бы мне не поверил.
     Они заехали прямо в желтый прибой. Вокруг грохотало море. В холодном воздухе отчетливо разносились звуки: позвякивание сбруи, поскрипывание седел.
     - Совет - это изощренная легенда. Так лучше, когда люди верят, что некий верховный орган руководит их жизнями, управляет городом. Но правда заключается в том, что подобный Совет просто не смог бы здесь существовать. Шаангсей не потерпел бы его.
     - Ты говоришь это так, словно город - живое существо.
     Она кивнула.
     - Во всем мире нет второго такого места. Совет, состоящий из представителей группировок, имеет смысл только в виде идеи. В действительности он бы не продержался и дня - они разорвали бы друг друга в клочья.
     - Ас кем же встречаются люди, которые ожидают приема в городе за стенами?
     - Со мной, если они вообще с кем-то встречаются.
     Он внимательно посмотрел на нее. Она сидела очень прямо. Ее волосы полоскались на ветру, бездонные глаза мерцали.
     - С тобой? Но почему? Разве ты предводительница какой-нибудь из шаангсейских группировок?
     И тут Кири рассмеялась. Смех ее звучал долго, и ветер уносил в ночь его мелодичные, восхитительные переливы.
     - Нет, мой воин, не какой-нибудь из группировок.
     Прибой окатывал бока лум. Впечатление было такое, что шерсть их светится в брызгах пены. Кири ударила пятками своего луму и поскакала вперед, через вздыхающие дюны с подвижными гребнями, а Ронин срезал дорогу и поскакал напрямик, через вдающийся в берег залив. Морская вода как будто расступалась перед бегущим лумой, а звезды казались такими близкими.
     Он выехал из прибоя; шерсть его скакуна приобрела огненно-красный оттенок - цвет тлеющего факела. Ронин услышал крик Кири:
     - Нет, не группировки. Правитель может быть только один. Власть над городом сосредоточена в одних руках.
     В холодном свете ее лицо приобрело серебристый оттенок.
     - В моих руках, Ронин. Я - императрица Шаангсея.

***

     Ночь окутала все пеленой мрака. Где-то с тоскливым однообразием капала вода. Лампы были потушены, и никто не пришел, чтобы их зажечь. Сверху, из открытого окна на втором этаже, доносились звуки ожесточенного спора. Шлепок затрещины и короткий вскрик. Тишина. Он неподвижно застыл в дверном проеме и прислушался. Где-то залаяла собака. Он услышал шаги. Мимо шаткой походкой прошли две женщины, смеясь и придерживая одежду нетвердыми руками. Пахнуло потом. На мгновение мелькнула белая кожа. Потом улица опустела.
     Ворота перед ними открылись, и Ронин вдохнул влажный аромат бархатного сада, зелень которого казалась сейчас черной. Только после того, как они с Кири спешились, а лоснящихся лум отвели в стойло, был зажжен небольшой факел.
     После суровой красоты белого песка и черного неба буйство зелени кружило голову. Ронин вдыхал запах жасмина, вслушивался в бесчисленные шорохи ночного сада.
     В свете факела кружились желтые насекомые. Кири шагнула к нему. Тишина была оглушительной. Он протянул руку, чтобы остановить ее. Мгновение спустя звуки возобновились.
     Бледное лицо в обрамлении колышущихся волос. Она взяла его за руку, и они пошли по траве, сквозь лабиринт кустарников выше человеческого роста, мимо шелестящих ароматных пихт с блестками росы - в другой конец сада. Она бросила факел на землю и затушила пламя. Они оказались в полной темноте. Негромкие звуки вдруг стали отчетливее. Зрачки у Ронина расширились. Они стояли перед распахнутой дверью в глухой каменной стене. Кири предложила ему войти. На пороге он повернулся к ней.
     - Кири, а почему Туолин посоветовал мне просить помощи у Совета?
     Она пожала плечами.
     - Может быть, он не хотел лишать тебя надежды.
     - Но Совета не существует.
     - Едва ли Туолин об этом знал.
     - Ты уверена?
     - Да, почти. А что?
     - Я... не знаю. Какое-то время я думал...
     - О чем?
     - Почему они вышли в поход так внезапно?
     - У воинов свои представления о времени. Они вышли, потому что их вызвали раньше.
     - Конечно. Наверное, ты права.
     Они вошли в темный коридор.
     - Иди прямо, - сказала она, заходя ему за спину. - Здесь нет никаких поворотов.
     Но он застыл, вглядываясь в темноту.
     - Ей уже лучше, той женщине, которую ты принес сюда. Она уже встает и даже пытается помогать девушкам. Скоро она совсем поправится.
     - Что она тебе рассказывала?
     - Ничего.
     - Совсем ничего?
     - Она немая.
     - Я бы хотел с ней увидеться.
     - Конечно. Мацу сказала ей о тебе. Она хочет поблагодарить...
     Он споткнулся и чуть не упал; у него перехватило дыхание. Темнота неожиданно расступилась, и перед ним возник свет. Он увидел огромный зал, отделанный желтым, розовым и черным мрамором. Полукруглый позолоченный потолок поддерживали двенадцать колонн, по шесть с каждой стороны. Свет от золотых светильников лился в центральную часть зала, оставляя в полумраке стены, но Ронин все-таки разглядел фрески с зыбкими и текучими изображениями необычайно прекрасных женщин и мужчин, златокожих, сапфироволосых, высоких и гибких. Он моргнул и заставил себя дышать.
     - Что с тобой? - спросила Кири, кладя руки ему на плечи.
     - Я видел это место раньше, - хрипло выдавил он.
     - Но это невозможно. Ты...
     - Я уже был здесь, Кири.
     - Ронин...
     - И теперь знаю, что снова сюда попаду. Поверь мне, я был в этом месте. В Городе Десяти Тысяч Дорог, в доме дор-Сефрита, великого мага Ама-но-мори...

