поручать убивать взрослых мужчин на алтаре Йота-понга.
     Много лет я приносил жертвы Яджуру.  Сотни  шей  были  разбиты  этими
пальцами... - он пошевелил ими перед злыми глазами киммерийца. - Почему  я
покинул Йота-понг и стал слугой Тотрасмека, тебя не касается.  Скоро  тебя
уже ничего  не  будет  интересовать.  Жрецы  из  Косалы,  душители  Яджура
сильнее, чем можно даже представить. А я  самый  сильный  из  них.  Своими
руками, варвар, я сверну тебе шею!
     И словно гибкие  кобры  его  руки  сомкнулись  на  горле  Конана.  Но
киммериец не попытался увернуться или перехватить их, а направил свои руки
к бычьей шее косаланца. Черные глаза  Баал-птеора  расширились,  когда  он
почувствовал, что упругие нити мускул защищают горло варвара.  С  рычанием
он начал предпринимать нечеловеческие усилия и узлы, бугорки и нити мускул
вздулись на его массивных руках. А затем  из  него  вырвался  задыхающийся
стон, когда пальцы Конана сомкнулись на его горле. Какое-то мгновение  они
стояли как статуи. Их лица исказились от усилий, на висках  вздулись  алые
вены. Тонкие губы Конана обнажили его  зубы,  когда  он  сердито  зарычал.
Глаза Баал-птеора  расширились;  в  них  появилось  удивление  и  признаки
страха.  Оба  мужчины  стояли  неподвижно  как  скульптуры.  Только  мышцы
расширялись на непреклонных руках и широко расставленных ногах,  но  здесь
сражались две силы, не укладывающиеся в обычные человеческие представления
- силы, которые могли выдергивать деревья с корнями и  раскалывать  черепа
быкам.
     Неожиданно из сжатых зубов Баал-птеора  вырвался  легкий  свист.  Его
лицо посинело. Страх наводнил его глаза.  Его  мышцы  на  руках  и  плечах
казалось  были  готовы  разорваться,  но   мускулы   шеи   киммерийца   не
поддавались; они были словно масса переплетенных железных  нитей  под  его
отчаянными пальцами. А его собственное тело поддавалось  железным  пальцам
киммерийца, которые вдавливались все глубже и глубже в  пружинистые  мышцы
горла, разрушая их и добираясь до дыхательных путей.
     Эта неподвижная группа,  походящая  на  статуи,  неожиданно  отчаянно
зашевелилась, когда косаланец начал выворачиваться  и  дергаться,  пытаясь
вырваться. Он отпустил горло Конана и схватил  его  за  запястья,  пытаясь
оторвать от себя эти неумолимые пальцы.
     Неожиданным движением Конан толкнул того назад и поясница Баал-птеора
уперлась о стол. Тогда Конан стал перегибать его через край,  еще  и  еще,
пока позвоночник чуть не затрещал.
     Низкий смех Конана был безжалостным, как звон стали.
     - Ты глупец! - просвистел он. - Мне кажется, что ты никогда не  видел
раньше людей с Запада. Ты считал, что ты самый сильный, потому что ты  мог
свернуть голову  цивилизованным  людям,  несчастным  слабакам,  чьи  мышцы
похожи на гнилые нитки? Черт! Разбей шею дикому киммерийскому  быку  перед
тем, как сможешь называть себя сильным. Я делал это еще до того, как  стал
зрелым мужчиной... как сделаю сейчас!
     И с жестоким усилием он стал поворачивать голову  Баал-птеора  вокруг
оси, пока его побледневшее лицо  не  вывернулось  за  левое  плечо  и  его
позвонки не хрустнули словно гнилая ветка.
     Конан отпустил тело и оно плюхнулось на пол. Он  опять  повернулся  к
мечу и взялся за рукоятку обеими руками, широко расставил  ноги  и  уперся
ими в пол. По его широкой груди ручейками стекала кровь  из  ран,  которые
нанесли ему ногти Баал-птеора, расцарапав кожу на шее. Его  черные  волосы
взмокли, по лицу струился пот, грудь тяжело вздымалась.  Несмотря  на  то,
что он презрительно отозвался о силе косаланца, та почти не  уступала  его
собственной. Но он не стал отдыхать, пытаясь восстановить свое дыхание. Он
напряг все свои силы и оторвал свой меч от магнита, к которому тот прилип.
     Спустя мгновение он толкнул дверь, из-за которой доносились  крики  и
выглянул в прямой коридор, вдоль которого шли  двери  из  слоновой  кости.
