лы были покрыты тонкими циновками; их небольшая процессия на мгновение отразилась в высоком зеркале в золотой раме. Они прошли в открытые двери, слева от которых плясал и колыхался желтый свет.
     Они оказались в просторной комнате со светлыми деревянными панелями вдоль стен примерно на уровне пояса. Стены над ними были выкрашены в неяркий желтый цвет. В центре высокого, ослепительно белого потолка висел огромный овальный светильник из граненых топазов: не меньше пяти сотен камней были подобраны настолько искусно, что сквозь их грани светили мириады огоньков от лампы, расположенной в центре. Именно этот необычный свет придавал комнате странный светло-коричневый оттенок.
     На уютных кушетках и в плюшевых креслах сидели женщины. Такого разнообразия Ронин еще не видел. Одни пили и курили в компании мужчин; другие сидели небольшими группами и лениво переговаривались, обращая точеные лица в сторону прохаживающихся по комнате мужчин, подобно цветам, поворачивающимся вслед за солнцем. Юные девушки в стеганых жакетах и широких шелковых штанах пастельных тонов передвигались между этими группами - изящные корабли в зыбких пустотах, разделявших эти дрожащие созвездия.
     Мацу оставила их и подошла к небольшой группе из двух мужчин и одной женщины, расположившихся у противоположной стены. Женщина отошла от своих собеседников и приблизилась к Туолину с Ронином. На ней было шафранного цвета шелковое платье до пят с разрезом на боку, и при каждом ее шаге Ронин видел во всю длину ее обнаженную ногу. Платье было расшито узором из фантастических бледно-зеленых цветов. Как и у Мацу, платье было закрытым до шеи, что только подчеркивало ее фигуру.
     Но Ронина больше всего поразило ее лицо. Продолговатые карие глаза с темными веками без видимых следов краски производили впечатление неумеренной чувственности. Узкий подбородок подчеркивал высокие скулы. Ее блестящие, подкрашенные темно-алой помадой губы были слегка приоткрыты. Длинные иссиня-черные волосы, переброшенные через левое плечо, ниспадали на грудь.
     Она улыбнулась, обнажив мелкие белые зубы, и сложила ладони.
     - А, Туолин, - сказала она. - Приятно снова тебя увидеть.
     Ее голос напоминал мелодичностью колокольчик - далекий и певучий. Она опустила руки, маленькие и белые, с тонкими пальцами и длинными ногтями, выкрашенными желтым лаком. На ней были топазовые серьги в форме цветов.
     Медленно повернув голову, она посмотрела на Ронина, и именно в этот момент ему показалось, что у него двоится в глазах.
     - Кири, это Ронин, - представил его Туолин. - Он воин из дальней северной страны. Сегодня его первый вечер в Шаангсее.
     - И ты привел его сюда, - сказала она с мелодичным смехом. - Как это лестно.
     К ним подошла юная девушка в светло-голубом стеганом жакете и свободных штанах.
     - Лия отведет вас омыться. А когда вернетесь, тогда и решите.
     Темные глаза изучали Ронина.
     Девушка провела их через комнату с топазовым светильником к широкой двери тикового дерева, через которую они попали в короткий коридор со стенами из грубо отесанного камня. Контраст был разительным.
     Они спустились по узкой лестнице, освещенной дымными факелами, расположенными высоко вдоль стен. Каменные ступени были влажными, и Ронин различил плеск воды где-то неподалеку. Лестница вывела их в просторную, освещенную, теплую комнату с каменными стенами и низким деревянным потолком. В одной стене был высечен огромный очаг с подвешенным в нем необъятным котлом, в котором что-то кипело.
     Основную часть обстановки здесь составляли две большие квадратные ванны, установленные на деревянных возвышениях. Одна из них была наполовину заполнена водой. Четыре темноволосые женщины с миндалевидными глазами, обнаженные до пояса, стояли, словно в ожидании их прихода. Бурлила кипящая вода.
     - Пойдем, - радостно окликнул Ронина Туолин, снимая грязную одежду и вешая оружие на один из деревянных крючков, заделанных в ряд в стене. Ронин последовал его примеру, и женщины подвели их к свободной ванне. Они забрались внутрь. Женщины наполнили ванну горячей водой. Потом они тоже забрались туда и с помощью мягких щеток и душистого мыла принялись мыть мужчин.
