нии коммуникаций идут от  них  к  кораблю.
Теперь "Джордано" окружают высоченные леса. Правда, они не дотягиваются  и
до средней части корабля. Но туда,  куда  они  доросли,  длинношеие  краны
начинают подавать целые пакеты громоздких деталей. Корабль в своей  нижней
части  быстро  обрастает  ими,  и  постепенно  становится  ясно,  что   на
размашистых кронштейнах к корпусу "Джордано" крепятся массивные  цилиндры,
в которых уже без особого труда можно опознать ракетные двигатели.
     К чему бы это? Наиболее распространенная и правдоподобная  из  версий
заключается в том, что корабль-памятник решили  реставрировать  до  конца.
Там, в пространстве, при жизни он обладал, мол, такими вот дополнительными
двигателями. Потом их сняли, а  теперь,  точности  ради,  восстанавливают.
Догадка кажется заслуживающей доверия. Тем не  менее  кое-кто  из  горожан
пытается расспросить непосредственных  участников  работ.  Длинный,  худой
человек отвечает охотно: "Достаточно он погостил у вас, мои любознательные
друзья; пора и домой". Спрашивавшие усмехаются и не верят. Они  обращаются
к невысокому, который  кратко  отвечает:  "Вам  же  сказали?"  Третий,  на
мгновение вынув трубку изо рта, поворачивает к  любопытным  круглое  лицо.
"Алло, ребята, а вы не считаете, что вам здесь нечего делать?"
     Дополнительные  двигатели  установлены.  Теперь  ясно,  зачем   здесь
странные машины: те из них, которые не служат источниками энергии, заняты,
оказывается,   заправкой:   они    нагнетают    в    двигатели    топливо.
Неправдоподобная версия долговязого начинает приобретать  черты  истины...
По цилиндрам  дополнительных  двигателей  ползают  монтажники;  снизу  они
кажутся крохотными, но это  не  мешает  им  делать  свое  дело:  соединять
двигатели при помощи целой сети кабелей с  приборами  внутри  корабля.  На
площадку начинают  прибывать  огромные  емкости,  рядом  с  которыми  даже
дирижабли проигрывают во внушительности; кто-то из наблюдателей опознает в
емкостях  вакуум-понтоны.  Обычно  они  служат   для   переноски   тяжелых
сооружений на новое место прямо по воздуху.
     Может быть, памятник собираются просто переместить на  другое  место?
Горожане уже как-то привыкли к нему, да к тому же им обидно: почему  вдруг
на новое место? Чем ему плохо здесь? Они возмущаются, а им  повторяют  все
то же и указывают наверх, в небо.
     Наконец,  монтажники  кончают  работу;  все  машины  демонтируются  и
вывозятся.  Ограда,  правда,  остается.  Вакуум-понтоны  уже  зачалены  за
корабль, но пока мирно парят в воздухе: они еще  не  разрослись  до  своих
максимальных размеров. Кажется, эти люди были правы: корабль действительно
уйдет вверх. Сразу же находятся знатоки, которые объясняют: корабль  можно
поднять  именно   таким   образом;   его   собственные   двигатели   давно
демонтированы, да и будь ори даже в порядке, все равно: этот корабль не из
тех, которые поднимаются с Земли, после  минутной  работы  его  двигателей
здесь осталась бы зона пустыни, радиоактивной пустыни.  Оказывается,  этот
рефлектор - страшная вещь, а ведь  вокруг  него  столько  лет  ходили  без
малейшей опаски. Кроме того, продолжают знатоки, корабль можно привести  в
окончательную готовность только там, наверху, где нет тяжести и  установка
всего необходимого займет гораздо меньше труда.
     А зачем же все это? Кому понадобилось снова приводить старый  корабль
в готовность? Как зачем! Он ведь пойдет за людьми, за теми восемью...
     Как ни странно, на этот раз знатоки правы. Все это действительно так.
И совсем ясно это становится, когда на площадку к памятнику приезжает  еще
один человек.
     Горожане его так и не успевают разглядеть. Потому  что  в  этот  день
запрещено не то что заходить в ограду, но и близко приближаться  к  району
"Джордано". Приехавший человек с  каменным,  иссеченным  морщинами  лицом,
принимают краткие доклады. Сев в юркую лодку, он  несколько  раз  облетает
вокруг корабля, показывая при этом блестящую технику пилотирования.  Затем
он поднимается на лифте в ходовую рубку. Несколько минут сидит там один, и
это очень хорошо.  Потому  что  если  бы  в  рубке  сейчас  находился  еще
кто-нибудь,  то  он  увидел  бы  странную  вещь:  как  руки  прилетевшего,
шершавые, сухие  руки,  судорожно  гладят  матовую  панель  пульта,  и  на
каменном, угрюмом лице дрожат губы, и глаза внезапно становятся словно  бы
больше и блестят сильнее от появившейся в них влаги...
