женщинам не иначе как с величайшим  уважением,  -  заверил
Тритл, который не заметил надрыва в голосе Эск. - Они не знают себе  равных,
когда, когда...
   - Дело касается детей?
   - Ну это да, - великодушно  согласился  волшебник.  -  Но  временами  они
слегка неуравновешенны. Слишком возбудимы. Видишь ли, высокая магия  требует
ясной мысли, а таланты женщин лежат в  другом  направлении.  Их  мозг  имеет
тенденцию перегреваться. Мне жаль это  говорить,  но  к  карьере  волшебника
ведет только одна дверь, а именно - главные ворота Незримого Университета, и
через них еще не проходила ни одна женщина.
   - Скажи, - попросила  Эск,  -  а  что  может  эта  высокая  магия?  Тритл
улыбнулся ей.
   - Высокая магия, дитя мое, может дать нам  все,  что  мы  захотим,  -  он
одарил ее доброжелательной улыбкой. - Как тебя зовут, дитя?
   - Эскарина.
   - А зачем ты едешь в Анк-Морпорк, моя милая?
   - Думала поискать там счастья,  -  пробормотала  Эск,  -  но  сейчас  мне
начинает казаться, что девочкам там искать нечего. Ты уверен, что волшебники
дают людям все, что нужно?
   - Разумеется. Для этого и существует высокая магия.
   - Понятно.
   Караван двигался лишь чуть быстрее обыкновенного пешехода. Эск  соскочила
с фургона, вытащила посох из его временного укрытия среди сваленных у одного
из бортов мешков и бросилась  бежать  вдоль  вереницы  животных  и  повозок.
Сквозь слезы она мельком заметила Саймона, который, держа в  руках  открытую
книгу, выглядывал  из-за  полога,  закрывающего  заднюю  часть  фургона.  Он
озадаченно улыбнулся ей и хотел было что-то сказать, но она, пробежав  мимо,
свернула с дороги.
   Продравшись  сквозь  царапающие  ноги  низкорослые  кусты  утесника,  она
торопливо вскарабкалась по глинистому склону и вырвалась на  простор  плато,
окаймленного оранжевыми скалами.
   Она остановилась только тогда, когда совершенно потеряла представление  о
том, где находится. Однако ее ярость все еще пылала ярким огнем. Ей и раньше
случалось  злиться,  обычно  ее  гнев  был  похож  на  алое  пламя,  которое
вспыхивает в только что разожженном горне, но этот гнев  был  другим  -  его
подпитывали мехи, и он  превратился  в  узенькую  голубовато-белую  струйку,
которой можно резать железо.
   Эск вся горела. Она должна была что-то предпринять - или взорваться.
   Почему, слыша, как матушка разглагольствует о ведьмах, она  тосковала  по
разящей магии волшебников, но каждый  раз,  когда  раздавался  пронзительный
голос Тритла, она готова была  насмерть  стоять  за  ведовство?  Она  станет
ведьмой-волшебником - или никем вообще. Чем больше ей в  этом  препятствуют,
тем сильнее она хочет добиться своей цели.
   Она будет и ведьмой и волшебником. Тогда она им покажет.
   Эск уселась под  низким  раскидистым  кустом  можжевельника,  растущим  у
подножия обрывистого утеса. В ее голове роились планы  и  бурлил  гнев.  Она
слышала,  как  захлопываются  двери,  которые   она   только-только   начала
открывать. Тритл был прав -  ее  не  пустят  в  Университет.  Одного  посоха
недостаточно, чтобы стать волшебником, нужно еще учиться, а ее  никто  учить
не собирается.
   Полуденное солнце отражалось от поверхности утеса и пригревало землю, а в
воздухе вокруг Эск разливался запах пчел и джина. Она откинулась  на  спину,
глядя сквозь листья на почти пурпурный купол неба, и незаметно задремала.
   Один из побочных эффектов использования магии состоит в том, что  человек
начинает видеть очень живые и тревожные сны. Этому есть  причина,  но  одной
только мысли о ней достаточно, чтобы вызвать у волшебника жуткие кошмары.
   Дело в том, что сознание волшебника может придавать мыслям форму.  Ведьмы
обычно работают с тем, что реально существует в природе, но волшебник,  если
он достаточно хорош как волшебник, может облечь свое воображение  плотью.  В
этом не было бы ничего страшного, кабы не тот  факт,  что  маленький  кружок
света, вольно именуемый  "вселенной  пространства  и  времени",  дрейфует  в
гораздо более неприятном и непредсказуемом веществе. За хлипкими частоколами
нормальности бормочут, кружа, странные Твари; в глубоких расщелинах на  краю
Времени  раздаются  наводящие  жуть  уханья  и  завывания.  Там  встречаются
создания настолько ужасные, что их боится даже сама тьма.
