днимались, он гладил ей щеку. Желтый свет становился все ярче. Маленькие огоньки дрожали, переливались на гранях хрустального шара-светильника, отбрасывая на их лица крошечные точки света. Ронин посмотрел вниз, на большую опустевшую комнату с золотыми кушетками и низкими лакированными столиками. Даже служанки уже пошли спать. Помещение было безукоризненно убрано: не осталось ни одной немытой чашки, ни одного пятна от вина, ни одной трубки с пеплом.
     Золотистый свет струился вниз. Но вот они вошли в комнату, и Мацу закрыла дверь. Она не стала зажигать маленькую лампу на черном лакированном столике рядом с широкой кроватью. Ронин огляделся. Высокий куполообразный потолок. Стены, расписанные цветами под летним дождем. Шторы были распахнуты, и Ронин увидел в окно, что луна уже высоко, что она призрачна и бледна, но при этом она совершенно отчетливо выделяется на фоне ночного неба.
     Он присел на кровать и посмотрел за окно на мерцающий звездный ковер из крошечных бело-голубых точек, напоминавших редкие самоцветы, что казались такими близкими. Мацу опустилась на колени и сняла с него сапоги. Одна часть неба была светлее, словно на черноту ночи набросили полупрозрачное покрывало, - там проходил мост из света, сотканный из мерцания звезд. Мацу раздела Ронина и подала ему халат с драконами, который он и набросил.
     Уложив Ронина на постель, она тоже забралась в кровать. Ее обнаженное тело дрожало от ночной прохлады, струившейся в открытое окно. Нежная кожа покрылась мурашками. Он положил ее голову себе на плечо и, поглаживая ей волосы, унесся мыслями куда-то далеко.
     Мацу закурила; сладковатый дым окутывал их каждый раз, когда она глубоко затягивалась. Из города, который не спал никогда, в комнату приплывали звуки: отдаленный лай собаки, ритмичное пение на причале, звон металла на булыжной мостовой, дробный топот, хриплый вопль, громыхание повозки и чье-то немелодичное насвистывание. Глаза Мацу остекленели, и остывшая трубка выпала из ее пальцев, раскрытых, словно лепестки белого цветка на фоне темных покрывал.
     Она так и заснула, прижавшись к нему теплым телом. Ронин наконец расслабился. Он осторожно отложил трубку в сторону. Луна казалась огромной на фоне черного мерцающего квадрата окна - она была плоской и тонкой, точно рисовая бумага. Потом на нее набежала туча, и глаза у Ронина закатались. Ему снились маковые поля, колышущиеся на холодном ветру.
     Когда она разбудила его, было еще темно.
     - Сегодня она не придет.
     Луна уже зашла, но небо еще не начало светлеть.
     - Ничего страшного.
     - Ты хочешь, чтобы я осталась? - спросила Мацу тонким, едва ли не детским голосом.
     Она стояла рядом с кроватью в легком шелковом халате, облегавшем ее крепкое стройное тело.
     - Да, - сказал Ронин. - Останься со мной.
     Халат с шорохом соскользнул на пол, и она нырнула в кровать. Черное и белое.
     Они долго молчали. Ронин слушал шум листвы деревьев на дороге Окан. С улицы донеслись шаги и приглушенные голоса. Потом опять стало тихо. Мацу поплотнее закуталась в покрывало.
     - Холодно.
     Ронин ощутил прикосновение ее гибкого тела и прижал ее к себе.
     Они помолчали еще, а потом она заговорила:
     - Ты хорошо знаешь Туолина?
     Ронин повернулся к ней.
     - Нет, не очень.
     Она пожала плечами.
     - Это неважно. Он погибнет в Камадо.
     Поднявшись на локте, он посмотрел на нее.
     - Что ты сказала?
     - Он о многом рассказывал Са на отмелях ночи. Я тоже кое-что слышала. О силах зла.
     - Что ты слышала?
     - Войска риккагина вышли на север не для того, чтобы сражаться с красными. Я слышала, что теперь они сражаются вместе: беззаконные и закон.
     - Против кого? - спросил Ронин, хотя уже знал ответ.
     - Против тех, других, - сказала она, придав этому слову странный оттенок, словно она не хотела его произносить. - Против тварей. Людей, которые не люди.
     - Кто тебе об этом сказал?
