ла уголки губ, но Хильта смеялась как  человек,  который
долго и упорно размышлял о Жизни и понял наконец, в чем соль шутки.
   - В любом случае, вам следует подождать до завтра, - посоветовала она.  -
У меня дома есть свободная комната, вы можете переночевать там, а  завтра  с
рассветом отправитесь в путь.
   - Нам не хотелось бы злоупотреблять твоей добротой, - возразила матушка.
   - Чушь. Так что побродите немножко, а я пока уложу товар.

   В Охулен на ярмарку собирались люди со всех концов округи,  и  с  заходом
солнца ярмарка отнюдь не заканчивалась. Вместо этого над каждой  палаткой  и
каждым  лотком  загорались  факелы,   а   из   открытых   дверей   трактиров
выплескивался наружу яркий свет. Даже  в  храмах  вывешивались  разноцветные
фонари для привлечения верующих полуночников.
   Хильта скользила сквозь толпу, словно гибкая змея сквозь сухую траву.  Ее
лоток с товаром превратился в  удивительно  маленький  узелок,  который  она
несла на спине, а ее драгоценности  гремели,  словно  целый  мешок  танцоров
фламенко. Матушка топала следом; ее  ноги  ныли  от  непривычной  ходьбы  по
булыжной мостовой.
   А Эск потерялась.
   Это потребовало некоторых усилий,  но  все  же  получилось.  Ей  пришлось
нырнуть в пространство между двумя прилавками, после чего юркнуть в один  из
переулков. Матушка пространно предупреждала ее о невыразимых ужасах, которые
творятся в городах, -  старой  ведьме  явно  недоставало  полного  понимания
головологии, потому что Эск лишь преисполнилась  решимости  увидеть  парочку
этих ужасов собственными глазами.
   На  самом  деле,  поскольку  жители  Охулана  были  довольно  грубыми   и
нецивилизованными,  единственное,  чем  они  занимались  после   наступления
темноты, - это немного поворовывали, заключали кое-какие любительские сделки
в садах вожделения и пили до тех пор, пока не валились с ног или не начинали
петь - или и то, и другое, и третье вместе.
   Согласно  стандартным  поэтическим  инструкциям,   по   ярмарке   следует
двигаться подобно белому лебедю, рассекающему в лучах заходящего солнца воды
залива.  Однако  из-за  некоторых  практических  трудностей   Эск   пришлось
смириться со способом передвижения автомобильчика из детского аттракциона  и
перелетать в толпе от одного человека к  другому,  в  то  время  как  кончик
посоха мотался в ярде над ее головой. Кое-кто оборачивался вслед посоху -  и
Не только потому, что тот задевал прохожих по голове. Через город  время  от
времени проходили волшебники, но впервые здесь появлялся  волшебник  четырех
футов ростом и с длинными волосами.
   Любой внимательный наблюдатель заметил бы, что там, где  появлялась  Эск,
случались странные вещи.
   Возьмем, к примеру, человека с тремя перевернутыми  наперстками,  который
приглашал небольшую кучку людей  исследовать  вместе  с  ним  волнующий  мир
случайностей и вероятностей в том,  что  касается  местоположения  маленькой
сухой горошины. Он увидел небольшую  фигурку,  которая  несколько  мгновений
следила за ним серьезным взглядом, после чего из каждого наперстка,  который
он поднимал, начали каскадом  сыпаться  горошины.  Не  прошло  и  нескольких
секунд, как он по колени увяз в горохе. Еще глубже он увяз в неприятностях -
внезапно оказалось, что он должен всем кучу денег.
   Была там маленькая забитая обезьянка на цепочке, которая  вот  уже  много
лет рассеянно шаркала ногами под звуки жуткой музыки,  извлекаемой  хозяином
из шарманки. Но сегодня обезьянка внезапно развернулась, сощурила  маленькие
красные глазки, тяпнула своего владельца за ногу, порвала цепочку и умчалась
прочь по крышам домов, прихватив с собой жестянку  со  всеми  собранными  за
вечер деньгами. История умалчивает о том, на что они были потрачены.
   Марципановые утки, лежавшие в коробке  на  одном  из  лотков,  неожиданно
ожили и, пронесшись мимо торговца, с радостным кряканьем сели на реку (где к
утру все растаяли - вот вам и естественный отбор).
   Сам лоток бочком удалился в один из переулков,  и  больше  его  никто  не
видел.
