ов.  Они  густо  облепили
стены и то, в чем при ближайшем  рассмотрении  удалось  распознать  сиденья.
Тщательно пересчитав их, смельчаки пришли к выводу, что  неведомая  летающая
машина  перевозила  сразу  около  девятисот  пассажиров.  Это  открытие   их
буквально ошеломило, но спорить с очевидным было бы глупо...
   В пассажирском отсеке обнаружилось два скелета;  к  обглоданным  временем
костям одного из них намертво присосались безобразные, зловещего вида грибы,
которые колыхались всякий раз,  когда  кто-нибудь  из  троих  исследователей
пробовал приблизиться. У другого скелета череп был раскроен чем-то  тяжелым,
-  таким  образом,  причина  смерти  не   вызывала   сомнений.   Большинству
пассажиров, по-видимому, удалось избежать смерти.
   В пилотской кабине, размером  с  весь  первый  этаж  фердайнского  жилища
Потрясателя, обнаружилось сразу четырнадцать скелетов. Похоже, ни одному  из
членов экипажа не удалось уцелеть во время катастрофы. Все стены здесь  были
искорежены, а местами пробиты острыми скалами, на  которые  рухнула  машина.
Нос ее был изуродован до неузнаваемости, а пол возле левой стены  вздыбился,
едва не касаясь потолка. Некоторые  из  членов  команды  оказались,  видимо,
заживо раздавлены, а другие пали жертвой осколков металла, разлетевшихся  во
все стороны при взрыве. Кое-кого при ударе выбросило из кресел и швырнуло на
пол, где образовалась куча, до странности походящая на ту, что получается во
время развеселой детской игры "куча мала" - вот только если бы  не  страшные
голые кости... Другие пилоты так навечно и остались сидеть в своих  креслах,
устремив пустые глазницы  на  приборы.  У  людей  мороз  пробежал  по  коже:
казалось, мертвая команда в любой момент готова к взлету...
   Потрясатель и  его  ученики  вернулись  к  своим,  так  ни  в  чем  и  не
разобравшись, правда, теперь восхищения перед ушедшей в небытие цивилизацией
у них  изрядно  поприбавилось.  Конечно,  и  дома,  за  горами,  сохранились
кое-какие реликвии далекого прошлого, но ничего подобного там не  было  и  в
помине.  Говорили,   будто   Даркленд   и   Орагонию   захлестнули   некогда
циклопические морские волны, посланные богами, и волны  эти  стерли  с  лица
земли всю память о прошлом. Поскольку останки  морских  существ  находили  в
сотнях миль от морского побережья, в правдивость этой  теории  верилось  без
особого труда...
   Немного   дальше   путешественники   обнаружили   изуродованные   остовы,
по-видимому,  неких  колесных  средств  передвижения.  Коррозия  и  ржавчина
потрудились  тут  на  славу,  и  теперь  первоначальная   форма   механизмов
угадывалась с огромным трудом.
   Но вот груды  металла,  разрушенные  каменные  строения  и  бесформенные,
спекшиеся куски пластика стали попадаться все чаще  и  чаще,  становясь  все
крупнее. И наконец отряд вступил на улицы мертвого города, усеянные мусором,
покореженным металлом и  обломками  камня  -  все  это,  казалось,  намертво
въелось в землю.
   Дальше дорога круто обрывалась. Перед  путниками  открылся  кратер  более
мили в диаметре. Дно кратера представляло собой гладкое  черное  стекло,  на
которое местами ветер нанес груды сухой травы. Чудилось, что некогда палящий
жар заставил саму землю закипеть, -  теперь  под  ногами  солдат  с  хрустом
лопались застывшие пузыри.
   К вечеру четвертого дня отряд пересек кратер, во  второй  раз  прошел  по
городским развалинам и снова оказался  на  равнине.  Похоже,  здесь  некогда
простирались поля, потому  что  то  и  дело  попадались  ирригационные  рвы,
выложенные  камнем,  валялись  ржавые  трубы,  составлявшие  некогда  весьма
хитроумные оросительные системы. Но единственное, что теперь  росло  тут,  -
это высокий, футов двадцати, тростник, походящий на  бамбук.  Пройти  сквозь
эти заросли, густые, как трава,  было  практически  невозможно.  Потрясатель
обнаружил, что земля тут тоже  подогревалась  изнутри,  как  и  в  джунглях,
однако это место вовсе не походило на парк развлечений, да и буйный тростник
сельскохозяйственную культуру не слишком напоминал.
   - К чему бы им выращивать эту мерзость, да еще пускаясь при этом на такие
хитрости? - спросил сбитый с толку Рихтер.