     - А это важно?
     - Возможно, что да.
     - Муж одной моей подруги - воин у риккагина Шен-До. Как и их сын. Они долго пробыли там, на севере, возле Камадо. Они вернулись три дня назад.
     Она прильнула к нему. Он почувствовал, как дрожит ее тело, и подумал о листьях на деревьях за окнами.
     - Муж моей подруги теперь ослеп. А их сына вообще принесли в Шаангсей. У него сломана спина.
     Ее голос срывался на каждом слове.
     - Они сражались не с красными и не с бандитами. Они сражались... с кем-то другим.
     По ее телу снова прошла волна дрожи.
     - Даже зеленые озабочены ситуацией на севере.
     На небе показалась едва различимая полоска серого свечения, заметная только тогда, когда смотришь в сторону, - по ночам, в темноте, боковое зрение работает лучше. Ронин держал в объятиях дрожащее тело, краем глаза наблюдая за тем, как мучительно медленно расширяется серая полоса, предвещающая наступление нового дня.
     Мацу тихо всхлипнула, и тогда он спросил:
     - А кто такие зеленые?
     Он спросил для того, чтобы отвлечь ее; он спросил, потому что хотел это знать.
     - Зеленые. - Она шмыгнула носом. - Ты уже наверняка их видел.
     Двое в черном с топорами на поясе в дверях таверны - те самые, кому хозяин отдал деньги.
     - Я не уверен.
     - Зеленые - это закон.
     Ронин удивился.
     - Я думал, закон олицетворяют риккагины.
     Она тряхнула головой; ее черные волосы скользнули по щеке, и последние слезинки упали на руку Ронина, лежавшую на покрывале.
     - Нет, - тихо проговорила она, уже успокоившись. - Риккагины - пришлые люди, не коренные жители Шаангсея. Они вообще не из этих мест. То есть, конечно, именно из-за них город разросся и стал... таким, какой есть. Но почти все риккагины пришли издалека. Они привели свои легионы, чтобы сражаться за богатство страны, за маковые поля, шелковые плантации, серебро и многое другое. Они перевернули страну и народ, преследуя свои цели. И теперь все служат им.
     Мацу вздохнула, словно не привыкла говорить так много. Она положила голову ему на грудь. Ронин вдохнул ее аромат, чистый и приятный. Они сплели ноги и еще теснее прижались друг к другу, чтобы согреться.
     - Это - древняя земля, - продолжала она. - Очень древняя. И многие здесь еще не забыли обычаи праотцев, бережно передаваемые из поколения в поколение. Наследие предков для нас важнее, чем земля или серебро, даже теперь - после прихода риккагинов и появления факторий.
     Ее рука нащупала его ладонь. Прикосновение было легким, как перышко, но именно это скользящее прикосновение передало ему ощущение предельной близости.
     - Зеленые и красные постоянно воюют между собой. Во всяком случае, так говорят... они враждуют с самого рождения. А теперь каждая из сторон стремится завладеть территорией противника.
     - И откуда происходит эта вражда?
     - Я не могу сказать.
     - Ты имеешь в виду, не хочешь?
     Она с удивлением взглянула ему в лицо.
     - Нет. Я просто не знаю. Да и они сами вряд ли знают.
     Небо над дорогой Окан окрашивалось перламутром. Пошел мелкий дождик, вздыхая среди деревьев и влетая в окно вместе с легким утренним ветерком. В отдалении прозвучал морской рог, приглушенный и меланхоличный.
     Распахнув халат Ронина с извивающимися драконами, Мацу поцеловала его в грудь.
     - Они, - прошептала она, - пленники Традиции.
     Она прильнула губами к его губам.

***

     Мацу вскрикнула и отвернулась, а Ронин удерживал ее содрогающееся тело.
     Он мог представить ее потрясение. Зрелище было ужасным. Именно из-за этого неестественного выверта головы. Приглядевшись, Ронин сообразил, что именно было не так. Голова, почти отделенная от тела, болталась лишь на куске кожи, который отсвечивал красным в зловещем свете.
     Постепенно Мацу успокоилась и повернулась, желая взглянуть еще раз, чтобы вывести себя из шокового состояния.
