часть воинов
займется  привычным  делом  -  перегоном  скота  и  набегами  на деревни и
караваны.
     - А раз так, то возникнут  и старые разногласия из-за пастбищ, дележа
добычи.  Всплывет и кровная вражда.
     - Точно.  Так что сейчас каждый выигранный день делает  наше  бегство
все более вероятным.
     -  А  следовательно, - заключил Нистур, - хотим мы того или не хотим,
но нам  придется  действовать  как  следователям.   И  причем  как хорошим
следователям.
     Не успели они постучать в дверь дома-корабля Станбога,  как  Мирса  с
готовностью открыла им.
     - Старик ждет вас, - сказала она.
     Странный   незнакомый  акцент  делал  ее  слова  едва  понятными,  но
красноречивые приглашающие жесты трудно было истолковать неправильно.
     - А мы думали,  что  свалимся  как  снег  на голову, - сказал Нистур,
снимая шляпу и отряхивая с нее снег.
     -  Заходите,  заходите.   Грейтесь.   Я  ничуть  не   удивлен   вашим
появлением.
     Поднявшись  по  скрипучему  трапу, приятели с удовольствием наполнили
кубки подогретым вином.  Железное Дерево выложил на стол большой мешок.
     - Вот, - сказал он, - тут  пара жареных уток, фрукты, свежий хлеб - с
этого мы начнем попытку расплатиться  за  твое  гостеприимство  и  заботу.
Городскому   Совету   еще   не   пришло   в   голову   ограничить  продажу
продовольствия.  Здесь действительно давненько не видали войны и осады.  -
История города не помнит такого, - подтвердил Станбог.
     -  Значит,  ты  ждал  нас?   -  осведомился  Нистур,  с удовольствием
потягивая терпкий согревающий напиток.
     - Мне рассказали, что сегодня  утром  вы  были  выпущены  из  тюрьмы.
Затем  на  свободе  оказалась  и  Ракушка.   Провернуть  такое  дело - это
свидетельствует о  недюжинном  уме  и  смекалке.   Расскажите-ка, как было
дело.
     Разложив еду  на  столе  и  прикладываясь  к  ней  в  соответствии  с
аппетитом,  Железное  Дерево  и Нистур подробно рассказали все, что с ними
случилось, старику и Мирсе.  Станбог  от  души смеялся на протяжении почти
всего рассказа.
     - Нет, это ж надо!  Куда там местным шутникам,  -  все  еще  хихикая,
произнес старик.  - Придумать эту легенду и таким образом  выбраться из-за
решетки  -  это уже требует изрядной  фантазии  и  актерского  мастерства.
Но продолжать разыгрывать  спектакль  дальше  на  глазах  всего  города  -
это просто гениально.
     - В общем-то, это было не так уж трудно, скромно сказал Нистур,  -  В
этом  городе  никто  не  знает,  как   полагается   выглядеть   настоящему
следователю, как ему надлежит говорить  и  уж  тем  более  что  он  должен
делать. Кто  скажет,  что  мы  -  не  самые  что  ни  на  есть  образцовые
дознаватели?
     - Отлично придумано, - признал Станбог. - Взять меня - я тоже понятия
не имею, как выглядят настоящие детективы.
     - Ну и сколько вы их сможете дурачить? - отрезвила всех Мирса,  держа
в руках сразу половину уже изрядно обглоданной утки.
     Воцарилось молчание, нарушенное торжественным голосом Нистура:
     - А мы никого не собираемся дурачить. Мы вычислим преступника, кем бы
он ни был, и вручим его Правителю в назначенное время.
     В разразившемся в ответ фырканье смешались в равных долях  скептицизм
и издевка.
     Когда Железное Дерево снова потянулся  за  кружкой,  Станбог  обратил
внимание на вновь появившуюся легкую дрожь в его руках.
     - Э, да тебе отдохнуть нужно, голубчик. Как врач, я приказываю  тебе,
настойчиво сказал старик.
     Губы Железного Дерева уже скривились для  короткого  резкого  отказа,
но, подумав, солдат решил согласиться.
     - Наверное, ты прав. Тебе виднее. Да и к утру я должен быть в форме.
     - Логичное заключение, - удовлетворенно Заметил Станбог.
     - Пожалуй, я скоро тоже отправлюсь на боковую, - сказал Нистур. -  Но
сначала я хочу выслушать, что скажет Ракушка, когда вернется.
     Мирса потянулась и сказала:
     - Я - спать у двери. Когда девчонка приходить. я  разбужу.  -  И  она
скрылась в трюме, служившем в этом странном доме прихожей.