   Большинство людей этого не знает, но оно и к лучшему, ибо мир не смог  бы
нормально функционировать, если бы все  спрятались  в  кроватях  и  натянули
одеяла на головы, а это непременно случилось бы, если бы люди  знали,  какие
кошмары поджидают их за тоненькой стенкой-тенью. Проблема заключается в том,
что те, кто интересуется магией и мистицизмом, уйму времени околачиваются на
самой границе света и  тьмы,  чем  привлекают  к  себе  внимание  Тварей  из
Подземельных Измерений, и Твари эти  пытаются  использовать  людей  в  своих
неутомимых попытках прорваться в данную Реальность.
   Большинство людей может этому сопротивляться, но  неустанно  нащупывающие
себе путь Твари наиболее активны именно  тогда,  когда  объект  их  внимания
спит.
   Бел-Шамгарот,  К'хулаген,  Тот,  Что  Внутри,  -  отвратительные,  темные
древние боги из Некротеликомникона, книги, известной некоторым  свихнувшимся
посвященным под своим  истинным  названием  "Liber  Paginarum  Fulvarum",  -
всегда готовы украдкой пробраться в дремлющее сознание. Кошмары часто бывают
цветными и всегда неприятными.
   Эск они впервые явились после ее первого Заимствования, так  что  девочка
успела привыкнуть к ним. Обыденность постепенно вытеснила  страх.  Обнаружив
себя сидящей на сверкающей пыльной равнине под необъяснимыми  звездами,  она
поняла, что пришло время еще одного кошмарного сна.
   - Вот черт, - вырвалось  у  нее.  -  Ладно,  давай  приходи.  Веди  своих
чудовищ. Я только надеюсь, что среди них не будет того, с улиткой на носу.
   Но на сей раз кошмар изменил себе. Эск оглянулась вокруг и  увидела,  что
позади нее вздымается к небу высокий  черный  замок.  Его  башенки  исчезали
среди звезд. С верхних укреплений каскадом  лились  огни  и  привлекательная
музыка. Огромные двустворчатые двери были зазывно открыты. Похоже,  в  замке
имела место быть довольно веселая вечеринка.
   Эск поднялась на ноги, отряхнула с платья серебристый песок и направилась
к воротам.
   Она почти дошла до них, когда  створки  захлопнулись.  Она  не  заметила,
чтобы они двигались - секунду назад они были распахнуты настежь,  как  вдруг
оказались наглухо закрытыми, и раздавшийся при этом стук сотряс горизонты.
   Эск протянула руку и  коснулась  ворот.  Они  были  черными  и  настолько
холодными, что быстро покрывались льдом.
   За спиной у Эск что-то шевельнулось. Она обернулась и увидела, что посох,
избавившись от маскировки  под  метлу,  стоит  воткнутым  в  песок.  По  его
отполированной деревянной поверхности и резным изображениям,  которые  никто
не мог разглядеть, ползали маленькие червячки света.
   Схватив посох, Эск ударила им по воротам.  В  разные  стороны  посыпались
октариновые искры, но на черном металле не осталось ни царапинки.
   Глаза Эск сощурились. Она вытянула руку с посохом, сосредоточилась, и  из
дерева  вырвалась  тоненькая  струйка  огня,  разбившаяся  о  створки.   Лед
мгновенно превратился в пар, но чернота - Эск теперь уверилась, что  это  не
металл, - поглотила огонь,  даже  не  засветившись  при  этом.  Эск  удвоила
усилия, выпуская накопленную посохом магию в виде тонкого луча, который  так
раскалился, что девочке пришлось зажмуриться (и  все  равно  она  продолжала
видеть эту блестящую линию у себя в мозгу).
   Потом луч потух.
   Через несколько секунд Эск подбежала к воротам и осторожно прикоснулась к
их поверхности. Холод едва не отморозил ей пальцы.
   А с укреплений у нее над головой донеслось чье-то хихиканье.
   Все было бы не так ужасно, если бы это  был  громкий  смех,  впечатляющий
демонический хохот, рассыпающийся бесконечным эхом, но  это  было  просто...
хихиканье.
   Оно не стихало довольно долго. Более неприятного  звука  Эск  не  слышала
никогда в жизни.
