космоса, - пояснил Велигай.
     Пилот кивнул и взглянул на своего спутника.
     - Всыплют, - радостно откликнулся Сема.
     - Всыплют. Не забудьте присоединиться к контролю состояния  здоровья.
Все. Сема, проследи.
     Сема проследил. Возвращаясь в  рубку,  он  остановился  на  пороге  и
доверительно сообщил пассажирам:
     - Вы ему сделали подарок - лучше не надо. А то  он  говорит,  что  от
таких регулярных рейсов у него  кровь  свернулась  в  простоквашу.  Сейчас
отведет душу...
     - Звездолетчик, - пробормотал Велигай. Он произнес это  таким  тоном,
каким люди пожилые говорят: "Молодой..." - тоном,  в  котором  под  маской
легкого осуждения прячется и одобрение, и явная зависть,  и  сожаление  об
ушедших молодых годах... - Звездолетчик, - повторил Велигай,  ставя  точку
на этих размышлениях, и откинулся в  кресле.  И  даже  этого  повторенного
слова было достаточно, чтобы понять, чем образ жизни  и  мышления  Велигая
отличался от того,  который,  по  мнению  Меркулина,  был  бы  единственно
подходящим для настоящего конструктора.
     А интересно, что сделал бы на твоем месте Учитель? Разве он  стал  бы
возражать против такого риска - если это ради людей? Нет. Он  не  стал  бы
даже бояться. И ты не станешь. Обстоятельства...
     Он не успел додумать об обстоятельствах. Мысли  сдвинулись  с  места,
смешались, завихрились, канули куда-то. Кресла полезли вниз,  одновременно
откидываясь и раздвигаясь. В глазах потемнело. Пилот  "Кузнечика"  отводил
душу.
     Она  ревела  тремя  "Винд-семнадцать",  наконец-то  дорвавшимися   до
форсажа, близкими и понятными в своем  желании  достичь  определенного  им
потолка. Громовым салютом глайнер прощался с наезженной трассой, как будто
насовсем вырываясь в простор, о котором всегда мечтают корабли.  Мелькнули
внизу, стремительно уменьшаясь, резервные емкости - те  самые  сигары,  на
которых приводнялся корабль. Теперь, отдав свою мощь машине, они,  ведомые
автоматами, уходили по старой трассе, чтобы сесть в очередном пункте и там
дожидаться корабля.
     А он, рыча от ярости,  карабкался  на  вершину  невидимого  пика,  на
который не восходили альпинисты. Атмосфера  голубым  пламенем  стекала  по
обшивке, указатели ползли к первой космической, но  двигателям  было  мало
этого, и они все нагнетали скорость...
     Далеко внизу, на Земле, в  посту  слежения  и  управления  Глобальных
трасс, диспетчер схватился за голову и послал  в  пространство  негодующую
радиограмму. Сема мгновенно  закодировал  ответ,  и  передатчик  вышвырнул
сообщение в эфир в какую-то долю секунды. Диспетчер прочел, топнул  ногой,
призвал на помощь всех чертей и, одобрительно подмигнув  неизвестно  кому,
пустил по спирали сообщение о том, что глайнер восемнадцатый задерживается
в пути и на линию будет выслан резервный номер семьдесят три.
     А корабль уже вышел в черное  небо,  и  Кедрин  смотрел  на  экран  и
переводил  дыхание.  Кажется,  ему  чуть  не  сделалось  нехорошо?  Но  он
сдержался, не крикнул.  Да,  с  непривычки...  тяжеловато.  Он  расстегнул
воротник. Вздохнем глубже, еще раз... Вот так...
     Пилот выключил двигатели. Наступила невесомость. Трижды,  нарастая  и
ослабевая,  во  внешних  дозиметрах  прошумел  неведомый  прибой,  и   это
означало, что пройдены радиационные пояса.
