще все перепахано,
пешком по пройдешь. Два ряда колючки...
     Проехали еще километров 25, дорога обогнула крутую сопку и
сползла  в  широкую  долину,  почти  все  пространство  которой
занимал покинутый город.
     --  А  ну,  Лена, поссы с колена! -- крикнул Витя, вытянув
лошадь вожжами. Сани  понеслись  под  гору.  Микола  засвистал.
Марик стал нахлестывать свою лошадь, поспевая за ними. Проехали
скопище  ржавой  заснеженной  техники, обогнули развалившийся и
проросший  ельником  кинотеатр  "Саяны"  и  покатили  по  улице
Чехова.  По  краям  улицы тянулись трехэтажные кирпичные дома с
выбитыми  окнами  и  провалившимися  крышами.  Здание  магазина
утопало  в  елках  и  кустах;  сквозь крышу стоящего возле него
автобуса рос кедр. Свернули налево и поехали по  широкой  улице
Ленина.
     -- А как этот город назывался? -- спросит Сережа.
     -- Как и река. Чулым -- Марик снял с лица шарф. -- Повезло
вам, господа,  с  попутным  ветром.  Если б с сопок потянуло --
пиздец. Пришлось бы Скобе нас из саней ломами выковыривать.
     Подъехали к пятиэтажному  зданию  горкома  партии,  Микола
свистнул.  Дубовые  створы  главного  подъезда  отворотись,  из
проема вышел человек в пальто, шляпе и с двустволкой:
     -- Але, але и он замерз. Как спичечки.
     Не обращая на него внимания,  Витя  и  Марик  спрыгнули  с
саней, взяли лошадей под уздцы и ввели в вестибюль горкома.
     --  Делали-о  вон  как,  --  усмехнулся  человек  в шляпе,
запирая дверь на засов, -- але, але и ладно.
     В  мерзлом  вестибюле  горели   две   керосиновые   лампы.
Выбрались из саней, стали снимать багаж.
     -- Воды согрел? -- спросил Марик человека в шляпе.
     --  Воды  согрел,  воды  согрел,  воды  согрел, -- он стал
распрягать лошадь.
     -- Ой! Спину не разогнешь! -- потянулся Витя.
     -- А это что такое? -- Сережа подошел к вахтерскому столу,
на котором лежал мертвый  заяц  размером  со  свинью.  Горбатая
спина  зайца  была  покрыта шишкообразными наростами, темная от
крови морда щерилась желтымп передними зубами.
     -- Дары  природы.  Саблезубый  заяц,  --  кашлянул  Марик,
подхватывая мешок. -- Толяп, ты не перекармливай.
     --  Корми,  корми,  а все равно -- але, -- человек в шляпе
завел лошадь за стойку гардероба, поставил перед  ней  ведро  с
водой.
     -- Знедо не первое! -- зашипел Ребров на Ольгу.
     -- Стерильный! Тоже мне! -- фыркнула на него Ольга.
     Взяли  багаж и спустились в подвал. Марик высветил фонарем
стальную дверь, постучал.
     -- Кто? -- слабо донеслось из-за двери.
     -- Балдох! -- крикнул Марик.
     Массивная дверь отворилась, дохнув теплом и светом.
     --  Как  лучшее!  --  усмехнулся  Киселек,  опуская  ствол
автомата и отступая в сторону. -- Буерцы, еби вашу...
     --  Ах  ты,  дубинчик,  ах  ты, попрыгуша-лягуша! -- Лютик
дохнул ему в лицо.
     -- Киселек, а я березу видел, -- подмигнул ему Витя, внося
чемодан с жидкой матерью.
     -- Та уси побачили ту березу! -- засмеялся Никола.
     -- Буерцы, буерцы! -- улыбался Киселек, запирая дверь.
     В подвальном помещении было до духоты  натоплено,  матовые
плафоны   на   потолке   светили   ровно,   стены  бычи  обшиты
полированным деревом. Стали раздеваться в небольшой гардеробе.
     -- Господи, неужели в тепле? -- Штаубе размотал шарф. -- И
сортир теплый?
     -- А как же, --  Марик  стаскивал  с  себя  тесную  шинель
железнодорожника. -- Пока солярки хватит -- ради Бога.
     Ольга    помогла    раздеться    бледной,   покачивающейся
проводнице.
     -- Трюх, трюх к начальнику, -- кивнул Киселек.
     Ступая по синей ковровой дорожке, двинулись по коридору. У
всех обитателей подвала были аккуратно выбриты макушки голов.
     -- Трюх, -- Киселек остановился у двери с табличкой  "2-ой
секретарь", постучал.
     -- Иди воруй! -- закричали за дверью.
     --  Еб твою мать! -- Марик переглянулся с Кисельком. -- Он
что -- уже?
