-то назвать,
- произнесла невидимая Йеннифэр. - Джинн - название ничуть не хуже других.
Продолжай, пожалуйста.
     Мыло в бадье пенилось в ходе его повествования, вода плескалась через
край. В один из моментов что-то привлекло его внимание, он  пригляделся  и
заметил контуры  и  формы,  проявленные  мылом,  покрывающим  невидимость.
Контуры и формы так увлекли его, что он онемел.
     - Рассказывай! - подстегнул его голос,  исходящий  из  ничего  поверх
контуров и форм. - Что дальше?
     - Это все, - сказал он. - Я прогнал этого, как ты говоришь, джинна...
     - Каким образом? - Черпак поднялся и вылил воду. Мыло исчезло,  формы
тоже. Геральт вздохнул.
     - Заклинанием.
     - Каким? - Черпак снова  вылил  воду.  Ведьмак  принялся  следить  за
действиями черпака, ибо вода, хоть и ненадолго, тоже кое-что проявляла. Он
повторил заклинание, ради безопасности заменяя гласную "э"  вдохом.  Думал
понравиться чародейке знанием этого принципа и сильно удивился, услышав из
бадьи дикий хохот.
     - Что тут смешного?
     - Твое  заклинание...  -  Полотенце  сплыло  с  вешалки  и  принялось
вытирать остатки контуров. - Трисс лопнет от смеха, когда я  ей  расскажу!
Кто тебя научил, ведьмак? Этому... заклинанию?
     - Одна жрица из храма Гулдры. Это тайный храмовый язык...
     - Кому тайный - тому тайный. - Полотенце хлестнуло о край бадьи, вода
плеснула на пол, следы босых ступней обозначили шаги волшебницы. - Никакое
это не заклинание, Геральт. И не советую повторять его в других храмах.
     - Если не заклинание, так что? - спросил он, наблюдая за тем, как два
черных чулка создают из воздуха одну черную ножку за другой.
     - Шутливое выражение. - Трусики с оборками охватили  нечто  ласкающим
глаз образом. - Хоть и не совсем цензурное.
     Белая блузка с большим жабо в форме цветка порхнула вверх и сотворила
формы. Как ведьмак заметил, Йеннифэр не пользовалась никакими  штучками  с
китовым усом, которые так любят женщины. Ей это было ни к чему.
     - Какое выражение? - спросил он.
     - Давай не будем об этом.
     Из стоявшей на столике четырехгранной  хрустальной  бутылки  вылетела
пробка. В бане запахло сиренью я  крыжовником.  Пробка  описала  несколько
кругов и прыгнула на место. Чародейка застегнула манжеты  нижней  рубашки,
натянула платье и материализовалась.
     - Застегни, - повернулась она спиной,  расчесывая  волосы  черепашьим
гребнем. У гребня, как заметил Геральт,  был  длинный  заостренный  конец,
который в случае нужды мог заменить кинжал.
     Он расчетливо медленными движениями, пряжка  за  пряжкой,  застегивал
платье, вдыхая аромат ее волос, черным каскадом  ниспадающих  до  половины
спины.
     - Возвратимся к твоему "бутылочному" существу,  -  сказала  Йеннифэр,
вдевая  в  уши  бриллиантовые  серьги.  -  Конечно  же,  не  твое  смешное
заклинание обратило его в бегство. Скорее всего, он просто разрядил ярость
на твоем дружке и улетел, поскольку это ему надоело.
     - Правдоподобно, - угрюмо согласился Геральт. - Не  думаю,  чтобы  он
полетел в Цидарис укокошить Вальдо Маркса.
     - Что еще за Вальдо Маркс?
     - Трубадур, который считает моего  друга,  тоже  поэта  и  трубадура,
бесталанщиной, потакающей низменным вкусам толпы.
     Чародейка обернулась, странно блеснув фиалковыми глазами.
     - А твой друг успел высказать желание?