     Когда Железное Дерево скрылся в своей каюте, Нистур тихонько  спросил
у лекаря:
     - Что, скоро новый припадок?
     - Не думаю. Рановато еще. Но что ни говори, наш друг еще весьма  слаб
после предыдущего приступа.
     - А есть от этого дела лекарство?
     - По крайней мере, я не знаю  такого.  -  Станбог  бросил  взгляд  на
Нистура. - Но когда он умрет, ты будешь свободен. Разве не этого ты ждешь?
     Рука Нистура непроизвольно потянулась к от метине на шее.
     - Значит, ты все знаешь?
     - Узел Таналуса знаком любому, даже на очень искушенному в магии.
     - Что касается твоего вопроса... сначала  я  бы.  Просто  подавлен  и
удручен. Но сейчас... Не скажу, что я счастлив быть связанным  колдовскими
силами по рукам и ногам,  но  этот  парень  мне  симпатичен.  Несмотря  на
внешнюю диковатость, он вовсе не  похож  на  безмозглого  барана,  каковым
являются большинство наемников. Он с достоинством и даже, я бы  сказал,  с
изяществом принял свою тяжелую долю. При этом он  следует  законам  чести,
которые не очень-то соблюдают куда более удачливые люди.
     - Ты прав, - вздохнул Станбог. - Ну а ты, мой друг, не  устал  ли  от
такой своей жизни? Разве профессия наемного убийцы не опротивела тебе  еще
до того, как тебя наняли убить этого обреченного?
     - Ты почти не ошибся, старик, - прошептал Нистур, глядя ему в  глаза.
Станбог кивнул и сказал:
     - За долгую жизнь я встречал множество людей, гномов, эльфов и разной
другой  нечисти.  Они  были  в  разном  душевном   состоянии,   по-разному
переживали  и  осмысливали  свою  жизнь.  После  стольких  лет  наблюдений
нетрудно прочесть знаки, которыми человек, сам того не желая,  обозначает,
что признает прожитую жизнь ошибкой.
     - По правде говоря, в душе я всегда считал себя поэтом. К  сожалению,
мы  живем  во  времена,  когда   люди,   обладающие   божественным   даром
стихосложения, не так почитаемы, как раньше.
     - Это печально, но так оно и есть, - признал Станбог.
     - Ну а ты? - спросил Нистур, обводя  рукой  заставленные  магическими
приспособлениями и книгами полки. - Сдается  мне,  что  все  это  было  бы
лишним для простого лекаря.
     Помолчав, Станбог кивнул:
     - Правильно. Некогда, будучи  еще  молодым,  я  решил  стать  великим
колдуном. Я долго стремился к этому, много путешествовал, разыскивая магов
и учась их ремеслу. В юношеской дерзости  я  возомнил  себя  равным  самым
великим колдунам, которые были на самом деле старше и много  мудрее  меня.
Их оскорбляли мои амбиции и жадность,  с  которой  я  вынюхивал  их  самые
сокровенные заклинания.
     Один за другим мои  учителя  прогоняли  меня.  Мне  говорили,  что  я
никогда не пройду Испытаний в Башне Великого Колдовства, которые посвятили
бы меня в один из Магических Орденов. Я же, по моей глупости  и  дерзости,
решил, что смогу достичь всего сам, что Испытания и  Ордена  были  созданы
лишь для слабых волей и силой колдунов. Я возжелал действовать сам -  так,
как я хочу, подняться выше ограничений Добра, Зла и  Беспристрастности.  Я
приступил к овладению самыми могучими заклинаниями и ритуалами - теми,  за
которые подчас не берутся и мудрейшие из мудрейших  колдунов.  Зрелость  и
мудрость - вот то, что нужнее всего в колдовстве, в правлении  и  в  любом
другом серьезном деле.
     - Я, кажется,  понимаю,  что  с  тобой  случилось,  -  с  сочувствием
произнес Нистур.
     - Со временем многие  колдуны  презрели  и  отвергли  меня,  а  то  и
возненавидели лютой ненавистью.  Причем  многие  из  них  были  не  только
сильнее, но и злее меня. Клянусь, ведь даже в самых дерзких  и  заносчивых
мечтах я не видел себя Черным Магом. Мои амбиции простирались куда дальше.
     - Вполне понятно. Ты ведь был, в конце концов, еще так молод. Станбог
засмеялся:
     - Ты - редкий дипломат, друг мой, что хорошо скрывает твою опасность.