     Туолин фыркнул и выпустил воду изо рта.
     - Ну что скажешь, Ронин? Разве там, дома, тебе было когда-нибудь так хорошо?
     Руки женщин работали нежно и бережно. От горячей мыльной воды кожа испытывала восхитительные ощущения. Увидев его спину с длинными, только недавно залеченными шрамами, женщины вполголоса перебросились парой слов и с удвоенной осторожностью омыли эту часть его тела, так что Ронин не чувствовал ни малейшего неудобства, а только одно удовольствие. Они поглаживали его грудь, аккуратно разминали мышцы, словно догадывались о том, что у него сломаны ребра. Женщины что-то сказали ему, и они с Туолином перешли в другую ванну, куда долили чистой горячей воды: теперь они могли сами создавать волны, повелевать приливами и течениями. Две женщины принялись мыть первую ванну, а две другие собрали их грязную одежду и вышли.
     Ронин откинулся назад, вытянув ноги. Он чувствовал, как в его тело медленно проникает тепло. Постепенно его мышцы расслабились. Он закрыл глаза.
     Насколько все это неожиданно. Как отличается здешняя обстановка от того, что представлял себе Боррос... Только теперь Ронин понял, что тогда, выбравшись на поверхность через запретный люк Фригольда, он не имел ни малейшего представления о том, куда идти. Он даже не знал, останется ли в живых. Он слепо последовал за Борросом, не задумываясь ни о чем. У него было только одно желание: бежать из Фригольда. И еще - разгадать тайну свитка дор-Сефрита. Его вдруг обдало жаром, как от присутствия обнаженной красавицы.
     Сами собой рухнули все барьеры, которые он так старательно воздвигал. Он подумал о ней. О, К'рин, сколько же ты претерпела мучений... Он уничтожал тебя день за днем, вливая в тебя свой яд, имя которому ложь!
     По воде прошла рябь, и Ронин поднял глаза, вернувшись из воспоминаний в реальность. Одна из женщин спустилась в ванну рядом с Туолином.
     - Хочешь другую? Это в порядке вещей, но ты должен спросить.
     Ронин слабо улыбнулся.
     - Не сейчас. С меня довольно и ванны.
     Туолин пожал плечами и, сложив ладонь чашечкой, окатил женщину водой. Она хихикнула.
     Странно. Сейчас уже кажется, что все, связанное с Фригольдом, было очень давно - целую жизнь назад. Все, но не она. Она до сих пор со мной, и Саламандра, холод его побери, ничего с этим не сделает.
     Ронин посмотрел на свой меч, легонько покачивающийся на стене - одна из женщин задела его, выходя из комнаты. В его рукояти спрятан свиток и, может быть - если Боррос не ошибся, - ключ к спасению всего человечества. А у Ронина больше не было причин сомневаться в словах колдуна. Он дрался с Макконом, изведал его сверхъестественную силу. И чутье подсказывало ему, что такое создание не может принадлежать к этому миру.
     Одно можно сказать наверняка: по меньшей мере один Маккон уже проник сюда, в этот мир. Если свиток не будет расшифрован до того, как сойдутся все четверо, они призовут Дольмена, и тогда человечество обречено.
     - Готов? - спросил Туолин.
     Они поднялись. С них стекала вода.

***

     - Дай мне взглянуть на тебя.
     Алые губы раскрылись. Маленький розовый язычок скользнул по ровным белым зубам.
     Она рассмеялась.
     - Она всегда знала толк в этих вещах.
     На нем был шелковый халат неопределенного цвета: то ли светло-зеленого, то ли коричневого, то ли голубого, то ли еще какого-нибудь, - возможно, это была смесь всех красок, делавшая ткань чуть ли не бесцветной. Весь халат был расшит могучими драконами, стоящими на задних лапах, с горящими глазами и растопыренными когтистыми лапами, - драконами, вышитыми золотом настолько искусно, что они казались литыми. На Туолине был синий халат с белыми цаплями на груди и спине.
     - О, Туолин, ты привел ко мне необычного человека. - Кири встретилась взглядом с Ронином. - Я говорю это не каждому, кто бывает в Тенчо, но Мацу сама подбирает халаты для всех, приходящих сюда. Она редко ошибается.
