нусу и прощай.
     Александр Магнус".
     Питер свернул письмо и убрал его в карман пиджака. Рука его коснулась
чего-то твердого и тяжелого. Он вынул из кармана пистолет с глушителем. Тот
самый, из которого в него стреляли. Выбросить? Нет, пожалуй, он еще может
пригодиться. Вот только глушитель ни к чему: лишняя тяжесть. Питер снял
глушитель и забросил его в кусты. А теперь - в путь!
     Он сел на велосипед и покатил по аллее. Вот и та самая лавочка, на
которой он провел столько счастливых часов с Лилиан. Сирень почти полностью
скрыла ее от посторонних глаз; цветов уже не было: то ли срезали мальчишки,
то ли их время прошло. Все проходит, все когда-нибудь кончается... Где-то
сейчас бедная Лилиан?..
     Вскоре он выбрался из Города и направился к видневшейся у самого
горизонта горной цепи. Там начиналась его родина... Как хорошо, что он
догадался захватить с собой велосипед! Дипломат с бесценным завещанием
профессора Магнуса покоился на багажнике, крепко прихваченный мощной
пружиной. Все шло по намеченному плану. Да и как могло быть иначе, если
весь мир застыл в безмолвной неподвижности? Что могло помешать ему?
     Наконец Питер добрался до горной гряды. Съехав с дороги, он
расположился в тени развесистой ивы на берегу небольшого ручейка. Сейчас
ему предстояло совершить гигантский скачок в прошлое, на семь лет назад.
Волнение охватило его. Как все это произойдет? Не ошибся ли профессор? Но
время раздумий прошло, теперь надо было только действовать. Питер проверил
свой пульс. 122 удара в минуту; это чуть больше, чем было прежде. Значит,
надо внести поправку в расчеты профессора. Не сто двадцать, а сто двадцать
два удара должен будет отсчитать Питер, чтобы точно попасть в день Святого
Габриэля семилетней давности. Питер лег на траву, прижал к груди дипломат с
бумагами и закрыл глаза. Пора! Он мысленно представил, что замедляет свое
собственное, или субъективное, как назвал его профессор, время в 3748320
раз, нащупал пальцем пульс и... Время, назад!.. Ему показалось, что он
проваливается в пропасть. Появился несмолкаемый гул. Он не решался открыть
глаза, боясь сбиться со счета. Двадцать... двадцать пять... сорок... Нет,
теперь он не лежал, теперь он несся сквозь пространство и время с бешеной
скоростью, проделывая весь тот путь, который он прошел за эти семь лет, но
только в обратном направлении. Путь в прошлое, в день Святого Габриэля...
Восемьдесят... девяносто... сто... Он знал, что проносится через все вехи
своей семилетней жизни в Городе. Профессор... Лилиан... Крафт... Хамберг...
госпожа Додж... дядя Джонатан Корнелиус... снова Лилиан... сто
пятнадцать... сто двадцать, сто двадцать один, сто двадцать два. Стоп,
время!..
     Гул смолк. Питер даже предположить не мог, что он увидит, когда
откроет глаза. Где он? Куда он попал?
     Наконец он решился.
     Прямо над ним висело ночное звездное небо. Он лежал на чем-то мягком.
Пахло сеном и высохшими полевыми цветами. Справа, из-за большой черной
горы, до ужаса знакомой, выбивался холодный лунный свет; самой луны видно
не было. Тень от горы падала на землю, скрывая во тьме еле заметные
очертания небольшого дома. Питер поднялся. На лежанке из сухой травы и
сена, с которой он только что встал, он увидел белобрысого мальчика лет
двенадцати-тринадцати. Мальчик спал. Вернее, не спал, а замер в мгновении
сна: ведь время стояло. Глаза Питера уже привыкли к темноте, и он смог как
следует разглядеть его. Где-то он уже видел это лицо...
     Питер включил подсветку в часах и взглянул на дату... Десятое июля!