***

     Он ждал слишком долго. Он осторожно пересек улицу, перебегая из тени в тень, а когда он встал под каменным кувшином, меч его был обнажен.
     Он вошел стремительно и тихо, выставив вперед правое плечо. Воздух был перенасыщен тяжелым запахом снадобий и порошков. Ронин понял не глядя, что пузырьки, кувшинчики и склянки сброшены с полок и все перебиты, а их таинственное содержимое рассыпано и разлито по полу. Запахи, разносимые ночным ветром, перемешались в невероятную смесь.
     Он обнаружил аптекаря пригвожденным к стойке топором, торчавшим из чахлой груди. Лезвие прошило старика насквозь, глубоко врезавшись в дерево. Дернув за рукоять, Ронин выдернул топор, и тело соскользнуло на пол, усыпанный порошками.
     Ронин взглянул на то место, где висел старик. На деревянной поверхности стойки он увидел две темные полоски в форме перевернутого знака "V", словно аптекарь хотел написать что-то кровью, хлеставшей из страшной раны, но не успел.
     Последняя надежда потеряна; аптекарь убит, свиток прочесть больше некому, и теперь ничто не остановит Дольмена. Клинок Ронина превратился в серебряную дугу. Что-то его укусило, и одновременно раздался крик. Он рубанул по обеим ногам. На пол упал топор. Скрип половиц, на которые рухнуло тяжелое тело. А потом все вокруг пришло в движение. Он развернулся и нанес короткий, резкий удар; клинок вошел глубоко, и, изменив направление удара, Ронин ударил другой стороной клинка по шее еще одного нападавшего. Горячая кровь окропила его лицо. Он отпрянул в сторону от бьющихся в предсмертной агонии тел, исполняющих свой безумный танец.
     Теперь все набросились на него разом, стремясь перехватить его руку с мечом. Он отрубал чьи-то пальцы, перерубал руки, но противников было слишком много, и они все же сумели повалить его на пол, сдавив ему горло. Он отбивался, но его руки и ноги были прижаты к полу. Он попытался глотнуть воздуха, но не смог и провалился в бескрайние пески черной страны, где из алеющих трупов, подобно нескошенным хлебам, вырастали секиры с серпообразными лезвиями.