   - Кто знает? Возможно, эта травка была тут в большой цене. Посудите сами:
человек, никогда и в глаза не видавший золота, запросто может  с  презрением
отбросить ценнейший самородок.
   - Ну что ж, если уж мы наткнулись на эту чащобу, то в этом  есть  и  свои
плюсы, - сказал Рихтер. - Похоже, мы приближаемся к цели нашего путешествия,
и я предпочту быть уверенным, что нам есть где укрыться от врага.
   - Может, послать крикунов на разведку? - спросил Фремлин, ставя на  землю
клетки, которые он тащил на плечах.
   - Пожалуй, время сейчас самое подходящее, - кивнул Рихтер.
   И вот пернатые разведчики выпущены на свободу - на сей раз  другая  пара.
Птицы взвились в воздух в порыве сумасшедшей радости, немного покружились  в
воздухе, разминая крылышки, и, устремившись  на  северо-восток,  исчезли  из
виду.
   Даборот  устроил  королевский  ужин.  С  тех  пор   как   путешественники
спустились с гор, они ничего подобного не едали. Это  был  настоящий  пир  в
честь их несомненной победы.  Однако  вскоре  праздничное  настроение  стало
постепенно улетучиваться и совершенно пропало  час  спустя,  когда  ни  одна
птица не возвратилась.
   За полчаса до наступления темноты и почти через два часа после  того  как
Фремлин выпустил голубей, Рихтер предложил голубятнику  выпустить  еще  одну
птицу, дабы узнать, какая судьба постигла ее сородичей.
   Фремлин был мрачен, плотно сжатые губы его побелели.  Он  о  чем-то  тихо
говорил с птицей, нежно держа ее в ладонях. Его воркование было одновременно
и безмерно ласковым, и очень серьезным. Птица слушала со всем вниманием,  не
издавая ни звука в ответ, хотя в  другое  время  курлыкала  бы  от  счастья,
предвкушая воздушную прогулку.
   Но вот Фремлин подбросил голубя в воздух. Крикун не  стал  кувыркаться  в
воздухе, а устремился к цели, словно метко пущенная стрела.
   Стремительно стемнело.
   В бархатном небе замерцали звезды.
   И тут с неба камнем упал крикун. Очутившись  на  земле,  птица  забилась,
пытаясь встать на ноги. Наконец ей это удалось, но  она  захромала,  издавая
хриплые жалобные звуки.
   Фремлин кинулся к питомцу,  что-то  приговаривая  на  диковинном  птичьем
наречии, осторожно взял голубя в ладони и поднес к свету костра.
   - Что с ним приключилось?  -  спросил  Рихтер.  Лицо  главнокомандующего,
озаренное оранжевыми  сполохами  пламени,  казалось  маской,  высеченной  из
камня.
   - У него крыло пробито стрелой! Она прошла насквозь  и  сильно  оцарапала
спину, - объяснил Фремлин.
   - Он выживет?
   - Возможно, - ответил голубятник. Однако было не похоже,  что  Фремлин  в
состоянии оказать своему питомцу необходимую первую помощь, ибо  его  самого
трясло словно в лихорадке.
   - Спроси птицу про других, - приказал голубятнику Рихтер.
   Тотчас Фремлин и птица  заговорили  между  собой.  Все  хранили  гробовое
молчание, замерев в ожидании.
   - Голубь утверждает, что милях в трех отсюда находится город,  обнесенный
каменной  стеной...  Полуразрушенный  город...  Крепостные  стены   охраняют
солдаты в мундирах армии Джерри Мэтабейна. Стало быть, мы у цели.
   Фремлин говорил стремительно, глотая окончания слов. Он понимал, что если
сделает хоть малейший перерыв, то чувства возьмут верх  над  разумом,  и  не
намеревался этого допускать.
   - А остальные крикуны?
   - Мертвы.
   - А почему птица так в этом уверена?
   - Крикун видел солдат, которые подстрелили его и, как он  считает,  убили
остальных. Да я и сам пришел к тому же выводу, прежде чем он заговорил. - Он
прижал птицу  к  груди,  нежно  согревая  ее  дыханием.  Голубь  то  и  дело
вздрагивал, тычась клювом в свое окровавленное  крыло.  -  Но  самое  худшее
вовсе не это... - вдруг произнес Фремлин.
   - А что? - кратко спросил Рихтер.
   - Птица полагает, что люди на  крепостных  стенах,  заметив  его,  вскоре
пошлют вдогонку патрульную  летающую  машину.  Голубь  поначалу  намеревался
сделать отвлекающий маневр, чтобы сбить их со следа, но сил ему хватило лишь
на то, чтобы добраться сюда напрямик и предупредить нас об опасности...
