таубе сунул руку в карман пальто:
     -- Да, да.
     -- Отлично, -- Ребров надел кожаную фуражку. -- Ключ?
     Сережа передал ему брелок с ключом.
     -- Все? -- Ребров посмотрел в глаза Ольги.
     Она кивнула.
     -- Ну, двинулись, -- он открыт дверь.
     -- С Богом, -- шепнул Штаубе, вышел и стал  спускаться  по
лестнице. Остальные спустились следом.
     Во  дворе  Ребров  с Ольгой направились к серым "Жигулям",
старик с мальчиком прошли через арку  на  улицу.  Ребров  завел
машину,   развернулся,   поехал.  Штаубе  и  Сережа  подсели  у
разбитого газетного киоска.
     -- Сережа,  ты  сколько  времени  в  розыске?  --  спросил
Ребров, выруливая на Садовое кольцо.
     -- Три месяца и шесть дней, -- ответил мальчик.
     --  Три  месяца!  --  покачал  головой  Штаубе. -- Как все
быстро...
     -- Значит, тебя возле твоего дома каждая собака узнает, --
проговорил Ребров.
     -- Узнает, -- кивнул Сережа, -- старухи на  лавочке  точно
узнают.
     -- Там лавка у подъезда?
     --  Ничего,  я  его  проведу,  --  Ольга чиркнула спичкой,
закуривая.
     -- А может -- ночью? -- предложил Штаубе.
     -- Безумие. Весь дом спит, все слышно...
     -- Да проведу я его, никто не узнает!
     -- Ну, ну.
     Проехали  Зубовскую  площадь  и  перед   Крымским   мостом
свернули на Фрунзенскую набережную.
     --  Тогда  вот  как,  --  заговорил  Ребров.  -- Сначала я
пройду, потом Генрих Иваныч. А потом уже вы с Сережей.
     -- Как скажете, -- вздохнул Штаубе.
     -- Сережа, теперь говори мне...
     -- Щас, вот "Гастроном", а следующий наш. Мой.
     -- Ага. Тогда мы здесь встанем.
     Ребров свернул и припарковал машину на обочине, за бежевой
"волгой".
     -- Еще раз, -- он повернулся. --  Помните  про  тряпки.  И
поддержка,  в  случае.  Ольга  Владимировна,  здесь  я  на  вас
надеюсь.
     -- Не беспокойся, -- улыбнулась Ольга.
     -- Третий подъезд. Там направо, -- подсказал Сережа.
     Ребров вылез  из  машины  и  пошел  во  двор  дома.  Возле
третьего  подъезда  на  лавочке  сидели  две старухи. Он поднял
воротник пальто и быстро вошел в подъезд. Поднялся по  лестнице
иа третий этаж и встал возле мусоропровода.
     Минуты  через  четыре приехал на лифте Штаубе. Почти сразу
же следом появились Ольга с Сережей.
     -- Так, -- Ребров мотнул головой, и они подошли к добротно
обитой двери. Он вынул ключ, но потом опять убрал в карман:
     -- Нет. Звони сам.
     -- По-второму? -- спросил Сережа.
     -- Да. Оля.
     Ольга расстегнула куртку. Сережа позвонил.
     -- Кто там? -- спросил за дверью женский голос.
     -- Мама, это я, -- ответят Сережа.
     Дверь окрыли и Сережа сразу же бросился на шею стоявшей на
пороге невысокой блондинке:
     -- Мамочка! Мама!
     -- Сергей! Сергей! Сергей! --  закричала  женщина,  сжимая
Сережу.
     -- Коля! Коля! Сергей!
     К  ним  подбежал худощавый мужчина, схватил голову Сережи,
прижался.
     -- Сергей! Сергей! Сергей! -- вскрикивала женщина.
     -- Мамочка, папа, подождите... я не один...
     -- Сергей! Сергей! Я не  могу!  Я  не  могу!  --  тряслась
женщина. Мужчина беззвучно плакал.
     -- Мамочка... я здесь, я живой, подожди, мамочка.
     --  Лидия Петровна, не волнуйтесь, все позади, -- произнес
Ребров, улыбаясь.