Значит, профессор Магнус не ошибся! Сейчас ночь, а завтра утром, в
одиннадцать, должно произойти нечто, что перевернет мир. И никто об этом не
узнает, никто, кроме него и, пожалуй, отшельника Магнуса. Как его найти? И
где сейчас сам Питер? Он огляделся. В очертаниях предметов, хижины,
огромной черной горы, за которой скрылась луна, даже в запахах юноша
чувствовал что-то до боли знакомое, родное. Из глубин памяти всплыло нечто,
такое доброе и уютное... Детство... Да, детство!.. Питер вдруг со всей
ясностью осознал, что он попал в свое детство, счастливое, безмятежное
время, когда были живы его отец и мать. Эта хижина была их домом, его
домом, а тот белобрысый мальчуган, спавший на лежанке - он сам, Питер,
только семь лет назад.
     Питер не мог больше вынести этой мертвой, безмолвной неподвижности.
Она напоминала ему ту страшную трагедию, которая должна произойти завтра и
которую он должен во что бы то ни стало предотвратить. Время, вперед!..
     Легкий ветерок коснулся его щеки, от дома послышался свист сверчка,
мир наполнился всевозможными ночными звуками. Белобрысый мальчик спал и
улыбался во сне. Питер вспомнил, что в детстве, в теплые летние ночи он
любил спать во дворе на такой вот лежанке, пахнущей сеном и цветами.
     Скрипнула дверь, и в свете выглянувшей из-за горы луны на пороге
хижины Питер увидел фигуру молодой женщины. Его мать!.. Сердце юноши бешено
забилось. Он пригнулся и, стараясь остаться незамеченным, юркнул за стену
небольшого сарая. Мать немного постояла, а затем подошла к мальчику.
Питер-младший безмятежно спал. Женщина улыбнулась, осторожно убрала с его
лба прядь волос и поцеловала в висок. Как хотелось Питеру подойти к ней! Но
это было невозможно. Пока невозможно.
     Женщина была молодой и красивой. В каждой черточке ее лица, в каждом
движении, порой едва заметном, в каждой детали нехитрой, простой одежды, он
узнавал ту, которую оплакивал вот уже семь лет. И вот теперь она здесь,
перед ним, в двух шагах - целая и невредимая! Это ли не счастье?
     Женщина ушла. Питер постоял еще несколько минут, с грустью глядя ей
вслед, потом мысли его унеслись высоко в горы. Там, под самыми облаками,
светился еле заметный огонек. Это был охотничий домик, в котором жил
отшельник Магнус. Он, видимо, не спал, словно предчувствуя надвигающуюся
катастрофу. Теперь-то Питер знал, о чем думает этот странный, но такой
дорогой ему человек.
     До рассвета было часа два - два с половиной. Если он сейчас тронется
в путь, то к утру как раз доберется до хижины отшельника. Питер кинул
последний взгляд на спящего мальчика и, подхватив дипломат, пошел в горы.
     Он шел по тропе, по которой столько раз бегал со Стивом, где каждый
камень, каждая травинка, каждый чуть заметный поворот тропы были ему
знакомы. Сердце его замирало, когда очередной образ далекого детства
всплывал в его памяти. Детство... Он с грустью и печалью думал о нем. Да,
он вернулся в детство, но это было не его детство, это было детство того
тринадцатилетнего мальчика, который сейчас спал под сенью ночи. Он был
властен над временем, но он был не властен над собой. Никогда ему больше не
быть ребенком. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что ему суждено
остаться здесь, в прошлом, навсегда, что путь назад, в будущее, ему
заказан, и он никогда не вернется туда. Впрочем, он мог еще вернуться в
будущее, это было в его силах, но он не имел на это права. Он должен был
довести дело до конца.
     В пять часов утра он добрался до охотничьего домика. Сквозь окно было
видно, как отшельник (или профессор) Магнус колдовал около какого-то
прибора, который стоял на столе и занимал добрую его половину. Питер
постучал. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появилась долговязая
фигура профессора Магнуса. То же длинное, умное лицо, тот же взгляд
проницательных глаз, те же очки на остром носу, та же шевелюра вьющихся и
нечесаных волос... Только седины в них меньше, да сам профессор выглядел
несколько более подтянутым и стройным, нежели тот, которого Питер знал
спустя семь лет.
     - Вы ко мне? - удивился профессор раннему визиту незнакомца.
     - Здравствуйте, профессор, - улыбнулся Питер. - Вы меня не знаете,
но я вас знаю очень хорошо. Не бойтесь меня, я ваш друг.
     - Бояться вас? - настороженно спросил профессор. - С какой стати?
     - Вы сейчас все поймете. Прочтите вот это письмо. - Питер протянул
конверт, предназначенный отшельнику Магнусу.
