азель. Пошли, Геральт.
     - А с тобой, ведьмак, - Ренфри коснулась руки Геральта,  -  еще  пару
слов.
     - Не опоздай на ужин, - бросил  войт  через  плечо.  -  Иначе  Либуше
обозлится.
     - Не опоздаю.
     Геральт оперся о  стойку.  Поигрывая  медальоном  с  волчьей  мордой,
висящим на шее, он смотрел в зелено-голубые глаза девушки.
     - Я слышала о  тебе,  -  сказала  она.  -  Ты  -  Геральт  из  Ривии,
белоголовый ведьмак. Стрегобор - твой друг?
     - Нет.
     - Это упрощает дело.
     - Не думаю. Я не намерен оставаться в стороне.
     Ренфри прищурилась.
     - Стрегобор завтра умрет, - проговорила она тихо, отбрасывая  со  лба
прядку неровно подстриженных волос. - Зло было  бы  меньше,  если  б  умер
только он.
     - Если, а вернее, прежде чем Стрегобор  умрет,  умрут  еще  несколько
человек. Другой возможности я не вижу.
     - Скромно сказано - несколько.
     -  Чтоб  меня  напугать,  требуется   нечто   большее,   чем   слова,
Сорокопутка.
     - Не называй меня Сорокопуткой, не люблю. Дело  в  том,  что  я  вижу
другие возможности. Стоило бы их обсудить, но, что  делать,  Либуше  ждет.
Она хоть ничего, эта Либуше?
     - Это все, что ты имела мне сказать?
     - Нет. Но теперь иди. Либуше ждет.



                                    4


     В его каморке на мансарде  кто-то  был.  Геральт  знал  об  этом  еще
прежде, чем подошел к двери, и понял по едва ощутимой вибрации  медальона.
Он задул  каганец,  которым  освещал  себе  ступени,  вынул  кинжал  из-за
голенища, сунул его сзади за пояс. Нажал ручку. В комнатке было темно.  Не
для ведьмака.
     Он, умышленно не торопясь, как бы сонно, переступил порог, прикрыл за
собой дверь. В следующий момент, сильно оттолкнувшись, прыгнул  ласточкой,
навалился на человека, сидевшего на его лежанке, прижал  того  к  постели,
левое предплечье сунул ему под подбородок, потянулся за  кинжалом.  Но  не
вынул. Что-то было не так.
     - Недурно для начала, - глухо проговорила Ренфри, неподвижно лежа под
ним. - Я рассчитывала на это, но не думала, что мы так  скоро  окажемся  в
постели. Убери руку с моего горла, будь любезен.
     - Это ты?
     - Это я. Слушай, есть два выхода. Первый: ты слезешь  с  меня,  и  мы
побеседуем. Второй - все остается как есть, но хотелось бы все же  скинуть
сапоги. Как минимум.
     Ведьмак выбрал первый выход.  Девушка  вздохнула,  встала,  поправила
волосы и юбку.
     - Зажги свечи. В темноте я вижу  не  как  ты,  а  видеть  собеседника
люблю.
     Она подошла к столу, высокая, худощавая, гибкая, села, вытянув ноги в
сапогах. Оружия вроде бы у нее не было.
     - Выпить есть?
     - Нет.
     - В таком случае хорошо, что я прихватила, - засмеялась она, ставя на
стол дорожный бурдючок и два кожаных кубка.
     - Почти полночь, - холодно сказал Геральт. - Может, перейдем к делу?
     - Минутку. Пей. Твое здоровье, Геральт.
     - Взаимно, Сорокопутка!
     - Меня зовут Ренфри, черт побери, - подняла она  голову.  -  Разрешаю
упускать княжий титул, но перестань именовать меня Сорокопуткой.
     - Тише, разбудишь весь дом. Могу  я  наконец  узнать,  чего  ради  ты
влезла сюда через окно?
     - Какой догадливый! Я хочу спасти Блавикен от резни.  Чтобы  обсудить
это с тобой, я лазила по крышам, словно мартовский кот. Цени.