Дальний конец был  закрыт  дорогой  бархатной  занавеской,  и  из-за  этой
занавески доносилась демоническая  мелодия  такой  музыки,  которой  Конан
раньше не слышал никогда, даже в ночном кошмаре. Она заставила  вздыбиться
волосы на его затылке. С ней перемешивался задыхающийся истерический  плач
женщины. Крепко взявшись за меч, он заскользил по коридору.



                        4. ТАНЦУЙ, ДЕВОЧКА, ТАНЦУЙ!

     Когда  Забиби  затащили  головой  вперед  через  отверстие,   которое
открылось в стене за идолом, ее  первой,  ошеломляющей  бессвязной  мыслью
было то, что ее час настал. Она инстинктивно закрыла свои глаза и ожидала,
когда на нее обрушится удар. Но вместо этого  она  почувствовала,  что  ее
бесцеремонно бросили на гладкий мраморный пол и она ушиблась о него своими
коленями и бедром. Открыв свои глаза, она пугливо осмотрелась  вокруг  как
раз в тот момент, когда приглушенный удар донесся с другой стороны  стены.
Она  увидела  стоящего  над  ней  коричневокожего   гиганта,   одетого   в
набедренную повязку, и в противоположном  конце  комнаты,  в  которой  она
оказалась, сидящего на диване мужчину. Он сидел спиной  к  дорогой  черной
бархатной занавеске, широкий, дородный мужчина с толстыми белыми руками  и
змеиными глазками. И  по  ее  телу  побежали  мурашки,  так  как  это  был
Тотрасмек, жрец Ханумана, который за  долгие  годы  оплел  своей  паутиной
власти город Замбулу.
     - Варвар хочет пробить себе путь  через  стену,  -  сказал  Тотрасмек
сардонически, - но засов держится крепко.
     Девушка  увидела,  что  тяжелый  золотой  засов  установлен   поперек
потайной двери, которая с этой стороны стены была отчетливо видна. Засов и
ниши для него могли бы выдержать и натиск слона.
     - Ступай открой ему одну из дверей, Баал-птеор, - приказал Тотрасмек.
- Убей его в квадратной комнате на другом конце коридора.
     Косаланец поклонился и исчез через дверь  в  боковой  стене  комнаты.
Забиби поднялась и испуганно посмотрела на жреца, чьи глаза  алчно  бегали
по ее стройной фигуре.  Но  она  была  к  этому  безразлична.  Замбульские
танцовщицы привычны к наготе. Но жестокость  в  его  глазах  заставила  ее
затрепетать.
     - Ты опять пришла в  мое  убежище,  красавица,  -  промурлыкал  он  с
циничной  вежливостью.  -  Это  неожиданная  честь.  Казалось,  что   твой
предыдущий визит сюда не доставил тебе большого удовольствия и я  не  смел
надеяться, что ты повторишь его. И  я  приложил  все  свои  усилия,  чтобы
позабавить тебя интересными переживаниями.
     У  замбульских  танцовщиц  не  бывает  румянца,  но  огоньки  злости,
смешанной со страхом, загорелись в расширившихся глазах Забиби.
     - Толстая свинья! Ты же знаешь, что я пришла сюда не от любви к тебе.
     - Нет,  -  засмеялся  Тотрасмек,  -  ты  пришла  сюда  как  глупышка,
прокравшаяся ночью с бестолковым варваром,  чтобы  перерезать  мне  горло.
Почему ты добиваешься моей смерти?
     - Ты знаешь почему! - крикнула она, понимая,  что  сейчас  бесполезно
притворяться.
     - Ты думаешь о своем любовнике, - засмеялся он. - Тот  факт,  что  ты
попыталась убить меня говорит о том, что он выпил то снадобье, что  я  дал
тебе. Но разве не ты сама попросила меня об этом? И разве я  не  дал  тебе
то, что ты просила, не в силах отказать из-за  любви,  которую  я  к  тебе
испытываю?
     - Я просила тебя о снадобье,  от  которого  он  бы  просто  уснул  на
несколько часов, - горько сказала она. - А ты... ты послал своего слугу  с
зельем, которое сделало его безумным! Я  глупо  поступила,  обратившись  к
тебе. Мне надо было понимать, что твои  заверения  в  дружбе  были  ложью,
которой ты хотел скрыть свою ненависть и злобу.
     - А зачем тебе было нужно, чтобы твой любовник заснул?  возразил  он.