     -- Да. Слава Богу, -- усмехнулся Штаубе.
     -- Не могу!  Сергей!  --  дрожала  женщина,  прижавшись  к
Сереже.
     -- Мама... подожди, это... это Виктор Валентинович и Ольга
Владимировна из уголовного розыска... мама...
     Мужчина первым пришел в себя:
     --  Проходите, проходите... пожалуйста... -- он вытер лицо
ладонями, потянул женщину за руку. -- Лида, успокойся, все, все
хорошо.
     -- Мама... ну, мамочка, подожди...
     -- Да, да,  проходите...  Сережа,  ой,  Сергей,  --  обняв
Сережу она отошла с ним в сторону.
     Ребров,  Ольга  и  Штаубе  вошли.  Мужчина  закрыл за ними
дверь.
     -- А я ведь  только  вчера  звонил  вашему...  ну,  этому,
Федченко,  --  с  трудом проговорил мужчина. -- А он говорит...
это... ищем, ищем.
     -- Вчера -- не сегодня, -- улыбался Ребров.
     -- Ой, у меня сердце разорвется! -- женщина взялась руками
за виски и покачала головой, -- Сергей, Сергей... что же  ты  с
нами сделал.
     -- Ну, не он один виноват, -- проговорил Ребров.
     -- Все оказались виноваты, -- тихо добавила Ольга.
     --  Ой...  ну  вы  проходите,  что  же тут, -- не отпуская
Сережу, женщина вошла в комнату.
     -- Мы на минуту, -- сказал Ребров, и все прошли в комнату.
     -- Где же ты был, где же ты мог быть,  --  качала  головой
женщина.
     --  Да.  Наделал дел... -- мужчина опустился на диван, но,
спохватившись, встал. -- Товарищи, вы садитесь, чего ж...
     -- Спасибо, нам рассиживаться  некогда.  --  Ребров  сунул
руки  в  карманы  пальто,  --  Сережа,  скажи  теперь.  Про наш
сюрприз.
     -- Да, мама, у  нас  сюрприз,  --  Сережа  освободится  от
объятий.  --  Вот,  мама,  и  ты,  пап, сядьте сюда, на диван и
послушайте. Только это, не перебивайте.
     -- Не перебивать будет трудно, --  усмехнулась  Ольга.  --
Попробуем,  --  со  вздохом  женщина села на диван. Мужчина сел
рядом.
     -- Теперь тряпки, -- спокойно произнес Ребров.
     Все четверо вынули мокрые тряпки и приложили  их  к  лицу,
прикрывая нос и рот. Выбросив вперед правую руку с баллончиком,
Ребров  прыснул  аэрозолем в лицо мужчине и женщине. Беспомощно
вскрикнув, они схватились за лица и сползли с дивана на пол.
     --  Назад,  дальше!  --  скомандовал  Ребров,  отбегая  от
упавших, и все попятились к окну.
     По  телам мужчины и женщины прошла судорога, и они застыли
в неудобных позах.
     Не отнимая  тряпки  от  лица,  Ребров  сунул  баллончик  в
карман:
     -- Оля. Только без суеты.
     Прижимая  левой  рукой  тряпку  к  лицу,  Ольга  вынула из
внутреннего  кармана  куртки  спортивный  пистолет  со  сложной
рукояткой  и  с  цилиндром глушителя на конце ствола, подошла к
лежащим.
     -- В упор не надо, -- подсказал Штаубе.
     Умело и быстро прицелившись,  Ольга  выстрелила  в  головы
лежащих.
     -- И еще, -- скомандовал Ребров.
     Снова   раздались   два   глухих  хлопка,  головы  лежащих
дернулись, пустые гильзы покатились по полу.
     -- И еще полминуты,  --  Ребров  подождал  немного,  потом
сунул тряпку в карман. -- Можно.
     Все   убрали   тряпки.  Ольга  спрятала  пистолет,  Сережа
подобрал четыре гильзы,
     Ребров распахнул  левую  полу  своего  пальто,  из  разных
карманчиков  вынул  большие  хирургические  ножницы, пробирку с
пробкой, флакончик с прозрачной жидкостью.