   Что  бы  там  ни  говорили  поэты,  Эск  шла  через  ярмарку  скорее  как
поджигатель, проходящий по лугу, на котором разложено сено, или как  нейрон,
скачущий по  реактору.  Гипотетический  наблюдатель  мог  проследить  за  ее
хаотическим движением, ориентируясь на вспышки истерии  и  насилия.  Однако,
подобно  всем  хорошим  катализаторам,  сама  Эск  не  принимала  участия  в
вызванных  ею  реакциях,  и  к  тому  времени,  как   все   негипотетические
потенциальные наблюдатели отводили глаза  от  происходящего,  она  была  уже
далеко.
   А еще она начала уставать. Хотя матушка Ветровоск одобряла  ночной  образ
жизни, ведьма не жаловала расточительное использование  свечей.  Если  после
наступления  сумерек  ей  нужно  было  что-нибудь   почитать,   она   обычно
уговаривала сову посидеть на спинке кресла и читала ее глазами. Так что  Эск
полагалось отправляться в постель на закате, который давно миновал.
   У виднеющейся впереди двери был приветливый вид. Вместе с  желтым  светом
оттуда  выплескивались  веселые  звуки,  лужицей  разливаясь   по   булыжной
мостовой.  Усталая,  но  полная  решимости,  Эск  -  посох  которой,  словно
демонический маяк, по-прежнему излучал  рассеянную  магию  -  направилась  к
заведению.
   Хозяин "Шутки с Дудкой" считал себя светским человеком  и  в  чем-то  был
прав. Он был слишком глуп, чтобы прослыть по-настоящему жестоким, и  слишком
ленив, чтобы быть действительно злобным. Хотя тело его  побывало  во  многих
местах, его сознание не сделало ни шагу за пределы родной головы.
   Он не привык, чтобы к нему обращались палки.  Особенно  когда  тоненьким,
писклявым голосом они просили козьего молока.
   Осознавая, что все посетители трактира смотрят на  него  с  ухмылкой,  он
осторожно перегнулся через стойку и посмотрел вниз. Эск в  ответ  уставилась
на него. Матушка  всегда  учила:  сфокусируй  свою  силу,  заставь  человека
опустить глаза, никто не может переглядеть ведьму, кроме коз, разумеется.
   Хозяин, которого звали Скиллер, обнаружил, что смотрит прямо на маленькую
девочку, которая вроде как презрительно щурится.
   - Чего? - переспросил он.
   - Молока, - повторила девочка, не переставая яростно фокусировать взгляд.
- Его получают из коз. Знаешь?
   Скиллер продавал только пиво, которое, как  утверждали  его  клиенты,  он
варил из кошек. Ни одна уважающая себя  коза  не  вынесла  бы  того  запаха,
который стоял в "Шутке с Дудкой".
   - У нас молока нет, - он пристально  посмотрел  на  палку,  и  его  брови
заговорщически сошлись над носом.
   - Ты мог бы и поискать, - возразила Эск.
   Скиллер осторожно сполз обратно за стойку, отчасти затем, чтобы  избежать
взгляда девчонки, который  заставлял  его  глаза  сочувственно  слезиться  в
ответ, а отчасти потому, что в его мозгу начало зреть чудовищное подозрение.
   Даже посредственный трактирщик  обычно  настраивается  в  резонанс  пиву,
которое он продает, а в вибрациях, исходящих от  огромных  бочек  за  спиной
Скиллера, больше не  чувствовалось  привкуса  хмеля  и  пены.  Бочки  теперь
звучали в каких-то молочных тонах.
   Он  на  пробу  отвернул  кран  и  увидел,  как  в   подставленном   ведре
сворачивается тонкая струйка молока.
   Посох  еще  торчал  из-за  края  стойки,  словно  перископ.  Скиллер  мог
поклясться, что эта палка тоже смотрит на него.
   - Не трать его понапрасну, - изрек голос. - В один прекрасный день ты еще
поблагодаришь меня за это.
   Это был такой же голос, каким матушка  обращалась  к  Эск,  когда  та  не
проявляла должного энтузиазма по отношению к тарелке  питательного  зеленого
салата, вываренного до желтизны, так что последние  несколько  витаминов  не
выдержали и отдали концы.  Однако  обостренно  чувствительные  уши  Скиллера
услышали в этих словах не повеление, но предсказание. Он вздрогнул. Ему было
трудно  представить,  что  с  ним  должно  случиться,  чтобы   он   принялся
благодарить кого-то за смесь старого пива и свернувшегося  молока.  Нет,  он
скорее умрет.
