космоса, однако,  как  правило,  использовали  уже  существующие,
проверенные образцы. Так было дешевле. Глубинную станцию обслуживал  очень
многочисленный  коллектив  парксов,   нанятых   правительством   Гладиуса.
Отдельные  группы-сообщества  парксов  специализировались   на   глубинных
биоценозах, причем  в  системе  Мультона  имелось  также  их  политическое
представительство. Подписанная после Войны Зародышей  система,  получившая
название "Пакт Столетия",  однозначно  устанавливала,  что  если  одна  из
договаривающихся рас столкнется с  незнакомой  цивилизацией,  она  обязана
сообщить об этом другим участникам пакта и дать согласие  на  появление  в
обнаруженном ею месте их представителей. Даниель не сомневался, что каждая
из сторон старается - вопреки видимости - не разглашать информацию о столь
важных с военной и хозяйственной точек зрения контактах. Однако  коргарды,
напавшие на систему Мультона, были столь  необычной,  выходящей  за  рамки
всех возможных представлений цивилизацией, вдобавок расположенной в важном
и "шумном" пункте, что встречу с нею невозможно было удержать в тайне.
   Даниеля удивляла легкость, с которой им удавалось проходить проверку за
проверкой. В шлюзе порта они воспользовались входом для VIP. Их  не  задел
ни один из многочисленных  там  стражей,  автоматы  контроля  безопасности
обнюхивали гораздо менее тщательно, чем следовало. Еще  в  ракете  Даниеля
подвергли маскирующим процедурам. Ему изменили рисунок радужки,  на  спине
появились  искусственные  папиллярные  линии,  а  на  лице  -   утолщения,
изменяющие черты. Тело покрыли микроскопическим слоем псевдокожи с  другим
ДНК и модифицировали ауру. Тем не менее он прекрасно понимал, что это были
не особо изящные  фокусы.  Хорошо  имплантированные,  они  могли  обмануть
домашний замок, банковского контролера или  сторожа  машины,  но  их  было
недостаточно, чтобы безопасно  подвергнуться  тщательному  войсковому  или
полицейскому  контролю.  Однако  оказалось,  что  ничему   подобному   ему
подвергаться не пришлось.
   Это вызвало доверие  к  профессионализму  его  новых  покровителей,  но
одновременно порождало сомнения.  Могли  ли  остатки  бунтовщиков  -  если
таковые вообще уцелели - гарантировать такую безопасность?
   Батискаф, в котором они погружались, взял на борт только их двоих, хотя
в нем еще  было  свободное  место,  а  в  ожидалке  Даниель  приметил  еще
нескольких ждущих транспорт человек.
   Внутри аппарата было довольно тесно, гладкие наклонные стены  придавали
ему форму усеченной пирамиды. Окон не было, потому что батискаф  опускался
на очень большую глубину. Одну из стен занимал  экран,  на  который  можно
было спроецировать изображения с внешних камер. Был здесь также  небольшой
автомат, предлагавший напитки, и панель связи. Три других  стены  были  от
пола до потолка разделены на узкие секции. Каждая представляла собой - как
пояснил мягкий голос из невидимого  динамика  -  одноместную  спасательную
капсулу. В случае аварии пассажир мог просуществовать в  ней  от  трех  до
четырех дней, все это  время  капсула  держалась  на  постоянной  глубине,
ожидая прибытия спасателей.
   - Куда плывем? - спросил Даниель еще до того, как они вошли в аппарат.
   - Не скажу для тебя.
   - А если я не поплыву с тобой...
   - Могу принудить. Могу тебя заставить. Через три  часа  радужки,  кожа,
маска перестанут действовать. Сразу же узнают тебя. Доминия возьмет  тебя,
так как очень хочет.
   Это была самая длинная речь, какую Даниель до той поры услышал  из  уст
своего спутника.
   - А она  меня  наверняка  очень  хочет,  -  буркнул  Даниель,  входя  в
батискаф.  Мужчина  несколько  мгновений  постоял  снаружи,  словно  давая
Даниелю дополнительную возможность: "Ты не хочешь  плыть?  Тогда  вылезай.
Тебе есть что терять!"
   Возможно, он блефовал, возможно, не применил бы силу, а может, маска на
лице не разложилась бы на элементы за три  часа?  Даниель  предпочитал  не
проверять.
   Он поудобнее уселся в кресле. Створки шлюза с шипением сошлись.  Он  не
уловил того момента, когда аппарат тронулся,  но  по  его  телу  пробежали
мурашки при мысли, что тысячи тонн воды будут со  всех  сторон  стискивать
эту бронированную скорлупку.