     Но  когда  в  рубку  забираются  остальные,  кому  положено   в   ней
находиться, человек уже обретает свой обычный вид.  Он  задает,  последние
вопросы, предписанные ритуалом  и  техникой  безопасности,  и  выслушивает
надлежащие ответы. Потом в рубке наступает тишина,  и  непонятным  образом
она мгновенно передается и туда, где, на безопасном расстоянии,  собралось
множество людей.
     - Раздвинуть понтоны! - Мощные  усилители  разносят  эту  команду  по
площадке и  далеко  за  ее  пределами.  Люди  вздрагивают.  Вакуум-понтоны
начинают расширяться, мощные системы рычагов, преодолевая внешнее давление
воздуха, раздвигают непроницаемую  оболочку,  внутри  которой  -  пустота.
Понтоны становятся легче воздуха; они устремляются вверх, но тяжкая махина
- "Джордано" - держит их на прочной привязи.  Понтонам  это  не  нравится;
гравитация - их извечный враг, корабль же  пока  выступает  ее  союзником,
хотя на самом деле он скорее жертва.  Идет  неслышная  борьба,  звенят  до
предела натянутые тросы - и все же громкие возгласы раздаются лишь  тогда,
когда корабль отделяется от поверхности земли уже сантиметров  на  десять:
решающий момент все, конечно, проглядели.
     А корабль медленно и безмолвно идет вверх. Но  скорость  замедляется:
понтонам не выдернуть его высоко, тут нужны  другие  средства.  И  они  не
замедляют включиться в работу.
     Двенадцать невиданных цветов расцветают в  вышине;  город  расположен
далеко от космодромов, и вряд ли один из ста жителей видел,  как  стартуют
даже  небольшие  корабли  класса   Земля-Космос,   Земля-Луна.   А   здесь
поднимается  машина  класса  Космос-Космос,  Длинный  корабль,  кит  среди
кораблей. Двенадцать цветов распускаются после краткой команды:  "Старт!",
после того как человек в рубке чуть двинул  рукой.  Несколько  секунд  вся
система висит на месте; потом тросы, идущие к вакуум-понтонам,  провисают,
затем  и  вовсе  отцепляются  от  вершины  "Джордано".  Понтоны  бросаются
врассыпную, а корабль идет вверх, вверх...  Грохот  нарастает,  а  корабль
уменьшается. Вот уже видны лишь огоньки, дрожащие вдалеке, вот  и  их  уже
нет.
     Взгляды опускаются вниз; туда, где еще так недавно стоял  "Джордано".
Пустая площадка предстает взорам. Но  странно:  люди  не  ощущают  грусти.
Наоборот, им радостно. Они еще, может быть, не сознают причины, но ведь на
их глазах только что произошло воскрешение  корабля,  который  уже  многие
годы считался мертвым. И люди думают: пусть воскресают мертвые -  те,  без
которых тоскливо бывает  человечеству.  Пусть  воскресают  освободители  и
матери, поэты - и корабли...
     А "Джордано" уже вышел в свой мир. Он с наслаждением вдыхает пустоту;
ведь это - его воздух... Движение в Приземелье перекрыто,  графики  летят,
но никто не обижается на это. Корабли, заняв отведенные им  места,  глядят
во все многочисленные глаза. "Джордано" медленно подходит  к  своей  новой
базе:  спутнику-семь  Звездолетного  пояса.  И  в  этот  миг  все  корабли
Приземелья  окутываются  облачками  салюта,  включив  на  миг  ходовые   и
тормозные двигатели.
     Люди покидают рубку. Видно,  как  они  устали;  нет,  это  не  так-то
просто, день был прямо сумасшедший. В этом согласны все, и  еще  в  одном:
это был праздник. Большой праздник...
     А на Земле, в институте, у окна стоит старый человек и смотрит  туда,
где был "Джордано". И, быть может, единственный не думает о  празднике,  и
настроение его вовсе не лучезарно.


     Велигая не было на спутнике целый день. И за это время  Кедрин  сумел
все-таки связаться со спутником-десять.