Наверно, ты хотела украсть у него один предмет, который он тебе никогда не
давал - кольцо с  драгоценными  камнями,  которое  люди  называют  Звездой
Хорала. Эта звезда была украдена у королевы Офира  и  та  готова  насыпать
целую кучу золота тому, кто ее вернет. Он умышленно не давал его тебе, так
как знал, что этот предмет обладает  чудодейственным  свойством:  если  им
пользоваться  должным  образом,  он  позволяет  поработить  сердце  любого
человека противоположного пола. Ты хотела украсть его у него,  потому  что
боялась, что к его магическим свойствам будет найден ключ и он  забудет  о
тебе в поисках любви королев мира. Ты собиралась отправить кольцо  обратно
королеве Офира, которая понимала его силу  и  могла  бы  использовать  ее,
чтобы поработить меня, как это было до того, как кольцо было украдено.
     - А зачем оно нужно тебе? - угрюмо спросила она.
     - Я знаю о его могуществе. Я могу увеличить с его помощью силу своего
искусства.
     - Ну что ж! - резко сказала она, - теперь оно у тебя!
     - У меня Звезда Хорала? Нет, ты ошибаешься.
     - К чему эти лживые уловки? - горько возразила она. - Кольцо  было  у
него на пальце, когда он погнался за мной на улицу. И кольца там не  было,
когда я опять нашла его. Твои слуги наверняка наблюдали за домом и  отняли
его у моего любовника, когда я убежала. К черту все это! Я хочу, чтобы мой
любовник снова стал здоровым и невредимым. Ты получил кольцо;  ты  наказал
нас обоих. Почему бы тебе теперь не  вернуть  ему  разум?  Ты  можешь  это
сделать?
     - Могу, - уверил он,  явно  развлекаясь  при  виде  ее  отчаяния.  Он
вытащил флакончик из своей одежды. - Здесь находится сок золотого  лотоса.
Если твой любовник выпьет его, к нему снова вернется рассудок. Да, я  буду
милосердным. Ты презирала меня и мешала моим делам, и не однажды, а  много
раз; он постоянно противился моим желаниям. Но я буду милосердным. Подойди
и возьми флакончик из моей руки.
     Она посмотрела на Тотрасмека с яростным желанием схватить пузырек, но
боялась, что это  какая-то  жестокая  шутка.  Она  робко  пошла  вперед  с
протянутой рукой, но он засмеялся и отдернул свою руку обратно. С  ее  губ
уже было готово сорваться проклятие, но какой-то инстинкт  заставил  ее  в
этот момент посмотреть  наверх.  С  позолоченного  потолка  падали  четыре
сосуда желтовато-зеленого  оттенка.  Она  хотела  увернуться,  но  они  не
ударились в нее. Они рухнули на пол образовав квадрат. И  она  вскрикнула,
потом вскрикнула опять. Потому что из-под каждой груды черепков  поднялась
крючковатая голова кобры и одна из них попыталась нанести удар по ее босой
ноге. Ее конвульсивное движение при попытке избежать этого удара привело к
тому, что она оказалась досягаема с другой стороны  и  ей  снова  пришлось
отпрыгнуть, чтобы избежать удара мерзкой головы.
     Она оказалась в ужасной ловушке. Все четыре змеи качались и  наносили
удары по ее ступням, лодыжкам, икрам, коленям, бедрам, по любой  части  ее
чувственного  тела,  до  которой  можно  было  дотянуться.  Она  не  могла
перепрыгнуть через них или пройти между ними. Она могла только крутиться и
прыгать со стороны в сторону, изгибаясь своим телом, чтобы  уклониться  от
ударов. И каждый раз, когда она отскакивала от одной змеи, она оказывалась
досягаема для другой, так что ей приходилось носиться со скоростью  света.
В любом направлении она могла двигаться лишь  на  небольшое  расстояние  и
крючковатые  головы  угрожали  ей  каждую  секунду.   Только   замбульская
танцовщица могла выжить в этом мрачном квадрате.
     Она сама превратилась в смутное  движущееся  пятно.  Удары  проходили
мимо нее всего на  толщину  волоса,  но  они  проходили  мимо,  когда  она
противопоставила мелькающие ступни, гибкие  руки  и  ноги,  быстрые  глаза
против ослепительной скорости чешуйчатых демонов, которых ее  враг  создал
колдовством из воздуха.
     Откуда-то донеслась тонкая ноющая музыка,  смешивающаяся  с  шипением
змей, словно злой ночной ветер проносился через пустые  отверстия  черепа.
Несмотря  на   то,   что   ей   приходилось   двигаться   с   максимальной
стремительностью, она осознала, что удары змей перестали быть  случайными.