   - Время погружения - семь часов. Конечная глубина -  сорок  три  тысячи
двести двадцать три метра. Желаю приятного пути, - сообщил мягкий  женский
голос.
   - Благодарю сердечно, - буркнул Даниель, не обратив особого внимания на
переданную автоматом информацию. Он любовался картиной подводного города -
огромной конструкции, купающейся в размытых огнях и окруженной  ползающими
тенями  планктонных  масс.  Порт  вцепился  в  край  гигантской   проруби,
вытопленной в ледяной скорлупе планеты.  От  него  то  и  дело  отделялись
маленькие светлые пятнышки - лодки, батискафы, автоматы,  начинающие  свое
путешествие к  мрачным  глубинам.  Неожиданно  Даниель  оторвал  глаза  от
голоизображения. Вспомнил слова  автомата,  и  долго  проворачивавшийся  в
мозгу вопрос вернулся с новой силой. Сорок три километра  погружения!  Там
же...
   И тут все стало ясно. Даниель мгновенно понял, что удивляло его  больше
всего в странном языке  спутника  -  непонимание  самых  простых  метафор,
сложности с возвратными формами глаголов и местоимениями. Он также  понял,
почему они обладали столь широкой свободой передвижения:  за  всем  стояли
дипломатические паспорта. Сейчас они ныряли к самому глубоководному центру
на Мече.
   Даниель повернулся к сидящему  позади  человеку.  Человеку?  Это  тело,
подвергнутое переделкам, уподобляющим его рептилии,  несомненно,  когда-то
принадлежало человеку. Однако теперь было лишь носителем  чужой  личности.
Зомби.
   - Вы паркс, верно? - спросил Даниель.
   Двойные веки спутника приоткрылись и отворились, узкие  зрачки  глядели
прямо на Даниеля.
   - Верно. Мы есть паркс.
   Даниель попробовал встать, но не успел. Почувствовал холодную искру  на
шее, а потом его тело застыло. Парализованный,  беспомощный,  он  смотрел,
как чуждое  существо  запускает  стартовые  процедуры  и  как  на  дисплее
глубины, расположенном в углу голоэкрана,  появляются  все  более  крупные
цифры.



        "5"

   - Никто не знает, что я здесь, - просопела  Дина,  карабкаясь  на  кучу
мусора.
   - Не волнуйся. - Вердекс де Вердекс подал ей руку и потянул за собой. -
Я - сумасшедший, но не причиняю людям вреда.
   - Это я могла бы причинить тебе вред. - Дина  смахнула  со  лба  прядку
волос. - Например, притащив  тебе  на  шею  безопасников.  Ведь  вы  здесь
нелегально.
   - Благодарю за заботу. - На болезненно худом  лице  Вердекса  появилось
что-то вроде улыбки. - Меня нелегко напугать. Я закален против страха.
   - У тебя блокада мозга?
   - Нет, дело не в психотропах или электронике. Просто  я  уже  переболел
этим недугом. Я уже боялся так, что, пожалуй, сильнее невозможно.
   Примерно в тот же момент Дина услышала музыку.
   - Что это?
   - Музицируем. Музыка приносит искупление. Избавление.
   Дина вздрогнула. Тон голоса  Вердекса  изменился.  Мужчина  выговаривал
слова жестко, с напором, из которого  ушла  мягкость,  а  осталась  только
боль. Он напрягся, сжатые губы приоткрыли беззубые десны.
   - Ты не играешь, верно?
   - Нет. - Дыхание Вердекса выровнялось, на  лицо  вернулся  покой.  -  Я
слушаю. Как и они. Я восхищаюсь красотой.
   - Какие они?
   - Ох, пошли дальше. - Вердекс потянул Дину за собой. Они направились  к
источнику  звуков,  скрытому  где-то  между   полупрозрачными   наростами:
фигурами из расплавленного камня - людьми, машинами, домами.
   - Кто слушает, Вердекс? - Дина двинулась за  ним.  Она  задала  вопрос,
хотя знала ответ. - Скажи, Вердекс.
   - Ах, какая нетерпеливая девушка.  Все-то  ей  надо  знать  сразу,  все
секреты хочет разгадать, узнать все ответы. Вдруг, сразу, теперь же. А ну,
быстро, говори! - Вердекс снова  начал  дрожать.  -  Говори,  что  знаешь,
говори, думай. Где, как, что. Говори, думай, мы увидим твои мысли, говори,
быстро, говори, говори...