     Он вызвал Ирэн; на десятке несколько удивились, но позвали.  Пришлось
ждать довольно долго. За это время кто-то дважды старался  отобрать  канал
связи. Кедрин сердито огрызался и ждал.
     Наконец, она появилась на экране. Кедрин смотрел  на  нее  и  молчал.
Исчезли заготовленные слова. Да и надо ли было говорить их? Кедрин  просто
смотрел и замечал, что Ирэн устала, осунулась и выглядит печальной.  "Вряд
ли тут виновата только лишь работа" - подумал Кедрин; это была правда.
     Ирэн тоже молчала, только дыхание ее участилось.  Потом  она  подняла
брови, и стало ясно, что если Кедрин  не  заговорит,  она  отключится.  Но
разве самой ей нечего сказать?
     Кедрин решился. Он знал, что  их  могут  услышать  многие.  Но  пусть
слышат; в конце концов, не этого ли он хочет? Он не может больше жить так!
Ведь ради нее он здесь, и разве она сама уже не решила, как быть? Разве...
разве решение не состоялось? Так почему же она - там? Сколько бы  ни  было
работы, но ведь ей вырваться на несколько часов проще, чем Кедрину,  да  и
не то, что "проще", но он теперь не считал возможным...
     Ирэн слушала, опустив глаза. Потом покачала головой.
     - Поверь, - тихо сказала она, - мне трудно. Но я не знаю, не знаю...
     - Ну, скажи "нет", - потерянным голосом сказал  он.  -  Но  я  должен
знать что-нибудь... Ведь нельзя так жить!
     Она покачала головой, и Кедрин  понял,  что  Ирэн  не  может  сказать
"нет". Но ничего другого тоже не может...
     - Но ведь так не бывает! - сказал он.
     - Ты не понимаешь... Если бы он был такой, как все... как ты... Но он
другой! И пусть даже я... Я не могу, нельзя сделать ему  плохо!  Никто  не
должен!
     - Не понимаю. Ну, опытнее. Пусть даже - умнее, пусть... Но ведь...
     - Да, не понимаешь. Ум? Не это. Но его жизнь... Вся жизнь... Он отдал
ее одному делу: Пространству. У него не было ничего, кроме кораблей.  Были
друзья, но большинства из них уже нет... И я. Для него  это  много,  очень
много... Это все, что Земля дала непосредственно ему, как ты не понимаешь.
Так как же можно?
     - Послушай, но каждый из нас...
     - Нет. Мы живем не так. Работаем, отдыхаем, спим...
     - Можно подумать, что он...
     - Да. Ты не знал? Он ведь не спит. Да, да!  Это  всего  лишь  деталь,
но... Он ведь летал. Летал много и хорошо, и если развернуть все его  годы
на количество пройденных миллионов километров, то немало придется на  одну
секунду.  Но  потом  оказалось,  что  ему  больше  нельзя  летать.  Космос
изнашивает  человека  быстрее,  эта  сумасшедшая  охота  за  инфракрасными
звездами в доступном нам пространстве. И он  перешел  на  Пояс,  хотя  ему
предлагали много работы на Планете. По сути  дела,  он  создал  этот  Пояс
таким, каким мы его знаем. Но это не обошлось без последствий. Пусть здесь
нет таких перегрузок, как в полетах, но  радиационный  фен  выше,  чем  на
Земле, а он очень много времени проводил в пустоте. И настал  день,  когда
ему категорически приказали вернуться на Планету и больше не покидать ее.
     - Наверное, это тяжело...
     - Для него более, чем для кого-либо. Но он не сдался. Он обратился  к
медикам. Они как раз завершали разработку комплекса средств для устранения
последствий облучения. Пока только на животных... Но он настоял - он умеет
настаивать - и первым человеком, на котором это  было  испытано,  стал  он
сам.
     - Я бы не решился...
     - Никто бы... Хотя бы потому, что это всегда было  привилегией  самих
врачей - испытывать... Но он  оказался  упрямее.  Его  предупреждали,  что
могут быть всякие побочные действия... Что удача не гарантирована.
     - Наверное, так и получилось: мы ведь не подвергаемся...
     - Мы просто не замечаем  этого:  принимаем  препараты  с  едой,  даже
вдыхаем. Но это теперь. А тогда... Он ответил, что никогда  не  брался  за
дело, успех которого был гарантирован. И врачи уступили.
     - Это, конечно, вызывает уважение. Но...