     Распахнулось Пространство; Земля уходила в сторону. Над  ее  выгнутой
поверхностью восходили голубые конструкции астрофизического спутника номер
пять. Шестой сиял в самом зените, на фоне  давно  знакомого  созвездия,  и
вокруг него вспыхивали другие звезды, которых не  было  в  астрономических
каталогах. Тяжелый грузовоз  оторвался  от  причальной  площадки  шестого,
выбросил  голубое   облачко   и   начал   снижаться   к   ажурным   дискам
Метеорологического  пояса,  нечастой   цепью   охватывавшего   планету   в
меридиональной и экваториальной плоскостях. Где-то далеко справа вспыхнула
и начала  расплываться  розовая  туманность  -  это,  наверное,  очередной
планетолет ушел в рейс ко внутренним планетам - и сейчас же это облачко на
миг затемнил проходивший перпендикулярным курсом  нерегулярный  патрульный
сателлит... Приземелье жило своей  жизнью;  в  приемниках  утихали  голоса
планетного вещания  и  их  место  занимали  другие:  люди  на  кораблях  и
спутниках  переговаривались,  шутили  и  спорили,  иногда   их   разговоры
прерывались резким свистом закодированных  текстов  с  лунных  станций,  в
ответ которым летели такие же свистящие молнии с Земли. Впереди  же,  пока
еще в отдалении, уже возникли и становились все ярче  зеленоватые  светила
Звездолетного пояса.
     Ирэн склонилась к Велигаю и что-то ему  сказала,  и  Кедрин  каким-то
образом угадал: она советовала войти в пилотскую кабину, помочь  командиру
правильно подключиться к маякам,  подойти  и  пришвартоваться  к  спутнику
номер семь. Но конструктор покачал головой и улыбнулся,  и  на  его  губах
Кедрин прочитал лишь одно слово: "Звездолетчик!" -  и  вместе  с  женщиной
понял, что помогать нет никакой необходимости.
     Кедрин не испытывал страха. Ему все еще  казалось,  что  пространство
нереально: невесомость кончилась, в пассажирской кабине глайнера было  все
так же уютно, словно они и не вышли за  пределы  атмосферы.  Даже  тяжесть
была такая же, как на Земле, и не обязательно знать,  что  причиной  этого
явилось просто ускорение в один "же", равное обычному ускорению гравитации
на поверхности планеты.
     Да, при желании можно было совершенно забыть о том, что  Кедрин  стал
не только свидетелем, но и участником необъяснимого, с общепринятой  точки
зрения, события: несколько человек по взаимному согласию нарушили одно  из
правил техники безопасности - могучего инструмента Службы Жизни: вырвались
в  космос  на  корабле,  который,  строго  говоря,  для  этого  больше  не
предназначался. И это событие было лишь звеном  в  цепи,  начало  которой,
судя  по  услышанным  разговорам,  находилось  чуть  ли   не   на   орбите
Трансцербера, а продолжение - на Звездолетном поясе. И в одном, и в другом
месте  произошли  какие-то   события,   не   предусмотренные   программами
многочисленных автоматов, которых, безусловно, хватало и там, и там.  "Что
сказал бы об этом Меркулин?" - вяло подумал Кедрин и  тотчас  же  отбросил
эту мысль: развивая ее,  пришлось  бы  снова  вспомнить  о  том,  что  они
болтаются где-то в пространстве на борту утлого кораблика с легкомысленным
капитаном, а об этом спокойнее не вспоминать.
     Внезапно в громкоговорителях, соединенных с  приемником  в  пилотской
кабине, раздался резкий голос: "Внеочередной,  внеочередной,  даю  пеленг,
слушайте ваш пеленг..." Кедрин не сразу понял, что внеочередной - это они,
"Включите киберы на прием  посадочной  программы,  -  напоминал  голос,  -
назовите частоту ваших киберов!" - "Нестандартная, сажусь сам", -  ответил
несколько измененный динамиком голос командира. "Внеочередной, не  уверен,
что сядете". Кедрин тоже не был в этом уверен. "Пит, -  очень  несерьезным
голосом ответил пилот, - узнаю тебя по ушам, вспомни спецзону на Диане!" -
"Мишка, клянусь святым торможением, это  вынырнул  Мишка!"  -  "Взял  твой
пеленг, Пит,  держу,  готовь  братские  поцелуи,  включаю  посадочные".  -
"Пузырь, пузырь по кличке "Орион", -  надрывался  невидимый  Пит,  -  куда
лезете в наше пространство, освободите объем для внеочередного!"
     - "Орион" - значит, третий досылает обшивку, - сказал Гур в кабине.
     - Хорошо, - ответил Дуглас.
     "Но у меня график!"  -  возмущенно  напомнил  "Орион".  Пит  ответил:
"Поломайте его о колено".
     Торможение усилилось. Оно  нарастало  плавно,  тяжесть  увеличивалась
медленно, чувствовалось,  что  пилот  работает  как  мастер:  без  лишнего
напряжения, легко и  точно.  Спутник-семь  надвигался  из  пространства  -
громадный цилиндр, опоясанный тороидами,  окруженный  радио-  и  световыми
маяками, искрящийся множеством иллюминаторов и габаритных огней.