     - И что означает этот? - спросил Ронин, разглядывая своих драконов.
     - Откуда мне знать, - улыбнулась Кири. - Этот рисунок я вижу впервые.
     Потом она повернулась к Туолину и взяла его за руку. Ронина обдало ароматом ее духов, насыщенных и нежных, пряных и легких одновременно. Они втроем прошли по комнате топазового света. Одна из девушек поднесла им чай и рисовое вино, а Кири познакомила их с каждой из женщин, еще не занятых с мужчинами. Все они были красивые; все были разные. Они улыбались и обмахивались узорчатыми бумажными веерами. Вскоре Туолин сделал выбор: это была высокая, стройная светловолосая женщина со светлыми глазами и крупным ртом.
     Кири кивнула и повернулась к Ронину.
     - А ты? - тихо спросила она. - Кого ты желаешь?
     Ронин еще раз окинул взглядом всех женщин, являвших собой выдающуюся картину нежной и хрупкой женственности, а потом заглянул в черные сумеречные глаза Кири.
     - Тебя, - сказал он. - Я желаю тебя.

***

     Когда человек чего-то не понимает, все, что он видит и слышит, теряет смысл. Поэтому Ронину показалось странным, что светловолосая широко раскрыла рот и издала какой-то звук.
     Она ахнула, хихикнула, тут же подавила смешок, а еще три красавицы стояли спокойно и наблюдали за ней. Вокруг них возобновилось движение, лениво заколыхались веера, замелькали обнаженные ноги, пахнуло сладким ароматом курящихся благовоний, паром горячего чая и пряного рисового вина. Все это напоминало круговращение огромного звездного колеса.
     Потом послышался стук чашки, поставленной на лакированный поднос, и этот отдельный, отчетливый звук прогремел раскатом грома в дождливую ночь.
     Первым заговорил Туолин:
     - Но это не...
     Поднятая изящным жестом рука Кири прервала его на полуслове.
     - Он из другой страны, - сказала она. - Ты сам мне об этом сказал, Туолин, разве нет?
     Желтые ногти сверкнули на свету, словно крошечные лампадки.
     - Я спросила, а он сказал о своем желании.
     Она смотрела Ронину в глаза, но обращалась к Туолину.
     - Ты избрал Са, как ты и хотел. Тогда забирай ее.
     - Но...
     - Больше не думай об этом, иначе разрушишь в себе гармонию и приход в этот дом станет для тебя бесполезным. Я не обижаюсь.
     Желтый ноготь легонько сдвинулся, отразив свет.
     - Я позабочусь о Ронине. А он позаботится обо мне.
     - Что случилось? - спросил Ронин, когда Туолин и Са ушли.
     Она взяла его за руку и тихо засмеялась. Они стали прогуливаться по комнате, освещенной топазовым светом.
     - Смерть, - легко сказала она без тени замешательства. - Желать меня - это смерть, чужеземец.
     К ним подошла миниатюрная девушка в розовом стеганом жакете и предложила рисового вина.
     - Да, пожалуйста, - сказала Кири, и Ронин подал ей чашку, взяв одну и себе. Он отхлебнул из своей чашки: вино было совсем не такое, как в таверне. Пряности придавали ему особый вкус и сладость. И Ронину это нравилось.
     - Тогда я выберу другую.
     Послышался негромкий смешок и волнообразный шорох ткани на благоухающей коже. Сладковатый дым сделался еще гуще.
     - Ты этого хочешь?
     - Нет.
     - Ты сказал, чего хочешь.
     Он остановился и посмотрел на нее.
     - Да, но...
     - М-м-м?
     Приоткрытые алые губы изогнулись в улыбке.
     - Но мне не хотелось бы нарушать обычаи твоего народа.
     Она заставила его возобновить прогулку.
     - Единственное, что ты должен помнить о Шаангсее, единственное, что стоит помнить, - это то, что здесь нет законов.
     - Но ты мне только что сказала...
     - Что желать меня - это смерть. Да, верно.
     Желтые ногти провели по золотому дракону у него на халате, по раздувающимся ноздрям, по раскрытой пасти и змеиному языку, вниз - по извивающемуся телу, по растопыренным когтям, по изогнутому хвосту.
     - Но ты волен в выборе. А те, кто живет в этом городе, давно повязали себя неписаными законами и правилами.