     Началось все с того, что они вдруг услышали чей-то крик. Ронин схватил меч и выскочил из комнаты еще до того, как затих этот жуткий вопль. На его развевающемся халате трепыхались золотые драконы. На широкую лестничную площадку доносились шумы из закрытых отдельных комнат. Спящие их обитатели уже начинали просыпаться, быть может, разбуженные громким воплем. Снова послышался вскрик, на этот раз лишь попытка крика, пытающегося вырваться наружу, точно птица из клетки. Но крик захлебнулся в каком-то булькающем клокотании.
     Ронин помчался вниз по лестнице. Раздался глухой звук, тяжелый и бесповоротный, и Ронин понял, что он только что проскочил нужную дверь. Мацу неслась следом за ним, запахивая на ходу халат. Держа меч наготове, он плечом распахнул дверь и ворвался в комнату.
     Первым делом он взглянул на окно, потому что оно оказалось прямо напротив него и потому что он знал, что другого выхода из комнаты нет. Окно было распахнуто. С одной стороны штору сорвали вообще, с другой болтались какие-то жалкие клочки. Из зала снизу донесся шум, но Ронин не обращал на него внимания. Его привлек мерзкий зловонный запах, витавший в воздухе.
     Она лежала на кровати с головой, вывернутой под невообразимым углом, потому что все - горло, гортань, шейные мышцы - было вырвано, как говорится, с мясом. Лишь клочки кожи и огромная лужа крови. Только теперь он взглянул ей в лицо. Са.
     Он силой вывел Мацу в зал. Она не хотела уходить, а оставаться здесь не было смысла - Са не поможешь уже ничем. Ронин плотно закрыл за собой дверь.
     - Я в жизни не видела такой жуткой смерти, - выдавила Мацу.
     Зал был уже полон. Собрались в основном женщины. Мужчины предпочитали сохранять инкогнито.
     - Кто-нибудь видел Кири? - спросил Ронин, обращаясь ко всем собравшимся. Ее никто не видел.
     Он отвел Мацу обратно в комнату с плачущими под дождем цветами и принялся одеваться. Она поплотнее завернулась в халат: бледно-розовая топь со светло-зелеными папоротниками.
     - Это зеленые? - спросил он для полной уверенности.
     Она мотнула головой. Ее волосы разметались при этом черным густым туманом.
     - Нет, зеленые пользуются топорами... - Она содрогнулась.
     Застегнув пояс, Ронин подошел к Мацу и привлек к себе. Ее бледные руки были как лед.
     - Мне надо уйти, прямо сейчас. Ты понимаешь?
     Глаза у нее подернулись туманом, словно небо на рассвете штормового дня.
     - С тобой ничего не случится? - Он сдавил пальцами ее плечи. - Охранники будут с тобой постоянно?
     Он хотел знать это наверняка. Она взглянула в его бесцветные глаза.
     - Да, - сказала она, и он поверил. - Кири скоро вернется.
     - Скажи ей, что я был здесь.
     На лице Мацу промелькнула тень улыбки.
     - Хорошо, - кивнула она. - Скажу.
     Дверь за ним тихо закрылась.

***

     Пасмурный сумрачный день. Дождь зарядил еще пуще и барабанил теперь по навесам уличных ларьков. Ронин завернулся в плащ. Небо над городом было светлее, но в отдалении клубились зловещие тучи.
     Впрочем, людей на улицах меньше не стало. Повсюду, куда ни глянь, пестрели зонты из промасленной рисовой бумаги.
     Ронин остановился у ларька на улице Блессант, чтобы съесть риса и выпить чая, а заодно и узнать, как лучше добраться до города за стенами. Ему было как-то не по себе, желудок крутило и совсем не хотелось есть. Он только выпил зеленого чаю, прислушиваясь к тоскливой капели дождя на скудном навесе ларька.
     По улице Блессант он добрался до улицы Королевского Ножа, оказавшейся настолько запутанной и извилистой, что временами ему казалось, будто он идет в противоположную сторону от склона горы.
     Он увидел грязного попрошайку, распростертого на мостовой. Лишь миновав неподвижное тело, Ронин понял, что нищий мертв. На смерть в Шаангсее не обращают внимания, говорил ему Тиен. Во всяком случае, на большинство ее разновидностей. Эти невеселые думы сами собой привели его к мысли о смерти Са.