     Глайнер  выходил  к  торцу  цилиндра.  Вспыхивали  сигналы.   Спутник
покатился, убегая из поля зрения. Загорелись звезды. Торможение усилилось,
внезапно корабль завибрировал, и Кедрин почувствовал, как  у  него  заныли
целых шестьдесят четыре зуба - так много их вдруг оказалось.
     Но вибрация кончилась. "Мишка, у тебя есть переходник?" - спросил тот
же голос. "Нет, это же теперь глайнер, к чему на нем переходник!" - "Ну, я
не знаю, на всякий случай... До чего ты дожил - летаешь на глайнерах".
     - Питу надо всыпать за болтовню! - сказал Холодовский.
     - Нет, - ответил Дуглас. - Он хороший парень,  у  него  есть  чувство
юмора.
     "После этого рейса, - мрачно пообещал голос командира из динамика,  -
я не буду летать и на глайнерах".
     - У него тоже есть чувство юмора, - одобрительно проговорил Дуглас.
     "Так куда мне приткнуться?"  -  спросил  командир  глайнера.  "Ладно,
провались ты в Юпитер, примем вас в закрытый док, выходи на пеленг "AM".
     Почему-то именно в этот момент Кедрин вдруг осознал, что это не игра.
Они были действительно в пустоте, в приземельском пространстве. Рядом плыл
громадный, медленно вращающийся спутник, и каждое неточное движение  могло
стоить кораблю - а значит, и всем им - слишком дорого, а киберов с  нужной
частотой  настройки  на  глайнере  не  оказалось,  в  стратосфере  они  не
применялись. Значит, Служба  Жизни  выпустила  их  из-под  своего  теплого
крыла.
     Кедрин остро пожалел,  что  ввязался  в  эту  историю.  Следовало  не
малодушничать, не уступать, а сказать там, внизу (он подумал "внизу", хотя
Земля сейчас была слева вверху, но все равно она оставалась низом), что он
- посторонний. Не сказал, испугался разочарованных взглядов. Но если бы об
этом знал Меркулин, каким взглядом посмотрел  бы  он?  Или  дело  было  не
только в малодушии? Наверное, не только. Сейчас трудно вспомнить.
     Но все-таки куда спокойнее не нарушать установлений Службы Жизни,  не
отказываться легкомысленно от ее защиты. Странно, что остальные этого  как
будто не понимают. Словно им не впервой... Тут Кедрин сообразил, что они и
действительно делают это не в первый раз: недаром шел разговор о процентах
риска. Там, где властвует Служба Жизни, процент риска равен нулю.  Значит,
вот одна вещь, которая стала почти ясной: люди идут  на  это  потому,  что
такой ценой они покупают спокойствие, спокойствие уверенности в себе, а не
только в автоматах. Но нужно ли такое спокойствие?  Оно  стоит  нервов,  а
нервы нужны для творчества, для работы. Так зачем же...
     Мысли разлетелись в разные стороны - не соберешь... Кедрин  вздохнул,
открыл глаза и удивился: выходит, глаза  были  закрыты,  а  он  и  сам  не
заметил, как зажмурился. Теперь в  иллюминаторы  уже  нельзя  было  видеть
спутник, но экран на спинке переднего кресла исправно показывал его крутой
зеленоватый борт многоэтажной  высоты,  плавно  закругляющийся  вверху  и,
наверное, внизу - но видеоприемники смотрели  чуть  вверх.  Борт  медленно
плыл  по  экрану.  Потом  он  внезапно  кончился,  что-то  небольшое,   но
безусловно космическое промелькнуло  в  поле  зрения  иконоскопов.  Кедрин
съежился, ожидая неминуемого удара и каких-то еще более страшных вещей.
     - Это Костин, сорок девятый, - сказал Холодовский.
     -  Оригинально  придумано,  -  отозвался  Гур.  -   Но   только   это
девятнадцатый - Тагава.
     - Согласитесь на среднем арифметическом, - посоветовал Дуглас.
     "Что ж, во всяком случае, это не метеорит".
     В этот миг ускорение исчезло, и Кедрину так и не суждено было понять,
какой тонкой работой был ввод корабля со шлейфовым двигателем  в  закрытый
док. Монтажники, наверное, знали это, потому что все как один - даже  Ирэн
- подняли большие пальцы. Послышался  приглушенный,  как  шепот,  звук,  и
вспыхнуло табло: "Выход".