     - Ценю. Только вот не знаю, какой смысл в таком разговоре.  Положение
ясное. Стрегобор  сидит  в  колдовской  башне,  чтобы  его  достать,  тебе
придется организовать осаду. Если ты это сделаешь, тебе  не  поможет  твой
королевский папирус. Если ты в открытую нарушишь закон, Аудоен  не  станет
тебя защищать. Войт, стража, весь Блавикен выступят против тебя.
     -  Если  выступит  весь  Блавикен,  то  жутко  пожалеет.   -   Ренфри
усмехнулась, показав хищные белые зубки. - Ты  разглядел  моих  мальчиков?
Ручаюсь, они свое дело знают. Представляешь  себе,  что  произойдет,  если
начнется драка между ними и теми телками из  стражи,  которые  то  и  дело
спотыкаются о собственные алебарды?
     - А ты, Ренфри, воображаешь, что я буду стоять в стороне  и  спокойно
взирать на такую драку? Видишь, я живу у войта? При надобности буду  рядом
с ним.
     - Не сомневаюсь, - посерьезнела Ренфри. - Только, скорее всего,  один
ты, потому что остальные попрячутся  по  подвалам.  Нет  на  свете  бойца,
который управился бы с моей вооруженной мечами семеркой. Это не  под  силу
ни одному человеку. Но, белоголовый, давай не будем пугать друг  друга.  Я
сказала - резни и  потоков  крови  можно  избежать.  Конкретно:  есть  два
человека, которым это под силу.
     - Я - само внимание.
     - Один - Стрегобор. Лично. Он добровольно выйдет из  своей  башни,  я
отведу  его  куда-нибудь  на  пустырь,  а  Блавикен  снова  погрузится   в
благостную апатию и вскоре забудет обо всем.
     - Стрегобор, возможно, и похож на  спятившего,  но  не  до  такой  же
степени.
     - Как знать, ведьмак, как  знать.  Есть  доводы,  которые  невозможно
отвергнуть, и предложения, которые нельзя отбросить.  К  таким,  например,
относится  тридамский   ультиматум.   Я   предъявлю   колдуну   тридамский
ультиматум.
     - В чем его суть?
     - Это маленькая и сладкая тайна.
     - Пусть так. Только сомневаюсь  в  ее  эффективности.  У  Стрегобора,
стоит ему заговорить о тебе, начинают зубы  стучать.  Ультиматум,  который
заставил бы его добровольно отдаться в твои  прелестные  ручки,  должен  и
вправду быть каким-то особым. Давай-ка перейдем  сразу  ко  второй  особе,
которая может предотвратить резню в Блавикене. Попытаюсь угадать, кто это.
     - Ну-ну. Интересно, насколько ты проницателен, белоголовый.
     - Это ты, Ренфри. Ты сама. Ты проявишь воистину княжеское, да что я -
королевское великодушие и откажешься от мести. Я угадал?
     Ренфри откинула голову  и  громко  рассмеялась,  успев  прикрыть  рот
рукой. Потом посерьезнела и уставилась на ведьмака горящими глазами.
     - Геральт, я была княжной, но в Крейдене. У  меня  было  все,  о  чем
только можно мечтать, даже просить не было нужды. Слуги по  первому  зову,
платья, туфельки. Трусики из батиста. Драгоценности и  бижутерия,  буланый
пони, золотые рыбки в бассейне. Куклы и дом для них повместительнее  твоей
здешней лачуги. И так было до того дня, пока твой Стрегобор и  эта  шлюха,
Аридея, не приказали егерю отвести меня в лес, зарезать и  подать  им  мои
сердце и печень. Прелестно, не правда ли?
     - Скорее отвратительно. Я рад, что ты  тогда  разделалась  с  егерем,
Ренфри.
     - Разделалась?!! Как же! Он смилостивился и отпустил меня. Но сначала
изнасиловал, сукин сын, отобрал серьги и золотую диадемку.
