когда ты появишься сам и во всем
признаешься. Это всегда считается смягчающим обстоятельством.  Роберт  хочет
облегчить работу твоему будущему адвокату.
   - Я ни в чем не признаюсь, поскольку никого не убивал, - говорю я.
   - Браво! Это лучший метод! Держись за это покрепче.  Теперь  прощай.  Мне
уже пора идти на съемки. Собирайся, Майка! - говорит Франк, забирая шляпу  с
письменного стола. - Чао! Увидимся в суде, - обращается он  ко  мне  уже  от
двери.
   - До суда не дойдет. Ты подтвердишь мое алиби, - говорю я.
   - Подтвержу или не подтвержу, - говорит Франк, - до свидания!
   - Как это не подтвержу? Эй, постой, что это за шуточки? - возмущаюсь я.
   - Послушай, - говорит Франк уже в дверях, - только что ты доказывал,  что
я убийца, но не очень ловко доказывал. Ты склепал свою историю так бездарно,
словно предназначал ее Густаву для "Синей Библиотеки". На милю несло  "Синей
Библиотекой", уверяю тебя. Я не являюсь детективом и ничего общего  не  имею
теперь  с  Издательством.  Я  только  скромный  сценарист  без  писательских
амбиций. Но, верь мне, такой халтуры я никогда бы не выдумал. Если бы мне уж
нужно было написать сценарий на тему двух твоих трупов,  я  написал  бы  его
совсем по-другому. Менее эффектно, но зато более достоверно.
   - Расскажи, - предлагает Ванда.
   - У меня нет на это времени, да и подробности не так важны, но совершенно
очевидно, что убийца - сам Монти. До свидания!
   - Стой! Черт возьми! - кричу я. - Как это я убийца? Когда я их убил?
   - Еще до того, как ты вышел из дома с Густавом, - говорит Франк, - Густав
спустился к автомобилю, а ты остался на лестнице, вошел  в  канцелярию,  где
тебя уже ожидала черная, прихлопнул ее, а поскольку там оказался и Нусьо, ты
прихлопнул и его. Все эти продолжалось так недолго, что когда  ты  спустился
вниз, Густав даже не заметил, что  ты  какое-то  время  отсутствовал.  Он  с
полной искренностью будет доказывать на суде, что вы все время были вместе.
   - Так что же, выходит, что я сам назначил черной встречу в канцелярии?
   - Ты, собственной персоной. Это единственное логичное  объяснение.  Чудес
не бывает.
   - Но черная звонила в половине девятого. Это подтвердит кельнерша. А я  в
это время сидел с Густавом в своей квартире и  слушал  чтение  его  повести.
Никто в это время не звонил.
   - Слушай, а ты мог бы повторить концовку?
   - Концовку чего?
   - Концовку повести Густава. В  полдевятого  Густав  как  раз  должен  был
дочитывать ее, если десять минут спустя  вы  уже  звонили  мне.  Так  вот  я
спрашиваю: можешь ли  ты  повторить  концовку?  Достаточно  будет,  если  ты
перескажешь ее в двух словах, а я проверю это, позвонив Густаву. Ну, валяй!
   - Концовка была идиотской, что совершенно гармонировало со всей повестью,
- говорю я. - Я сказал потом Густаву, что  абсолютно  все  надо  переделать,
включая и концовку.
   - Я много раз предлагал это же авторам в годы моей пресловутой  работы  в
Издательстве, - говорит Франк. - А знаешь, когда я  особо  напирал  на  это?
Тогда, когда я вообще не читал вещь,  поскольку  мне  не  особенно  хотелось
читать ее, поэтому я не мог дискутировать на тему того, о чем там шла  речь,
а предпочитал выдумать совершенно новую историю и убедить  автора,  что  она
будет намного лучше. Спрашиваю последний раз: какая была концовка у  повести
Густава?
   - Допустим, что я действительно не знаю этой концовки, ну и что из  этого
следует? - спрашиваю я.
   - Очень многое. Прежде всего, алиби, которое составит тебе Густав, теряет
всякую ценность. Ты не слышал концовки повести, потому что тебя в это  время
не было в комнате.
   - Вздор! Густав подтвердит, что  я  не  выходил,  да  и  зачем  мне  было
выходить?
   - Чтобы напиться, - говорит Франк, - повести Густава  невозможно  слушать
на трезвую голову, это ясно. Густав так разворковался, что забыл обо всем на
свете. Тебе все это страшно наскучило, и в определенный момент ты потихоньку
встал и выскользнул в  канцелярию,  где  держал  бутылку.  Когда  ты  был  в
канцелярии, позвонила черная, потому что она звонила все-таки в  канцелярию.
