ем  -  правая   половина   лица  и  левая
нога  болели. Костя  потрогал  лоб  обнаружил,   что  из  разодранной   брови
идет кровь.   Ногой  шевелить   было   больно,  но  скорее всего    переломов
не    было.   Какое-то     лицо наклонилось над  ним.  Бритые  щеки,  бритая
голова, мощный подбородок и грубый слегка гнусавый голос.
     -  Ну  ты, блин,  дал! Совсем что-ли тронутый? Ты  что  ж, сука,  под
колеса-то лезешь? Если  тебе, скотина,  своя жизнь не  дорога, так зачем
машину-то портить!? Эй, ты вообще как? Придурок...
     -  А?   Извините...  - Костя попытался сесть, ему   помог  бритоголовый
водитель   автомобиля.   - Я...  Я   плохо   себя чувствую. Мне... Извините.
     -  Извините...   Хренли   мне   от   твоего извиненения? Ты глянь, что
наделал!
       Костя     посмотрел.    На     правом     крыле серебристого   форда
красовалась   чудная   вмятина, которая,  не   разбирающемуся  в  автомобилях
Косте, показалась легкой царапинкой.
     -  Но это ведь не страшно!? - неуверенно сказал он.
     -  Не  страшно!? - завелся водитель. - Ты хоть знаешь,  быдло,   сколько
такое  крыло  стоит.  Я  ж тебе  не  лошина  с рехтованным крылом катать. Это  ж
менять надо!
     -  Извините... - Костя все еще прибывал в  том же   трансе,  что  и  до
наезда.  Все  казалось  ему несколько иллюзорным.
     Вскоре   водитель  понял, что добиться  чего-либо от   Кости  невозможно  и
отвалил.  Небольшая  толпа, собравшаяся   вокруг,  рассосалась,   а   Костя
все стоял,  прислонившись  к   стене   и  думал   о   том человеке,   подавшем
ему   деньги.    Порывшись    в кармане Костя достал ту самую десятку.
       Он  не  помнил,  как и кто положил  ее  ему   в карман.  Вероятно, он же
сам это и сделал.  С  купюры на  него  взирал,  с  явным  недовольством,  какой-
то человек.
     Поймав  себя на мысли, что, стоя в таком виде и с жалкой  десяткой   в
руках, он скоро  дождется  еще новой   милостыни, Костя  пошел домой. На  его
лице, под  коркой  запекшейся  крови,  явственно   читалась решимость.
Словно     вся     мерзость его существования  наконец  осталась  где-то
позади   и ледяное  спокойствие   снизошло   на  него,   подобно непробиваемому
панцирю.


     Дом   встретил   Костю   все  тем  же  теплом   и одиночеством.  Костя
пообедал, налил ванну  и  минут тридцать, почти  ничего не  чувствуя, сидел в
теплой воде.   Выбравшись  из ванной,  он  выпил   несколько рюмок   коньяку   и
немножко  посидел   на    старой деревянной табуретке посреди комнаты.
     Последующие   действия  Костя  выполнил,  как   в тумане.  Он  встал   на
ту  самую табуретку, на  которой  только что   сидел,  снял   люстру, вдел в
крюк  веревку  и крепко   затянул.   Снимая   люстру     он    оборвал провода,
и   теперь  оголенные   концы  сомкнулись, вспыхнула  яркая  искра,  и  комната
погрузилась   в полумрак.    Перегорели  пробки.   Это   происшествие нисколько
не  повлияло  на  Костины  действия.   Он аккуратно  скрутил  петлю  и затянул
ее   на   своей шее.  На  стене перед  Костиным  лицом тикали   часы. Секунды
срывались  с  острого   кончика   секундной стрелки   и   проскакивали мимо.