     Геральт глянул ей в лицо, поигрывая медальоном. Она не отвела глаз.
     - На том и кончилась княжна. Платьице разорвалось, батистовые трусики
навсегда потеряли белизну. А потом были грязь, голод, вонь, палки и пинки.
Я отдавалась первому встречному за миску похлебки  и  крышу  над  головой.
Знаешь, какие у меня были волосы? Как шелк и спадали на добрый локоть ниже
икр. Когда я завшивела, мне обрезали косы ножницами для стрижки  овец  под
самый корень. Больше они так и не отросли по-настоящему.
     Она ненадолго замолчала, отбросила со лба неровную прядку.
     - Я воровала, чтобы не подохнуть с голоду. Убивала,  чтобы  не  убили
меня. Сидела в ямах, провонявших мочой, не зная, повесят  меня  утром  или
только выпорют и выгонят. И  все  это  время  моя  мачеха  и  твой  колдун
преследовали меня, нанимали  убийц,  пытались  отравить.  Насылали  порчу.
Проявить великодушие? Простить им по-королевски? Я ему по-королевски башку
оторву, а может, сначала вырву обе ноги, там видно будет.
     - Аридея и Стрегобор пытались тебя отравить?
     - Именно что. Яблоком, заправленным вытяжкой из красавки.  Меня  спас
один гном. Он дал мне рвотный камень, от которого, я думала, меня вывернет
наизнанку, как чулок. Но - выжила.
     - Один из семи гномов?
     Ренфри, которая в этот момент как раз наполняла кубок, держа над  ним
бурдючок, замерла.
     - Ого. Ты много обо мне знаешь. А что? Что ты имеешь  против  гномов?
Или других гуманоидов? Если быть точной, они относились ко мне лучше,  чем
большинство людей. Но тебе до этого  нет  дела.  Я  сказала,  Стрегобор  и
Аридея, пока могли, преследовали меня  как  дикого  зверя.  Потом  уже  не
могли, я сама  стала  охотником.  Аридея  откинула  копыта  в  собственной
постели. Для нее я составила особую программу. А  теперь  -  для  колдуна.
Геральт, как ты считаешь, он заслуживает смерти? Ну скажи.
     - Я не судья. Я - ведьмак.
     -  Именно  что.  Я  сказала,  есть  два   человека,   которые   могут
предотвратить резню в Блавикене. Второй - ты. Тебя колдун пустит в  башню,
и ты его убьешь.
     - Ренфри, - спокойно сказал Геральт, - по пути ко мне  ты,  случайно,
не свалилась с крыши головой вниз?
     - В конце концов, ведьмак ты или нет, черт побери?! Говорят, ты  убил
кикимору, привез ее на ослике для оценки. Стрегобор хуже кикиморы,  она  -
бездумная скотина и убивает, потому как такой ее боги сотворили. Стрегобор
- изверг, маньяк, чудовище. Привези его мне на  ослике,  и  я  не  пожалею
золота.
     - Я не наемный убийца, Сорокопутка.
     - Верно, - улыбнулась она и откинулась на спинку стула, положив  ноги
на стол и даже не пытаясь прикрыть юбкой бедра. - Ты - ведьмак,  спаситель
людей, которых защищаешь от Зла. А в данном случае  Зло  -  это  железо  и
огонь, которые разгуляются здесь, когда мы встанем друг против друга. Тебе
не кажется, что я предлагаю Меньшее Зло - самое лучшее решение?  Даже  для
этого  сукина  сына  Стрегобора.  Можешь  убить  его   милосердно,   одним
движением, случайно. Он умрет, не зная, что умирает.  А  я  ему  этого  не
гарантирую. Совсем наоборот.
     Геральт молчал. Ренфри потянулась, подняв руки над головой.
     - Понимаю твои сомнения, - сказала она. - Но ответ я должна  получить
немедленно.