Ты поговорил с нею по телефону и попросил ее прийти через пятнадцать  минут,
пообещав, что подойдешь туда сам. После этого ты вернулся наверх в квартиру,
где Густав закончил чтение, так и не заметив  твоего  отсутствия.  Потом  вы
позвонили  мне.  Покидая  квартиру,  ты  отстал  от  Густава  и  заскочил  в
канцелярию, чтобы  разделаться  с  черной,  которая  уже  была  там.  Твоего
отсутствия Густав не заметил  и  на  этот  раз,  он  был  упоен  собственным
творчеством, как токующий глухарь. Вот мой сценарий, Монти. Пока!
   Вместе с Майкой Франк исчезает за дверью, остаемся я, Пумс и Ванда.
   16
   - Я никогда в это не поверю! - заявляет Пумс решительно. Хватает  стоящую
на столе четвертинку и выпивает остатки водки.
   Очевидно, выступление Франка произвело определенный эффект.
   - Монти, какая была концовка? - тихо спрашивает Ванда.
   - Не знаю, - признаюсь я, - я уснул.
   - Уснул?
   - Я пил несколько предыдущих ночей подряд и страшно устал, а повесть была
безнадежна. Я уснул именно  тогда,  когда  Густав  приближался  к  концовке.
Разбудила меня сигарета. Я держал в руке сигарету, которая догорела до конца
и обожгла мне палец - вот, посмотри!
   Показываю Ванде средний палец правой руки и  с  огорчением  замечаю,  что
след от ожога прошел, палец  чистый,  как  слеза.  Ванда  кивает  головой  и
воздерживается от комментариев. Не верит мне,  это  ясно.  Пумс  внимательно
наблюдает эту сцену и, очевидно,  тоже  борется  с  подозрением.  Интересно,
поверит ли она, что я убийца. Мне бы хотелось, чтобы не поверила.  Не  очень
мне это поможет, но все-таки. Пока хоть  кто-нибудь  будет  убежден  в  моей
непричастности к убийству, мне хватит сил отпираться от этих двух трупов  до
последнего дыхания. Франк был прав - это лучший способ обороны.
   Пумс  морщит  лобик  в  чрезмерном  умственном  напряжении  и  неожиданно
светлеет.
   - Но ведь это невозможно! Вы никак не могли  убить!  Ведь  госпожа  Поляк
разговаривала с черной через полчаса после того, как вы вышли из дома. В это
время вы были уже у господина Шмидта. Господин Шмидт пошутил, правда?
   - Согласно концепции Франка, Майка солгала, - говорю я, - солгала,  чтобы
спасти меня. Когда она пришла сюда, черная уже была  мертва.  Майка  отнесла
труп черной наверх в квартиру и  инсценировала  самоубийство.  Она  заметила
Гильдегарду на лестнице и решила использовать ее  в  роли  свидетеля.  Потом
положила на край шкафа что-то тяжелое, привязала к этому шнурок и  вышла  из
квартиры, зажав конец шнурка в руке. Когда убедилась, что Гильдегарда  видит
ее, она потянула за шнурок, раздался грохот, так как этот  предмет  свалился
со шкафа. Майка вернулась в  квартиру,  отвязала  шнурок,  положила  тяжелый
предмет на свое место и снова вышла.  Ведь  Гильдегарда  сказала,  что  этот
отзвук был слишком тихим для выстрела. Ну и действительно,  потому  что  это
совсем не было выстрелом. Так думает Франк.
   - А зачем госпожа Поляк стала бы спасать вас? Впрочем,  в  любом  случае,
она даст показания, что застала черную еще живой.
   - Показания она даст, но ей не поверят. Видишь ли,  Пумс,  этой  ночью  я
совершил одну глупость: спьяну я  объяснился  Майке.  Это  слышал  Франк,  и
слышали соседи, которые были там с  нами,  Я  сделал  это  в  бесчувственном
состоянии и черт знает зачем. Но суд решит, что нас,  действительно,  что-то
связывало. А свидетельство невесты не будет иметь для суда никакой цены.
   - Ну тогда поверят кельнерше. С ней-то  вы,  надеюсь,  не  обручались?  -
спрашивает Пумс.
   - Нет. Ну а чем это поможет?
   - Кельнерша признает, что черная вышла из бара только после девяти, а  вы
в это время были уже у господина Шмидта.
   - Кельнерша не сможет точно назвать время. Черная звонила около  половины
девятого, это мы знаем. Потом она ела что-то в баре, но недоела, а поднялась
наверх. Все вместе - от разговора по телефону до  того  момента,  когда  она
покинула бар, - могло длиться не больше пятнадцати минут.  Возможно,  черная
уже была в канцелярии, когда я выходил из дома. Это мало  правдоподобно,  но
все-таки возможно.