   Дина остановилась. Культист  что-то  долдонил,  повторяя  бессмысленные
слова и фразы. Стоит  ли  за  ним  идти?  И  вообще,  надо  ли  было  сюда
приезжать? К тому же не оставив  дома  никакого  извещения.  Какой  глупый
поступок!
   -  Ах,  господи,  Вердекс,  как  хорошо,  что  вы  передали   нам   всю
информацию... - Вердекс осекся на  полуслове.  Остановился,  повернулся  к
Дине. - Прости, пожалуйста. Очень прошу. Я уже взял себя в руки.
   - Ты уверен?
   - Да, да. Это все музыка. Мы давно не играли,  давно  не  было  столько
инструментов, это меня настраивает, понимаешь. И нечасто появляется  здесь
кто-то, кто хочет слушать.  Я  просто  разволновался.  Ты  должна  понять,
Среброокая, что я... - он замялся, как бы подыскивая  нужные  слова,  -  я
просто ненормальный. Но прошу тебя, не бойся.  Тебе  действительно  нечего
бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого. Не обижу тебя.
   - Чего ради я должна тебе верить...
   - Не, должна, не должна, конечно,  не  должна.  Но  я-то  знаю.  Я  был
инструментом. Натянутым, как скрипичная струна. Как барабанная  кожа.  Как
диафрагма певца. На мне играли. Если б я остался нормальным,  я  этого  не
пережил бы, не справился бы с ними.
   - С кем?
   - С ними. Сначала с ними, с инструменталистами. Потом с их примитивными
последователями. Я захлопнул свой  разум  как  орех.  Порой  его  отворяю.
Взгляни, у меня есть последователи. Здесь никогда никому не причиняли зла.
Никогда. Смотри, это наш дом.
   Они приближались к источнику музыки. Дина ожидала увидеть  какой-нибудь
проигрыватель и,  быть  может,  с  десяток  подобных  Вердексу  субъектов.
Поэтому когда ее глазам наконец предстал лагерь культистов,  она  онемела.
Перед ней раскинулась необычная картина. Между  навалами  камней,  холмами
блестящего стекла и руинами домов она увидела небольшое возвышение, как бы
сцену. На сцене стояло несколько  модно  одетых  музыкантов,  играющих  на
различных инструментах. Ниже танцевало множество людей.
   - Иди, Дина, послушай музыку, - сказал Вердекс, - увлекая  ее  в  самый
центр скопища.
   Потом они танцевали. Окруженные  толпой  людей,  среди  которых  многие
выглядели так же, как Вердекс, словно придерживались такой же убийственной
для организма диеты. Они были истощены, угловаты, почти лысы, их губы едва
прикрывали зубы, а кожа на лицах, казалось, вот-вот лопнет. Вероятно,  они
были слабы, потому что в их танце не было динамизма, увлеченности.  Скорее
- болезненная медлительность, наркотическое отупение.
   Дина не совсем понимала свой страх - ведь она неоднократно  общалась  с
переформированными  людьми,  выглядевшими  куда  более  гротескно,  нежели
здешние. Когда она поделилась своим наблюдением с  Вердексом,  тот  только
покачал головой.
   - Это потому, что ты  подсознательно  чувствуешь,  что  моих  собратьев
действительно  изменил  голод,  а  не  хирургический  инструмент.  Что  их
состояние - следствие глубокой веры, а не  мимолетного  каприза.  Что  они
общаются с богами, а не уверовали в миражи. Они - настоящие.
   - Но зачем вы так поступаете, зачем мучаете себя?
   - Мы - инструменты богов.
   - Коргардов...
   - Богов, могущественных и истинных. Не понимаешь? Это музыка богов! Как
люди натягивают струны скрипок, чтобы извлечь из них чудный  звук,  так  и
боги натягивают нас, людей. Как инструменты.
   - И слушают ваши вопли? - охнула Дина.
   - Ах, девушка из прекрасного мира. А как объяснить это иначе? Все,  что
случилось  с  людьми  и  другими  расами?  Бездну  страдания   и   паники,
возбуждения и страха? Палачей, резню, погромы? Чем сильнее  мы  напряжены,
чем сильнее нас согнут, тем лучше синхронизуют,  тем  более  сладкозвучный
конверт мы сможем подарить богам.
   - Коргардам, - повторила Дина.