     Ее огромные глаза светились таинственным блеском. Ронин чувствовал сквозь ткань давление ее ногтей. Она понизила голос до шепота:
     - Разве в Шаангсее живет кто-нибудь, кроме господ и рабов?
     Он придвинулся к ней поближе.
     - Но здесь нет законов.
     В комнате с топазовым светом стало теперь посвободнее - пары начали расходиться. Девушки прибирались в полной тишине, и вскоре Кири с Ронином остались одни посреди этого золотисто-коричневого великолепия.
     - Нет, - сказала она, тряхнув головой, и волосы ее были словно лес в ночи, - ты не из Шаангсея. Ты вообще не отсюда. Тебя не затронул еще этот город.
     - Разве это так важно?
     - Да, - прошептала она. - Очень важно.

***

     ...- Расскажите мне еще раз, зачем вы явились в Шаангсей?
     - Я вам уже рассказал.
     - Да, но я хочу, чтобы и Туолин услышал.
     - Я вообще не знал об этом городе, пока вы меня сюда не привезли.
     - Да, конечно, - добродушно согласился риккагин Тиен.
     Он сидел, скрестив ноги, за зеленым лакированным столиком, на котором стояли чайник из обожженной глины, чашка с остатками недопитого чая, чернильница и перо для письма. Он отодвинул стопку рисовой бумаги, на которой до этого писал какие-то знаки в столбик.
     - Начинайте, прошу вас.
     Ронин еще раз рассказал историю свитка дор-Сефрита. О сборе Макконов, о пришествии Дольмена.
     Когда он закончил, в комнате воцарилась тишина. Сквозь открытые окна в комнату лился косой свет. Внизу проходила улица Контрабаса, где были расквартированы люди риккагина и откуда - завтра на рассвете - они собирались отправиться в долгий путь на Камадо.
     Ронин заметил, что Тиен то и дело поглядывает на Туолина, который стоял, заложив руки за спину, спиной к окну, так что лицо его оставалось в тени. Ему пришло в голову, что они не верят ему, что, несмотря на заверения риккагина Тиена в обратном, они, вероятно, все еще считают его врагом. Но спросить он все-таки должен.
     - Может быть, вы смогли бы помочь.
     - Что? - Тиен вышел из глубокой задумчивости. - В чем помочь?
     - Расшифровать свиток.
     Риккагин улыбнулся с оттенком грусти.
     - Боюсь, это невозможно.
     - Может быть, Совет окажет ему содействие, - подал голос Туолин.
     Риккагин Тиен озадаченно поглядел на него с таким видом, как будто смотрел на статую, которая вдруг заговорила.
     - Да, теперь, когда вы об этом заговорили... пожалуй, стоит попробовать, - вымолвил он наконец и опять погрузился в раздумья.
     - Видите ли, - объяснил Ронину Туолин, - городом управляет Муниципальный Совет: представители от девяти основных группировок, а более мелкие добиваются благорасположения при помощи серебра и товаров. Если кто-нибудь в городе и располагает необходимыми вам знаниями, так это они.
     - Где заседает Совет?
     - В городе за стенами, на горе, что над нами. Но вам придется подождать до завтра; по-моему, сегодня у них заседания нет. Это так, риккагин? - улыбнулся Туолин.
     - А? Да-да, конечно, - согласился Тиен, хотя его мысли, похоже, были заняты совсем другим.
     В наступившей тишине через открытые окна с улицы донеслась негромкая возня: люди риккагина готовились к походу.
     В дверь постучали. Туолин пошел открывать, прежде чем Тиен успел хоть что-то сказать. В комнату вошел воин, с поклоном подавший Туолину сложенный листок рисовой бумаги. Туолин развернул его и прочитал, хмурясь то ли сосредоточенно, то ли взволнованно. Он кивнул воину, и тот сразу же удалился. Туолин подошел к столу и положил развернутую бумагу перед риккагином. Пока Тиен читал, Туолин опять обратился к Ронину:
     - Боюсь, что в последний момент возникло множество неотложных дел, которые потребуют внимания со стороны риккагина. Я тоже буду занят до вечера. Вы можете спокойно заняться осмотром города, но нам бы хотелось, чтобы вы вернулись сюда и поужинали вместе с нами.