Свет   в   комнате изменился   и  стал  каким-то  темно-бордовым.   Тени затеяли
свистопляску,  словно   за   окном   кто-то безумный  прыгал  с ярким фонарем  и
освещал  комнату неровными    вспышками. Тень  Кости - тень висельника,
промчалась   через   всю    стену    и вновь появилась в левом углу. Потолок
стал темнеть  и на  пол  начали падать тяжелые мутные капли  какой-то темной
жидкости. Костя, стиснув  зубы,  наблюдал  за всем  этим  непотребством и
тяжело дыша   все   туже затягивал  у  себя на шее  веревочную  петлю.  Сквозь
шум   в  ушах он услышал смех, визг, скрежет...  Что- то   мучительно
поднималось   из  глубин   Костиной души.  Какое-то ненужное  желание, которое
он уже  пережил. Пережил  и забыл!!! Вот  оно все выше, выше...
      "ЖИИИТЬ!! Я  ХОЧУ ЖИИТЬ!!!"   Кричал не  он,  не  Костя.   Кричало   то,
другое,   что   поднималось изнутри.   И понимая,  что все  его  планы могут
рухнуть,  Костя  шагнул  вперед. Шагнул в вязкую путоту безвременья.
      На    голову   посыпалась   труха    и    мелкие камушки.   Узкая  веревка
больно врезалась  в  горло. Повинуясь инстинкту, Костя вцепился руками  в
петлю, стараясь  оттянуть неизбежный конец. Ноги барахтались в  пустоте,  тщетно
стараясь найти  опору.   Он  все дергался  и  дергался, жгло горло, горели
легкие,  но Костя  все не умирал. Секунды, прежде резво шнырявшие вокруг,  вдруг
застыли.   Часы  остановились,   тени замерли.   Напряженные,  выпученные,
налитые  кровью глаза  Кости  смотрели  на этот  ужас  и    не  могли закрыться.
И  вот он услышал смех.  Тихий.  Даже  не смех,   а  эдакое подхихикивание. Оно
звучало оттуда, откуда  секундой   ранее  что-то  пыталось  выбраться наружу.
Хотело жить.  Изнутри.
     -  Жить. Я хочу жить. Не так, как ты.  Если  я все  налажу, ты  выпустишь
меня? Ведь ты тоже хочешь жить,    -    произнесло   приговор   Нечто,    слова
произносились с некоторым шипением.
     - Дааааа!!! - Крутясь в круговороте тьмы,  света, дурноты  и   темно-
багрового  сумрака,  Костя   желал только   одного  - прекратить  это.
Прекратить   эти невероятные   и  невыносимые страдания,  как  угодно, но только
прекратить.
     - Хорошо, - голос прозвучал более явственно  и  с явным  наслаждением,
растягивая  гласные,  -  хорошо! Время, иди!
     Раздался  громкий  треск.  Веревка,  на   которой мучился  Костя,  лопнула,
и он с грохотом  рухнул  на пол.   И   уже   на  полу,   захлебываясь  рвотой
и желанием  дышать,  он  понял,   что  совершил   нечто невозможное,
неправильное,  ужасное.    Понял,   что снова   проиграл,   что  его снова
подло   обманули. Его  обмануло    время,  обмануло  собственное   тело и
обмануло мироздание.
    А потом он встал и с хрипом втянул в себя воздух.

      Шея    представляла  из  себя  сплошной   синяк. Багровая   река
перечеркивала  кадык  в   обрамлениии темно-синих   берегов. Болело  неимоверно.
Костя  не ел,  не шевелился и не  говорил. Все  это  время   он тихонько  сидел
дома, в спальне,   и   лишь  изредка вставал,   чтобы  приложить  к  шее
компресс    или осторожно  выпить  чашку бульона. Костя  старался  не думать   о
своем  поступке  и о том, что  случилось. Каждый   раз,   когда  память
подсовывала  ему  эти воспоминания,  ту багровую  тьму, вспышки   света   и
голос  изнутри, Костю начинало  трясти.  Но вместе  с тем,  вместе со страхом и
дрожью он чувствовал какое- то  наслаждение, наслаждение от того, что жив. Жив
и почему-то   не  одинок.  Хотя в квартире  по-прежнему было тихо, пусто, тепло
и одиноко.