   Возможно, он действительно сначала умрет.
   Скиллер с превеликим тщанием вытер большим пальцем почти чистую кружку  и
наполнил ее молоком. От него  не  укрылось,  что  большинство  его  клиентов
потихоньку покидают трактир. Никто не любит магию - тем более магию, которая
находится в руках у женщины. Никогда не знаешь, что этим женщинам стукнет  в
голову в следующую минуту.
   - Ваше молоко, - произнес Скиллер и добавил: - Барышня.
   - У меня есть деньги, -  заявила  Эск.  Матушка  постоянно  твердила  ей:
всегда будь готова  заплатить,  и  тебе  не  придется  этого  делать.  Людям
хочется, чтобы ты думала о них хорошо, это все головология.
   - Нет-нет, у меня и в мыслях не было требовать с вас денег,  -  торопливо
запротестовал Скиллер и, перегнувшись через стойку, продолжил: - Но вот если
бы вы могли, э-э, придумать, как превратить остальное обратно. Видите ли,  в
этих краях молоко не пользуется особым спросом.
   Он немного отодвинулся в сторону. Эск прислонила посох к стойке, чтобы не
мешал пить, и трактирщик чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке.
   Эск внимательно посмотрела на хозяина трактира поверх молочных "усов".
   - Я ничего не превращала. Я просто знала, что это  будет  молоко,  потому
что мне очень хотелось пить, - объяснила она. - А что это, по-твоему, было?
   - Э-э. Пиво.
   Эск обдумала его ответ. Она смутно помнила, что однажды пробовала пиво  и
у него был какой-то подержанный вкус. Но тут у нее в  памяти  всплыл  другой
напиток, который, как считали жители Дурного Зада, гораздо лучше  пива.  Это
был один из самых заветных матушкиных  рецептов,  к  тому  же  полезный  для
здоровья, потому что  в  него  входили  только  фрукты,  плюс  неоднократное
замораживание, кипячение и осторожная проверка маленьких  капелек  зажженной
свечой.
   Если ночь выдавалась по-настоящему холодной, матушка вливала в молоко Эск
маленькую ложечку этого напитка. Причем ложка должна была быть деревянной  -
из-за того, что он делал с металлом.
   Эск сконцентрировалась. Она вызвала  у  себя  во  рту  нужный  привкус  и
обнаружила, что при помощи тех скромных умений, в  которых  она  уже  начала
разбираться, но которые пока  еще  не  постигла,  может  разложить  вкус  на
маленькие разноцветные фигурки....
   Тощая жена Скиллера вышла из задней  комнаты,  чтобы  посмотреть,  почему
внезапно стало так тихо, и трактирщик взмахом руки погрузил  ее  в  гнетущее
молчание. Эск стояла, закрыв глаза, и слегка покачивалась.
   ...Фигурки, которые не потребовались, отправились обратно в резерв, потом
она отыскала необходимые дополнительные фигурки, соединила  их  вместе,  еще
там был такой крючочек, который означает, что они превратят любую жидкость в
свое подобие...
   Скиллер осторожно повернулся и посмотрел на стоящую сзади бочку. Запах  в
трактире изменился. Скиллер буквально почувствовал, как  из  древних  клепок
мягко сочится чистое золото.
   С преувеличенной аккуратностью он достал из запаса под стойкой  небольшой
стаканчик и выпустил из крана несколько капель темной  золотистой  жидкости.
Задумчиво рассмотрев ее в свете лампы, он повращал стакан, пару раз нюхнул и
махом опрокинул его содержимое себе в рот.
   Лицо трактирщика не изменилось, хотя глаза  повлажнели,  а  горло  слегка
задрожало. Его жена и Эск увидели, как у него  на  лбу  выступили  крошечные
бисеринки пота. Прошло десять  секунд,  но  Скиллер,  очевидно,  намеревался
побить какой-то героический рекорд. Может быть,  из  его  ушей  шел  пар,  а
может, это всего лишь слухи.  Его  пальцы  выбивали  на  поверхности  стойки
странную дробь.
   Наконец он проглотил то, что было у него во рту,  и,  казалось,  придя  к
какому-то решению, торжественно повернулся к Эск и спросил:
   - Еохха, хы хнаэх, ххо эхо хахоэ? Он наморщил лоб, еще раз прогоняя фразу
у себя в уме, и предпринял новую попытку:
   - Хах хы эхо ххевава? И сдался:
   - Эхо хе хиуо!
   Его жена фыркнула и взяла из мужниной безвольной руки  стакан.  Понюхала.