***

     - Мы не алчные, нет.
     В дыму висит турмалин.
     - Мы такие, какими должны быть.
     Его красные, зеленые, коричневые грани тускло мерцают в перламутровом сиянии.
     - Веление истории сделало нас такими.
     Голубой, застывший туман поднялся и опал, подобно морской волне.
     - Заложники.
     Послышался взрыв раскатистого хриплого хохота.
     - Вот это да. Вот это да.
     Голос тяжелый и давящий.
     Турмалин раскачивается в своем многоцветном великолепии - миниатюрные солнца переливаются на его гранях.
     - Да. Мы - продукт неумолимого прошлого, которое ничего никогда не прощает. Нам пришлось потрудиться на благо нашей страны. Но мы появились тогда, когда в нас возникла нужда. Только тогда и не раньше. Ибо всему свой срок.
     Турмалиновое солнце колеблется на дрожащих небесах.
     У него были жирные, отвислые щеки - когда он смеялся, они колыхались. Широкий плоский нос, заплывшие узкие глазки синего цвета. Шеи не видно. Обритая голова на массивных плечах. Темно-зеленый халат, распахнутый до пояса, открывает обнаженную грудь. Рот небольшой и нежный.
     - Мы созданы промыслом наших богов в стародавние времена, много столетий тому назад. И нам было дано высочайшее предназначение. Защитить наш народ, уберечь богатства страны.
     Он сидел в плетеном кресле, высокая спинка которого выгибалась вперед, точно шея какого-то безголового чудовища.
     - Уничтожить красных!
     Массивная рука приподнялась и с резким звуком упала на подлокотник кресла.
     - Подточить могущество риккагинов. Покарать всех, кто вошел в наши пределы, взыскуя лишь обогащения и наживы. Отомстить ворам и убийцам.
     Синий взгляд переместился чуть в сторону.
     - Да, наша цена высока, но она окупается каждый час, каждый день и каждую ночь в границах Шаангсея. Нам платят за то, чтобы мы защищали людишек, затаившихся в городе за стенами, словно испуганные муравьи. Но город за стенами будет наш, если мы этого захотим. Жирные хонги платят нам столько, сколько мы требуем. Риккагины, богатеющие на войне, платят нам серебром в последний день каждого месяца...
     Глаза полыхнули огнем.
     - Как я их ненавижу! Как я хочу уничтожить их всех. Недостаточно просто брать у них деньги - их деньги. Этого мало. Надо внедряться, верно?
     Послышался какой-то шум. Теперь взгляд синих глаз был направлен вниз.
     - Как вы думаете, он слышал?
     Он шевельнул рукой, и Ронина окатили холодной морской водой. Соль защипала рваны, но в голове прояснилось. Ронин застонал.
     - Мы хотим, чтобы ты полностью пришел в себя, - сказал толстяк.
     Ронин оторвал мутный взгляд от турмалина на его шее. Он находился в комнате с бамбуковыми стенами, покрытыми лаком, который поблескивал в неярком свете ламп. Окон не было, но через люк наверху виднелось ясное ночное небо.
     - Ты убил кое-кого из наших, принес скорбь их женщинам и семьям. - Толстяк вздохнул. - Мы - Чин Пан. Зеленые.
     Рука его потянулась под халат. Что-то сверкнуло в воздухе и упало перед Ронином.
     - Вот.
     Это была серебряная цепочка, которую он нашел у мертвеца в закоулке и которую потом забрал Тунг у ворот города за стенами. Ронин взглянул на серебряный цветок, смахнул с глаз соленую воду; на мгновение ему почудился звон далеких колоколов, приглушенный звук рога, он снова увидел лениво плавающую рыбу в водоеме прекрасного сада в таинственном храме, затерянном в лабиринте шаангсейских улиц. Вечность.
     - Кто ты? Кто прислал тебя в Шаангсей?
     Ронин закашлялся, поднес руку к горлу, попробовал сглотнуть.
     - Явно не красный. О сакуре они знают меньше, чем мы.
     - Я ничего не знаю об этой цепочке.
     - Ложь. Ты напал на зеленых в переулке, пытаясь спасти своего дружка.
     - Кого?
     - Человека в черном.
     Голос был терпеливым, как у доброго дядюшки, который увещевает нашкодившего ребенка.
     - Я просто увидел, как четверо или пятеро напали на одного. Я подумал, что надо ему помочь.
     Толстяк расхохотался.
     - Не сомневаюсь. Глупо с твоей стороны раскрываться перед нами столь откровенно. Ты нас недооцениваешь. Зачем тебя сюда прислали?
     - Я приехал в Шаангсей в поисках разгадки.
     - Откуда приехал?
     - С севера.
     - Ложь. На севере одни дикари.
     - Я не из этой страны.
     - И сакура.
     - Не понимаю, чего вы хотите.
     Толстяк с сожалением посмотрел на Ронина и поднял глаза.
     - Тунг, пора тебе сделать то, что ты должен.
     - Может быть, сразу его убить?
     - Нет, потом.
     - Он мне нужен.
     - Да, конечно. Но сначала возьми его с собой.
     - Но... я...
     - Пусть он увидит.