   - А, все равно! Самое главное, что это не вы ее убили. Готова дать голову
на отсечение, - говорит Пумс.
   - Но это не будет доказательством, - говорю я. - И все  же  я  благодарен
тебе за хорошее отношение. Ты славная девчонка, и я прощаю тебе то,  что  ты
грохнула шедевр Торвальдсена, - говорю я, указывая на опустевшую этажерку.
   - Кановы, - поправляет Ванда, -  меня  смущает  одна  вещь:  если  черная
ожидала тебя в канцелярии и в течение какого-то  времени  была  здесь  одна,
каким образом она не заметила рукопись на этом кресле и не забрала ее,  ведь
она бы ее легко узнала.
   - Да она просто не обратила внимания, -  говорю  я.  -  Она  смотрела  на
рукопись, не замечая ее, как все мы не  замечали  несколько  лет.  Она  была
уверена, что рукопись находится в сейфе, и черной даже в голову не приходило
высматривать ее где-то здесь, на кресле.
   - А черная действительно не совершала самоубийства? - спрашивает Ванда. -
Может быть, Майка все-таки права? В конечном счете можно  как-то  выстрелить
себе в спину, правда?
   - А какого черта она стала бы стрелять себе в спину?
   - Что ты будешь делать со всем этим, Монти?
   - Позвоню сейчас Роберту, пускай он ломает, голову. Пумс, выйди на балкон
и посмотри - этот полицейский еще прогуливается внизу.
   Пумс выходит на балкон и через минуту возвращается.
   - Его не видно, но, может быть, он под навесом? Зато я видела  кельнершу,
минуту назад она вошла в бар.
   - Ее отпустили, это хорошо. Теперь я хотел бы сделать еще  одну  попытку.
Ванда, поможешь мне?
   - Что мне делать? - спрашивает Ванда.
   - Вот тебе ключ от моей квартиры. Поднимайся наверх, войди туда и подожди
меня. Я на минутку спущусь  вниз.  Ты,  Пумс,  остаешься  здесь  и  ожидаешь
Роберта, все понятно?
   Я беру револьвер, выхожу на  улицу,  замечаю,  что  полицейский  стоит  в
дверях бара и прислушивается к  рассказу  кельнерши  об  ее  переживаниях  в
отделении полиции. Обхожу угол дома, открываю дверцу от  наружной  лестницы,
поднимаюсь на третий этаж, по галерее пробираюсь к окну моей кухни.
   - Ванда! - кричу  я.  И  Ванда  мгновенно  показывается  в  дверях  между
комнатой и прихожей. Проходит через прихожую, входит в кухню, приближается к
окну.
   - Ты проверил, можно ли попасть в квартиру таким образом?  Наверное,  это
невозможно, - говорит она, хватаясь за вделанную в стену решетку.
   - Невозможно, - подтверждаю я, - но об этом я знал уже и раньше, а сейчас
я тебе продемонстрирую кое-что другое. Иди  в  комнату  и  сядь  на  боковую
спинку дивана.
   Ванда удаляется, входит в комнату, садится боком на диван.
   - Так хорошо? - спрашивает она, поворачиваясь в мою сторону.
   - Замечательно! Теперь слушай: когда я скажу "паф", соскользни  с  дивана
на пол.
   Громко говорю: "Паф"! Ванда соскальзывает со спинки и  садится  на  ковре
около дивана. Я просовываю  руку  через  решетку  и  изо  всех  сил  "бросаю
револьвер, который перелетает прихожую, кухню и  падает  на  ковер  рядом  с
Вандой.
   - Вот как погибла черная, - говорю я, - если  бы  пуля  не  попала  ей  в
спину, без сомнения, это можно было бы принять за самоубийство.
   - Ловко, - говорит Ванда, берет  в  руки  револьвер,  рассматривает  его,
встает, входит в кухню, садится на стол неподалеку от окна.
   - Остается только вопрос: кто именно оказался  таким  сообразительным?  -
говорит она. - Я предполагаю, что ты уже догадался?
   - Подозреваемых осталось не так уж много, правда? -  говорю  я.  -  Я  не
убивал. Кельнерша тоже. Она не выходила из бара ни на минуту. Франк тоже  не
убивал и Майка не убивала. Остается только одна персона.
   - Умираю от любопытства, - говорит Ванда.
