ует  по  крайней  мере  не  сразу.  Магу  не  удалось
освободить руки и устав бороться, он уснул. Когда  он  проснулся,  Амалрик
уже пришел в себя и они начали негромко беседовать. Убенидус  рассказал  о
своем толковании гнева Сераада и объяснил причину.
     Амалрик решил, что все это очень по-детски, и крайне глупо. Раз вождю
не хотелось отдавать сокровища, он мог бы быть  и  не  таким  щедрым.  Маг
терпеливо объяснил, что  это  высшая  степень  гостеприимства,  и  Амалрик
почувствовал всю нелепость ситуации, в которую они попали.
     На  заре  стражники  пинком  открыли   полог   палатки   и   швырнули
путешественникам  их  вещи.  В  глазах  стражников  читалось  презрение  -
очевидно, они считали, что нарушать законы гостеприимства  непростительно,
но злоупотребить гостеприимством - грех еще более тяжкий.
     Амалрик фыркнул. Такие мысли казались ему чересчур  тупыми,  все  это
было глупостью, но тем не менее - фактом. Они попали в незнакомую  страну,
им оказали ряд милостей, после чего они по-дурацки  оскорбили  кочевников,
так хорошо их принявших. Глупость  это  лил  нет,  но  ситуация  выглядела
достаточно неприятной!
     Ум Амалрика отказывался воспринимать это вполне серьезно, правда,  он
не стал  высказывать  свои  мысли  вслух,  чтобы  не  выслушивать  нападки
колдуна.
     - В самом деле, неужели тебя посадили в  тюрьму  из-за  этого,  а?  -
прогромыхал он.
     Маг пожал плечами и уточнил:
     - Н а с!
     Амалрик рассмеялся:
     - Нас?! Да я из  этой  палатки  могу  выйти  в  любой  момент!  -  Он
презрительно пнул стенку палатки. - Это же сукно! Мы можем в миг разрезать
его и мы не связаны, если не считать этих ниток, которые я  разорву,  если
они тебя уж очень беспокоят. Взгляни! Эти простаки даже отдали мой жезл.
     Он помахал оружием, выразительно и с презрением фыркая.
     Убенидус изумился,  но  человекобог  был  прав.  Кочевники  не  умели
принуждать кого-нибудь по-настоящему, и пленники могли легко бежать, когда
сочтут нужным. Тем более, что стражники,  охранявшие  вход,  мирно  спали,
доказывая это громким храпом.
     Очевидно, туржанцы не были привычны к такого рода делам и знали о них
только понаслышке. Они думали, что раз человека арестовали, то  он  должен
чувствовать  себя  соответствующе  и  не  искать  выхода  из  создавшегося
положения. Но Амалрик не  собирался  идти  на  поводу  обычаев  туржанцев,
велевших кротко преклонять голову под топор палача. Они решили действовать
и немедленно бежать из тюрьмы.
     - Мы же не знаем, где наш глагоцит, - пожаловался маг, когда  Амалрик
укладывал вещи перед бегством. - Мы не видели  животное  с  тех  пор,  как
оставили его.
     Амалрик, пожав плечами, отмахнулся:
     - Если  не  найдем  нашего  глагоцита,  то  просто  возьмем  пару  их
скакунов.
     Разрезав заднюю стенку, они вышили  и  оказались  на  залитой  лунным
светом равнине на краю лагеря кочевников.
     Темные тени,  двигавшиеся  вдали,  были  мрачными  ергасернумами.  За
палаткой никто не наблюдал и можно было бежать.
     Они  отползли  от  палатки  в  тень,  вглядываясь  в  мерцающие  лучи
разноцветных лун. На небе были только четыре из шести лун Зураны, а  низко
над горизонтом светились планеты Зао и Олиммбрис.
     - Как ты думаешь, где наш глагоцит? - беспокойно прошептал Амалрик. -
Бедняга Вудди! Голодный, наверное, а  ему  придется  нести  нас  на  себе.
Пожалуй, если в палатке-кухне я раздобуду для него сиропа...
     Маг со стоном вздохнул и почесал бок. Иногда простодушие его товарища
вызывала у него почти непереносимое раздражение, например, когда  тот  дал
своему летающему любимцу имя "Вудди".
     - Ничего, если насекомое на сей раз останется голодным! -  набросился
на Амалрика маг. - Подлая тварь в прошлый  раз  жутко  обожралась.  Мы  не
можем  во  всем  походить  на  богов,  и  вообще,  боюсь,  чтобы  отыскать
глагоцита, нам придется вернуться на место прошлой стоянки кочевников.