***

     Они пробирались крадучись по кривым, грязным, неосвещенным улочкам, где по воздуху разносился сладковатый дымок, а тишину нарушал только стук игральных костей.
     Ронина сопровождали четверо. Тунг и еще двое зеленых были одеты в синие плащи, а лезвия их топоров - закрыты черными чехлами, чтобы они не блестели. С ними был человек с матовой кожей и сверкающими глазами; он непрерывно дрожал от страха и умолял о пощаде.
     Руки у него были связаны за спиной и прикручены к короткой бамбуковой палке.
     Тунг, не отходивший от Ронина ни на шаг, сказал ему в самом начале: "Только попробуй закричать, и я заткну тебе рот. Это приказ Ду-Синя. Будь моя воля, я бы вспорол тебе брюхо прямо сейчас. Но я - человек терпеливый. Мое время еще придет, когда мы вернемся".
     Они шли сквозь ночь посреди бесконечных теней по одинаковым улочкам. Где-то хрипло залаяла собака. Кто-то мочился у стены: журчание мощной струи слышалось удивительно отчетливо. Прозвучал отдаленный смех, стук копыт. По дороге они вспугнули каких-то мелких животных, бросившихся врассыпную при их приближении.
     - Куда мы идем? - спросил Ронин.
     Тунг вместо ответа ударил его в ухо.
     Потом он негромко окликнул зеленых, которые шли впереди, и они повернули направо, на тускло освещенную улицу с довольно приличными с виду домами. Здесь жили явно зажиточные горожане.
     Они приблизились к дому. Один из зеленых извлек из-под плаща чашку с рисом. У пленника со связанными руками округлились от страха глаза, он забился в судорогах, и второму зеленому пришлось его удерживать.
     Первый зеленый медленно поставил чашку с рисом на землю, прямо напротив ступенек крыльца. Поднявшись, он достал пару палочек, наклонился опять и положил их рядом с чашкой. Потом повернулся, поклонился Тунгу и встал рядом с Ронином.
     Тунг подошел к извивающемуся пленнику и ударил его кулаками по скулам, так что у того непроизвольно открылся рот. Пальцы левой руки Тунг засунул ему в рот и сноровисто ухватил скользкий язык. Правая рука взметнулась вверх. Сверкнул обнаженный клинок. Человек попытался закричать, но Тунг уже отрезал ему язык. Хлынула кровь, казавшаяся в полумраке черной. Голова пленника задергалась; он издавал утробные звуки, словно животное, отчаянно пытающееся воспроизвести человеческую речь.
     Снова метнулся вперед тускло блеснувший кинжал. Голова пленника неестественно откинулась назад, его рот искривился в попытке крика. Ухватившись за окровавленные волосы, зеленый в третий раз поднял оружие. Потом он отпустил голову, что дергалась, как на пружине. Изуродованное лицо невидяще смотрело на Ронина двумя черными окровавленными дырами вместо глаз.
     По кивку Тунга один из зеленых обнажил топор и подрубил пленнику сухожилия под коленями сзади. Тот рухнул на колени в уличную пыль и упал в собственную кровь.
     Тунг наклонился и положил язык и глаза в рис, торжественно и обстоятельно, словно это были изысканные деликатесы, предназначенные для разборчивого гурмана. Затем зеленый уложил тело рядом с чашкой и палочками.
     Стоявший рядом с Ронином зеленый подал Тунгу желтый шелковый платок. Тот вытер руки.
     - Он слишком много знал, - сказал он, подступив вплотную к Ронину. - Но рассказывал он об этом не тем людям.
     Он подтолкнул Ронина, и они зашагали обратно той же дорогой, по которой пришли сюда. Шаангсейская ночь поглотила их.