     -- Мужик мужика на доске не возит! -- засмеялся Киселек  и
открыл  дверь.  Вошли  в  просторный кабинет, сплошь заваленный
всякой всячиной. В углу на матрасе сидел голый Скоба и  смотрел
видео.   Рядом   с   ним  лежал  большой  станковый  пулемет  с
заправленной лентой. Голова у Скобы была обрита, на макушку был
прилеплен круглый пластырь. Он неотрывно смотрел  в  телевизор,
который показывал "Касабланку".
     --  Трюх,  трюх,  кто  в  теремочке  живет?  -- проговорил
Киселек.
     -- Иди воруй! -- закричал Скоба так громко и протяжно, что
его потное, татуированное тело затряслось.
     -- Миш, мы тут  гостей  привели,  --  осторожно  заговорил
Марик.
     -- Иди вору-у-уй! -- закричи Скоба.
     -- Пухначев и Мензелинцев, -- громко произнес Ребров.
     -- Иди вору-у-уй!
     --  Средмашевские  разработки,  проект  #365, -- продолжал
Ребров.
     -- Иди вору-у-уй! Иди вору-у-уй!  Иди  вору-уй!  --  Скоба
вскочил  и  навел на Реброва пулемет. Марик оттолкнул Реброва в
сторону,  схватил  Миколу   за   волосы   и   швырнул   его   в
противоположный угол кабинета:
     -- Серый!
     --   Иди   вору-у-у-у-уй!   --  нажал  на  гашетку  Скоба.
Крупнокалиберные пули искромсали тело Миколы.
     --  Смотри,  задень  мне  только  проводку,  --   раздался
спокойный голос в селекторе, стоящем на захламленном столе.
     --  Иди  воруй?  --  Скоба  бросил  пулемет,  понюхал свои
пальцы.
     Ноги проводницы подкосились, она упала на пол.
     -- Марик, кого? -- спросили в селекторе.
     -- Миколку, док, -- Марик снял с селектора засохший  кусок
хлеба и бросил на пол, -- он Василя подставил.
     -- Иди вору-у-уй! -- заревел Скоба.
     --  Я  вам  всегда говорил, что хохлы люди не надежные, --
продолжал голос. -- Сколько денег?
     -- Тыщи две, док.
     -- Поздравляю, -- усмехнулся голос, -- а поесть?
     -- Да тоже немного, -- вздохнул Марик, -- док,  тут  девка
вполне ебательна. Она щас отрубилась ненадолго.
     -- Понятно, -- зевнул голос. -- Ладно, заходите по одному.
А Сусанин -- марш, марш на кухню.
     Корень подхватил мешок и, недовольно бормоча, вышел.
     -- Иди воруй! Воруй! Воруй! -- кричал Скоба.
     --  Пухначев  и  Мензелинцев!  --  Ребров подошел к столу,
наклонился к селектору. -- Пухначев и Мензелинцев!
     -- Ну слышали уже, что вы кричите, -- раздалось в ответ, и
селектор выключили.
     -- Миш, ты скажи тогда Толяпе, пусть этого лидера сволокет
наверх, -- Марик кивнул на подплывающий кровью труп.
     -- Иди воруй! -- резко выкрикнул Скоба, прыгая на  матрац.
Вышли  в  коридор,  прошли  немного  и  остановились  у двери с
табличкой "1-ый секретарь".
     -- Первый заинька, -- Киселек погладил макушку Марика,  --
прыг, прыг.
     Марик вошел, Киселек закрыл за ним дверь:
     -- Второй заинька будет как у мамки. Побрызгай.
     Вторым вошел Витя.
     --  Третий  пукало  залезет  и  все! -- засмеялся Киселек,
обнажая выбитые зубы.
     -- Так я ж охуеваю. Кисель,  --  взволнованно  пробормотал
Лютик, входя.
     --  А  после и батончики, -- усмехнулся Киселек, скрываясь
за дверью вслед за Лютиком.
     -- Что вы делаете?!  --  зашипел  побледневший  Штаубе  на
Реброва.
     --  Витя,  Витя!  --  Ольга  сжала  его руку. -- Они могут
ничего не знать! Зачем нам тянуть? Делай мост, милый!
     -- Не мешайте, -- Pебров освободил руку  и  открыл  дверь.
Они  вошли  в  просторный  чисто  убранный  кабинет. За рабочим
столом сидел док. Рядом с его креслом на коленях стоял  Киселек
что-то бормочущий и хватающий дока за колени.
     --  Руки,  руки,  --  док  шпепнул его по руке, протер ему
спиртом  выбритую  макушку,  подождал  минуту,  смазал  макушку
зеленоватой жидкостью.
     --  Птичкину,  птичкину, миленький... -- бормотал Киселек,
вздрагивая.
     Стоящий рядом  Коля  cтaл  придерживать  его  голову.  Док
запустил  руку в резиновой перчатке в десятилитровую стеклянную
банку,   покопался   в   прелой   листве   и   вынул   толстого
голубовато-серого слизняка.
     --  Птичкину,  птичкину,