     -- Сначала мать, -- Ребров передал  пробирку  и  флакончик
Штаубе.
     Ольга с Сережей перевернули труп женщины на спину. Лицо ее
залила кровь, глазное яблоко бьио вырвано из глазницы.
     --  Генрих  Иваныч,  --  пробормотал  Ребров,  слоняясь  с
ножницами над лицом трупа.
     Штаубе откупорил и поднес пробирку. Ребров быстро  отстриг
губы  и  опустил  их  в  пробирку. Штаубе залил губы прозрачной
жидкостью из флакончика и закупорил пробирку.
     -- Так, -- Ребров вытер испачканную в крови руку  о  кофту
трупа.
     -- Теперь отец.
     Ольга  с  Сережей  перевернули труп мужчины, расстегнули и
спустили с него штаны, спустили трусы.
     -- Сережа! --  Ребров  оттянул  крайнюю  плоть  на  члене,
отстриг  головку  и  быстро вложил в рот наклонившемуся Сереже.
Сережа стал сосать головку, осторожно перекатывая  ее  во  рту.
Ольга вытерла ему губы платком.
     --  Шкатулка  в  спальне?  -- Ребров взял у Ольга платок и
вытер им ножницы.
     Сережа кивнул и махнул рукой. Ольга вышла. Ребров убрал  к
себе  в  пальто  пробирку  с губами, флакончик и ножницы. Ольга
вернулась с небольшой арабской шкатулкой в руках. Ребров достал
из кармана  черную  нейлоновую  сумку,  Ольга  доложила  в  нее
шкатулку.
     -- Так, -- Ребров огляделся. -- Все?
     --  Единственно, вот водички попить, -- Штаубе захромал на
кухню.
     -- Ты взять ничего не хочешь? -- спросил Ребров Сережу.
     Сережа сосредоточенно сосал головку.
     -- Сережа? -- Ольга тронула мальчика за плечо.
     Он посмотрел на нее  и  отрицательно  качнул  головой.  Но
потом  вдруг  вышел  из  комнаты  и  быстро вернулся с плюшевым
крокодилом.  Крокодил  был  старый,  прорванный  в   нескольких
местах.
     --  А-а-а. Ну, ну, -- Ребров кивнул, взглянул на трупы. --
Ну, двинулись.
     Они вышли из комнаты в прихожую.
     -- Генрих Иваныч, вы скоро? -- Ребров подошел к двери.
     -- Иду, иду. -- Штаубе вышел из кухни.
     -- Значит, теперь мы с вами, а потом они с Сережей.
     -- Лады.
     Ребров открыл дверь и вышел. Вслед за  ним  вышел  Штаубе.
Ольга  закрыла  за ними дверь, привалилась к ней спиной. Сережа
разглядывал крокодила, посасывая головку.
     -- Соскучился? -- спросила Ольга.
     Он кивнул.
     -- Давно он у тебя?
     Сережа показал три пальца.
     -- Три года? А чего такой ободранный?
     -- Ба... бушкин, -- с трудом проговорил он.
     Ольга  приложила  ухо  к  двери,  послушала.  Сережа  тоже
прижался к двери.
     -- Все. Пошли, -- Ольга открыла дверь.
     Они вышли, Ольга осторожно прикрыла дверь, взяла Сережу за
руку повела вниз по лестнице.
     -- Внизу так же, -- пробормотала она.
     Когда  стали  выходить  из подъезда, Сережа обхватил Ольгу
руками и зарычал.
     -- Витя, прекрати! -- громко произнесла она.
     Сережа прижал лицо к ее куртке и зарычал сильнее.
     -- Витя, Витя! -- засмеялась  она.  --  Ты  не  маленький,
прекрати.
     Они вышли из подъезда, миновали сидящих на лавочке старух.
Шел крупный снег.
     Обнявшись,  они  прошли  двор и повернули к машине. Завидя
их, Ребров завел мотор и стал разворачиваться.
     -- Ну,  не  подавился?  --  Ольга  открыла  заднюю  дверцу
"Жигулей".