     Вскоре  боль спала и появилась возможность  есть. Вместе   с этой
возможностью  Костя  ощутил  жуткий голод.   Страстно  захотелось  мяса.   Перед
глазами явственно   плясала  крепкая отбивная   с   косточкой и   гарниром   из
жареной   картошки.    С   трудом сглатывая  обильную слюну, Костя залез в
холодильник. В    его необъятной пустоте лежали какие-то консервы, некоторое
количество  яиц,  сыр.  Больше ничего.   В кладовой   нашлось немного картошки.
Мяса  не  было. "Плохо, - подумал Костя, - Придется идти в магазин."
     Замотав   горло  шарфом и подняв воротник,  Костя достал   из  тайничка
последние  деньги  и  вышел  на улицу.  Было морозно, но солнечно. "Когда я
последний раз видел солнце? - спросил сам себя  Костя и сам  же себе  и
ответил,  - Давно." На его памяти  постоянно было  пасмурно, тучи, дожди...
Разве что в   детстве. Несколько раз...
     Костя   расслабился и даже заулыбался, впервые  в жизни   не заботясь о
том, как он выглядит,  стоя  на улице и улыбаясь во весь рот.
      И    тут   его   мысли   были   довольно   грубо прерваны.    Его
толкнули.   Даже   не   плечом,   а предплечьем. Потому  что  плечо
располагалось  где-то значительно выше...
      Здоровяк,    буркнув   что-то   неодобрительное, попытался пройти в
подъезд. Однако Костя ухватил  его за рукав.
     Здоровяк  выглядел так классически - в спортивных штанах  из-под  кожанной
куртки, здоровый "мобильник" болтается  на ремешке  возле  правой  руки,
дурацкая кепка    на    голове   и  туповатый  взгляд   серых, бесцветных глаз.
     Как  в  хороших фильмах про мафию, здоровяк долго пялился на  руку,
сжимающую его рукав, но Костя   не собирался    его  отпускать,   и  здоровяк
посмотрел Косте  в  лицо.   В   глаза.  И  смотрел   долго.  Не мигая.   И   то,
что   он  там  увидел,   заставило задергаться   его   щеку.  На его  лице
стал   явно проступать  страх. Нет не так  -  Страх.   Тот  самый первобытный
Страх,    что   заставлял  свирепых    и волосатых  воинов  пещерных  племен
отступать   под взглядом вошедшего колдуна.
    -  Вы  толкнули  меня,  -  медленно,  словно пережевывая слова, произнес
Костя, - Уже  второй  раз вы  толкаете  меня,  и я не  слышал   еще  ни  одного
слова извинения.
    - Извините, - поспешно произнес здоровяк  и, судорожно сглатывая,
пробормотал, - я не специально.     -     Хорошо,  -  кинул Костя и  не
оборачиваясь побежал вниз по лестнице.
     А   позади   него  с нелепой гримассой  на  тупом лице  стоял большой, но
видимо глупый человечек.

    Косте    даже    не   показалась  странной    своя реакция.   Он,   сумрачно
усмехаясь,  быстрым  шагом направлялся    к   магазину,  уже   предвкушая   вкус
жареной   отбивной.  Только   один   раз,   в   самом начале  Костя  подумал,
что делает  что-то  странное, не  типичное,  но  отмахнулся от этой мысли,  как
от надоевшей мухи.
      В   магазине   Костя  выбрал  самый  сочный    и большой   кусок  мяса,
как  хотел  с  косточкой,  и подошел   к   кассиру.  Она    вяло   окинула
его взглядом,   так   же   лениво   пробила     чек     и неразборчиво
пробормотала цену.