Они подчинялись мрачным звукам  сверхъестественной  музыки.  Они  наносили
удары в страшном  ритме  и  волей-неволей  вращениям  и  изгибам  ее  тела
пришлось подстроиться под этот ритм. Ее отчаянные движения превратились  в
танец, по сравнению с которым неприличная заморская тарантелла  показалась
бы спокойной и сдержанной. Уставшая от  стыда  и  ужаса,  Забиби  услышала
ненавистный веселый голос своего палача.
     - Танец Кобр, моя милая!  -  засмеялся  Тотрасмек.  -  Так  танцевали
девушки, приносимые в жертву Хануману столетия тому назад, но никто еще не
танцевал с такой красотой и изящностью. Танцуй, девочка,  танцуй!  Сколько
времени ты сможешь избегать зубов Ядовитого Народа? Минуты? Часы?  Наконец
ты устанешь. Твои быстрые, уверенные ноги начнут спотыкаться,  твои  бедра
замедлят свое вращение. Затем отравленные зубы начнут глубоко впиваться  в
твою плоть, похожую на слоновую кость...
     Занавеска за ним  дернулась,  будто  от  порыва  ветра,  и  Тотрасмек
вскрикнул. Его глаза расширились, а руки конвульсивно схватились за  яркую
сталь, которая вышла из его груди.
     Музыка резко оборвалась.  Девушка  покачнулась  от  головокружения  в
своем танце, вскрикнув от ужасного предчувствия укусов  ядовитых  зубов...
но только четыре струйки безвредного голубого  дыма  поднялись  к  потолку
вокруг нее, когда Тотрасмек повалился головой вперед с дивана.
     Из-за занавески вышел Конан, вытирая свое широкое лезвие. Поглядев на
нее из-за укрытия он увидел, что девушка отчаянно танцует  между  четырьмя
извивающимися спиралями дыма, но он догадался что  ей  они  представляются
совсем по другому. Он понял, что нужно убить Тотрасмека.
     Забиби села на пол, тяжело дыша, но когда Конан отправился к ней, она
вновь поднялась, хотя ее ноги дрожали от изнеможения.
     - Флакончик! - выдохнула она. - Флакончик!
     Тотрасмек  все  еще  сжимал  его  своей  коченеющей  рукой.   Девушка
безжалостно вырвала его из скрюченных  пальцев,  а  затем  начала  яростно
обыскивать его одежду.
     - Какого дьявола, что ты там ищешь? - спросил Конан.
     - Кольцо... он украл его у Алафдала. Это наверное случилось, когда он
безумный бродил по улицам. О Сет!
     Она поняла, что у Тотрасмека его нет. Тогда  она  начала  прыгать  по
комнате, срывая обивку дивана, занавески, разбивая установленные сосуды.
     Вдруг она остановилась и откинула мокрый локон со своего глаза.
     - Я забыла о Баал-птеоре!
     - Он сейчас в Аду с разбитой шеей, - успокоил ее Конан.
     При этой новости она испытала мстительной удовлетворение,  но  спустя
мгновение яростно выругалась.
     - Нам нельзя здесь  оставаться.  До  рассвета  осталось  совсем  мало
времени. Младшие жрецы могут в любое время ночи зайти в часовню и если нас
застанут здесь, рядом с этими телами, то эти люди разорвут нас  на  куски.
Туранцы не смогут нас спасти.
     Она подняла засов с потайной двери и через  несколько  мгновений  они
уже были на улице и  спешили  подальше  уйти  от  молчаливой  площади,  на
которой возвышалась древняя усыпальница Ханумана.
     На одной из извилистых  улиц  недалеко  оттуда  Конан  остановился  и
остановил свою спутницу, взявшись тяжелой рукой за ее обнаженное плечо.
     - Не забывай, что мы договорились о цене... -  Я  не  забыла!  -  она
увернулась. - Но сначала нам нужно пойти к... к Алафдалу!
     И через  несколько  минут  черный  раб  впустил  их  через  дверь  со
смотровым окошечком. Молодой туранец лежал на диване, его руки и ноги были
связаны крепкими веревками. Его глаза были открытыми, но они  были  как  у
бешеной собаки, а на губах выступила пена. Забиби передернулась.
     - Разожми ему челюсти, - приказала  она,  и  железные  пальцы  Конана
выполнили эту задачу.
     Забиби опустошила содержимое флакончика в глотку  маньяка.  Результат
был чудодейственным. Мгновенно тот успокоился. Бешеный блеск в его  глазах
померк; он посмотрел на девушку озадаченно, но узнавая ее. В  его  взгляде
стали  видны  признаки  возвращения  рассудка.  Затем  он   погрузился   в
нормальный сон.