     - Погоди. Врачи оказались правы: он смог работать в пространстве,  но
одним из побочных явлений оказалось то, что он больше не спит.
     - Разве это так плохо?
     - За каждый час, который он  недоспал,  он  не  доживет  двух  часов.
Прошло много времени. И теперь никто не знает, когда... И я не могу...
     Кедрин молчал.
     - Ты все еще не понимаешь?
     - Понимаю, - мрачно сказал он.
     - Нет... Но поверь: как бы мне хотелось сейчас быть там, с вами...  Я
была спокойна: знала, что без меня ты ничего ему не скажешь...
     - Да, не было обстановки...
     - Я знала заранее. Потому что в каждую минуту он делает что-то такое,
от чего его нельзя оторвать таким разговором. Все его двадцать четыре часа
наполнены. Но если я приеду... Ты можешь не выдержать...
     - И долго?
     - Не знаю, - почти шепотом ответила Ирэн.  -  Не  знаю...  Ты  должен
понять...
     - Я понимаю... Я ничего не скажу, Ирэн. Приезжай.
     - Но ведь стоит мне приехать - он сразу поймет...
     Кедрин закусил губу.
     - Да, - сказал он после паузы. - Лучше будь там, ты права.
     Она кивнула.
     - Я знала, что ты поймешь. А мне так хочется на наш  спутник.  Придет
"Джордано"...
     Наверное, кто-то позвал ее - она оглянулась и заторопилась.
     - Мне некогда... Мы будем говорить еще. А пока - до свиданья...
     Он молча кивнул.


     "Джордано" висел  в  рабочем  пространстве,  и  теперь  уже  странным
казалось, что когда-то его могло здесь не быть.
     Дни проходили мгновенно. Подъем корабля  облегчал  работу,  делал  ее
практически выполнимой, но это не значило,  что  теперь  все  задачи  были
решены.
     Во многих местах пришлось вскрыть обшивку, чтобы разместить в отсеках
уже смонтированное в  пустоте  энергетическое  оборудование  и  двигатели.
Затем обшивку нужно было поставить на место, но  до  этого  еще  закончить
работы  в  жилых  и  подсобных  помещениях.  Одновременно  реставрировался
рефлектор и заменялся предохранительный слой  брони  корабля  на  всей  ее
площади.
     Велигай бросил на монтаж даже половину патрулей. Вторую  половину  он
сохранил на случай  возникновения  не  столько  метеорной  атаки,  сколько
запаха.
     - Ты мне не веришь? - спросил по этому поводу Холодовский.
     - Верю, - спокойно ответил шеф-монтер. - Но  верю  и  опыту,  который
говорит: предосторожность никогда не бывает лишней.
     - Это обидно, - сказал Холодовский; Велигай в ответ промолвил только:
     - Извини, Слава, это уже излишние эмоции.
     Больше на эту тему не говорили. Монтажники продолжали работать,  и  с
каждым днем крепла уверенность в надежности  защиты  Холодовского.  Особое
звено каждый день проверяло ее и пришло к выводу, что запах  действительно
перехватывается и уничтожается на  дальних  подступах  к  спутнику.  Иначе
непонятное явление, пожалуй, давно проявило бы себя.  Кедрин  был  рад  за
Холодовского и за всех.
     В свою смену, как обычно, он выходил на монтаж.  Прибыли  новички,  и
Кедрин - почти уже опытный монтажник - перешел в установщики, работу более
квалифицированную, требовавшую  владения  скваммером  и  хорошего  чувства
пространства.
     Сегодня он впервые выходил в новой роли. Скваммер подвергся  особенно
тщательному осмотру. Гур прошел мимо, к своему месту, что-то напевая  себе
под нос.
     -  Ну,  Кедрин,  мой  устанавливающий  друг,  -  сказал  он.   -   Ты
окончательно делаешься монтажником. Но имей в виду - это тяжело.
     - Я знаю.
     - Ты еще не знаешь, о, несколько самонадеянный юноша. До  сих  пор  с
тебя, строго говоря,  спрашивали,  как  с  вольноопределяющегося.  Ты  мог
удрать на катере... Молчу... Мог испугаться, мог мало ли что. Теперь ты не
имеешь на это права. Бывает, и монтажники ошибаются.  Но  они  никогда  не
боятся. Ни работы, ни опасностей, ни правды.
     - Я и не боюсь, - буркнул Кедрин.