Что ж, даже сильному хищнику нужна защитная окраска.
     - Ты все верно подметил. И все же, значит, твои амбиции привели  тебя
к ереси, заблуждению?
     Улыбка слетела с лица Станбога.
     - Это слишком мягко сказано. Мое заблуждение  обернулось  страшнейшим
грехом. Чтобы поразить мудрейших  магов,  которых  я  по  глупости  считал
ненужными соперниками, я решил  оживить  древнее  заклинание,  которое  не
применялось даже колдунами высочайшего ранга в течение пяти  веков.  Я  не
могу даже произнести его название для тебя, ибо и это  требует  проведения
определенного  защитного  ритуала  и  принятия  всеми   обсуждающими   его
некоторых обетов.
     - Звучит страшновато, - хмыкнул Нистур.
     - Это не то  слово.  То  заклинание  влечет  за  собой  высвобождение
стольких сил, что может обернуться смертью не только для  самого  колдуна,
но и для всех тех, кто окажется на свою беду рядом с ним.  Многие  могучие
колдуны, ставшие к тому времени моими  врагами,  объединили  свои  силы  и
направили их на то, чтобы каждый шаг ритуала, проделанный мной, накапливал
высвобождаемые силы против меня. Будь я действительно великим магом, каким
себя мнил, мне бы ничего  не  стоило  почувствовать  это  и  уберечься  от
враждебного вмешательства. Но... будь я великим магом, мне бы и  в  голову
не пришло совершить что-либо подобное.
     - Молодость, дело понятное. Я вот тоже, было дело... - начал  Нистур,
но Станбог жестом остановил его.
     - Не нужно излишних сокрушений по этому поводу и параллелей с другими
юношескими ошибками. Это не идет ни в какое сравнение.
     - Извини, я не хотел оскорбить тебя.
     - Спасибо тебе за сочувствие. Оскорбления никакого не было. Просто не
нужно лишних слов, чтобы выразить  чувства.  Я  тебя  понял.  Так  вот,  я
выполнил весь  ритуал  шаг  за  шагом  и  произнес  слово  за  словом  все
заклинание, ожидая, что вот-вот великие силы откроются и подчинятся мне.
     - И что тогда? - негромко спросил Нистур.
     - Тогда... Тогда я услышал стоны  ужаса  и  замкнулся  в  одиночестве
вокруг себя. Оказалось, что я не вознесся  к  духам  высших  энергий,  как
ожидал. Нет, я остался все  в  том  же  своем  жилище.  Сначала  ничто  не
предвещало  надвигающейся  катастрофы.  Лишь  свечи  и  лампы  в   комнате
закоптили и потускнели. Затем затрещали камни и балки над моей головой,  и
на меня посыпался мелкий песок. Понимая, что мое жилище вот-вот обрушится,
я бросился к шкафу и успел собрать малую часть моих инструментов и книг  в
большой мешок. Многое из того, что ты видишь в этом доме, я спас тогда.  Я
едва успел выскочить из своего жилища, как оно рухнуло за моей спиной.  Но
я даже не смог обернуться, чтобы посмотреть на развалины  своего  дома,  -
такое страшное зрелище открылось моим глазам с порога.
     Насколько хватало глаз, всюду рушились дома, мосты, сараи, мельницы и
изгороди. Листья сорвались с деревьев и неслись по ветру. Урожай  в  полях
полег. Успевшие выскочить из зданий люди рыдали.  Из-под  руин  доносились
душераздирающие стоны.  Домашний  скот  и  дикие  звери  обезумели.  Трава
пожухла, реки и колодцы на глазах пересыхали.
     Станбог перевел дыхание, отхлебнул из кружки, а затем продолжил:
     - Целый день я брел, взирая на этот безумный ландшафт. Все, созданное
человеческим трудом, обратилось в прах. Погибло и все живое,  кроме  самих
людей.  И  когда  люди  увидели  меня,  они  все  поняли.  Они  и   раньше
недолюбливали и побаивались меня лично, но моя магия не внушала им  ужаса.
Завидев меня,  все  еще  в  ритуальных   одеждах  и  с  мешком  колдовских
принадлежностей за спиной, они забрасывали меня камнями и убегали. Не будь
они столь потрясены тем, что случилось, меня разорвали бы на куски.
     Когда я добрался до непострадавших земель, я  сразу  же  обратился  к
колдунам, моля их помочь мне ликвидировать последствия той катастрофы.  Но
все они, даже добрейшие из них,  лишь  смеялись  надо  мной.  Для  колдуна
наказание за отступничество и нарушение иерархии неотвратимо и необратимо.