   А в темном небе  уже  слышалось  странное  жужжание  -  с  северо-востока
неумолимо приближалась летающая тарелка, омываемая потоками ночного ветра...
Глава 19

   -  Тушить  огонь!  -   рявкнул   главнокомандующий   Рихтер,   вернув   к
действительности  ошеломленных  солдат,  которые,  казалось,   были   слегка
загипнотизированы монотонным жужжанием.
   Мэйс метнулся к огню, вполголоса бранясь, и вылил в костер кастрюлю супа.
Угли яростно зашипели, в воздух взметнулись клубы пахучего пара,  и  молодой
великан едва успел отпрянуть. Подоспевший ему на помощь рыжеволосый юноша по
имени Тук принялся быстро затаптывать мерцающие красные головешки.
   Тут над их  головами  в  бархатной  синеве  неба  появился  темный  круг,
заслонивший звезды. Тарелса! Ее тихое жужжание сводило  людей  с  ума,  хотя
ровным счетом ничего зловещего в нем не было.
   - Может, они нас не видят? - шепотом спросил Грегор.
   Тихий голос его показался окружающим оглушительным.
   - Черта с два... - ответил Мэйс.
   Отлетев футов на  пятьсот,  тарелка  поднялась  выше,  развернулась  -  и
ринулась прямо на них. И ночь взорвалась грохотом! Казалось, одновременно по
твердому дереву  застучали  тысячи  молотков.  Нет,  это  напоминало  скорее
оглушительную барабанную дробь, правда, без присущего ей ритма и гармонии.
   - Это выстрелы! - сдавленно прошептал Потрясатель Сэндоу.
   Прежде ему никогда не приходилось  слышать  ружейных  выстрелов.  Но  вот
кое-какое оружие, пережившее Великое Небытие, он видывал  и  отчего-1то  был
уверен, что оно стреляет именно с таким звуком.
   Прямо под ногами солдат, там, куда угодила  первая  очередь,  взметнулись
фонтанчики пыли. Жужжание срикошетивших от камней пуль  походило  на  голоса
злобных насекомых. Солдаты, стоявшие дальше всех от  тростниковых  зарослей,
опрометью кинулись к чаще, - их пули и настигли в первую очередь. Многие  из
них даже не успели вскрикнуть от боли, прежде  чем  сердца  их  остановились
навеки. Во все стороны брызнула горячая кровь, орошая лица их  еще  живых  и
невредимых, но оцепеневших от ужаса товарищей...
   Через мгновение все они, повинуясь какому-то идущему изнутри импульсу, не
задумываясь ничком упали наземь и покатились к бамбуковым зарослям. Там  они
быстро встали на четвереньки и поползли вперед, продираясь  сквозь,  жесткие
стебли, царапающие лица. По щекам их текла кровь, лбы тоже были  окровавлены
- они почти ослепли от крови... Когда же не стало  сил  ползти  дальше,  они
ничком упали на камни и прильнули к ним, моля  богов  о  спасении,  как  еще
недавно молили их там, в страшных заснеженных горах...
   Стрелок выпустил очередь по зарослям, но твердые стебли  помешали  многим
пулям достичь цели. Однако пули пробили котелки и миски,  раскиданные  возле
костра, те со звоном покатились по земле и замерли.
   Теперь слышалось лишь жужжание тарелки.
   Люди вдыхали запах земли. И тошнотворный запах страха.
   Пилот,  однако,  не  удовольствовался  достигнутым.   Сделав   круг,   он
возвратился. Теперь летающая  машина  шла  гораздо  ниже,  едва  не  задевая
верхушки стеблей тростника, которые сильно раскачивались от воздушных струй.
Он  летал  над  зарослями,  словно  поджидая,  пока  кто-либо  из  уцелевших
покажется по неосторожности.  Звук  двигателя  был  негромок,  но  отчетливо
слышен.
   Потрясатель Сэндоу осмотрелся и никого подле  себя  не  увидел.  Впрочем,
просматривалась территория всего футов на шесть  во  все  стороны.  То,  что
никого не оказалось рядом, даже отчасти обрадовало Сэндоу, ведь  чем  меньше
людей рядом с ним, тем меньше вероятность быть замеченным...
   Вокруг было неестественно тихо, словно весь мир в  одночасье  умер.  Стих
даже ветер. Потрясатель слышал лишь заунывное неумолчное жужжание  двигателя
летающей тарелки.