     - Даже два, и оба до крайности глупые. Почему  ты  спрашиваешь?  Ведь
очевидная же нелепица: исполнение желаний гениями, д'йини, духами лампы...
     - Очевидная нелепица, - усмехнувшись, повторила Йеннифэр. -  Конечно.
Вымысел, глупая, бессмысленная сказка, как и все легенды, в которых добрые
духи и ворожейки исполняют желания. Такие  сказки  придумывают  несчастные
простачки, которые даже и не помышляют о том,  чтобы  свои  многочисленные
желания и мечты исполнять собственными силами. Приятно знать, что ты не из
их числа, Геральт из Ривии. Поэтому ты близок мне по духу. Я, если чего-то
хочу, не мечтаю, а действую. И всегда добиваюсь того, чего желаю.
     - Не сомневаюсь. Ты готова?
     - Готова. - Волшебница подтянула ремешки туфелек и встала.
     Даже на каблуках она  была  не  слишком  высока.  Тряхнула  волосами,
которые, несмотря на активное расчесывание, сохранили красочно-взвихренный
и вьющийся беспорядок.
     - Есть вопрос, Геральт. Печать, которая закрывала  бутылку.  Она  все
еще у твоего друга?
     Ведьмак задумался. Печать была не у Лютика,  а  у  него,  к  тому  же
сейчас. Но опыт учил, что волшебникам не следует говорить слишком многого.
     - Хм... Думаю, да, - помедлив, ответил он. - Да, пожалуй, у  него.  А
что? Эта печать так важна?
     - Странный вопрос, - резко сказала она, - для  ведьмака,  специалиста
по сверхъестественным чудовищам, которому следовало бы  знать,  что  такая
печать достаточно серьезна, чтобы к ней не прикасаться.
     Он стиснул зубы. Удар был точным.
     -  Ну  что  ж,  -  проговорила  Йеннифэр  немного  мягче.  -  Видимо,
ведьмакам, как простым смертным, свойственно ошибаться.  Ну,  можно  идти.
Где твой друг?
     - Здесь, в Ринде. В доме некого Эррдиля. Эльфа.
     - У Эррдиля, - скривила она губы, внимательно посмотрев  на  него.  -
Знаю, где это. Полагаю, там же находится и его брат, Хиреадан?
     - Верно. А что...
     - Ничего, - прервала она и, прикрыв глаза, подняла руки. Медальон  на
шее ведьмака задергался, рванул цепочку.
     На влажной стене  бани  разгорелся  светящийся  квадрат,  обрамляющий
фосфоресцирующее молочно-белое ничто.
     Ведьмак тихо выругался. Он не  любил  порталов  и  перемещений  с  их
помощью.
     - Разве обязательно... - кашлянул он. - Здесь недалеко...
     - Я не могу ходить по улицам, - отрезала она. - Здесь меня не  любят,
могут оскорбить, закидать камнями, а то  и  чем-нибудь  похуже.  Несколько
человек портят мне реноме, думая,  что  это  сойдет  им  безнаказанно.  Не
бойся, мои порталы безопасны.
     Геральт был свидетелем того, как  однажды  сквозь  безопасный  портал
пролетела половина человека. Вторую так и  не  нашли.  Он  знал  несколько
случаев, когда люди входили в порталы, и о  них  больше  никто  никогда  и
ничего не слышал.
     Волшебница в очередной раз  поправила  волосы,  пристегнула  к  поясу
расшитый жемчугами мешочек.  Мешочек  казался  маловатым,  чтобы  вместить
что-либо, кроме горсти медяков да губной помады, но Геральт знал, что  это
необыкновенный мешочек.
     - Обними меня. Сильнее, я не фарфоровая. В путь?
     Медальон завибрировал,  что-то  сверкнуло,  и  Геральт  погрузился  в
черное ничто, в пронизывающий холод. Он ничего не  видел,  не  слышал,  не
чувствовал. Холод был тем единственным, что регистрировали органы чувств.