   Я вынимаю из кармана фотографию, найденную в  сумочке  черной  и  пальцем
подзываю Ванду. Ванда передвигается по столу в направлении окна, она  теперь
совсем рядом со мною, только решетка разделяет нас.
   - Узнаешь эту особу? - спрашиваю я, показывая ей фотографию. Ванда  берет
е„ в руку, разглядывает фотографию и возвращает ее мне.
   - Эта фотография имеет какое-нибудь отношение к делу? - спрашивает она.
   - Да, имеет: на ней изображена моя покойница во время отпуска в  Монфлер.
Но важно не это. Гораздо важнее, кто ее фотографировал.
   - А кто ее фотографировал? - спрашивает Ванда.
   - Иди в комнату, открой верхний ящик секретера и принеси оттуда лупу.
   Ванда удаляется, через минуту возвращается с  лупой,  подает  ее  мне.  Я
смотрю через увеличительное стекло на фотографию, после чего подаю обе  вещи
Ванде.
   - Посмотри-ка, что лежит на соседнем шезлонге, - говорю я.  Ванда  кладет
на стол револьвер, который до этого держала в руке и углубляется в  изучение
фотографии.
   - Вязание, - говорит она через минуту.
   - Ты права. Вязание. Видны спицы, правда? А что это за вещь?
   - Да, пожалуй... свитер, - говорит Ванда.
   - Именно. Сначала я думал, это детский свитерок, потому что он  короткий.
Но через лупу отчетливо видно, что это  нормальный  мужской  свитер,  только
незаконченный, связанный до половины. Но узор в норвежском стиле уже  готов,
он отлично виден.
   - Ну и что из этого? - спрашивает Ванда, возвращая мне фотографию и лупу.
   - Эту фотографию делала ты. Ты сидела на соседнем шезлонге и  вязала  для
меня свитер, болтая с Кларой Виксель. В  определенный  момент  ты  встала  и
щелкнула ее. Потом ты сдала пленку для проявления в местное ателье, получила
снимки и один из них отдала Кларе. Я нашел его в ее сумочке.
   - Я была в Бандо, а не в Монфлер, - говорит Ванда. - Любой  может  вязать
свитер с норвежским узором, ты так не считаешь?
   - Может быть, ты и была в Бандо, но перебралась в Монфлер. Почему,  этого
я не знаю. Во всяком случае, в Монфлер ты познакомилась с Кларой.  Возможно,
даже пригласила ее в кино на "Черную лестницу".
   - Сжалься, я смотрела "Черную лестницу" примерно десять раз.  Еще  раз  я
этого не смогла бы вынести. К слову, "Лестница" вовсе там не  шла,  там  шли
только третьесортные вестерны.
   - Но ты была знакома с Кларой, да?
   - Я даже не знала, что ее зовут Клара. Единственный раз  я  беседовала  с
нею тогда, на лежаках, в парке пансионата. Сделала ей фотографию и,  уезжая,
вручила  ей  один  снимок.  Случайное  курортное  знакомство.  Как  я  могла
предвидеть, что эта особа через неделю будет убита в твоей квартире? До этой
минуты я и не предполагала, что речь идет именно о ней.
   - Нет, ты предполагала. Помнишь, как в твоем присутствии я спросил  утром
у кельнерши в баре, не заметила ли она вчера вечером пожилую худую  женщину,
одетую в темное, а ты добавила: "В черном костюме". Откуда ты знала, что она
была в костюме? Можешь мне это объяснить?
   - В это время года все женщины ходят в костюмах, несложно догадаться.
   - Ну ладно, хватит! Расскажи мне все об этом знакомстве. Зачем ты поехала
в Монфлер?
   - Это не имеет никакого отношения к делу. Ну,  скажем,  мне  наскучило  в
Бандо. Я села в поезд и поехала в Монфлер. Жила  в  пансионате  "Мимоза".  В
один прекрасный день я уселась на шезлонге  в  парке  и  вязала  свитер.  На
соседнем шезлонге расположилась эта твоя Клара, только я не знала,  что  это
Клара, и вообще ничего о ней не знала. Мы  беседовали  с  ней,  может  быть,
полчаса. Потом я читала книжку, потом мы еще немного разговаривали, потом  я
сфотографировала ее и ушла на прогулку. Потом  еще  только  раз  видела  ее,
когда отдавала фотографию. Вот и все.
   - Что она рассказывала о себе?
   - Она говорила, что гостит у директрисы пансионата, ее кузины,  благодаря
чему она, то есть Клара, могла провести там месяц, не потратив ни гроша. Мне
кажется, она была очень бедной. Потом разговаривали еще о том-сем. Наконец я
щелкнула ее и ушла. Ты удовлетворен?