   Но вот Сэндоу понял, что тишина эта очень обманчива. Ему казалось,  будто
вокруг царит безмолвие, лишь оттого, что он всецело сосредоточился  на  этом
жужжании, дожидаясь очередной вражеской атаки. Теперь же он расслышал  хрипы
умирающих и стоны раненых. Слева от  него  кто-то  захлебывался  собственной
кровью. И этот предсмертный хрип, который  наверняка  слышал  и  пилот,  был
вернейшим доказательством тому, что враг вскоре повторит  нападение.  Справа
от  Сэндоу  тихо  переговаривались  двое.  Один  из  них  был  ранен  -  это
чувствовалось по голосу, полному боли. Другой, похоже, пытался как-то помочь
своему незадачливому другу. Слов Потрясатель разобрать не мог. Чуть  поодаль
кто-то глухо всхлипывал от боли и ужаса.
   Сэндоу внезапно подумал о  Грегоре  и  Мэйсе.  Неужели  они  мертвы?  Или
умирают? Потрясатель точно знал, что  мальчиков  не  было  среди  тех,  кого
неприятель подстрелил первыми. Так, может, пули достали их уже тут, в густых
зарослях?
   - Мэйс! - тихонько позвал он.
   Голос его сейчас дребезжал совершенно по-стариковски.  Какого  дурака  он
свалял! Какой же он идиот, если рискнул всем на свете, слепо устремившись  в
неведомое, где не действуют привычные ему правила!  Рискнул  и  двумя  юными
жизнями, не только своей, и теперь отчетливо понимал, что  старик  не  имеет
никакого права вовлекать в свои игры молодых, загребая жар чужими руками!
   - Учитель! Где вы?
   Это голос Мэйса!  Сэндоу  был  в  этом  уверен,  а  с  этой  уверенностью
мгновенно помолодел лет на двадцать.
   -  Оставайся  на  месте!  -  хрипло  выкрикнул  Потрясатель.  -  Если  ты
шелохнешься, верхушки стеблей  тростника  зашелестят,  и  у  врага  появится
возможность вновь прицелиться!
   - Я уже это понял, - ответил Мэйс.
   "Как же иначе?" - подумал Сэндоу и спросил:
   - Где Грегор, Мэйс? Ты его видел?
   - Рядом со мною, - успокоил учителя великан. - Он  все  время  был  подле
меня, я и притащил его сюда.
   - И чуть было душу из меня не вытряс! - раздался слабый голос Грегора.
   Только тут Потрясатель обнаружил,  что  плачет,  и  поспешно  отер  глаза
рукавом. Подумать только, он давным-давно считал, что слишком стар для того,
чтобы так расчувствоваться! Больше всего его обрадовало даже не то, что Мэйс
и Грегор живы и невредимы, хотя это было щедрым подарком богов.  Сердце  его
согрелось оттого, что мальчики не утратили присутствия  духа  и  способности
шутить.
   "Когда плоть умирает прежде духа, - подумал Сэндоу, - это великая печаль.
Но  когда  дух  умирает,  а  плоть   продолжает   жить,   томимая   чувством
безысходности и апатией, - вот подлинная трагедия!"
   Внезапно тарелка нырнула вниз, и пилот вновь открыл огонь.
   По стеблям тростника застучали пули.
   Прямо  впереди  кто-то  отчаянно  вскрикнул  -  стебли  заколыхались,   и
показался бледный долговязый юнец. Лицо его и грудь  были  обагрены  кровью,
глаза с мольбой устремились на Сэндоу, и старик  протянул  ему  руку.  Юноша
вцепился в ладонь Потрясателя, прополз на коленях еще немного и упал ничком,
уткнувшись лицом в мягкую землю. Он был мертв.
   Тишину теперь нарушали лишь крики и стоны раненых и умирающих. Надсадного
жужжания не было более слышно - летающая тарелка оставила их в  покое,  хотя
бы на краткое время.
   - Слушайте меня все! - крикнул Рихтер откуда-то с самого края поляны. - У
нас, скорее всего, совсем мало времени, так  что  слушайте  внимательно!  Мы
соберемся в том самом месте,  где  вошли  в  заросли.  Обнаружив  по  дороге
раненых,  попытайтесь  вынести  их  на  себе.  Увидев  мертвых,   непременно
опознайте, чтобы потом доложить мне о наших потерях.  А  теперь  торопитесь!
Этот летучий дьявол может воротиться с подкреплением!