     Профессор взял письмо, бросил взгляд на конверт и удивленно вскинул
брови.
     - Гм... Интересно, - пробормотал он и, обратившись к Питеру,
добавил: - Пройдите в дом, молодой человек.
     Вслед за профессором Питер вошел в охотничий домик. Весь дом состоял
из одной единственной полутемной комнаты. Длинная жесткая кровать,
небольшой книжный шкаф с книгами, стол, на котором стоял странный прибор, и
пара табуреток - вот, пожалуй, и вся нехитрая обстановка этого помещения.
Поистине, профессор Магнус жил отшельником.
     - Присаживайтесь, - произнес он, указывая на одну из табуреток, и
вскрыл конверт.
     Чтение письма затянулось минут на пятнадцать. С самой первой строчки
удивление и интерес не покидали лица профессора, и лишь мимолетные
пристальные взгляды, которые он бросал на раннего посетителя, отрывали его
от письма. Прочитав письмо один раз, он прочитал его вторично. Затем,
сложив его и убрав в карман, он подошел к окну и некоторое время стоял
неподвижно. Но вот он обернулся, подошел к Питеру и крепко обнял его.
     - Питер, - произнес он с волнением, - вы не представляете, какое
большое дело вы затеяли. Большое и трудное. Но, как бы трудно вам не было,
знайте: я с вами.
     - Спасибо, дорогой профессор, - с благодарностью ответил Питер. -
Но я вас очень прошу: обращайтесь ко мне на "ты". Я привык к этому, ведь
там профессор называл меня именно так.
     - Хорошо, Питер, - согласился профессор. - А теперь расскажи мне
обо всем сам. Все-таки в письме всего не передашь.
     Питер поведал (в который раз!) профессору Магнусу свою историю.
Профессор внимательно слушал его, не перебивая. Когда юноша закончил,
профессор задумчиво произнес:
     - Значит, сегодня в одиннадцать. Гм... Ладно. Не боишься?
     - Если честно, то боюсь, - ответил Питер, - но страх этот,
по-моему, чисто подсознательный, так как ни на чем не основан. Я ведь буду
проводить эту акцию при остановленном времени, значит, абсолютная
безопасность гарантирована. Никто помешать мне не сможет.
     - Хорошо, если так, - сказал профессор и тут же, спохватившись,
добавил: - Ты, наверное, голоден, Питер? Прости, что сразу не подумал об
этом.
     Тут только Питер вспомнил, что не ел с самого утра, только вот с
какого утра, он никак не мог понять. Легче было бы сказать, что в последний
раз он ел двадцать пятого мая семь лет спустя. Понятие "давно" здесь явно
не имело смысла, так как к будущему это понятие никак относиться не могло.
Пожалуй, самым верным свидетельством в этом вопросе могло быть только
свидетельство желудка, а желудок свидетельствовал и требовал настолько
настойчиво, что Питеру стало совершенно ясно: сей важный орган пустует уже
часов восемь - десять.
     - Вижу, что голоден, - сказал профессор, заметив нетерпеливое
движение юноши. - Сейчас поставлю чай.
     Профессор разжег небольшой камин в углу комнаты и загремел старым
закопченным чайником.
     - А у меня тоже кое-что есть, - сказал Питер, доставая из дипломата
полиэтиленовый пакет с провизией. - Кстати, это для меня приготовил ваш
двойник, профессор Магнус.
     - Вот как? - Профессор с любопытством приблизился к Питеру. - Да,
узнаю свою руку: сыр бы я порезал именно так... А это что? - профессор
указал на перевязанную стопку бумаги. - Никак, "Трактат о тупике"?
     - Он самый, - ответил Питер. - Возьмите, он ваш.
     - Оставь в дипломате, Питер. Чуть позже, когда будет время, я прочту
его.
     Полчаса спустя, после легкого завтрака, юноша начал прощаться.
     - Мне пора идти, дорогой профессор, - сказал Питер. - Сейчас шесть
часов утра; часов в восемь я буду в деревне. Хочу повидать мать перед
ответственной операцией. Мало ли что может случиться...
     - Нет, Питер, - уверенно сказал профессор, - ничего случиться не
должно. Помни, ты принадлежишь миру, человечеству, и на бессмысленный риск
идти ты не имеешь права. Будь осторожен, и тогда все будет хорошо. Я верю,
мы еще встретимся. А теперь иди, Питер, и помни, что у тебя есть друг,
который думает о тебе и беспокоится за тебя.