    - Что? - спросил Костя.
     Кассир  так  же  неразборчиво повторила  цену   и окинула  Костю
презрительным взглядом.  "Он  еще  и глухой, пугало."  - подумала она.
    - Я  не услышал слова "Пожалуйста". -  сказал Костя  и  через  паузу
добавил, - Вас  вежливости  не учили?
     Сидевшую   за   кассой девушку  просто  на   понт взять   было  трудно. Она
смело глянула  на  Костю  и спросила:
    - Уж не вы ли собрались меня учить? - и как бы в  сторону добавила - Ну все
такие умные, одна я  тут дура сижу. Он меня учить будет, надо же...
    - Буду,  - тихо-тихо произнес Костя,  и  все дальнейшее произошло в один
миг.
     Костя   оглянулся. В магазине было  почти  пусто. Затем   он опрокинул
стоявший  рядом  йогурт   прямо на   черную   юбку девушки,  после чего ухватил
ее за короткие  крашеные  волосы и,  коротко дернув  назад, залепил   ей
звонкую  пощечину  и,   не  медля    ни секунды,   ткнул  двумя  прямыми
пальцами   ей    в солнечное   сплетение.  Потом  отпустил  кассиршу   и
полюбовался   результатом.  Девушка  сидела,   широко раскрыв   глаза,
судорожно   вздрагивая   и   делая безрезультатные  попытки глотнуть воздуха.
Одна   ее рука  находилась около горла, а вторая искала  кнопку сигнального
звонка.  Костя перехватил  ее  и  сильно сжал   место  возле  большого  пальца
руки  кассира. Глаза    девушки   широко  раскрылись,  а  из   горла вырвался
какой-то сипящий крик.
     - Закричишь   -   пришибу, -  спокойным,  не оставляющим  сомнений   тоном
сказал   Костя,  -  а теперь,  что  ты  должна сказать?
     - Простите. Пожалуйста. Отпустите... Я больше не  бууудуу...  -  и девушка
тихо,  слегка  заикаясь, заплакала.
     Костя    с    отвращением  отшвырнул  ее    руку. Отсчитал    положенные
деньги    и    еще     раз удостоверившиь,  что   эту   сцену  никто  не  видел,
забрал мясо и поспешил домой. О кассирше  он  больше не думал, ему хотелось
есть.

     Теперь   время не тянулось бесконечно и  занудно. Перемены,  произошедшие
в  Косте,  заставляли  время нестись  галопом. Жизнь  перестала быть чем-то
вроде тяжелого   и   бесконечного разгребания  мусора.  Она приобрела  ясность
и  смысл.  Костя стремился   жить так,   как  все  время  хотел,   но   не
мог.    Он устроился  на высокооплачиваемую работу, оплатил  все счета  за
квартиру  и  после  нескольких  визитов  в домоуправление  его стали
приветствовать  по  имени- отчеству.  Костя  менял женщин,  как   когда-то   они
меняли   его.   Женщины  страдали,  но  не  оставляли Костю.  Подтверждая старый
тезис о том,  что  женщины любят    мерзавцев    гораздо   больше,   чем    всех
остальных  "нормальных"  мужчин.  Он  устраивал  дома оргии  и  забавлялся, как
хотел,  занимался  любовью с   секретаршей,   кричал  на подчиненных   и   нагло
разговаривал  с  руководством.   Все   то  хамство  и жлобство,  что когда-то
досаждало ему,  старалось  не попадаться на глаза.
     Одно   слегка  огорчало,  на шее остался   темный след   от  веревки.
Никакие  мази  или  притирки  не помогали,  и  Костя   был  вынужден  носить  на
шее платок.


     Она   была  невысокой  и  хрупкой.  Ее  рыжеватые волосы оканчивались  где-
то  у плеч, а темные   глаза почти   всегда  смотрели  искренне   и
одновременно недоверчиво.    Она    не  учавствовала   в   оргиях, старалась их
избегать. Вскоре  Костя обнаружил,  что желает ее больше, чем всех  остальных
женщин.