     - Знаешь, почему Стрегобор и  княгиня  хотели  тебя  убить  тогда,  в
Крейдене, и после?
     Ренфри резко выпрямилась, сняла ноги со стола.
     -  Думаю,  это  ясно,  -  взорвалась  она.  -  Хотели  отделаться  от
первородной дочери Фредефалька, потому что я была наследницей трона.  Дети
Аридеи родились в результате  морганатической  связи,  и  у  них  не  было
никаких прав на...
     - Я не о том, Ренфри.
     Девушка  опустила  голову,  но  только  на  мгновение.  Глаза  у  нее
разгорелись.
     - Ну хорошо. Якобы я проклята. Испорчена еще в лоне матери. Я...
     - Договаривай.
     - Я - чудовище.
     - А разве нет?
     Какое-то мгновение Ренфри  казалась  беззащитной  и  надломленной.  И
очень грустной.
     - Не знаю,  Геральт,  -  шепнула  она,  потом  черты  ее  лица  снова
ожесточились. - Да и откуда мне, черт побери, знать?  Если  я  уколю  себе
палец, идет кровь. Ежемесячно тоже... ну сам  понимаешь.  Переем  -  болит
живот, а перепью - голова. Если  мне  весело  -  я  пою,  если  грустно  -
ругаюсь. Если  кого-то  ненавижу  -  убиваю,  а  если...  А,  дьявольщина,
довольно. Твой ответ, ведьмак.
     - Мой ответ таков: нет.
     - Ты помнишь, о чем  я  говорила?  -  спросила  она  после  недолгого
молчания. -  Есть  предложения,  которые  нельзя  отвергнуть,  последствия
бывают страшными. Я тебя серьезно предостерегаю, мое предложение относится
именно к таким. Подумай как следует.
     - Я подумал как следует. И отнесись ко мне  серьезно,  потому  что  я
тоже предостерегаю тебя серьезно.
     Ренфри какое-то время молчала, играя шнуром жемчуга, трижды обернутым
вокруг красивой шеи  и  кокетливо  прячущимся  в  углублении  между  двумя
изящными полушариями, выглядывающими в разрезе блузки.
     - Геральт, Стрегобор просил тебя убить меня?
     - Да. Он полагал, что это будет Меньшее Зло.
     - И ты отказал ему так же, как и мне?
     - Так же.
     - Почему?
     - Потому что я не верю в Меньшее Зло.
     Ренфри слабо улыбнулась, затем губы  у  нее  искривились  в  гримасе,
очень некрасивой при желтом свете свечи.
     - Стало быть, не веришь. Видишь  ли,  ты  прав,  но  только  отчасти.
Существуют просто Зло и Большое Зло, а за  ними  обоими  в  тени  прячется
Очень Большое Зло. Очень Большое Зло, Геральт, это такое,  которого  ты  и
представить себе не можешь, даже  если  думаешь,  будто  уже  ничто  не  в
состоянии тебя удивить. И знаешь, Геральт, порой  бывает  так,  что  Очень
Большое Зло схватит тебя за горло и скажет: "Выбирай, братец, либо я, либо
то, которое чуточку поменьше".
     - Можно узнать, куда ты клонишь?
     - А никуда. Выпила немного, вот и  философствую,  ищу  общие  истины.
Одну как раз нашла: Меньшее Зло существует, но мы не в состоянии  выбирать
его сами. Лишь Очень Большое Зло может  принудить  нас  к  такому  выбору.
Хотим мы того или нет.
     - Я явно выпил слишком мало, - ехидно усмехнулся ведьмак. - А полночь
меж тем  уже  миновала,  как  и  всякая  полночь.  Перейдем  к  конкретным
вопросам. Ты не убьешь Стрегобора в Блавикене, я тебе не дам. Не  позволю,
чтобы дело дошло до бойни и резни. Вторично предлагаю: откажись от  мести.