Посмотрела на бочки - на десять бочек.
   Встретила нетвердый взгляд Скиллера. В своем отдельном раю на  двоих  они
начали беззвучно подсчитывать сумму,  которую  можно  выручить  за  шестьсот
галлонов трижды очищенного белого горного персикового бренди.  Но  вскоре  у
них кончились цифры.
   Госпожа Скиллер соображала быстрее, чем муж. Она нагнулась  и  улыбнулась
Эск, которая чувствовала себя слишком усталой,  чтобы  толком  сощуриться  в
ответ. Улыбка вышла не очень удачной,  поскольку  госпоже  Скиллер  явно  не
хватало практики.
   - Как ты сюда попала, малышка? - спросила  трактирщица  голосом,  который
наводил на мысли о пряничных домиках и захлопывающейся дверце большой печи.
   - Я была с матушкой и потерялась.
   - А где сейчас матушка, дорогуша? "Бум-м",- снова грохнули  дверцы  печи.
Всем блуждающим в метафорических лесах предстояла тяжелая ночь.
   - Полагаю, где-то.
   - Ты хотела бы поспать на большой перине, славной и теплой?
   Эск посмотрела на госпожу Скиллер с благодарностью - хотя у нее появилось
смутное ощущение, что лицо женщины напоминает мордочку нетерпеливого  хорька
- и кивнула.
   Вы правы. Чтобы разобраться с этим, одного проходящего дровосека мало.

   Матушка тем временем находилась в двух кварталах  от  трактира.  Согласно
общепринятым стандартам, она тоже заблудилась. Правда, сама она  взирала  на
создавшуюся ситуацию с несколько иной точки зрения.  Матушка  всегда  знала,
где находится, просто заблудилось все остальное.
   Выше уже упоминалось о том, что отыскать  человеческое  сознание  гораздо
труднее,  чем,  скажем,  сознание  лисицы.  Человеческое  сознание,  которое
наверняка узрит  в  этом  какую-то  инсинуацию,  обязательно  поинтересуется
почему. А вот почему.
   У животных сознание простое и потому очень  четкое.  Животные  не  тратят
времени на то, чтобы разделять переживания на мелкие кусочки и раздумывать о
том, что они упустили. Все великолепие Вселенной четко выражается для них  в
виде а) того, с чем спариваются;  б)  того,  что  едят;  в)  того,  от  чего
убегают, и г) камней. Это освобождает животных от ненужных мыслей и  придает
их сознанию остроту, направленную только  на  то,  что  действительно  имеет
значение. По сути дела, ни одно нормальное животное даже пытаться не  станет
одновременно ходить и жевать резинку.
   Средний же человек сутками напролет думает о самых  разнообразных  вещах,
постоянно отвлекаемый десятками биологических календарей  и  хронометров.  У
него бывают мысли,  которые  он  вот-вот  произнесет  вслух,  личные  мысли,
настоящие мысли, мысли о мыслях и  целая  гамма  подсознательных  мыслей.  С
точки  зрения  телепата,  в  человеческой  голове   царит   какофония.   Это
железнодорожный вокзал, где все репродукторы говорят одновременно. Это  весь
спектр станций длинных, средних  и  коротких  волн  -  причем  некоторые  из
станций нельзя даже назвать приличными, это пираты-отщепенцы, промышляющие в
запретных  морях  и  проигрывающие  полуночные  пластинки  с   непристойными
стихами.
   Матушка, пытающаяся отыскать Эск при помощи  чтения  сознаний,  с  равным
успехом могла искать иголку в стоге сена.
   У нее, конечно, ничего не вышло, но сквозь многоголосые завывания  тысячи
одновременно думающих мозгов пробилось достаточно отголосков  смысла,  чтобы
убедить матушку, что мир и в самом деле  так  глуп,  каким  она  всегда  его
считала.
   На углу она встретилась с Хильтой. Та несла с собой метлу,  чтобы  начать
поиск с воздуха (хотя ей  нужно  было  соблюдать  осторожность,  ибо  жители
Охулана обеими руками голосовали за Поддерживающее Притирание,  но  летающие
женщины, по их мнению, - это уж чересчур). Хильта была расстроена.
   - Понятия не имею, куда она подевалась, - развела руками матушка.
   - А ты к реке спускалась? Она могла свалиться в воду!
   - Тогда бы она мигом выпрыгнула обратно. Кроме того, она умеет плавать. Я
думаю, она где-то прячется, черт бы ее подрал.