   Она проснулась вся дрожа.  Полночь  давно  миновала,  и  звезды  казались
мокрыми и холодными. Воздух был заполнен деловитой ночной  тишиной,  которая
создается осторожными шажками сотен маленьких мохнатых  существ,  надеющихся
найти ужин и при этом избежать появления на нем в качестве главного блюда.
   Молодой месяц заходил за горизонт, и слабое серое сияние, разгорающееся у
Края света, позволяло предположить, что, как это ни невероятно, судьба сулит
миру еще один день.
   Кто-то накрыл Эск одеялом.
   - Я знаю, что ты проснулась, - раздался голос  матушки  Ветровоск.  -  Ты
могла бы сделать полезное дело и разжечь  костер.  В  этих  треклятых  краях
дерева сколько угодно.
   Эск села и схватилась за  куст  можжевельника.  Тело  ее  было  настолько
легким, что любой ветерок мог унести его в дальнюю даль.
   - Костер? - пробормотала она.
   - Ага. Ну наставляешь палец, и "пш-ш-ш", - мрачно буркнула матушка.
   Она сидела на камне, отчаянно  пытаясь  найти  такое  положение,  которое
удовлетворило бы ее артрит.
   - Я... я думаю, у меня ничего не получится.
   - Это ты мне говоришь? - загадочно произнесла матушка.
   Она наклонилась к Эск и положила ладонь ей на лоб.  У  девочки  появилось
такое ощущение, будто по ее липу провели носком, набитым теплыми  игральными
костями.
   - У тебя слегка  поднялась  температура,  -  добавила  старая  ведьма.  -
Слишком много жаркого солнца и холодной земли. Вот тебе твоя Заграница.
   Эск скользнула вперед и положила голову на матушкины колени,  от  которых
знакомо пахло камфарой, смесью трав и слегка - козами. Матушка  успокаивающе
- как она считала - похлопала Эск по спине.
   - Меня не примут в Университет, - негромко произнесла Эск спустя какое-то
время. - Так мне сказал один волшебник, и я видела сон об этом,  вещий  сон.
Помнишь,  ты  как-то  говорила,  как  это   называется...   ну,   как   его,
мети-чего-то-там.
   - Метахфора, - спокойно подсказала матушка.
   - Во-во.
   - А ты думала, все будет легко? - спросила матушка. - Думала,  войдешь  в
ворота, помахивая посохом? Здрассьте, а вот и  я,  хочу  стать  волшебником,
большое спасибо...
   - Он сказал, что женщин в Университет не пускают!
   - Он ошибался.
   - Нет, я чувствовала, что он  говорит  правду.  Ты  же  знаешь,  матушка,
всегда можно определить, когда...
   - Глупое дитя. Ты всего лишь чувствовала его мысли. Это  он  считал,  что
говорит правду, но мир не всегда таков, каким его видят люди.
   - Не понимаю, - призналась Эск.
   - Это придет, - успокоила ее матушка. - А сейчас скажи мне.  Этот  сон...
Тебя не хотели пускать в Университет, да?
   - Да, и еще смеялись!
   - А потом ты попыталась сжечь ворота?
   Эск повернула лежащую  у  матушки  на  коленях  голову  и  с  подозрением
приоткрыла один глаз.
   - Откуда ты знаешь? Матушка улыбнулась типичной улыбкой ящерицы.
   - Я была за много миль отсюда, - ответила  она.  -  Пыталась  найти  тебя
мысленным взором, и внезапно мне показалось,  что  ты  -  везде.  Ты  сияла,
словно маяк, вот так-то. А что касается огня - оглянись.
   Освещаемое неярким утренним светом плато представляло собой нагромождение
запекшейся глины. Утес неподалеку превратился в стекло и, должно быть,  тек,
как  смола,  под  яростным  напором  пламени.  Поверхность  скалы  рассекали
огромные трещины, из которых недавно сочились расплавленные горные породы  и
лава. Прислушавшись, Эск различила слабое потрескивание остывающего камня.
   - О-о, - протянула она. - И это все я?
   - Судя по всему - да, - кивнула матушка.
   - Но я же спала! Мне просто снился сон!
   - Это магия, - сказала матушка. - Она пытается найти выход. Магия ведьм и
магия волшебников, ну,  они  вроде  как  подпитывают  друг  друга.  Мне  так
кажется.
   Эск закусила губу и полюбопытствовала:
   - Что же делать? Мне снятся самые разные вещи!