   - Теперь владыки сочли, что пора кончать с импровизацией. - Вердекс  де
Вердекс не позволил сбить  себя.  -  Они  принялись  обучать  инструменты,
натягивать струны, испытывать, чтобы выбрать лучшие. Они пришли к нам.  Мы
не видим этой симфонии, а может, видим, да не понимаем...
   - Так же, как человек не видит всех цветов, различаемых  пчелой?  И  не
слышит звуков, существующих для собаки?
   - Ты умна, но твой разум замкнулся в  клетке  глупостей.  Почему  цвет?
Почему звук? Почему запах? Другие  раздражители,  другие  чувства,  другое
восприятие реальности... Это боги, девушка с  серебряными  глазами.  Ты-то
должна лучше понимать, что одно и то же каждый воспринимает по-разному.
   Дина ответила не сразу.  Ей  показалось,  что  она  вот-вот,  возможно,
начнет  понимать,  отыщет  нужное  слово,  отворяющее  пространство  новых
ассоциаций и знаний. Да, оно всплыло.
   - Аура. Ты считаешь, что для них изменения состояния ауры живых существ
могут быть аналогами нашего искусства? Что преобразование  ауры  человека,
вызванное изменением состояния его организма, может давать им эстетические
ощущения? Ты действительно так считаешь?
   - Аура! Аура! - Вердекс пытался подражать ее голосу. - Может, аура, что
мы знаем о ней? Ведь мы исследуем ее едва несколько десятилетий. А  может,
что-то совершенно иное, что-то, чего мы не видим, не ощущаем...  Мы  -  их
барабаны, их скрипки, их трубы.  А  может,  полотно  или  каменная  глыба,
которую следует отесать.
   - Они не могут быть совершенно другими. Они не такие.
   - Откуда ты знаешь? - Вердекс внимательно взглянул на нее.
   - Они создают машины. Строят  города.  Нападают  на  людей.  Используют
повторяющуюся, понятную нам, военную тактику. Они способны на большее, это
факт, обладают большими знаниями. Но это знания здешние,  из  мира  нашего
уровня.
   - Что чувствует собака, когда идет  с  хозяином  на  прогулку?  Что  ей
положено следовать за главарем своей стаи. Что вот-вот начнется совместная
охота на палочку. Ты думаешь, собака воспринимает человека как существо из
мира иного уровня? Нет, она не видит тех аспектов человеческого  существа,
которые не умещаются в полосе ее восприятия.
   -  Коргарды  поддаются  нашему  пониманию.  Мы  сумели   их   победить,
использовать их оборудование, войти в их базы.
   Она замолчала, потому что вдруг вспомнила,  кто  пользовался  этими  же
аргументами во время их бурных споров. Даниель. Тогда она ему не верила.
   - Как думаешь, Среброокая, как повел бы себя  дикарь,  получив  в  руки
виртуальный шлем? Может, испугался, а может, сумел бы  его  раздолбать.  А
окажись он достаточно смекалист, то обнаружил  бы,  что  стоит  этот  шлем
надеть, как ему перестанет дуть в уши. Чертовски полезная штука,  особенно
зимой, разве не так? Мы - вроде той собаки и того дикаря.
   - Ну, хорошо, но разумный представитель не столь  древней  цивилизации,
а, скажем, отстоящий всего лет на триста, догадался бы о назначении шлема,
а, как знать, возможно, даже разобрал  бы  его  и  сам  изготовил  другой,
подобный.
   - Какой удобный  пример.  Ты  взяла  двух  представителей  человеческой
технической цивилизации  и  полагаешь,  что  они  могли  бы  договориться.
Возможно. Но расстояние между нами и коргардами гораздо больше, чем  между
тобой и неандертальцем.
   - С другими расами нам удается вступать в контакт и договариваться.  Во
всяком  случае  в   достаточной   степени,   чтобы   установить   принципы
сосуществования.
   - Потому что,  независимо  от  количества  ног-рук,  клеток  и  органов
чувств, все они - такой же, как и мы,  результат  биологической  планетной
эволюции на достаточно близком уровне технического  развития.  Коргарды  -
дальше, нет, не дальше... они сбоку!
   - Если они настолько другие, то почему применяют  наши  методы  борьбы?
Боевые корабли, физические поля, постройка  баз...  Их  перевес  над  нами
очень велик, они быстрее, сильнее, владеют  направленным  гиперполем...  И
однако не используют ничего такого, чему мы в большей или меньшей  степени
не могли бы подражать. Мы  даже  обнаружили  их  способность  воспринимать
ауру.