Я протестовал, доказывая, что жившие по соседству со мной люди невиновны и
не  должны  страдать  из-за  моей  глупости.  Колдуны  были   безжалостны.
Справедливость - из мира обычных людей, говорили они  мне.  Она  придумана
людьми и касается только их отношений, нарушают они ее или добиваются.  Но
она никакого отношения не имеет к колдунам, которые следуют другим законам
и правилам. Я, дерзкий  молодой  волшебник,  разумеется,  должен  был  это
понимать. Я проклинал себя, мучился,  запретил  себе  навеки  и  думать  о
колдовстве. Единственное, что позволил я себе со  временем,  после  долгих
лет отшельничества и поста, это  стать  лекарем,  который  лишь  время  от
времени произносит какой-нибудь невинный заговор над чашей  с  лекарством,
чтобы оно скорее выбило хворь из больного.
     Нистуру показалось, что  еле  заметная  нотка  гордости  мелькнула  в
последних словах Станбога.
     - Ты слишком суров к себе,  старик.  Мне  кажется,  что  долгие  годы
аскезы и верного служения людям заработали тебе если не прощение, то  хотя
бы какой-то покой.
     Станбог покачал головой:
     - Для этого мало одной жалкой жизни.
     - Откуда ты родом?
     - Этого я никому не открою. Я распрощался навеки с родной  страной  и
даже изменил свое имя, чтобы никогда, даже случайно, кто-нибудь  не  узнал
во мне того колдуна.
     - А что же это за имя - Станбог?
     - Так звали одного нищего, юродивого, жившего в моем  родном  городе.
Живя   на    подаяние  горожан  и  окрестных  крестьян,  он  был  объектом
постоянных насмешек и презрения, граничащего с омерзением.  Я  решил,  что
для меня будет достойно взять имя самого жалкого из известных мне людей.
     - Тогда уж, если это не слишком бестактный вопрос, расскажи, как  ты,
занятый самобичеванием и поклявшийся посвятить жизнь милосердию  и  добрым
делам, встретил и оказался вместе с этой дикой женщиной.
     Станбог кивнул:
     - Ее история  печальна  и  не  очень-то  красива.  Много  лет  назад,
странствуя в холодной северной пустыне, я набрел на нее  посреди  ледника.
Она почти замерзла, а на ее теле было множество ужасных ран. В общем,  она
была на три четверти мертва. На нее напали, жестоко изранили, изнасиловали
и оставили умирать.
     Нистур удивленно поднял брови:
     - Это был либо какой-то великан, либо целая банда, я полагаю?
     - Это точно. Вокруг были следы жестокого  боя,  и,  поверь,  не  один
мужчина встретил свою смерть в тот  день,  домогаясь  тела  этой  женщины.
Вылечить нанесенные ей раны оказалось очень нелегким делом, но излечить ее
разум и тем более душу было еще труднее. В первый год  она  несколько  раз
пыталась убить себя. Если не считать чувства почти животной преданности  и
обожания, которое она испытывает ко мне, мало кто может  похвалиться,  что
ощущает от нее что-либо, кроме ненависти и отвращения. Единственные, с кем
она умеет находить хоть какой-то контакт, - это женщины-изгои вроде  нашей
Ракушки.
     - Что касается ненависти, особенно к мужчинам, это более чем понятно.
А почему именно изгои, отверженные ей ближе других?
     - Она и сама была такой. Мать Мирсы принадлежала  к  народу  северных
гор. Ее отец - дикарь с ледяной равнины. Их  племена  не  признали  такого
союза, и  молодая  пара  покинула  обжитые  места,  стала  жить  отдельно,
охотиться, собирать съедобные травы и растить свою дочь. Однажды  одно  из
племен, не знаю точно какое, решило наказать  отступников.  Взрослые  были
убиты, а девочка сумела спастись. Несколько лет она прожила в одиночестве,
применяя то, чему успела научиться  у  родителей.  Время  от  времени  она
нанималась в какую-нибудь армию, но долго нигде не задерживалась, так  как
не признавала дисциплины. И вот однажды, возвращаясь в родные места  одна,
изгнанная из очередного войска, она наткнулась на  целую  банду  негодяев,
которые едва не убили ее. На ее счастье, я проходил мимо в тот день.
     - Да уж, действительно на счастье, - согласился Нистур.
     В трюме послышался шум, и вскоре в каюте появилась Мирса, за  которой
по трапу взбежала Ракушка, которая тотчас же подобралась поближе к очагу и
протянула к огню руки.