     Он   прекратил сомнительные развлечения, разогнал всех  своих    женщин  и
почему-то   сделал   ремонт в     квартире.   Непонятное,  ранее   ни   разу
не испытанное  чувство поднялось  в Косте   и   у   него появилось   ощущение,
что  его   разрывают  пополам. Ему   одновременно хотелось ее ударить,   загнать
в угол   и   бить  ногами, а вместе с тем он  испытывал страстное  желание
упасть к ее ногам,  прижаться  к ней  и  никуда   ее   не отпускать.   Эта
постоянная борьба  изматывала  его.   Сжимая   в  кулаке   своей неведомо
откуда  взявшейся  воли  все  эти  чувства, Костя продолжал жить, надеясь на
"авось".
     Она  появлялась  в  его доме все чаще и  чаще,  а вскоре  переехала    к
нему,  и  время  впервые  за несколько   месяцев  прервало  свой  галоп  и
пошло мерным шагом.


     Была   весна   -  время, когда у  шизофреников  и гипертоников  наблюдается
обострение болезни.  И  без того  не  обильный  снег стаял,  птицы  затеяли
свою извечную   возню  в  кронах   еще   не  "оперившихся" деревьев. По ночам во
дворе тягуче орали  коты и    в тон    им  орали  сигнализации  машин,  под
которыми устраивались    выяснения  отношений  между   котами. Воздух   был
свежим  и  сырым,  дули сильные  ветры, ночи становились  все светлее и светлее.
       Все      произошло     внезапно.     Равновесие нарушилось,     весы
качнулись      в      сторону. Причиной,    если    конечно     кого-то
интересуют причины,   послужил  разбитый   бокал.   Красивый   и дорогой,   эти
бокалы Костя выписал откуда-то  из-за границы.  Месяца   два  назад  он  и  не
обратил  бы внимания  на  эту мелочь. Сам   Костя   бил   подобные бокалы  во
время  своих   оргий десятками.
      Раздался    звон.   Костя   поднял   голову    и увидел    ее
извиняющийся виноватый взгляд. И  этот- то  взгляд и  открыл  в нем те двери, за
которыми  он все  это  время  прятал  все темное  и  мерзкое.  Это выплеснулось
наружу.
     Он   ударил  ее  тыльной стороной ладони с крепко сжатыми  пальцами. Она
вскрикнула и попятилась.  Лицо Кости  озарила та улыбка,   что   видимо
появлялась на   лицах   скандинавских берсерков   в  моменты  их боевого
безумия.   Искаженная    гримаса   радости, радости    от   того,   что
кончилось    мучительное ожидание,   которое   хуже всего,  хуже   результата,
каким   бы мерзким и страшным он ни был, хуже смерти. Костя  схватил ее за
волосы левой рукой  и  со  всего размаха  из-за  головы  ударил  по   лицу
раскрытой ладонью.   Кровь,   брызнувшая   в   разные  стороны, только
подхлестнула и усилила то  чувство   темного счастья, что охватило его.
     Из  горла  Кости вырвался крик. Он что-то кричал, что-то  первобытное,
дикое,   затертое   миллионами лет    эволюции   и  полуприкрытое   тонкой
пленкой цивилизованности.   Теперь   в  каждый   удар   Костя вкладывал  стих,
строку,  фразу.  Откуда   все   это взялось   в   его  голове, он не  знал.
Просто   эти стихи, строки  и  фразы  появились изнутри  и   точно сочетались
с  действиями   Кости.   Большую   часть этих   строк  он  даже  не понимал,
резкие  сочетания согласных  и гортанные возгласы, но знал,  чувствовал
заключеную  в  них  силу. И падая в  шелестящую  тьму Костя     понял,    что
растворяется    в     ней, теряется, пропадает.