     --  Ум-ум,  --  ответил  Сережа,  забираясь с крокодилом в
машину,
     Ольга не торопясь оглянулась и села следом.
     -- Благополучно? -- Ребров переключил скорость.
     -- Благополучно, -- Ольга с облегчением откинула голову на
сиденье.
     -- Свет погасили?
     -- Нет.
     -- Напрасно, -- Ребров стал выруливать на набережную.
     -- Ты не сказал, -- Ольга достала портсигар, открыла.
     -- Ольга Владимировна, -- заворчал Штаубе,  --  вы  же  не
дитя.
     -- Я не дитя, -- Ольга продула папиросу, прикурила.
     --  Дайте-ка и мне, -- Ребров поднял руку, Ольга вложила в
нее папиросу.
     Ребров закурил, резко выпустил дым:
     -- Плоховато. Но... ладно, что теперь.
     -- Я могу вернуться, -- усмехнулась Ольга.
     -- Да уж! -- хмыкнул Штаубе. -- Вернуться. Дорого яичко ко
Христову дню, Ольга Владимировна.
     -- Сережа, когда дядя обещал приехать? -- спросил Ребров.
     Мальчик выплюнул головку в руку:
     -- На новый год.
     Ребров кивнул. Выехали на Садовое кольцо.
     Ольга достала пистолет,  вынула  обойму,  вставила  в  нее
недостающие четыре патрона. Сережа разглядывал головку.
     -- Ты давай соси по-честному, -- Ольга оттянула затвор.
     Мальчик  взял  головку  в  рот  и  стал  вертеть  в  руках
крокодила,
     -- Был я сегодня на Черемушкинском  рынке,  --  проговорил
Ребров.
     -- Дорого? -- спросил Штаубе?
     --  Мясо от пятнадцати до двадцати пяти. Огурцы соленые --
семь. Груши -- десять.
     -- Да, -- Штаубе покачал головой. -- Какой грабеж.
     -- А ты шиповника купил? -- Ольга убрала пистолет.
     -- Да.
     -- Ольга Владимировна, как вы  съездили  в  Петербург?  --
спросил Штаубе.
     -- Ужасно.
     -- Серьезно? Что-то стряслось?
     --  Да,  это  печальная  история,  -- Ребров поморщился от
попавшего в глаза дыма.  --  История  человеческой  черствости,
равнодушия, убожества.
     --  Я  приехала  утром,  навестила Бориса, взяла рубцовые.
Потом съездила к Илье Анатольичу, передала вар и четвертый.  Он
живет  за  городом, пока добралась, пока что. Устала, как черт.
Ну и как всегда к бабуле. Думаю, залезу сейчас в  ванну,  выпью
коньяку...
     -- О, да, вы любите! -- засмеялся Штаубе.
     --  Приехала,  звоню  в  дверь. Никого. Звонила час. Потом
зашла к соседям.  Живут  лет  пятнадцать  рядом,  знают  бабулю
только  в лицо. Говорят, давно не видели. Звоню ее единственной
подруге, Mapии Марковне. Она уже месяц  не  может  дозвониться.
Говорит,  звоню,  звоню, никто не подходит. Ей тоже восемьдесят
два, но она совсем не выходит. Бабуля-то все сама  делала  и  в
магазины  ходила. Вот. Пошла к домоуправу. Вызвали участкового,
слесаря, взяли понятых. Взломали дверь. Ну и  сразу  по  запаху
стало ясно. Входим. И...
     --  Ольга  Владимировна,  не  надо,  прошу  вас, -- Штаубе
закрыл уши ладонями.
     -- Ну и... я первый раз в жизни видела червивого человека.
Червивую бабушку. Там просто была кожа,  а  внутри  черви.  Они
шевелятся  и кажется, что она хочет ползти. Приехали из морга и
попросили клеенку, чтобы бабулю поднять. И когда понесли...
     -- Ольга Владимировна! Ольга Владимировна! Я прошу вас!  Я
очеш  прошу  вас!  --  закричи  Штаубе,  зажимая уши. -- Если я
прошу, если я очень прошу! Зачем же вы! Ну!