     Он хотел выругаться, но не успел.



                                    5


     - Уже час, как она туда вошла. - Хиреадан перевернул стоящую на столе
клепсидру. - Начинаю волноваться. Неужто с  горлом  Лютика  все  настолько
плохо? Как думаешь, не заглянуть ли к ним?
     - Она явно не желает этого. - Геральт с трудом допил кубок с травяным
настоем. Он ценил и любил оседлых эльфов за ум, выдержку  и  специфическое
чувство юмора, но их вкусов, касающихся пищи и напитков, не понимал  и  не
разделял. - Я бы не стал мешать, Хиреадан. Магия требует времени. Пусть на
это уйдут даже сутки, лишь бы Лютик выздоровел.
     - Ну что ж, ты прав.
     Из  соседнего  помещения  доносился  стук  молотков,  Эррдиль  жил  в
заброшенной корчме, которую купил, намереваясь отремонтировать  и  въехать
вместе с женой, тихой и неразговорчивой эльфкой. Рыцарь Вратимир,  который
после  совместно  проведенной  в  кордегардии  ночи  пристал  к  компании,
добровольно  предложил  Эррдилю  помощь  в  ремонтных  работах.  Вместе  с
супругами  он  взялся  обновлять  панель  сразу  же,  как  только   прошло
замешательство, вызванное неожиданным и эффектным  появлением  ведьмака  и
Йеннифэр, выскочивших из стены в блеске портала.
     - Если честно, - начал Хиреадан, - не думал, что у тебя  так  здорово
пойдет. Йеннифэр не из тех, кто жаждет оказывать помощь. Заботы ближних не
очень-то ее волнуют и нарушают сон. Короче говоря, не  слышал,  чтобы  она
когда-нибудь кому-нибудь чем-нибудь помогла бескорыстно.  Интересно,  ради
чего она взялась помогать тебе и Лютику?
     - Ты не преувеличиваешь? - усмехнулся ведьмак. - Она не произвела  на
меня  такого  уж  скверного  впечатления.  Превосходство,   верно,   любит
показывать, но по сравнению с другими колдунами, со всей их наглой сворой,
она прямо-таки ходячее обаяние и доброжелательность.
     Хиреадан улыбнулся.
     - Твои слова звучат так, - сказал он, -  словно  ты  считаешь,  будто
скорпион красивее паука потому, что у него такой прелестный хвостик.  Будь
внимателен, Геральт. Ты не первый, кто так о ней думает, не зная,  что  из
своей красоты и доброжелательности она  сделала  оружие.  Оружие,  которым
пользуется весьма ловко и беспринципно. Что, разумеется, отнюдь не умаляет
того факта, что она на удивление красивая женщина. Думаю, не возражаешь?
     Геральт быстро взглянул на эльфа. Ему уже второй раз показалось,  что
он замечает на лице Хиреадана след румянца. Это удивило его не меньше, чем
слова. Чистокровные эльфы обычно  не  восхищаются  женщинами  людей.  Даже
очень красивыми. Йеннифэр  же,  хоть  на  свой  манер  и  привлекательная,
красавицей считаться не могла.
     Вкусы вкусами,  но  в  действительности  мало  кто  называл  колдуний
"красавицами". В конце концов, все они  происходили  из  тех  общественных
слоев, в которых Предназначением дочерей  было  исключительно  замужество.
Кто подумает осуждать дочь на годы кропотливой учебы и пытку соматическими
изменениями, если ее можно просто  удачно  выдать  замуж?  Кому  захочется
иметь в родне колдунью? Несмотря на уважение, которым пользовались магики,
родители чародеек не получали никакой выгоды, потому что к  тому  времени,
когда девушка завершала учебу, ее переставало что-либо связывать с семьей,
в расчет шло только  братство  таких  же,  как  она.  Поэтому  чародейками
становились, как правило, дочери с нулевыми шансами на замужество.