                                    4

     На орбите Трансцербера подсчитаны все  ресурсы.  Энергии  хватит  еще
месяцев на пять, если свести все  потребности  к  минимуму  и  не  слишком
злоупотреблять связью. Так сказал капитан Лобов, и все несколько приуныли,
потому что уже успели почувствовать, что капитан подразумевает под  словом
"минимум", и как он понимает слово "злоупотреблять".
     Впрочем, после этого капитан утешил всех - или думал, что утешил.  Он
объявил, что команда и пассажиры - пассажирами числились  ученые  -  могут
заниматься личными делами. Затем он сел за столик и стал бриться.
     Итак,  капитан  Лобов  бреется  -  второй  раз  за  эти   сутки,   и,
по-видимому, последний на ближайшие  месяцы:  бритва  потребляет  энергию.
Пилоты  садятся  доигрывать  партию.  Они  играют  очень   внимательно   и
сосредоточенно, и лишь впоследствии обнаружится, что  белый  король  шесть
ходов подряд стоял под шахом и никто этого не заметил.
     Ученые, видя, что экипаж  как  будто  бы  успокоился  и  жизнь  стала
входить в нормальную колею, возобновили работу.  В  данном  случае  работа
заключается в выяснении причин аварии. Это нелегко, потому что не  с  чего
начать, не за что зацепиться.  Корабль  споткнулся  на  совершенно  ровном
месте. До самого последнего момента все механизмы и устройства действовали
нормально. Очевидно, в первую очередь отказали механизмы реактора. В них и
следует искать вину... Инженер Риекст прислушивается к рассуждениям ученых
столь же внимательно, как  раньше  ловил  шум  двигателя.  Инженер  вообще
предпочитает слушать, но тут он не выдерживает.
     - Прошу извинения, - сурово говорит он, - но искать причину аварии  в
механизмах реактора бесполезно. В  случае,  если  блокирующие  автоматы  в
порядке,  но  заклинило  стержни,  автоматы  подают  сигнал   тревоги.   А
сигнала-то не было, не так ли?
     - Иными словами, -  начинает  контратаку  один  из  гернистов,  -  вы
предполагаете, что неисправность  следует  искать  в  автоматах?  Но,  мне
кажется, вы упустили  из  виду,  что  о  любой  неисправности  в  системах
автоматов немедленно сообщает контрольный блок. Не  находите  ли  вы,  что
ваше утверждение звучит несколько рискованно?
     Второй гернист думает,  что  утверждение  звучит  крайне  рискованно.
Виноваты, конечно, стержни.
     Инженер продолжает настаивать на своей точке зрения.
     Оба антигерниста считают, что инженер неправ:  автоматы,  разумеется,
не могли отказать все сразу. Такое явление наблюдалось бы, пожалуй, лишь в
том случае, если бы, скажем, во Вселенной сразу исчезли и электрическое, и
магнитное поля. А это, как  известно,  было  бы  равносильно  исчезновению
Вселенной вообще.
     В чем же дело? Это будет ясно после тщательного изучения фактов. Пока
можно с уверенностью  утверждать  одно:  авария  действительно  произошла,
двигатель, реактор и  автоматы  непосредственного  контроля  и  управления
отброшены и уничтожились. Что касается причин несчастья,  то  о  них  пока
нельзя с уверенностью сказать ничего определенного.
     По зрелом размышлении гернисты присоединились к  этой  точке  зрения,
присовокупив лишь мнение относительно того,  что,  возможно,  налицо  было
проявление возмущающего влияния Трансцербера.
     - Тела, ошибочно именуемого Трансцербером, - поправляют антигернисты.
И старый спор вспыхивает снова.
     Инженер выключается из дискуссии и вместе с капитаном начинает долгое
путешествие по схемам автоматов и киберустройств корабля.  А  некое  тело,
именуемое Трансцербером, находится еще очень далеко. До него - по орбите -
полмиллиарда километров. Но оно догоняет, и рано  или  поздно  догонит.  В
глубине души все побаиваются, что это произойдет несколько преждевременно.
Хотя - об этом трудно судить до получения ответа с  Земли.  Пока  же  один
капитан Лобов знает, что успеть к ним  может  лишь  звездолет  -  "длинный
корабль", в приземельской  терминологии.  А  их  сейчас  нет  в  Солнечной
системе. Да и то - корабли строятся не для того, чтобы  висеть  в  портах.
Они далеко, они ищут инфракрасные звезды, самые близкие к нам, и  связь  с
кораблями пока установить нельзя.


     Велигай стремительно прошагал к выходу, за ним торопились  остальные.