     -- Извините, Штаубе, милый.  Я  просто  устала,  --  Ольга
откинулась на сиденье. -- Я прямо с поминок -- сюда.
     -- Ужасно, ужасно, -- тряс головой Штаубе. -- И ведь никто
не придет, не позвонит. Какие все-таки люди стали. Боже мой!
     --  Да,  --  вздохнул  Ребров.  --  И  мы  еще  удивляемся
черствости нашей молодежи. Хотя виноваты в этом сами.
     -- Да нет, я  же  помню  военные,  послевоенные  годы!  --
Штаубе  снял  шапку, пригладил седые волосы. -- Как тяжело было
как плохо жили! Но я совсем не помню  людей  равнодушных!  Было
все:  хамство,  скупость,  дикость,  но  только  не равнодушие!
Только не равнодушие!
     Сережа выплюнул головку в ладонь:
     -А я не равнодушный?
     -- С тобой все в порядке, -- улыбнулся Ребров.
     -- Ты у нас просто Тимур! -- засмеялась Ольга, --  Правда,
без команды. Что, устал сосать? Дай мне тогда...
     Наклонившись, она губами взяла головку с Сережиной ладони,
покачала головой.
     -- Хорошо? -- спросил Сережа,
     Ольга кивнула.
     Свернули  на  проспект  Мира. Снег падал крупными копьями.
Проехали по Ярославскому шоссе, свернули направо. Дорога  пошла
сквозь  заснеженный лес и километра через три уперлась в ворота
трехметрового зеленого забора.
     Ребров посигналил.
     -- Уф-ф... неужели доехали, -- закряхтел  Штаубе,  надевая
шапку.
-- Виктор Валентиныч, а почему здесь всегда снега больше, чем в
Москве? -- спросил Сережа.
     -- Северное направление. Холоднее.
     Рядом  с  воротами  отворилась  дверь,  вышел милиционер в
наброшенном на плечи тулупе.
     Ребров опустил стекло. -- Добрый вечер! Вас тут снегом  не
завалило?
     --   Приветствую,   --   милиционер   подошел,  посмотрел,
повернулся и скрылся за дверью.
     Ворота медленно открылись. Машина стала въезжать.
     -- У вас закурить не найдется? -- милиционер  стоял  возле
маленького здания вахты.
     --  Найдется,  -- Ребров притормозил. -- Ниночка, где наши
папиросы?
     Ольга  передала  портсигар.   Ребров   раскрыл,   протянул
милиционеру.
     -- Спасибо. Игорь Иванович не приедет?
     -- Нет. До Нового года вряд ли.
     Милиционер  чиркнул  спичкой.  Поехали  дальше  по прямому
заснеженному шоссе. В  густом  хвойном  лесу  виднелись  редкие
очертания  дач.  Свернули  направо  и  снова уперлись в забор с
воротами. Ребров вышел, отпер и отворил ворота:
     -- Сережа, закрой.
     Въехали. Сережа вылез, закрыл и юркнул  в  машину.  Метров
через сто среди сосен показался большой двухэтажный дом. Машина
подъехак нему и остановилась. Стали вылезать.
     --  Ой,  --  Штаубе,  морщась,  захромал к дому, -- Виктор
Валентинович, надо бы дорожку расчистить...
     Ребров взял из багажника две сумки:
     -- Завтра, все завтра.
     Сережа  слепил  снежок,   бросил   в   спину   Ольги.   Не
оборачиваясь, Ольга погрозила ему кулаком.
     Вошли  в  дом.  Штаубе зажег свет. Разделись, в просторной
прихожей повесили  одежду  на  огромные  лосиные  рога.  Ребров
протянул Ольге коричневую сумку:
     -- Это сразу на кухню, И готовить.
     --  Да,  Ольга  Владимировна,  готовить, готовить, умоляю,
готовить,
     --  Штаубе  осторожно  снимал  калоши.  --  Я   обедал   в
двенадцать, в страшной забегаловке. Ужасно голоден.
     --  А  я  вообще не обедал, -- Сережа ловко кинул шапку на
рога.
     -- Виктор Валентиныч, а можно Воронцова посмотреть?