     В противоположность священникам и друидкам, которые неохотно брали на
воспитание некрасивых или  уродливых  девушек,  чародеи  принимали  любую,
которая проявляла предрасположенность. Если  же  ребенок  проходил  сквозь
сито  первых  лет  обучения,  в  дело  вступала  магия  -  выпрямляющая  и
выравнивающая ноги, исправляющая сросшиеся кости,  латающая  заячьи  губы,
сглаживающая рубцы, шрамы и следы перенесенной оспы.
     Молодая чародейка  становилась  "привлекательной",  потому  что  того
требовал престиж профессии. Результатом  были  псевдокрасивые  женщины  со
злыми и холодными глазами дурнушек. Дурнушек, неспособных забыть  о  своей
некрасивой внешности, прикрытой магической маской,  причем  не  для  того,
чтобы их осчастливить, а исключительно ради упомянутого престижа.
     Нет,  Геральт  не  понимал  Хиреадана.  Его  глаза,  глаза  ведьмака,
замечали слишком много деталей.
     - Нет, Хиреадан, - ответил он на вопрос. - Не возражаю.  И  благодарю
за предупреждение. Но сейчас дело исключительно в Лютике. Он пострадал при
мне, в моем присутствии. Я не сумел его уберечь, не смог помочь. Если б  я
знал, что это его вылечит, я уселся бы на скорпиона голым задом.
     - Этого-то ты и должен опасаться больше всего, - загадочно усмехнулся
эльф. - Потому что Йеннифэр  знает  об  этом  и  любит  использовать  свое
знание. Не доверяй ей, Геральт. Она опасна.
     Геральт не ответил.
     Наверху скрипнула дверь. Йеннифэр  стояла  на  лестнице,  опершись  о
поручни.
     - Ведьмак, можешь на минутку заглянуть?
     - Конечно.
     Волшебница  прислонилась  спиной  к  двери   одной   из   более-менее
обставленных комнат, в которой поместили  страдающего  трубадура.  Ведьмак
подошел, молча взглянул. Он видел ее левое плечо, немного  более  высокое,
чем правое. Нос, немного длинноватый. Губы, немного узковатые. Подбородок,
скошенный чуть больше, чем  следовало  бы.  Брови,  не  очень  правильные.
Глаза... Он видел слишком много деталей. И совершенно напрасно.
     - Что с Лютиком?
     - Ты сомневаешься в моих способностях?
     Он продолжал смотреть. У нее была фигура двадцатилетней девушки, хотя
ее истинного  возраста  он  предпочитал  не  угадывать.  Двигалась  она  с
естественной, непринужденной грацией. Нет, невозможно было угадать,  какой
она была раньше, что в ней исправили. Он перестал об этом думать, не  было
смысла.
     - Твой талантливый друг будет здоров, - сказала она. - Его  вокальные
способности восстановятся.
     - Я благодарен тебе, Йеннифэр.
     - У тебя еще будет оказия это доказать, - улыбнулась она.
     - К нему можно?
     Она чуть помедлила, глядя на него со странной  улыбкой  и  постукивая
пальцами по дверной раме.
     - Конечно. Входи.
     Медальон на шее ведьмака начал резко, ритмично дрожать.
     В центре пола лежал  светившийся  молочной  белизной  стеклянный  шар
размером с небольшой арбуз. Шар  отмечал  середину  девятилучевой  звезды,
точнейшим образом вырисованной и касающейся лучами углов и стен комнаты. В
звезду была вписана нарисованная красная  пентаграмма.  Концы  пентаграммы
были обозначены черными  свечами,  укрепленными  в  подсвечниках  странной
формы. Черные свечи горели также в изголовье  постели,  на  которой  лежал
укрытый овечьими шкурами Лютик. Поэт дышал спокойно, уже не  стонал  и  не
хрипел, с его лица сбежала  гримаса  боли,  теперь  ее  сменила  блаженная
улыбка идиота.