   - И что нам делать?
   Матушка смерила подругу испепеляющим взглядом:
   - Хильта Козлиха, мне за тебя стыдно, ты ведешь себя как трусиха. Вот  я,
к примеру, разве я обеспокоена чем-нибудь?
   Хильта посмотрела на нее:
   - Да. Немного. Твои губы стали тонкими-тонкими.
   - Я просто сердита, вот и все.
   - Сюда на ярмарку приходят цыгане. Они могли ее украсть.
   Матушка была готова поверить чему угодно насчет городских жителей,  но  в
вопросах, касающихся цыган, она чувствовала себя как рыба в воде.
   - В таком случае они гораздо глупее, чем я  считала,  -  бросила  она.  -
Послушай, у нее же есть посох.
   - А  какой  от  него  толк?  -  вопросила  Хильта,  которая  готова  была
расплакаться.
   - По-моему, из того, что я тебе говорила,  ты  ровным  счетом  ничего  не
поняла, - сурово произнесла матушка. - Нам просто  нужно  вернуться  к  тебе
домой и ждать там.
   - Чего ждать?
   - Воплей, грохота, огненных шаров, чего угодно, - неопределенно  ответила
матушка.
   - Это бессердечно!
   - О, горожане сами на это  напрашиваются.  Давай,  лети  вперед,  поставь
чайник на огонь.
   Хильта озадаченно посмотрела на  нее,  после  чего  уселась  на  метлу  и
медленно, рыская в разные стороны, скрылась в темноте среди дымоходов.  Если
бы метлы можно было сравнивать с машинами, данный экземпляр  подметательного
аппарата весьма смахивал бы на "жучок"-малолитражку с разбитыми окнами.
   Матушка проводила Хильту взглядом и затопала следом по мокрым улицам. Для
себя она решила твердо: ничто на свете не заставит ее подняться в воздух  на
одной из этих штуковин.

   Эск лежала на огромной,  мягкой  и  слегка  влажной  перине,  покрывающей
кровать на чердаке "Шутки". Девочка чувствовала себя усталой, но заснуть  не
могла. Во-первых, кровать была слишком сырой и холодной. Эск с беспокойством
спросила себя, хватит ли у нее смелости попытаться согреть перину, но  потом
передумала. Ей почему-то никак не давались заклинания, вызывающие огонь, как
бы осторожно она ни экспериментировала. Они либо не срабатывали вообще, либо
срабатывали чересчур хорошо. В лесу вокруг домика стало опасно ходить  из-за
ям, оставленных исчезающими огненными шарами. Матушка сказала, что  если  из
затеи с обучением на волшебника ничего не выйдет, то, по крайней  мере,  Эск
сколотит кругленькое состояние, строя нужники или выкапывая колодцы.
   Девочка перевернулась на другой бок,  пытаясь  не  обращать  внимания  на
идущий от перины слабый грибной  запах.  Она  вытянула  руку  и  нащупала  в
темноте посох, стоящий у спинки кровати. Госпожа Скиллер  упорно  настаивала
на том, чтобы забрать его вниз, но Эск вцепилась в  посох  мертвой  хваткой.
Это была единственная вещь в мире, которая абсолютно точно принадлежала ей.
   Отполированная  поверхность  с   необычной   резьбой   казалась   странно
успокаивающей. Эск заснула, и ей  снились  браслеты,  неизвестные  свитки  и
горы. Далекие звезды над горами и холодная пустыня, где  неведомые  существа
ковыляли по сухому песку и смотрели на нее  фасетчатыми,  как  у  насекомых,
глазами...
   Где-то  скрипнула  ступенька.  Немного  погодя  скрип  повторился.  Потом
наступила  тишина,  именно  та  задыхающаяся,   мохнатая   тишина,   которая
происходит оттого, что кто-то старается стоять как можно более неподвижно.
   Дверца на чердак приоткрылась. В ее проеме появился Скиллер - черная тень
на фоне горящих на лестнице свечей. Он тихо пошептался с  кем-то,  затем  на
цыпочках, стараясь не шуметь, двинулся к изголовью кровати. Посох заскользил
вбок, потревоженный осторожным движением нащупывающей  руки,  но  трактирщик
тут же подхватил его и медленно выпустил из легких застоявшийся воздух.
   Оставшегося  воздуха  едва  хватило  для  крика,  когда  посох  в   руках
трактирщика шевельнулся. Скиллер почувствовал чешую, кольца, мускулы...
   Эск, подскочив, села на кровати и успела у