     - Прощайте, профессор!
     - До встречи, дорогой друг!
     Питер вышел на порог охотничьего домика. Молодое утреннее солнце
ударило ему в глаза. Юноша невольно зажмурился. Вид, открывшийся ему с
высокой скалы, всколыхнул в его душе дремавшие где-то в глубине сознания
чувства. Роса, превращенная в легкую дымку, медленно поднималась навстречу
первым лучам солнца, далеко внизу все четче и четче проступали контуры его
родной деревни, где-то высоко над головой царил хозяин гор - старый орел,
зорко озирая свои необъятные владения. А вокруг вздымались огромные скалы,
лишенные растительности и жизни, но все равно такие родные и знакомые;
казалось, они стремятся ввысь, к небу, и именно это стремление придало им
остроконечную форму.
     Питер судорожно вздохнул. Чувства, захлестнувшие его, не подлежали
определению... То ли это была грусть по ушедшему детству, то ли радость
из-за возвращения на родину, то ли еще что-то, что Питер смутно чувствовал,
но не мог объяснить... Лишь одно слово, охватывающее весь набор чувств,
приходило на ум юноше: ностальгия. Ностальгия по родине, ностальгия по
детству...
     Было восемь часов утра, когда Питер вошел в деревню. Звонко заливались
петухи, устроив нечто вроде соревнования между собой, где-то одиноко
тявкала собака, в чьем-то хлеву призывно мычала корова. Деревня проснулась.
Люди хлопотали у своих домов, готовясь к празднику, соседи здоровались
через неказистые плетни и желали друг другу доброго утра и хорошего дня.
Где-то звучала музыка... В воздухе витало радостное ожидание праздника.
     Чем ближе Питер подходил к своему дому, тем сильнее он ощущал дрожь в
коленях. Как-то его встретит мать, отец, Питер-младший? Поймут ли они его,
поверят ли?.. Вот и знакомый дом. Питер глубоко вдохнул и... прошел мимо.
Нет, не мог он сейчас явиться на глаза своим близким, это было свыше его
сил. Смутное чувство вины лежало на нем. Он подсознательно чувствовал, что,
пока над деревней висит страшная опасность, о которой никто, кроме него и
профессора Магнуса, не знает, он не может, просто не имеет права заявлять о
своем существовании. Действительно, что он может им сказать? "Здравствуй,
мама, здравствуй, отец! Через три часа вы умрете"? Но это же абсурд!..
     Питер миновал деревню и взобрался на небольшую каменную площадку,
обрамленную чахлым колючим кустарником, где они со Стивом часто загорали.
Отсюда деревня была видна как на ладони. Здесь он решил отдохнуть, чтобы
потом со свежими силами приступить к осуществлению своего плана.
     Вот на центральной улице появилась группа мужчин, среди которых Питер
узнал своего отца. Это был высокий, стройный человек крепкого сложения и с
суровыми, словно высеченными из гранита, чертами лица. Мужчины о чем-то
оживленно говорили между собой, а потом вдруг громко рассмеялись. Дойдя до
поворота, они свернули на смежную улицу и вскоре скрылись из глаз.
     Незаметно Питер заснул. Тревоги минувших суток и усталость взяли свое.
Ему приснилась мать, ласково гладившая спящего сына по белобрысой голове,
Питер-младший, счастливо улыбавшийся во сне, отец, весело смеявшийся в
кругу своих друзей-односельчан, и Лилиан, печально глядевшая на него и с
мольбой в голосе что-то просившая - но что именно, Питер никак не мог
расслышать...
     Он проснулся, словно от удара током. Солнце стояло уже высоко, слишком
высоко. Он с ужасом взглянул на часы. Пол-одиннадцатого! Он чуть не
проспал! Питер вскочил на ноги. Из деревни слышалась громкая музыка и
веселый праздничный шум. Праздник Святого Габриэля был в полном разгаре.
Скорее к полигону!
     Внезапно тревожная мысль остановила Питера. Что, если он не сможет
обезвредить установку и тем самым предотвратить неминуемую катастрофу?
Может быть, следует принять меры предосторожности и оповестить население
деревни о грозящей опасности? А потом уже со спокойной душой приступить к
выполнению задуманной операции? Да, пожалуй, так и следует поступить.