   - Ну сейчас мы отправляемся прямо в Университет,  -  заявила  матушка.  -
Там, наверное, привыкли к ученикам, которые не умеют контролировать магию  и
видят кошмарные сны, иначе это заведение давным-давно сгорело бы дотла.
   Она посмотрела в сторону Края и перевела взгляд на лежащую рядом метлу.

   Мы  опустим  всю  беготню,  подтягивание  веревок,  связывающих   прутья,
проклятья, негромко призываемые на головы гномов, краткие мгновения надежды,
когда магия вдруг начинала  прерывисто  мерцать,  ужасное  черное  отчаяние,
когда она затухала, снова подтягивание  веревок,  снова  беготню,  внезапное
срабатывание заклинания, торопливое усаживание на метлу, вопли, взлет...
   Одной рукой Эск держала посох, а другой цеплялась за матушку, хотя метла,
если честно, еле плелась в каких-то двух сотнях футов над землей.  В  полете
их сопровождали  несколько  птиц,  которых  явно  заинтересовало  новомодное
летающее дерево.
   - А ну проваливайте! - крикнула матушка, срывая шляпу и размахивая  ею  в
воздухе.
   - Что-то мы медленно летим, матушка, - кротко заметила Эск.
   - По-моему, мы движемся достаточно быстро!
   Эск  оглянулась  вокруг.  Виднеющийся  сзади  Край  был  охвачен  золотым
сиянием, прочерченным облаками.
   - Может,  нам  спуститься  пониже?  -  предложила  она  и  посмотрела  на
расстилающийся внизу пейзаж. Он казался суровым и негостеприимным. А еще  он
казался выжидающим... - Ты сама говорила,  что  метла  почему-то  не  желает
летать при солнечном свете.
   - Я сама знаю что делать, сударыня, - огрызнулась матушка, крепко  сжимая
черенок метлы и пытаясь стать как можно легче.
   Выше уже отмечалось, что свет Плоского мира движется очень медленно и это
объясняется его прохождением через мощное древнее магическое поле Диска.
   Так что рассвет здесь настает не настолько внезапно, как это происходит в
других мирах. Новый день не взрывается  светом  -  лучи  мягко  и  незаметно
заливают  спящий  пейзаж,  как  прилив  прокрадывается  на  пляж,   размывая
выстроенные за ночь песочные замки. Свет склонен обтекать горы. Если деревья
стоят близко одно к другому, он выходит из леса  разрезанным  на  полоски  и
рассеченным тенями.
   Наблюдатель,  расположившийся  где-нибудь  повыше,  скажем  -  чтобы   не
возникало никаких споров, - на перисто-слоистом облаке на краю пространства,
сразу отметит, как нежно расстилается свет по земле, как устремляется вперед
на равнинах и замедляет движение, натыкаясь на  возвышенности,  как  красиво
он...
   Вообще-то иногда встречаются наблюдатели, которые, оказавшись перед лицом
подобной красоты, сразу начинают ныть, мол, тяжелого света не бывает и вы ни
за что его не увидите. Таких людей можно сразить лишь одним вопросом: а  как
вышло, что вы стоите на облаке?
   Ладно, хватит цинизма. Внизу, над самой поверхностью Диска, и перед самым
рассветом, летела метла, преследуя кромку ночной тени.
   - Матушка!
   День сделал отчаянный рывок и накрыл беглянок. Скалы на пути метлы словно
вспыхнули, омытые разливающимся светом. Матушка почувствовала,  как  черенок
метлы накренился, и с ужасом уставилась на скользящую внизу маленькую  тень,
которая оказывалась все ближе и ближе.
   - А что будет, если мы ударимся о землю?
   - Это зависит от того, смогу ли  я  найти  камни  помягче,  -  озабоченно
пробурчала матушка.
   - Метла сейчас разобьется! Неужели мы ничего не можем сделать?
   - Ну мы можем сойти, к примеру...
   - Матушка, - произнесла Эск тем  раздраженным  и  примечательно  взрослым
голосом, которым дети  обычно  выговаривают  своим  заблудшим  родителям.  -
По-моему, ты не совсем поняла. Я не желаю ударяться о землю.  Я  никогда  не
видела в этом ничего хорошего.
   Матушка как раз пыталась припомнить походящее к случаю заклинание, жалея,
что к  камням  головология  не  применима.  Но  если  бы  матушка  Ветровоск
различила в голосе Эск алмазно-твердые нотки, то, наверное, не крикнула бы:
   - Ну так скажи это метле!