***

     - Прискорбно, - вещал Ду-Синь, - что мы, охраняющие Шаангсей, вынуждены править при помощи страха. Таков закон города, объективная данность, если хотите, и мы рассматриваем сей печальный факт как нормальное состояние нашего бытия. Двух мнений на этот счет быть не может. Страх побеждает все. Если вы обратитесь к кубару с таким предложением: "Скажи нам то, что нам надо узнать, иначе нам придется отрезать тебе ногу", - он вам выложит все, ему просто придется, потому что без ноги он не сможет работать на маковых полях и кормить семью. Точно так же, если вы скажете риккагину: "Говори, или мы отрежем тебе руку, в которой ты держишь меч", - как вы думаете, будет он с вами сотрудничать?
     Ду-Синь расхохотался, его жирное лицо всколыхнулось, а потом сделалось грустным.
     - Народ Шаангсея страдает. Его обкрадывают хонги, риккагины и кантонские жрецы, изрыгающие кощунственные мерзости. Но слава воров, убийц и злодеев достается зеленым. - Он сцепил жирные пальцы. - Какая гнусная клевета!
     - И это оправдывает то, что только что сделал Тунг со своими подручными? - спросил Ронин.
     - Оправдывает?! - изумился Ду-Синь. - Нам не нужно оправдываться. Мы делаем то, что должно быть сделано. Больше никто этого не сделает. Этот город должен выжить. И он выживет. С нашей помощью. - Он устроился поудобнее в плетеном кресле. - То, что вы видели, было продемонстрировано как моральный урок. Теперь вы можете оценить наше многотерпение.
     Он протянул Ронину серебряную цепочку.
     - Где ваша? - неожиданно резко спросил он.
     - Я видел только эту, - ответил Ронин.
     - Свою вы, наверное, спрятали?
     - Я видел только эту.
     - В Шаангсее вы выполняете то же поручение, что и все остальные?
     - Я даже не слышал об этом городе, пока меня не выловили из воды.
     - На корабле вы и встретились с тем человеком?
     - Я никогда его раньше не видел...
     - Есть множество способов, чтобы заставить вас говорить правду, и Тунгу известны все. Вряд ли мне надо вам напоминать, как он жаждет заняться вами самолично.
     - Правда и так уже сказана.
     - Сказана настоящим героем, - с сарказмом заметил Ду-Синь. - Неужели вы так глупы? Неужели вы думаете, что нам не хватит умения вас сломать?
     - Нет, я так не думаю. В конце концов вам удастся это сделать. Тогда я буду вынужден солгать, и вам придется меня убить.
     - Нам нужна только правда.
     Ронин усмехнулся.
     - Правда и моя жизнь в придачу. Я не кубару и не жирный хонг, на которых могут подействовать ваши угрозы. Я не из этого города, и я не трепещу от страха перед зелеными, как все остальные жители Шаангсея. Вы для меня ничто.
     Он смотрел в синие немигающие глаза.
     - Кроме того, все эти разговоры носят весьма отвлеченный характер. Будущее этого мира предопределено. Все ваши хитроумно сплетенные сети не будут стоить вообще ничего, если не остановить Дольмена.
     За спиной у него зашевелился Тунг.
     - Глупость какая...
     Ду-Синь жестом велел ему замолчать. Синие глаза моргнули, и на мгновение Ронину показалось, что в глубине этих глаз мелькнула неуверенность, настолько чуждая Ду-Синю.
     - Он знает о буджуне, - сказал Тунг. - Я вижу. Он может нам рассказать...
     - Молчать! - взревел Ду-Синь. - Глупец! Хочешь лишиться языка?
     Он сделал большое усилие над собой, чтобы успокоиться.
     - Пусть Чей пришлет четырех людей, - распорядился он после короткой паузы.
     Подойдя к двери, Тунг что-то тихо сказал стоявшему снаружи зеленому. Когда он вернулся, Ду-Синь взглянул на него:
     - А теперь подайте ему его меч.
     Серебристые промельки при свете лампы. Один, потом второй. Холодные, тяжелые, остро заточенные клинки. Свист изогнутых лезвий, едкий запах пота и звериного страха. Мелькание сбоку, на периферии его поля зрения. Свет пробегает по его клинку; у него замирает сердце, тело переполняется энергией, мысль работает стремительно. Меч у него обоюдоострый. Выпад и обратный ход.
     Они не разгадали его маневра, поскольку стиль боя у них был другой, а привыкание к новому стилю противника требует времени. Времени он им не дал. Клинок метнулся к нему снизу, но он отбил его в сторону, одновременно сделав выпад назад и ударив зеленого, что находился сзади. Тот вскрикнул. Из раны на боку хлынула кровь. Зеленый зашатался и рухнул.
     Ронин развернулся, почувствовав, что по его плечу скользнуло лезвие топора, разрезав одежду. Он сделал выпад мечом: клинок с лязгом