Ирэн оглянулась на Кедрина, но не сказала ни слова, только улыбнулась. Это
была улыбка человека, вернувшегося домой.
     Кедрин покинул салон последним. За входным люком оказалась  маленькая
площадка, от нее, шурша,  убегала  бесконечная  лента  -  род  движущегося
тротуара. Впереди на  ленте  виднелись  удаляющиеся  фигуры  спутников  по
кораблю.
     Держась  за  поручни  площадки,   Кедрин   огляделся.   Пилот   стоял
неподалеку, напевая. Голос Семы доносился откуда-то -  снизу  или  сверху,
сказать было трудно. Кедрин взглянул себе под ноги, и у  него  закружилась
голова, как если бы он стоял на краю бездны. Так оно, впрочем, и было.
     Он крепче вцепился в поручни. Правда, тяжесть почти отсутствовала, но
голова все равно кружилась. Кедрину почудилось, что он стоит вверх ногами,
потом - что лежит. Он заслонил глаза ладонью, потом медленно отвел ее.
     Свет клубился в громадном цилиндре, как теплая  метель;  все  так  же
шуршала дорожка. Командир глайнера похлопал Кедрина  по  плечу.  Внутренне
содрогаясь, невольный самозванец ступил на дорожку и, ужасаясь, поплыл над
бездной. Верха и низа все не было. Дорожка привела  Кедрина  еще  на  одну
площадку, и вдруг низ определился  и  лег  под  ноги,  верх  оказался  над
головой. Эскалатор повез Кедрина вниз. Очутившись  на  полу,  незадачливый
путешественник облегченно вздохнул  и  порадовался  обретенной  нормальной
тяжести, потом поднял голову.  Метрах  в  пятидесяти  над  ним,  стиснутый
могучими захватами, висел глайнер, а еще выше, на  потолке,  головой  вниз
ходили, кажется, люди.
     Несколько  человек  остановились  неподалеку  -  все   в   таких   же
отблескивающих комбинезонах, как и  знакомые  монтажники.  Глядя  на  них,
Кедрин вдруг вспомнил о продранных коленях: до сих пор было не до туалета.
Пришедшие, задрав головы, полюбовались на  глайнер,  потом  один  из  них,
ослепительно рыжий, сказал:
     - Вот назидательное зрелище из той романтической эпохи, когда  летали
со шлейфовыми двигателями.  Спорю,  что  на  нем  стоят  "Винды".  Как  ты
думаешь, романтик?
     - Думаю, - ответил черноглазый романтик, - что на Трансцербере  скоро
начнут  строить  постоянную  станцию.  Окраина  системы,  без  станции  не
обойтись. Надо бы туда попасть.
     - Фантазируешь...
     - Это что! Я вот встречал  одного.  Представляете  -  сидит,  читает.
Глаза горят, ерошит волосы, топает ногами - аж сбивает курс. Я заглянул  -
ну, конечно, роман об автофиксации в пятом линейном измерении, фантастика,
подвиги... Читает и воображает себя  героем.  А  шли-то  всего  регулярным
рейсом к Марсу, пилот от тоски спал вторые сутки подряд и будить не велел,
пока живы автоматы.
     - А у Лобова автоматы полетели. Там теперь не до сна.
     Наступило молчание, потом кто-то сказал:
     - Ладно. Заправим это чудо техники.
     - Заправим... А посадил он его классно.
     - Да. Искусство посадки исчезает.
     - Давайте заправлять. Скоро смена.
     - Подключай... Я ходил с  Лобовым.  Чем  хуже,  тем  он  веселее.  Но
строгий капитан. От и до. По инструкции.
     - Дай давление. Ты там открыл горловины?
     - Открыл... Да, Лобову не повезло. Мак с ним пилотом. Вторым.
     - Есть прокачка!.. Слушай, а чертовщина с запахом - это в твою  смену
было? Что это - отравляющее вещество, что ли? Да еще в пустоте.
     - Смена моя, но сам я в это время сидел на контроле.  Карло  вышел  в
пространство, потерял сознание  и  налетел  на  пузырь.  Хорошо  еще,  что
скваммер выдержал... Курт, давай дозатор.
     - Я даю дозатор. Может быть, это было не в пустоте, а в баллонах?
     - Проверили баллоны. Нормальная смесь. Внимание! Даю поток.
     Кедрин прислушивался,  все  это  было  интересно  -  и  разговоры,  и
суставчатая труба, выползшая из-под пола  и  дотянувшаяся  до  корабля,  и
люди,  управляющие  трубой  и