   - Мы не знаем, чем они располагают и что собой представляют. Может, это
какие-то  потерпевшие  крушение   существа.   Знаешь,   как   белые   люди
колонизировали берега Америки на старой Земле? В  первые  двести  лет  они
были всего лишь одной из многих, правда, существенных, сил на  континенте.
Еще одним племенем. Они обладали совершенным по  тем  временам  оружием  и
превосходили индейцев тактикой и  дисциплиной,  но  применяли  и  туземные
методы. Использовали местные материалы, так как поставок из их мира им  не
хватало. Даже допускали индейцев к своим работам, потому что сами были  не
очень многочисленны.  Лишь  спустя  некоторое  время  оказалось,  что  они
достаточно сильны, чтобы подчинить себе остальные племена, захватить  весь
континент и переделать его  по  образу  своего  старого  мира.  Может,  на
Гладиусе происходит то же самое?
   - И эти люди, - Дина указала на танцующих,  -  верят  в  такие  бредни?
Считают, что ты - пророк и знаешь замыслы коргардов? Что ты посвящен в  их
музыку?
   - Да, - сказал Вердекс де Вердекс. Он остановился, перестал  танцевать.
Он стоял напротив Дины, вытирая вспотевший  лоб.  -  О  да!  Я  постиг  их
музыку. Я чувствую...  чувствую,  что  вскоре  смогу  пригласить  тебя  на
изумительное зрелище. Мои владыки получат новые инструменты. Новую музыку.
Тогда я снова приглашу тебя.
   - Думаешь, приеду?
   - Уверен. - Снова та же кошмарная полуулыбка.  -  Ибо  ты,  Среброокая,
чувствуешь, что я - истинный.
   Она не ответила. До нее перестали доходить звуки концерта, она  уже  не
обращала внимания на задевающих ее танцоров. И неожиданно  поняла,  почему
взгляд Вердекса де Вердекса показался ей знакомым. Точно  так  же  смотрел
Даниель, когда отбывал свое страшное наказание.
   "Нет надежды вынести все это, - говорили его  глаза.  -  Никто  мне  не
поможет. Только я сам могу спасти себя. Замкнуться в  скорлупу.  Сделаться
невосприимчивым. Переждать. Только я сам".
   - Ты страдаешь, правда? - спросила она спокойно, прикасаясь пальцами  к
лицу Вердекса. Кожа была шершавая, словно посыпанная мелким песком.
   - Сейчас? - Он не отступил. Позволил себе принять ее  тепло,  хоть  она
чувствовала, как он борется с собой и хочет убежать. Она не собиралась его
сломить и отступила на два шага. - Теперь нет. Я страдал. И буду страдать.
Однако - не боюсь. Но для многих это будет впервые. Пойдем, девочка,  тебе
пора  возвращаться.  Ты  видела  танец.   Я   сегодня   больше   не   хочу
разговаривать.
   На прощание, когда Дина садилась в глиттер,  он  произнес  только  одну
фразу, но такую, что по спине Дины пробежали мурашки:
   - Я приглашу тебя сюда. Когда  начнется  истинная  музыка.  Боги  дадут
концерт...



        "6"

   Война в космосе. Тотальная. Чрезвычайно дорогостоящая.  У  человечества
было позади несколько подобных конфликтов, где все  решал  технологический
перевес.
   Когда война идет на одной планете, обе стороны вынуждены придерживаться
определенных правил. Например - если ими, конечно, не управляют  спятившие
фанатики, - они не станут использовать абсолютное оружие,  поскольку,  как
правило, не в состоянии контролировать результаты его действия. Заваливать
противника градом атомных бомб тоже опасно, поскольку это вызовет ответный
удар, и даже если этого не случится, то зараженный воздух  и  вода  быстро
примутся убивать лжепобедителей. Биологическое оружие тоже не  гарантирует
безопасности. Вирусы, запрограммированные  на  убийство,  в  любой  момент
могут мутировать так, что прикончат своих создателей.  Аналогично  обстоит
дело и со стихией сейсмических средств уничтожения  -  волны  искусственно
вызванного землетрясения невозможно  контролировать  настолько  тщательно,
чтобы быть уверенным, что они не накроют  собственной  территории.  Короче
говоря,  в  локальном  конфликте  в  пределах  одной  планеты  в  принципе
невозможно  использовать  абсолютное   оружие,   не   рискуя   собственным
су