     - Он спит, - сказала Йеннифэр. - И видит сон.
     Геральт присмотрелся к изображениям, начертанным на  полу.  Ощущалась
заключенная в них магия,  но  он  знал,  что  это  была  магия  дремлющая,
неразбуженная. Она была все равно что  дыхание  спящего  льва,  но  в  ней
ощущался и скрытый до поры до времени львиный рык.
     - Что это, Йеннифэр?
     - Ловушка.
     - На кого?
     - В данный момент на тебя.  -  Волшебница  повернула  ключ  в  замке,
покрутила его в руке. Ключ исчез.
     - Итак, меня поймали, - холодно сказал он. - И  что  дальше?  Начнешь
покушаться на мою невинность?
     - Не льсти себе. - Йеннифэр присела на край кровати. Лютик,  все  еще
кретински улыбаясь, тихо застонал. Это, несомненно, был стон блаженства.
     - В чем дело, Йеннифэр? Если это игра, я не знаю правил.
     - Я говорила, - начала она, - что всегда получаю то, чего  хочу.  Так
уж случилось, что я захотела иметь то, чем владеет Лютик. Я заберу  это  у
него, и мы расстанемся. Не бойся, я не причиню ему вреда...
     - То, что ты устроила на полу, - прервал Геральт, - служит  приманкой
для демонов. Там, где вызывают демонов, всегда кому-то приносят вред. Я не
допущу этого.
     - ...у него волос с головы не  упадет,  -  продолжала  чародейка,  не
обращая никакого внимания на его  слова.  -  Голосок  у  него  станет  еще
красивее,  и  он  будет  весьма  доволен,  даже  счастлив.  Все  мы  будем
счастливы. И расстанемся без сожаления, но и без обиды.
     - Ах, Виргиния, - застонал Лютик, не открывая глаз. - Прелестны  твои
груди, нежнее лебединого пуха... Виргиния...
     - Спятил, что ли? Бредит?
     - Он видит сон, - усмехнулась Йеннифэр. - Его мечта сбывается во сне.
Я прозондировала его мозг до самого дна. Не очень-то много там  оказалось.
Чуточку хлама, несколько желаний, уйма  поэзии.  Ну  да  не  в  том  дело.
Печать, которой была запечатана бутылка с джинном, Геральт.  Я  знаю,  что
она не у трубадура, а у тебя. Попрошу отдать ее мне.
     - Зачем она тебе?
     - Ну как бы тебе сказать? - Волшебница кокетливо улыбнулась. - Может,
так: не твое это дело, ведьмак. Такой ответ устроит?
     - Нет, - тоже улыбнулся Геральт. - Не устроит. Но не  бичуй  себя  за
это, Йеннифэр. Меня нелегко удовлетворить. До сих пор это удавалось только
лицам более чем среднего уровня.
     - Жаль. Стало быть, так и останешься неудовлетворенным.  Что  делать.
Изволь печать. И не ухмыляйся так. Это не идет ни к твоей  красоте,  ни  к
твоей прическе. Если ты еще не заметил, то знай, что именно сейчас  начала
исполняться благодарность, которой ты мне обязан. Печать - первый взнос за
голос певуна.
     -  Гляжу,  ты  разбросала  цену  на  множество  взносов,  -   холодно
проговорил он. - Хорошо. Этого можно было ожидать, и я  ожидал.  Но  пусть
это будет честная торговля, Йеннифэр. Я купил твою помощь, и я заплачу.
     Она  скривила  губы  в  улыбке,  но  ее  фиалковые  глаза  оставались
холодными.
     - Уж в этом-то, ведьмак, не сомневайся.