     -- Подожди, все пойдем.
     -- Ну, можно я!
     -- Нет, нет. Ты мне сейчас нужен. Идем  в  кабинет,  --  с
черной  сумкой  в  руке  Ребров  стал  подниматься  по широкой,
устланной ковром лестнице на второй этаж.
     -- Ну... -- хлопая крокодилом себя по ноге, мальчик нехотя
последовал за ним.
     Ольга  на  кухне  загремела  посудой.  Штаубе  скрылся   в
уборной.
     Ребров  вошел  в кабинет, зажег настольную лампу, вынул из
сумки шкатулку, положил на  стол.  Достал  пробирку  с  губами,
посмотрел на свет:
     -- Так.
     Сережа рассматривал корешки многочисленных книг:
     -- Виктор Валентиныч, а что такое термодинамика?
     --  Термодинамика?  -- Ребров поставил пробирку в кассету,
рядом с другими пробирками. -- Честно говоря, точно не  знаю...
подойди, пожалуйста, сюда.
     Ребров  открыл шкатулку, Сережа подошел. В шкатулке лежали
документы, деньги, пачка писем, ювелирные изделия в коробочках,
театральный бинокль, отделанный перламутром.
     -- Анищенко Николай Николаевич, -- Ребров раскрыл паспорт,
-- Повтори про усы еще раз.
     -- Усы были, когда переехали с  Моховой,  потом  два  раза
была  борода,  а  усов  не было. И последний раз, последний, то
есть, год были только усы.
     -- Так, -- Ребров раскрыл тетрадь, сделал в  ней  пометки,
потом взял ножницы и стал вырезать фотографии из паспорта. -- И
еще раз о шахматах.
     --  Ну, -- Сережа положил крокодила на край стола и загнул
ему хвост, -- каждое воскресенье, в Парке Культуры, в шахматном
павильоне. Там были Сергей Иваныч,  потом  Костя,  потом  такой
Толик.
     -- С суставом?
     -- Ага.
     Ребров убрал фотографии в конверт.
     -- А можно я бинокль возьму? -- спросил Сережа.
     Ребров покачал головой:
     -- Это невозможно... На сегодня хватит. Завтра поговорим о
толстяке и о ребрах. Иди посмотри мультфильмы.
     Мальчик поднял крокодила над головой и вышел.
     На  ужин  Ольга  приготовила  телятину  с  тушеной айвой и
жареным картофелем. Выпили бутылку шампанского. Ребров ел и пил
молча. Штаубе рассказывал о почтовых голубях и о своем плаванье
по Волге на теплоходе  "Максим  Горький",  После  мороженого  с
орехами и чая Ребров закурил, устало провел рукой по лбу:
     --  Что  ж...  спасибо,  Ольга  Владимировна.  Пойдемте  к
Воронцову?
     -- Да, да! -- встрепенулся Штаубе, вытирая губы салфеткой.
-- Пойдемте, а то поздно, и вообще... не хорошо.
     -- Генрих Иванович,  --  Ольга  показала  на  плавающую  в
стакане с водой головку.
     -- Да, да, -- Штаубе вынул головку и осторожно вложил себе
в рот. Все устали из-за стола.
     --  Идите,  я  приду,  --  Ольга  закурила, направляясь на
кухню.  Ребров,  Штаубе  и  Сережа  прошли  в  темную  комнату,
расположенную  рядом  с кухней. Все четыре стены в комнате были
заняты полками,  тесно  заставленными  консервами,  спиртным  и
другой провизией. Посередине пола была крышка погреба, запертая
на задвижку. Ребров оттянул задвижку, открыл крышку. Из темного
люка   хлынул   запах   человеческого  кала.  Люк  был  затянут
металлической  решеткой.  Ребров  взял  с  полки  электрический
фонарь, посветил в люк:
     -- Андрей Борисович, добрый вечер.
     На  дне  глубокого бетонного мешка заворочался человек. Он
был  без  ног  и  без  правой  руки  и  лежал   в   собственных
испражнениях,  густо покрывших пол бункера. На нем был ватник и
какое-то  тряпье,  все  перепачканное  калом.