   - Я буду удовлетворен, если тебе удастся доказать, что ты ее не  убивала.
Послушай. Ты познакомилась в Монфлер с Кларой. Возможно, что ты не ходила  с
ней на "Черную лестницу".  Возможно,  что  "Черная  лестница"  и  не  шла  в
Монфлер, но могло случиться так, что  фильм  шел  в  каком-нибудь  окраинном
кинотеатре, в который  Клара  попала  случайно.  Достаточно  того,  что  она
рассказала тебе, что это она автор сценария,  а  не  человек,  указанный  на
афише. Разумеется  ты  ни  словом  не  выдала,  что  являешься  женой  этого
человека. Ты выслушала всю историю о  новеллах,  отосланных  в  Издательство
детективной литературы, и о депозите, хранящемся  в  моем  сейфе.  Клара  не
скрывала от тебя, что имеет намерение  прямо  из  Монфлер  приехать  сюда  и
заявить о своих правах. Ты  одобрила  эту  ее  идею  и  даже  предложила  ей
небольшую помощь. Ты сказала, что знаешь адвоката Риффа,  но  уже  сына,  не
отца, и дала Кларе его домашний номер телефона. Разумеется, не мой настоящий
номер. Ты вовсе не была заинтересована в том,  чтобы  я  узнал,  что  именно
лежит в моем сейфе.
   - А чей же номер я дала ей? - спрашивает Ванда.
   - Номер телефона твоего любовника, потому что во все  это  замешан  кроме
тебя какой-то мужчина. Разумеется, любовник. Ты  поехала  в  Монфлер,  чтобы
встретиться с ним. Вы были там вместе, может быть, для конспирации в  разных
пансионатах. Клара записала номер телефона, и вы расстались.  Ты  рассказала
обо всем своему любовнику, вы сели в поезд, приехали сюда и в  его  квартире
ждали звонка. Наконец,  вчера  вечером  Клара  позвонила.  Твой  воздыхатель
представился ей в качестве меня и велел ей пойти в канцелярию,  обещая,  что
вскоре там появится. Но это не он пошел на свидание. Он остался у себя дома,
а ты поехала на такси к своему дому, взяла там автомобиль Франка и  приехала
сюда. Я допускаю, что когда ты остановилась на этой улице, на  неразрешенной
стороне, как заметил привратник, ты увидела Майку, входящую в  подъезд.  Это
несколько изменило твои планы. Вместо того, чтобы войти через главный  вход,
ты поднялась по пожарной лестнице, дверцу которой Нусьо  взломал  еще  перед
этим. Через окно ты заглянула в канцелярию, как раз  когда  черная  и  Майка
искали по углам привидение. В какой-то  момент  Клара  подошла  к  окну,  ты
быстро отстранилась, а когда снова заглянула в окно, Клары и  Майки  уже  не
было, зато на подоконнике лежал револьвер, который Клара в рассеянности  там
оставила. И тогда ты услышала голоса с верхнего этажа. Окно моей кухни  было
открыто и разговор был отчетливо слышен. Ты сориентировалась, что  черная  и
Майка находятся в моей квартире,  взяла  револьвер,  поднялась  по  пожарным
ступенькам, встала у окна моей кухни и услышала, как черная пообещала  Майке
рассказать всю свою трагедию. Ты не могла допустить этого. В  момент,  когда
Майка вышла на лестницу, ты выстрелила в Клару  и  через  решетку  забросила
револьвер в комнату. Потом  спустилась  вниз,  отогнала  автомобиль  к  дому
Франка, вернулась к любовнику, а сегодня утром встала, чтобы быть на вокзале
вместе с поездом, на котором ты якобы должна была приехать. Я  полагаю,  что
ты не проронила Франку ни слова обо  всем  этом  деле.  В  середине  дня  ты
позвонила  любовнику  и  велела  ему  прийти  сюда   и   похитить   у   меня
компрометирующий документ. Я думаю" что вы уже успели уничтожить его.
   - Ты - гений, - говорит Ванда с убеждением. - Не  знаю,  каким  чудом  ты
смог обо всем этом догадаться, почти не имея для этого оснований, потому что
в твоей истории пару деталей соответствуют истине. Поздравляю!
   - Только пару деталей? Ты огорчаешь меня! Я думал, что наконец  уже  знаю
все.
   - До этого еще далеко, - уверяет меня Ванда. - Зачем, по-твоему, я  стала
бы до такой степени заботиться  об  интересах  Франка,  если  люблю  другого
мужчину? Можешь ты мне ответить на это?
   - Ты любишь другого мужчину, но уважаешь денежки Франка. Твой воздыхатель
гол как со