     Измазанное кровью существо, некоторое время назад бывшее человеком,
рисовало сложные геометрические    фигуры   на стенах,   в   некоторых
угадывались  звезды,   в  некоторых   не  угадывалось ничего,    кроме    некой
логической     структуры. Существо   прыгало  вокруг тела, неподвижно  лежащего
на   полу  квартиры,  прыгало  на задних  лапах,  все еще    имеющих   облик
человеческих   ног,   и    на четвереньках.    Существо    кричало,   визжало
и клацкало  зубами,  все ближе и  ближе  подбираясь   к горлу   еще   живой
женщины.  Пуская   слюни,   оно рычало   от  удовольствия  и вдруг  замерло,
посреди эйфории   ощутив,   как  нечто  поднимается  изнутри, возвращается...
     В   спешке  принятые меры не возымели результата, и   Костя лицом  к  лицу
встретился с тем существом, что  заняло  его тело.
     Несчастное тело, в котором помещалось два разума, в   один  и    тот  же
момент  времени,   упало   на пол  и  забилось  в жесточайших конвульсиях.
     Реальность   тихо  распалась и  начала   походить на  плохо сложенные
декорации.
     Двое   стояли   на  плоскости с переменным  углом отражения.  Сознание
Кости припомнило,  что  когда-то слышало   эти  строки  в  какой-то    песне.
Демон презрительно  усмехнулся   и   без предисловий  начал атаку.
     Титаны   Демона  вышли  на  просторы  Земли    и, грозно  размахивая
ручищами,  кидали  целые   скалы и     втаптывая  континенты   в   просторы
мирового океана,   но   Костя  призвал сторуких  Гекатохейров, и  исполины
сцепились друг с  другом,  дробя  черепа как  орехи  и ломая хребты. Сила Хаоса
навалилась  на Сторуких,   растворяя их в себе,  но  посреди   всего этого
разрушения  буддистский  монах Костя  спокойно медитировал,  создавая из Хаоса
Порядок  и  обуздывая Энтропию. На поле  боя бесновался  Змей,   но   Костя
выпустил архангела  Гавриила  с огненным   мечом и  с архангелом  Михаилом   на
подхвате. Невероятная  по размерам армия Ксеркса вступила на  греческую  землю,
но   Костя  во  главе  нескольких  сотен  обезумевших спартанцев   прорвался
сквозь  полки  и  легионы   и убил   царя. Тогда Демон заменил Спартака и
возглавил кровавое  восстание,  но  Костя   подговорил  морских пиратов,   и
Спартак   попал   в  западню.    Демон призвал   на   помощь  время,  и  стая
тиранозавров набросилась   на  римских воинов. Костя  понял,   что правил   в
этой игре нет, и изменил климат. Динозавры вымерзли,  даже  не успев   понять,
что   послужило причиной.      Пещерные      люди    выгоняли      из
приглянувшейся      пещеры      медведя.      Медведь размахивал  лапищами и
орошал снег кровью  людей,  но шустрых   полуобезьян   было  больше.   Демон
снова извернулся,   и   жалкое  стадо   питекантропов  было сметено  бещеной
атакой французской кавалерии.  Демон основал  систему  коррупции и бандитизма,
но  Костя вместе      с     Железным    Феликсом    организовал Черезвычайный
Комитет.  Затем  Время  и  История  не выдержали  и  совсем  смешали карты.
Наполеон   был разбит   под  Ватерлоо  силами   Союзников,   Антанта вышибла  из
Вьетнама Соединенные Штаты, а  заодно   и вьетнамских  партизан,  японский
капитан   подводной лодки   протаранил   американский  грузовой  карабль,
везущий  атомную бомбу,   Д'Артаньян  рубился  не  на жизнь,   а  на  смерть  с
Денисом  Давыдовым,  Дантес застрелился   на  дуэли,  а   Жуков    с
Наполеоном