     Еще не задав вопроса Мацу, он уже знал, что зеленые здесь ни при чем. Вонь до сих пор еще стояла у него в носу. Но даже если бы он пришел позже, когда запах уже выветрился, он все равно бы понял, что к чему. Точно так же умер Г'фанд в Городе Десяти Тысяч Дорог. Са убил Маккон.
     Но почему? Почему? Ронин чувствовал, что это действительно очень важно. Отыщи он ответ... но ответ ускользал от него.
     Улица Королевского Ножа завернула наверх. Старые, запыленные лавки заметно поредели, чаще стали попадаться промежутки между домами. Поначалу это были лишь грязные проулки, в которые сваливали отходы и всякий мусор. Но постепенно, по мере того как Ронин поднимался все выше, просветы между домами делались шире. Это были уже настоящие пустыри, заросшие бурьяном и пихтами, гибкими и высокими. Их тонкие темно-зеленые верхушки покачивались на ветру.
     Менялся и облик самих построек. Здесь было больше кирпичных домов в достаточно приличном состоянии. Различные архитектурные стили делали их непохожими друг на друга.
     Однако люди попадались довольно редко, и Ронину пришло в голову, что это - единственное место в Шаангсее из тех, в которых ему до сих пор пришлось побывать, где было не так многолюдно.
     Стояла жутковатая тишина. Ронин вдруг понял, что ему не хватает гвалта и сумятицы толпы, круговерти перемешавшихся запахов жизни и смерти, всеобъемлющего и таинственного ощущения сопричастности к другим людям.
     А еще Ронина поразила странная неестественность этих домов, и он почему-то вспомнил слова Мацу: "Они перевернули страну". Этот Шаангсей казался совсем другим, более чистым и целостным. Ронину даже подумалось, что здесь - среди домов с колоннами, с лепными и коваными украшениями - отвергнуты естественные краски и вкусы этой земли, оставшиеся внизу, у подножия горы; что здесь отчетливо виден характер легионов риккагинов из дальних краев, захвативших эти земли, разжиревших на богатствах Шаангсея.
     Преодолев последний подъем улицы Королевского Ножа, Ронин вступил под прохладную тень города за стенами. Высота стены составляла примерно шесть с половиной метров, а выложена она была из громадных блоков желтого камня, подогнанных настолько искусно, что он с трудом различал стыки между ними. Массивные металлические ворота были распахнуты внутрь, но путь преграждала металлическая решетка.
     В воротах стояли люди в лиловых стеганых куртках и широких черных штанах, вооруженные изогнутыми, с одной режущей кромкой мечами и метательными топорами с короткими ручками. У них у всех были миндалевидные глаза и длинные, смазанные маслом волосы, заплетенные в косы.
     Плотный, плосколицый воин с широким носом вышел вперед и открыл решетку.
     - Зачем ты пришел в город за стенами? - спросил он у Ронина. - Ты часом не новый закупщик?
     В облаке сладкого дыма появился еще один воин. Вынув трубку изо рта, он изучил Ронина пристальным взглядом из-под тяжелых век.
     - Нет, я хочу, получить аудиенцию в Муниципальном Совете.
     Плосколицый захохотал и удалился.
     - Они не примут тебя, - сказал второй, посасывая трубку.
     - Почему? У меня очень важное дело.
     Выпустив струйку дыма, человек лениво повернулся и указал трубкой на тихие улицы города за стенами, окаймленные густыми рядами деревьев. Большие, величественные дома с плоскими крышами, террасами и ухоженными лужайками.
     - Здесь живут жирные хонги, владельцы факторий, и холеные чиновники Шаангсея. Живут и накапливают деньгу, вдали от людских глаз и в относительной безопасности - за отдельную плату.
     - В безопасности от кого?
     Черные немигающие глаза оглядели Ронина с головы до ног.
     - От Шаангсея.
     Воин попытался затянуться, но трубка потухла. Он выбил ее о стену и принялся заново набивать табаком из кисета, который достал из кармана своей стеганой куртки.
     - Никто не бывает в Муниципальном Совете, дружище. - Глаза у него неестественно блестели. - Никто.
     Дождь так и шел. Мрачновато блестели скользкие мокрые мостовые. Деревья шумели на ветру, а где-то сладкозвучно пела птица, затерявшись среди коричневых ветвей и зеленых листьев.