Откажись от намерения убить его. Таким  образом  ты  докажешь  ему,  и  не
только ему, что ты  не  кровожадное,  нечеловеческое  чудовище,  мутант  и
выродок. Докажешь, что он ошибается. Что причинил тебе Очень  Большое  Зло
своей ошибкой.
     Ренфри некоторое время смотрела на медальон ведьмака,  вертящийся  на
цепочке, которую тот крутил пальцами.
     - А если я скажу, ведьмак, что не умею прощать  или  отказываться  от
мести, то это будет равносильно признанию, что он и не  только  он  правы?
Верно? Тем самым  я  докажу,  что  я  все-таки  чудовище,  нелюдь,  демон,
проклятый богами? Послушай, ведьмак. В самом  начале  моих  скитаний  меня
приютил один свободный кмет. Я ему понравилась. Однако  поскольку  мне  он
вовсе не нравился, а совсем даже наоборот, то всякий раз, когда  он  хотел
меня взять, он дубасил меня так, что утром  я  едва  сползала  с  лежанки.
Однажды я встала затемно и перерезала сердобольному кмету горло.  Тогда  я
еще не была такой сноровистой, как теперь, и  нож  показался  мне  слишком
маленьким. И, понимаешь, Геральт, слушая, как кмет булькает, и  видя,  как
он дрыгает ногами, я почувствовала, что следы от его палки и  кулаков  уже
не болят и что мне хорошо, так хорошо, что... Я ушла, весело  посвистывая,
здоровая, радостная и счастливая. И потом каждый  раз  повторялось  то  же
самое. Если б было иначе, кто стал бы тратить время на месть?
     -  Ренфри,  -  сказал  Геральт.  -  Независимо  от  твоих  мотивов  и
соображений ты не уйдешь отсюда посвистывая и не будешь  чувствовать  себя
так хорошо, что... Уйдешь не веселой и счастливой, но уйдешь живой. Завтра
утром, как приказал войт. Я уже тебе это говорил, но повторю. Ты не убьешь
Стрегобора в Блавикене.
     Глаза Ренфри блестели при свете  свечи,  горели  жемчужины  в  вырезе
блузки,  искрился  Геральтов  медальон  с  волчьей  пастью,   крутясь   на
серебряной цепочке.
     - Мне жаль тебя, - неожиданно проговорила девушка, не спуская глаз  с
мигающего кружочка серебра. - Ты утверждаешь, что не  существует  Меньшего
Зла. Так вот - ты останешься на площади,  на  брусчатке,  залитой  кровью,
один-одинешенек, потому что не сумел сделать выбор. Не умел, но сделал. Ты
никогда не будешь знать, никогда не будешь уверен  Никогда,  слышишь...  А
платой тебе будет камень и злое слово. Мне жаль тебя, ведьмак.
     - А ты? - спросил ведьмак тихо, почти шепотом.
     - Я тоже не умею делать выбор.
     - Кто ты?
     - Я то, что я есть.
     - Где ты?
     - Мне холодно...
     - Ренфри! - Геральт сжал медальон в руке.
     Она подняла голову, словно очнувшись ото сна, несколько раз удивленно
моргнула. Мгновение, краткий миг казалась испуганной.
     - Ты выиграл, - вдруг резко бросила она. - Выиграл,  ведьмак.  Завтра
рано утром я уеду из Блавикена и никогда не  вернусь  в  этот  задрипанный
городишко. Никогда. Налей, если там еще что-нибудь осталось.
     Обычная насмешливая, лукавая улыбка опять заиграла у  нее  на  губах,
когда она отставила кубок.
     - Геральт?
     - Да?
     - Эта чертова крыша очень  крутая.  Я  бы  лучше  вышла  от  тебя  на
рассвете. В темноте можно упасть и покалечиться. Я княжна, у  меня  нежное
тело, я чувствую горошину сквозь тюфяк. Если, конечно, он как  следует  не
набит сеном. Ну, как ты думаешь?
     - Ренфри, - Геральт  невольно  улыбнулся,  -  то,  что  ты  говоришь,
подобает княжне?