     - Я, - повторил он, - а не Лютик. Я забираю его отсюда  в  безопасное
место. Сделав это, вернусь, выплачу второй взнос  и  последующие.  Что  же
касается первого... - Он сунул руку в секретный кармашек на поясе,  достал
латунную печать со знаком звезды и ломаного креста. -  Пожалуйста.  Но  не
как первый взнос. Прими это от ведьмака как знак благодарности за то,  что
хоть и расчетливо, но ты отнеслась к  нему  доброжелательней,  нежели  это
сделало бы большинство твоей братин. Прими это как  доказательство  доброй
воли, призванное убедить тебя, что, позаботившись о безопасности друга,  я
вернусь сюда,  чтобы  расплатиться.  Я  не  заметил  скорпиона  в  цветах,
Йеннифэр. И готов расплачиваться за свою невнимательность.
     - Прекрасная речь, - колдунья скрестила руки на груди. - Трогательная
и патетическая. Жаль только, напрасная. Лютик мне нужен и останется здесь.
     - Он уже однажды столкнулся с тем, кого ты намерена сюда приволочь. -
Геральт указал на изображения на полу. - Когда ты  закончишь  и  притащишь
сюда джинна, то независимо от твоих обещаний Лютик  пострадает,  возможно,
еще больше. Ведь  тебя  интересует  то  существо  из  бутылки,  верно?  Ты
намерена завладеть им, заставить служить себе? Не отвечай, я знаю, плевать
мне на это. Делай что хочешь, притащи хоть десяток демонов. Но без Лютика.
Если ты подставишь Лютика, это уже не будет честной сделкой,  Йеннифэр,  и
ты не имеешь права за таковую требовать платы. Я не допущу... - Он осекся.
     - Меня интересовало, когда же ты наконец  почувствуешь,  -  хихикнула
чародейка.
     Геральт напрягся, собрал в кулак всю свою волю, до боли стиснув зубы.
Не помогло. Его словно  парализовало,  он  вдруг  превратился  в  каменную
статую, во вкопанный в землю столб.  Не  мог  шевельнуть  даже  пальцем  в
башмаке.
     - Я знала, что ты сумеешь отразить чары, брошенные открыто, - сказала
Йеннифэр.  -  Знала  также,  что,  прежде  чем  что-либо  предпринять,  ты
постараешься расположить меня к себе красноречием. Ты болтал,  а  нависший
над тобой заговор действовал и понемногу  ломал  тебя.  Теперь  ты  можешь
только говорить.  Но  тебе  уже  нет  нужды  мне  нравиться.  Я  знаю,  ты
красноречив. И не надо продолжать, это только снизит эффект!
     - Хиреадан... - с трудом проговорил он, все еще  пытаясь  бороться  с
магическим  параличом.  -  Хиреадан  поймет,  что  ты  что-то  замышляешь.
Сообразит быстро, заподозрит в любой момент, потому что не доверяет  тебе.
Он не доверял с самого начала...
     Чародейка повела  рукой.  Стены  комнаты  затуманились  и  окрасились
однообразным мутно-серым тоном. Исчезли двери, исчезли окна, исчезли  даже
пыльные занавески и засиженные мухами картинки на стенах.
     - Ну и что, если Хиреадан сообразит? -  зловеще  поморщилась  она.  -
Помчится на помощь? Сквозь мой барьер не пройдет никто. Но,  уверяю  тебя,
Хиреадан никуда не побежит, не сделает ничего  мне  во  вред.  Ничего.  Он
очарован мною. Нет, дело не в чернокнижии, я не привораживала его. Обычная
химия организма. Он влюбился в меня, дурень. Ты не  знал?  Он  даже  хотел
вызвать Бо на поединок, представляешь? Эльф, а ревнивый. Такое встречается
редко. Геральт, я не случайно выбрала этот дом.
     - Бо Берран, Хиреадан, Эррдиль, Лютик. Действительно, ты идешь к цели
самым прямым путем. Но мною