     - Где здание Совета?
     Человек с темными глазами вздохнул.
     - По этой улице налево. Второй поворот.
     Он спрятался под навес.

***

     Эхо от мраморных стен. Тихие вздохи. Непрекращающийся шепот. Негромкий стук каблуков.
     Холодный зал без колонн, без каких-либо украшений. Из обстановки - только низкие, широкие скамьи без спинок из того же розового с черным мрамора.
     Он шел через зал, и его шаги отдавались эхом.
     Он прошел мимо безмолвных посетителей, сгорбившихся на скамьях. Что-то в них было странное: они производили впечатление людей, которые просидели здесь так долго, что уже забыли о цели своего прихода. Но они все еще ждали чего-то, хотя надежда дождаться давно улетучилась.
     Мраморный стол, закругленный по углам и массивный, служил надежным щитом для сидевшей за ним женщины. Хотя у нее были такие же черные волосы и миндалевидные глаза, как и у большинства жителей Шаангсея, ее лицу не хватало тонкости, а выступающие скулы говорили о том, что в ее жилах течет нездешняя кровь. Она прекрасно осознавала, что ее светлые глаза и квадратный подбородок производят впечатление силы, и манера говорить у нее была соответствующей.
     - Слушаю вас, господин. Прошу изложить ваше дело.
     Перед ней лежал длинный список имен, и сейчас она вычеркивала пером третье имя сверху.
     - Я хочу получить аудиенцию в Муниципальном Совете Шаангсея.
     Перо опустилось в чернильницу.
     - По какому вопросу?
     Скрип пера.
     - По вопросу чрезвычайной важности.
     Женщина подняла глаза.
     - Неужели? - Она мило улыбнулась, показав белые зубки. - Боюсь, у вас ничего не получится.
     - Я уверен, что как только Совет меня выслушает...
     - Простите, но вы, кажется, не понимаете.
     На ней был простой, без затей, зеленый с золотом жакет в обтяжку, подчеркивавший ее выступающие груди и узкую талию. В целом все это выглядело весьма аппетитно. Ронин также заметил, что ногти у нее выкрашены в сапфировый цвет.
     - Необходимо предварительно записаться, иначе никто вас не примет.
     Она помахала списком.
     - Это может занять много дней.
     - Не думаю, что вы способны оценить всю серьезность положения, - сказал Ронин, уже начинающий чувствовать себя довольно глупо.
     Женщина вздохнула и поджала губки.
     - Видите ли, господин, все, кто желает попасть на прием в Совет, приходят сюда по делам чрезвычайной важности.
     - Но...
     - Господин, вы находитесь в Муниципалитете Шаангсея, резиденции правительства не только этого города, но и прилегающей к нему территории. Поддержание жизнеобеспечения такого обширного района - задача сложная и отнимающая много времени. Вы можете это понять?
     Она подалась вперед, лицо у нее сделалось непреклонным. Выбившаяся из прически прядь волос упала ей на щеку.
     - Если вы не понимаете, я вам скажу, что город должен кормить и обеспечить жильем не только своих многочисленных жителей, но и многие окрестные общины. Плюс к тому мы обязаны заботиться о беженцах, которые постоянно поступают к нам с севера.
     Она почти вызывающе повела плечами. Этот жест был рассчитан на двойной эффект. Она свое дело знает, подумал Ронин.
     - Через порт Шаангсея, уважаемый, проходит основная часть сырья для обеспечения многих потребностей континента людей. В наше нелегкое время все силы уходят на поддержание жизни в этом городе.
     Она подняла руку, блеснувшую синими ногтями, и поправила выбившуюся прядь.
     - Теперь вы и сами видите, можем ли мы беспокоить Совет по поводу и без повода. Если каждый, кто приходит сюда, добьется немедленного приема, я даже не представляю, как город вообще сможет существовать.
     Она вздохнула и откинулась на спинку кресла. Вероятно, по замыслу высоких начальников, вид ее выпирающих грудей должен был служить безыскусным утешением для разочарованных посетителей.
     Наклонившись над столом, Ронин заглянул ей в глаза.
     - Я должен встретиться с Советом сегодня. Сейчас.
     Он не ждал, что она испугается. Она и не испугалась, а только щелкнула пальцами с сапфировыми ногтями. Тут же п