     Он улыбнулся.
     Тиен поднял голову.
     - Спросите у кого-нибудь там внизу, куда можно сходить. Караульные выдадут вам кошелек с монетами. В Шаангсее без денег вы ничего не получите.

***

     Он вышел, повернул сначала налево, потом направо и зашагал по улице. День был пасмурным, поднимался желтый туман. Ронин поймал себя на том, что думает о Тиене и Туолине. Ему опять показалось, что он упустил что-то важное в их разговоре, но он никак не мог сообразить, что именно. Пожав плечами, он выбросил из головы эти мысли.
     Через несколько минут он вышел на широкий проспект, и на него обрушился городской шум. Вдоль многолюдной улицы тянулись ряды ларьков. В одном продавали птицу, уже приготовленную, покрытую блестящим красным соусом, от чего тушки казались деревянными и какими-то ненастоящими. Пока Ронин глазел, возле ларька остановились люди и положили на стойку несколько монет. Торговец вынул чашки с рисом и палочки и принялся нарезать в рис кусочки вареной птицы. Люди ели стоя. Еще за одну монету они получили по маленькой чашечке зеленого чая, чтобы запить еду.
     В другом месте кожевник выделывал башмаки и плащи. На оживленном перекрестке в квадратной металлической клетке сидел толстяк с жидкими обвислыми усами и давал деньги под процент, который, как подозревал Ронин, был намного выше вчерашнего.
     Он услышал грохот башмаков - мимо прошла группа воинов, с презрительным видом рассекая толпу.
     Ронин шел по извилистым, изменчивым улицам, приноровившись к стремительному ритму городской жизни, повторяющемуся и меняющемуся поминутно, со вспышками ярких цветов, буйством звуков и ароматом пряностей.
     Он наблюдал за всевозможными сделками, совершаемыми очень быстро; он наблюдал за людьми, которые, казалось, не делают ничего, а только глазеют на других людей, стоя у окошек лавок или сидя вдоль стен зданий.
     Он загляделся на птиц с бочкообразными грудками, которые сидели на толстом деревянном насесте и чистили свои длинные шафрановые перья. Как раз в это мгновение он услышал звук - один из мириадов городских шумов, но различимый так явственно, словно его принесло ветром. Достигнув слуха Ронина, звук захватил его и, подобно ловчей сети, потащил по изгибам кривых переулков, по сырым проходам. И вот Ронин уже стоит перед каменной стеной, а вокруг раздается звон колоколов. В каменной стене была древняя деревянная дверь. Не раздумывая, он открыл ее и вошел.
     Когда Ронин переступил порог, городские шумы отошли на задний план, и он услышал колокола отчетливее, хотя источник звука находился, казалось, еще довольно далеко.
     На фоне внезапной вязкой тишины протрубил рог - один раз.
     Снова послышался бархатный колокольный звон. Ронин оказался в саду, ухоженном и аккуратном. Необычайной красоты цветы различных оттенков - белого, желтого и розового - были разбросаны изысканными узорами среди камней, косматого мха и остролистых папоротников.
     Послышалось журчание воды, и чуть дальше Ронин обнаружил небольшой водопад, ниспадающий в пруд, в котором плавали маленькие рыбки с длинными плавниками, колыхавшимися в зеленой воде серебристыми вуалями. Он прошел по дорожке, вымощенной ослепительно белыми камешками.
     Колокола умолкли, а рог протрубил еще раз. Послышалось тихое, ритмичное, ласкающее слух пение. Как Ронин ни напрягал слух, он не смог различить ни единого звука города, оставшегося за каменной стеной.
     Посреди сада стояла большая металлическая - возможно, и бронзовая - ваза. Рядом сидел древний старец в коричневых одеждах. Морщинистое лицо безмятежно, глаза закрыты. Седые редкие волосы. Длинная и клочковатая борода. Он сидел неподвижно, как каменное изваяние.
     Протянув руку, Ронин прикоснулся к выступающим металлическим бокам вазы и почувствовал... пустоту. Настолько полную пустоту, что она казалась осязаемой. Ему как будто открылось неизменное пространство, годы опали сухими листьями, века миновали безмолвными дождевыми каплями, эпохи возникли из небытия, растворились, распались. На него опустилась великая тишина: гром вечности.
     Ронин был потр