   И они бы действительно разбились... Матушка вцепилась в свою верную шляпу
и сжалась в ожидании удара. Метла вздрогнула, наклонилась...
   ...И пейзаж слился в одно неясное пятно.

   На самом деле путешествие было довольно кратким, но  матушка  знала,  что
будет вспоминать о нем всю свою жизнь -  особенно  после  плотного,  сытного
ужина, часика, эдак, в три  ночи.  Она  будет  вспоминать  радужные  краски,
гудящие в несущемся навстречу воздухе, ужасное ощущение, будто на  Вселенную
уселось что-то большое и тяжелое.
   Она будет вспоминать  радостный  смех  Эск.  Она  будет  вспоминать,  как
мелькала  под  ними  земля  и  длинные  горные  цепи  проскакивали  мимо   с
отвратительным треском.
   И никогда в жизни не забудет, как они догнали ночь.
   Ночь появилась впереди - неровная линия тьмы, гонимая  неумолимым  утром.
На глазах у окаменевшей от ужаса матушки эта линия  превратилась  сначала  в
кляксу, затем в пятно, в целый  континент  черноты,  стремительно  несущийся
прямо на них.
   Какое-то мгновение они ехали на гребне рассвета  -  рассвета,  который  с
безмолвным грохотом обрушивался на землю. Ни один любитель серфинга  никогда
не катался на подобной волне. Метла пробила жаркий свет и плавно  скользнула
в лежащую за ним прохладу.
   Матушка позволила себе перевести дух.
   Темнота сделала полет несколько менее ужасным. Она означала  также,  что,
если Эск надоест  гнать  метлу  вперед,  этот  аппарат  будет  двигаться  на
собственной проржавевшей насквозь магии.
   - ... - сказала матушка и, прежде чем совершить новую попытку, прочистила
высохшее, как старая кость, горло. - Эск?
   - Здорово, правда? Интересно, как это у меня получилось?
   - Ага, здорово, - слабо вякнула матушка. - Но, прошу тебя, можно я поведу
метлу? Не хочется улететь за Край. Пожалуйста!
   - А правда, что Край света окружен гигантским водопадом и  что,  взглянув
вниз, можно увидеть звезды? - полюбопытствовала Эск.
   - Да. Теперь мы можем лететь помедленнее?
   - Это, наверное, очень красивое зрелище...
   - Нет! То есть нет, только не сейчас.
   Метла замедлила ход. Окружавший ее радужный  пузырь  с  громким  "чпоком"
лопнул. Ни толчка, ни малейшей дрожи не последовало. Матушка обнаружила, что
вновь летит с приемлемой скоростью.
   Матушкина солидная репутация зиждилась на том, что  старая  ведьма  могла
ответить на какой угодно вопрос. Заставить ее признаться в невежестве,  даже
самой себе, не удавалось никому. Но  сейчас  в  яблоко  ее  сознания  проник
червячок любопытства.
   - Как ты это сделала? - спросила она наконец.
   За ее спиной воцарилось задумчивое молчание.
   - Не знаю, - спустя некоторое время ответила Эск. - Просто я нуждалась  в
этом, и мое желание отразилось у меня  в  голове.  Ну,  словно  ты  внезапно
вспоминаешь то, что когда-то забыла.
   - Да, но как?
   - Я... я не знаю. Передо мной просто встала картина того, как все  должно
быть, и... и я... ну, вроде как... вошла в эту картину.
   Матушка уставилась в ночь. Она ни разу не слышала о подобном  волшебстве,
но, похоже, оно было ужасно могущественным и, возможно, смертельно  опасным.
Вошла в картину! Всякая магия тем или иным образом изменяет мир.  Волшебники
считают, что это все, на что она годна, - их не  привлекает  мысль  оставить
мир таким, каков он есть, и  взяться  за  изменение  людей,  -  но  тут  все
оказалось более буквальным. Об этом стоило поразмыслить. На земле.
   Впервые в жизни матушка задумалась о пользе книг. Может и  впрямь  в  них
содержится что-то очень важное, раз люди так носятся с этими пачками бумаги?
Хотя она возражала  против  книг,  руководствуясь  исключительно  моральными
соображениями: она слышала, что многие из них написаны  мертвыми  людьми,  а
посему резонно было  предположить,  что  читать  их  -  это  все  равно  что
заниматься некромантией. Среди множества вещей, которые матушка не  одобряла
в этой бесконечно множественной Вселенной, была болтовня  с  покойниками,  у
которых, по всеобщему мнению, и своих неприятност