     - Когда он проснется, то  будет  вполне  здоров,  -  прошептала  она,
кивнув молчаливому рабу.
     С глубоким поклоном он вручил ей маленький кожаный мешочек и набросил
ей на плечи шелковую накидку. Ее манера  поведения  неуловимо  изменилась,
когда она жестом позвала Конана следовать за ней  выходя  из  комнаты.  На
улице она  повернулась  к  нему.  В  ее  поведении  появилось  королевское
величие.
     - Теперь я должна рассказать тебе правду,  -  сказала  она.  -  Я  не
Забиби. Я - Нафертари. А он не Алафдал, бедный гвардейский капитан.  Он  -
Джунгир Хан, сатрап Замбулы.
     Конан ничего не сказал; его  покрытое  шрамами,  темное  тело  стояло
неподвижно.
     - Я солгала тебе, потому что никому не  могла  рассказать  правду,  -
сказала она. - Когда Джунгир Хан сошел с ума, мы были одни. Никто об  этом
не знает, кроме  меня.  Если  станет  известно,  что  сатрап  Замбулы  был
безумцем, то мгновенно начнутся возмущения и бунты, как это  и  планировал
Тотрасмек, плетя свои интриги против нас. - Теперь ты видишь,  что  плата,
на которую ты надеялся, невозможна. Возлюбленная сатрапа  не...  не  может
быть твоей. Но ты не уйдешь с пустыми руками. Здесь мешок золота.
     Она дала ему мешок, который получила от раба.
     - Теперь иди, а когда поднимется солнце, приходи во дворец. Я  скажу,
чтобы Джунгир Хан сделал  тебя  капитаном  своей  гвардии.  Но  ты  будешь
получать приказы от меня, в тайне. Твоим первым заданием будет отправиться
с отрядом в усыпальницу Ханумана,  якобы  для  исследования  обстоятельств
убийства жреца; на самом же деле для поиска Звезды Хорала. Она должна быть
спрятана где-то там. Когда ты найдешь ее, то принеси ее мне. А теперь тебе
нужно покинуть меня.
     Конан кивнул, по прежнему  не  сказав  ни  слова,  и  зашагал  прочь.
Девушка, наблюдая за плавными движениями его широких плеч, была задета тем
фактом, что ничего в его поведении не говорило о том, что он  огорчен  или
сконфужен.
     Свернув за угол, он мельком оглянулся, а  затем  изменил  направление
движения и ускорил свои шаги. Спустя некоторое время киммериец был  в  том
районе города, где находился Лошадиный Рынок.  Там  он  начал  колотить  в
дверь, пока из окна над ней не высунулась бородатая голова чтобы  выяснить
о причине беспокойства.
     - Лошадь, - потребовал Конан. - Самый быстрый жеребец,  какой  у  вас
есть.
     - Я никому не открываю ворот в такое время ночи, - проворчал торговец
лошадьми.
     Конан зазвенел монетами.
     - Эй ты, сучий сын! Ты что, не видишь, что я белый и один? Спускайся,
пока я не выломал твою дверь!
     Вскоре на купленном жеребце Конан скакал к дому Арама Бакша.
     Он свернул с дороги на аллею, которая лежала между строениями таверны
и  садом  финиковых  пальм,  но  не  остановился  у   ворот.   Доехав   до
северо-восточного угла стены,  Конан  повернул  и  поехал  вдоль  северной
стены. Он остановился в нескольких шагах от северо-западного угла. У стены
не росло никаких деревьев, но было несколько кустарников. Конан привязал к
одному из них свою лошадь и снова взобрался на седло,  но  в  этот  момент
услышал низкие приглушенные голоса за углом.
     Вынув ноги из стремян, он подкрался к углу и выглянул из-за него.  По
дороге по направлению к  пальмовым  рощицам  шли  три  человека  и  по  их
неуклюжей походке он узнал негров. Они остановились на его зов, прижавшись
друг к другу, когда он зашагал к ним с мечом  в  руках.  Их  глаза  тускло
поблескивали при свете звезд. Мерзкое вожделение светилось на их лицах, но
они знали, что три ихние дубины не справятся с  его  мечом.  Он  тоже  это
знал.
     - Куда вы идете? - с вызовом спросил он.
     - Предложить нашим братьям потушить огонь в  яме  за  рощами,  -  был
угрюмый гортанный ответ. - Арам Бакш обещал нам человека,  но  солгал.  Мы
нашли одного из наших братьев в комнате-ловушке  мертвым.  Этой  ночью  мы
останемся голодными