     Да, пространство уже не пугало его. Он мчался в рабочий куб, не боясь
столкновений: он знал, что монтажники не  сталкиваются.  Не  боялся  атаки
запаха: знал, что ее не будет.  Не  боялся  метеоров:  о  них  предупредят
своевременно...
     И все же сегодня ему было не  по  себе,  потому  что  в  его  бригаде
установщиков было достаточно, и он должен был перейти к  другому  мастеру.
Мастер же этот,  как  оказалось,  заболел,  и  неизвестно  было,  кто  его
заменит. А ведь у каждого  мастера  своя  манера,  свой  стиль,  и,  чтобы
привыкнуть к человеку и его привычкам, нужно время.
     Сейчас Кедрин знал лишь, что должен выйти к конусу "Джордано"  и  там
ждать. Он  затормозился  у  конуса.  Мастер  запаздывал,  но  Кедрин  даже
обрадовался этому: надо было сосредоточиться перед работой,  присмотреться
и понять - что к чему, потому что позже осматриваться будет некогда.
     Затем круглый борт обогнула фигура в скваммере. На ее груди светилась
зеленая полоса, и это означало, что скваммер принадлежит  мастеру.  Кедрин
принял привычную позу внимания.
     В телефонах раздался низкий, хрипловатый голос. Кедрину почудилась  в
нем знакомая интонация.  Он  вслушался.  Нет,  только  показалось.  Плавно
развернувшись, Кедрин подлетел к мастеру.
     Спутник скрылся за телом корабля  и  вскоре  снова  взошел  с  другой
стороны. Лучи солнца неумирающе горели на его  гранях.  Хрипловатый  голос
спросил о самочувствии, Кедрин ответил: "Хорошо". Они  коснулись  ступнями
металла корабля, включили  магнитные  подошвы.  Мастер  подвел  Кедрина  к
отверстию странной формы. Объяснение заняло несколько минут.
     - Кто это придумал? - спросил Кедрин.
     - Монтажники, - ответил мастер.
     Ускоряя ход, оба заскользили к большой группе монтажников.
     Очередная транспортная ракета со спутника-восемь была уже разгружена,
вернее, от нее отделили маленькую рубку и двигатель. Все остальное  шло  в
работу. Развозить по Звездолетному поясу лишний вес обошлось бы дорого,  а
человечество сейчас было менее расточительным, чем  когда-либо.  Спутникам
же Звездолетного пояса и сейчас, после  прибытия  "Джордано",  приходилось
работать с полной отдачей. Люди на спутниках  делали  это  с  тем  большим
удовольствием, что теперь - они знали  -  не  только  нужно,  но  и  можно
успеть.
     Кедрин следовал за мастером, не отставая  и  не  приближаясь.  Нужные
детали были уже совсем рядом. Автоматы вакуумной сварки ползли,  производя
контрольную  зачистку  и  соединяя  два  громадных  металлических   листа.
Автоматы были похожи на глубокомысленных скарабеев.
     Люди облепили  металл  со  всех  сторон.  Цепкие  клешни  скваммеров,
повинуясь  движениям  пальцев,  схватывали  деталь;  включался  двигатель.
Работа шла, как обычно, только чуть быстрее. Каждый день работа  шла  чуть
быстрее, кажущийся хаос вспышек, замысловатых трасс скваммеров  и  деталей
был на самом деле глубоко целесообразен, оправдан и закономерен.
     Мастер и Кедрин приблизились к одной, уже законченной детали.  Издали
она представлялась плоским, изогнувшимся словно от сильного  жара  клином,
от  середины   основания   которого   восставлялся   длинный   серебристый
перпендикуляр. Клин  был  громаден.  Монтажники  облепили  его,  крохотный
буксир-ракетка уцепился за острый конец. Мастер и за ним Кедрин подплыли к
самому концу  перпендикуляра,  оказавшегося  штангой,  забавно  тонкой  по
сравнению с площадью клина.
     - Для усиления защиты, - прохрипел мастер, - Велигай решил  поставить
испарительный экран. Вот это и есть один из его секторов. Припомните  вашу
задачу. Место?
     - Здесь, -  ответил  Кедрин,  держась  за  магнитный  захват,  прочно
приклеившийся к штанге.
     - Нумерация групп?
     - Первая - у острого угла, прочие - по часовой стрелке.
     - Ну, и задача?
     - Держать направление... - начал Кедрин. Мастер дослушал до конца.
     - Хорошо. Бригада говорит на восьмом канале. Переключайтесь. Слушайте
меня. Включайте!
     Двигатели буксира и полусотни скваммеров бе