     - Что ты, ядрена вошь, понимаешь в княжнах? Я была  княжной  и  знаю:
вся прелесть жизни в том и состоит, чтобы делать то, что захочется. Я что,
должна тебе прямо сказать, чего хочу, или сам догадаешься?
     Геральт, продолжая улыбаться, не ответил.
     - Я даже подумать не  смею,  что  не  нравлюсь  тебе,  -  поморщилась
девушка. - Уж лучше считать,  что  ты  просто  боишься,  как  бы  тебя  не
постигла судьба свободного кмета. Эх, белоголовый! У  меня  при  себе  нет
ничего острого. Впрочем, проверь сам.
     Она положила ему ноги на колени.
     - Стяни с меня сапоги. Голенища - лучшее место для кинжала.
     Босая, она встала, дернула пряжку ремня.
     - Тут тоже ничего не прячу. И здесь, как видишь.  Да  задуй  ты  свою
треклятую свечу.
     Снаружи в темноте орал кот.
     - Ренфри?
     - Что?
     - Это батист?
     - Конечно, черт побери. Княжна я или нет? В конце-то концов?



                                    5


     - Папа, - монотонно тянула Марилька, - когда мы пойдем на ярмарку? На
ярмарку, папа!
     - Тихо ты, Марилька, - буркнул Кальдемейн, вытирая тарелку хлебом.  -
Так что говоришь, Геральт? Она выматывается из городка?
     - Да.
     - Ну не думал, что так гладко пойдет. С этим своим пергаментом  да  с
печатью Аудоена она приперла меня к стенке. Я прикидывался героем, но,  по
правде говоря, хрен что мог им сделать.
     - Даже если б они в открытую нарушили закон? Устроили шум, драку?
     - Понимаешь, Геральт, Аудоен страшно раздражительный король, посылает
на эшафот за любую мелочь. У меня жена, дочка, мне нравится моя должность.
Не приходится думать, где утром  достать  жиру  для  каши.  Одним  словом,
хорошо, что они уезжают. А как это, собственно, получилось?
     - Папа, хочу на ярмарку.
     - Либуше! Забери ты Марильку! Да, Геральт, не думал  я.  Расспрашивал
Сотника, трактирщика из "Золотого Двора", о новиградской компании. Та  еще
шайка. Некоторых узнали.
     - Да?
     - Тот, со шрамом на морде, Ногорн, бывший приближенный  Абергарда  из
так называемой ангренской вольницы. Слышал о такой вольнице? Ясно, кто  не
слышал. Тот, которого кличут Десяткой, тоже там был. И даже если  не  был,
думаю, его прозвище пошло не  от  десяти  добрых  дел.  Чернявый  полуэльф
Киврил  -  разбойник  и  профессиональный  убийца.  Вроде  имеет  какое-то
отношение к резне в Тридаме.
     - Где-где?
     - В Тридаме. Не слышал? Об этом много было шуму. Три...  Ну  да,  три
года назад, потому как Марильке тогда было два  годка.  Барон  из  Тридама
держал в яме каких-то  разбойников.  Их  дружки,  среди  них,  кажется,  и
полукровка Киврил, захватили паром на реке, полный пилигримов, а дело было
во время Праздника Нис. Послали барону  требование:  мол,  освободи  всех.
Барон, дело ясное, отказал, и тогда они принялись  убивать  паломников  по
очереди, одного за другим. Пока  барон  не  смягчился  и  не  выпустил  их
дружков из ямы, они спустили по течению  больше  десятка.  Барону  за  это
грозило изгнание, а то и топор: одни заимели на него зуб  за  то,  что  он
уступил, только когда прикончили  стольких,  другие  подняли  шум,  что-де
очень скверно поступил, что, мол, это был прен... прецендент, или как  его
там, что, дескать, надо было перестрелять всех там из арбалетов  вместе  с
заложниками или штурмом взять на лодках, не уступать ни на палец. Барон на
суде толковал, что выбрал Меньшее