     - Ну что, узнала что-нибудь? - спросил ее Нистур.
     Толком ничего, - ответила  девушка,  поворачиваясь к  огню  замерзшей
спиной.  -  На  улице  жуткий  холод.  Никто   из   нищих,   воришек   или
проституток ничего не слышал и не знает. К бандитам я соваться боюсь. Есть
только одна стоящая зацепка, но не знаю, понравится ли это тебе.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я наткнулась на старуху Жабий Цветок на сенном рынке. Хотя это  она
сама подошла ко мне и сказала,  чтобы  я  пришла  к  ней  завтра  с  моими
знакомыми. У нее, мол, есть чем нам помочь. Честно говоря,  я  понятия  не
имею, как она вообще узнала, что у меня есть  какие-то  приятели,  которым
нужно что-то выяснить. Но прежде  чем  до   меня это  дошло,  старуха  уже
исчезла.
     - Жабий Цветок? - пораженный, воскликнул  Станбог.  -  Да  что  может
знать эта старуха? Ракушка только пожала плечами.
     - Что это за странное имя и кто под ним скрывается? - поинтересовался
Нистур. Станбог хитро прищурился:
     -  Завтра  увидишь.   Обещаю   -   получишь   настоящее  эстетическое
наслаждение.


Глава 7


     Что еще за Жабий Цветок? - раздраженнее, чем обычно, спросил Железное
Дерево.
     Некто,  кто  полагает,  что  у  нее  есть информация, нужная нам, как
всегда невозмутимо ответил Нистур.
     Они  стояли  на  бывшем  дне  гавани  рядом  со  стеной-бортом жилища
Станбога.  Обозревая  пейзаж,  Нистур  подумал,  что  и  снега  в Тарсисе,
наверное, не бывает достаточно много, чтобы сделать город красивым. В этом
унылом  месте белые кристаллы только свидетельствовали о смене времен года
и  приносили  с  собой  зимний  холод.  Увидев выходящую на улицу Ракушку,
кутающуюся в тонкий плащ, Нистур спросил:
     - Ты что, не можешь украсть себе одежду потеплее?
     - Если   одеваться  слишком  тепло и комфортно, потеряются ловкость и
быстрота  движения, - с вызовом ответила она, а затем со вздохом добавила:
- Да  и  появись  у  меня хороший плащ,  кто-нибудь тотчас же украл бы или
отнял его у меня.
     - Тяжелая  у  тебя  жизнь,  -  заметил  Нистур.  -  А  главное  -  не
соскучишься.  Воровать  -  воруй, но не заворовывайся. А не то попадешь на
перо  к  кому-нибудь,  кто  стоит  выше  тебя  в вашей иерархии или просто
сильнее.
     - И  не  говори,  -  согласилась  Ракушка.  На пороге  дома появились
Станбог  и  Мирса.  На  дикарке  не было никакой другой одежды, кроме той,
что  она  носила  в помещении. Даже длинные кожаные перчатки она сунула за
ремень.  По  всему  было  видно,  что  заставить надеть на себя что-нибудь
лишнее  это  дитя  снегов мог лишь лютый мороз. Единственным оружием Мирсы
был широкий нож, похожий на заостренный на конце тесак мясника.
     Нистур осведомился:
     - Вы твердо решили сопровождать нас?  Просто предоставить нам крышу -
это  одно  дело.  Ходить  по  городу  вместе  с нами - совсем другое. Наши
враги, а их у нас, я уверен, объявится предостаточно, могут стать и вашими
врагами.
     - Какая-то игра судьбы свела нас вместе, - ответил Станбог. - Было бы
неразумно  сопротивляться  воле  богов.  А  кроме того - вы самые занятные
ребята  из  тех,  кого  я  встречал  за  долгие  годы.  И уж очень хочется
посмотреть, как вы собираетесь выполнить свое задание.
     - Ну а ты? - поинтересовался Железное Дерево у Мирсы. -  Если мы тебя
и очаровали, то ты это изящно скрываешь.
     - Я иду со Станбогом, - бесстрастно ответила она.
     - Ну что ж, вперед. Веди нас, Ракушка, - скомандовал Нистур.
     Компания  пересекла  беспорядочно заставленное обитаемыми корпусами и
остатками  развалившихся  и  растащенных  по частям кораблей дно залива, а
затем  по  широким ступеням поднялась на старинный волнолом и углубилась в
портовый  квартал,  полный  кабаков  и  постоялых дворов, которые частично
по