   Потрясатель с трудом встал на ноги, раздвинул стебли тростника и вышел на
поляну, где поджидал Рихтер.  Сам  главнокомандующий  не  встретил  на  пути
раненых, остальным повезло меньше, и через  пять  минут  список  убитых  был
готов. Путешествие закончилось для шестнадцати  солдат.  Из  двадцати  шести
уцелевших пятеро были ранены. Кроулеру пуля навылет прошила плечо, и на ране
уже запеклась темная кровь. Ранения различной степени тяжести получили  трое
рядовых. Дабороту пуля слегка задела голову, но рана была неглубока, хотя  и
обильно кровоточила. Юноша по имени Холсбери расстался с большим пальцем  на
руке, однако ему ловко  наложили  жгут,  и  кровотечение  уже  остановилось.
Барристер - тот  самый  скалолаз,  чудом  уцелевший  в  горах,  -  пострадал
серьезнее прочих: в теле его застряли сразу три пули: одна в  правом  бедре,
вторая в правом боку, вырвав по пути изрядный кусок мяса, а третья в  правом
плече. Все раны сочились кровью и выглядели серьезными. К счастью, Барристер
был без сознания. Последним из пятерых раненых оказался Грегор. Пуля  прошла
сквозь его левую ступню, и юноша не мог встать на ногу.
   Но Мэйсу было, пожалуй, похуже, чем будущему Потрясателю.
   - Я был бессилен что-либо сделать, учитель! - в отчаянии повторял он.
   Его широкое лицо исказила гримаса искреннего горя, он скрежетал зубами  в
бессильной ярости.
   - Я знаю, Мэйс...
   - Может, мне надо было закрыть его собой...
   - И задавить насмерть... Хрен редьки  не  слаще...  -  из  последних  сил
улыбнулся брату Грегор.
   Да, теперь оба они чувствовали себя родными братьями -  не  назваными,  а
кровными. Если бы их выносила в утробе одна и та же мать, то и тогда они  не
были бы друг другу ближе, чем сейчас.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросил Потрясатель своего ученика.
   - Замечательно. Вот только... Из-за меня отряд теперь замедлит  движение,
а в остальном все в полном порядке...
   - Тебе больно?
   - Удивительно, но нога почти.., не  болит,  -  ответил  Грегор,  которого
поддерживал за талию Мэйс.
   Сэндоу знал, что юноша лжет. Ему было больно,  очень  больно,  хотя  юное
лицо его оставалось бесстрастным. Но старый маг не произнес  ни  слова.  Все
равно ничего нельзя было сделать, чтобы унять боль, разве что  дать  Грегору
глотнуть  бренди,  чтобы  затуманить  рассудок.  Если  же  сам   Потрясатель
обнаружит волнение и страх  за  ученика,  то  усугубит  страдания  и  самого
Грегора, и Мэйса, который и без того отчаянно себя казнит...
   - Потрясатель! - окликнул его главнокомандующий Рихтер,  кладя  на  плечо
мага руку, чтобы привлечь его внимание и одновременно желая выразить  жестом
искренние дружеские чувства, уже  давно  возникшие  в  его  сердце.  -  Хочу
перемолвиться с вами с глазу на глаз.
   - Мальчик... - только и вымолвил Сэндоу, указывая на Грегора.
   - Всего минута! - настаивал Рихтер. Потрясатель послушно отошел туда, где
распростерлись безжизненные  тела  тех,  кто  так  и  не  успел  укрыться  в
зарослях. Рихтер помешкал подле одного тела, которое лежало как-то странно -
человек стоял на коленях, безвольно уронив руки перед собой. Одежда  на  его
спине была изрешечена пулями и залита кровью.
   - Кто? - выдохнул Потрясатель.
   Рихтер  осторожно  перевернул  убитого  вверх  лицом.  Это  был  Фремлин,
голубятник. В теле его зияло около  полудюжины  пулевых  отверстий,  бледное
безжизненное  лицо  одновременно  казалось  странно   спокойным.   Под   ним
обнаружилась полураздавленная клетка, в которой лежали  бесформенные  теперь
пернатые комочки - последние два крикуна.
   - Он заслонил собой клетку, пытаясь  спасти  питомцев,  но  пули,  прошив
тело, достали и птиц...
   - Я  не  успел  глубоко  понять  взаимоотношений  этого  человека  и  его
питомцев, - сказал Сэндоу. - Но они были для него не просто птичками...
   - Легенда гласит, будто душа того, кто искренне любит  этих  птиц,  после
смерти обращается черной птицей...
   - Будем уповать на правдивость легенды, - горестно вздохнул Сэндоу. - Это
было бы ему достойной наградой...
   - Теперь понимаете, Сэндоу, что вы - последняя наша