     Приняв это решение, Питер стрелой помчался в деревню. Чтобы выиграть
время, он остановил его и влетел на центральную площадь при полном
безмолвии и неподвижности окружающего мира. А теперь... Время, вперед!..
Оглушительный грохот праздника обрушился на голову юноши. Питер оказался в
самой гуще танцующих односельчан. Стремительный вихрь хоровода чуть не сшиб
его с ног. Он поймал за рукав одного из мужчин, молодого рыжего парня,
беззаботно хохотавшего над проделками заезжего клоуна.
     - Уходите отсюда! - крикнул Питер в самое его ухо, стараясь
перекричать шум праздника. - Сейчас здесь будет смерть! Уходите в горы!
Наверх! - Питер махнул рукой куда-то в сторону охотничьего домика
отшельника Магнуса, но рыжий парень, даже не взглянув на странного
незнакомца, продолжал корчиться от смеха.
     Питер снова остановил время и, расталкивая людей, бросился к краю
площади - туда, где народ вел себя более сдержанно и участвовал в
празднике не столь активно.
     - Уходите в горы! - закричал Питер. - Скорее, скорее уходите
отсюда, если хотите остаться в живых!
     Но никто не слушал его. Большинство сельчан просто не обратило на него
внимания, остальные же встретили его слова с недоверчивой улыбкой, сочтя
незнакомца либо изрядно выпившим, либо неудачно пошутившим.
     Питер, теряя самообладание, носился по площади, но его предостережения
не возымели действия. Тут он случайно столкнулся с деревенским священником.
     - Святой отец! - вскричал Питер. - Выслушайте хоть вы меня! Деревне
грозит опасность! Через полчаса все погибнут, если не уйдут в горы!
Поверьте мне, это не шутка! Это серьезно, слишком серьезно!..
     - Сын мой, - смиренно ответил седой священник, качая головой, -
судьба наша в руках Господних. Все сущее на грешной земле есть промысел
Божий. Не смущай паству, сын мой, дьявольскими предзнаменованиями,
веселись, как все, и уповай на милость Господа нашего. Сегодня наш день.
Святой Габриэль не покинет нас!
     Святой отец дружески похлопал Питера по плечу и отошел в сторону.
     Питер понял, что ничего здесь не добьется - люди не верили ему. Его
взгляд остановился на матери. Может быть, она поймет его?.. С бешено
бьющимся сердцем Питер бросился к ней. Она стояла в стороне от общей массы
веселящейся публики и с улыбкой взирала на праздник. Внезапно возникший
перед ней молодой незнакомец заставил ее отшатнуться.
     - Мама!.. - в отчаянии произнес Питер, умоляюще глядя в глаза
матери. - Это я, Питер! Верь мне!
     - Нет! - в ужасе прошептала мать, отступая назад и меняясь в лице.
     - Уходите отсюда, прошу вас! Сейчас здесь разразится страшная
катастрофа, и вы все погибнете! Уходите! В горы!..
     Но мать не слушала его. В облике юноши она уловила еле заметные
знакомые черты, черты своего сына, Питера, но женщина отлично понимала, что
этот незнакомец не мог быть ее сыном. Почему же он назвал ее мамой?..
Суеверный страх закрался в ее душу. Кто же он?
     - Нет! - повторила она. - Этого не может быть...
     Питер поник головой. Он понял, что поспешил, слишком поспешил. С
грустью глядя в глаза матери, полные слез неверия и надежды, он отвернулся
и бросил взгляд на высокий пирамидальный тополь, единственное высокое
дерево во всей округе. Там, в густой листве, скрывался Питер-младший. Питер
знал это. Он вдруг со всей отчетливостью осознал, что тогда, семь лет
назад, когда он был тем Питером, который сейчас сидит на толстой тополиной
ветке, скрытый листвой, он видел самого себя - незнакомого молодого
человека в городском костюме, беспорядочно снующего по праздничной площади
и пристающего к людям с какими-то вопросами. Он все вспомнил. Теперь он
знал, что не добьется здесь успеха. Судьба его благого намерения была
предопределена. Питер остановил время и, бросив печальный взгляд на мать,
направился к военному полигону.
     А мать стояла в оцепенении и смотрела в пустоту. Видение слишком
поразило ее, - а то, чт