     - Наверное, ты прав, - проворчал человекобог.
     Держась в тени, они ползли от палатки к палатке.
     - Вудди! - внезапно раздался счастливый рев гиганта.
     От этого рева маг даже подпрыгнул  и  принялся  бормотать  проклятья.
Впереди они увидели свое чудище, привязанное к телеге и рванулись  вперед.
Плохо было только, что своим криком Амалрик встревожил кочевников.
     Когда они  оказались  у  телеги,  старый  верный  слуга  Ламаад  Азур
проснулся и недовольно уставился на них. Если бы путники заметили его, они
бы его связали, но он лежал в тени.
     Хорошенько их рассмотрев, старик громко закричал  и  поднял  тревогу.
Его  рот  открывался  и  закрывался  в  злобном  крике,  обнажая  все  три
оставшиеся зуба.
     Амалрик угрожающе склонился над  ним,  приказывая  замолчать.  Старик
неохотно подчинился.
     - Нас здесь нет, - уверенно сказал гигант.
     - Как? Почему это? - задрожал старик.
     - Ты же знаешь, что мы заключены в палатку-тюрьму?
     Старик, прочитав угрозу в глазах гиганта, нерешительно кивнул.
     - Тех, кого арестовывают, находятся под арестом, правильно?
     - Конечно... Но, Ваше Превосходительство, вы  свободны...  Я  человек
слабый и пожилой...  но  вас  вижу  совершенно  отчетливо,  -  пробормотал
старик, но тон его был нерешителен, и говорил он с сомнением.
     - Глупости! - грубо прервал Амалрик. - Как  арестованный  может  быть
свободным? Разве это не противоречит здравому смыслу? Я спрашиваю тебя!
     Старик задумался, голова его склонилась на  бок,  тощий  палец  скреб
подбородок.
     -  Конечно...  Ваше  Превосходительство  убедительно  толкует  данную
ситуацию,  -  сказал  он  чуть  погодя.  -  Но  что  же  сейчас  с   Вашим
Превосходительством?
     Маг,  который  не  был  готов  к  философским   дебатам,   беспокойно
посмеивался.
     - Теперь они нас не настигнут, - шепнул он своему товарищу.
     Гигант сдвинул брови, отчего стал выглядеть еще  свирепей,  но  потом
брови его разошлись и он улыбнулся.
     - Ночные фантазии - вот что мы такое, - счастливо возвестил он.
     Старый слуга широко раскрытыми глазами уставился на него.  Амалрик  с
огромным трудом подавил смех  и  стал  шарить  вокруг  телеги,  к  которой
обрывками  ткани  и  травяными  веревками  был  привязан   глагоцит.   Маг
последовал за ним, настороженно поглядывая на старика, переваривающего  их
сомнительное заявление.
     Вдруг тот резко  вскочил,  фыркая  от  ужаса.  Его  беззубая  челюсть
отвисла и раздался вопль:
     - Хо-ой! Хэ-эй! Ха-ай! По-омоги-ите! - голос его напоминал  завывания
ветра. - Ночные привидения!!!
     Амалрик  подпрыгнул,  как  ужаленный,  руки  его  дернулись  к  узлам
веревок. Тут появился первый кочевник, с сонными глазами и оружием в руках
- кривой саблей и пикой. За ним появились и другие, размахивая  кинжалами,
саблями и копьями.
     - Вот твоя светлая идея! - простонал маг, царапая ремни, удерживающие
тело и хрупкие крылья насекомого.
     - Кончай болтать! Развязывай! - яростно зарычал Амалрик.
     Буквально перед носом первого воина, подбежавшего к ним, они прыгнули
в седло освобожденного глагоцита.
     - Вверх, Вудди, поднимайся, малыш, - умолял Амалрик, скрипя зубами  и
выбивая код на выступах, венчавших роговую голову насекомого.
     Глагоцит узнал своего громадного хозяина и  быстро  ему  повиновался.
Длинные узкие крылья защелкали над грудной клеткой  насекомого  и  оно  на
огромной  скорости   пронеслось   над   приближающимися   кочевниками,   а
секунду-другую  спустя  забарабанили  основные  крылья  и  в  клубах  пыли
глагоцит стал подниматься ввысь.
     Маг посматривал сквозь чуть приоткрытые глаза, но дышать не  пытался,
пока они не оказались на высоте футов в четыреста, вне пылевого  облака  и
пределов досягаемости луков кочевников.
     - Хороший старина Вудди! Хороший  мальчик!  -  Амалрик  усмехнулся  и
шутливо потрепал голову летящего глагоцита.
     Они скользнули в сторону от лагеря  кочевников,  который  уменьшался,
мерцая в многоцветном лунном свете.
     - Куда же мы двинемся сейчас? - спросил гигант.
     - О-о! Пат, Понсе и Пазедолах! Откуда я знаю! - огрызнулся  маленький
маг.
     Амалрик кивнул, соломенная грива его волос развевалась, как  лохматое
знамя. Он развернул глагоцита так, чтобы его голова оказалась направленной
точно на золотые вспышки встающей на юге планеты,  и  отстучал  на  голове
насекомого приказ, который означал - полный вперед.
     Маг оглянулся и проследив  направление  полета,  где  над  горизонтом
сверкали золотые вспышки, указал перстом туда и важно произнес:
     - Планета Гулзунд в этом сезоне встает точно на юге.


     На заре они были уже очень далеко от кочевников Туржана и летели  над
иссушенными пустынными песками к  Огненной  реке  и  к  новым,  еще  более
замечательным приключениям.





                              Спрэг ДЕ КАМП
                                Лин КАРТЕР

                              ТВАРЬ В СКЛЕПЕ




     Величайшим героем Гиборейской эпохи был не гибореец, а варвар,  Конан
Киммериец, с именем которого связаны целые циклы легенд. С раннего времени
древних  цивилизаций  Гибореи  и  Атланты  существуют   только   несколько
фрагментарных, полулегендарных рассказов. В одном из циклов -  Немедийских
хрониках - описана большая часть того, что известно о пути  Конана.  Часть
хроник, касающаяся Конана, начинается так:
     Знай, о принц, что между годами, когда океаны поглотили  Атлантиду  с
ее сверкающими городами и годами  подъема  Сынов  Ариаса,  была  эпоха,  о
которой и не мечтали. В то время  сияющие  королевства  -  Немедия,  Офир,
Бритуния, Гиперборея, Замора, с их черноволосыми женщинами  и  башнями,  в
которых, как привидения, появлялись боги-пауки, - лежали, широко  раскинув
свои владения по миру, подобно голубым мантильям под звездами.  Зингара  с
ее рыцарством, Кос  с  могилами,  которые  охраняли  тени,  Гиркания,  чьи
всадники были одеты в сталь, шелк и золото. Но самым  гордым  королевством
мира была Аквилония, господствовавшая на дремлющем западе. Сюда  и  пришел
киммериец Конан, черноволосый, с угрюмым  взглядом,  мечом  в  руке,  вор,
грабитель, убийца, наделенный невыразимой печалью и даром буйного веселья,
пришел попрать украшенные драгоценностями троны Земли  ногами,  обутыми  в
сандалии.
     В жилах Конана текла  кровь  древней  Атлантиды,  поглощенной  морями
тысячи лет назад. Он родился в клане,  который  претендовал  на  земли  на
северо-западе Киммерии. Его дед жил в южном  племени  и  бежал  от  своего
народа, спасаясь от  кровной  вражды,  и  после  долгих  странствий  нашел
убежище у народов Севера. Сам Конан был рожден  на  поле  брани  во  время
сражения между его племенем и ордой всадников-ванов.
     Нет записей, повествующих о  том,  когда  юный  Конан  в  первый  раз
столкнулся с цивилизацией, но его знали как бойца  вокруг  Костров  Совета
еще до того, как он увидел свою пятнадцатую зиму. В тот  год  киммерийские
племена забыли о кровной  вражде  и  соединили  свои  силы  для  отражения
нападения  гундерцев,  которые  пересекли  границы  Аквилонии,   построили
пограничный пост  в  Венариуме  и  начали  колонизацию  южных  пограничных
областей Киммерии. Конан был одним из  воющей  кровожадной  орды,  которая
бурей пронеслась с мечом и факелом и вернула аквилонцев за их границы.
     После грабежа Венариума, едва  перешагнув  порог  юности,  Конан  был
ростом около шести футов и весил 180 фунтов. У него была настороженность и
повадки человека, рожденного и  прожившего  в  лесу  много  лет,  железная
выносливость  горца,  геркулесово  телосложение  отца-кузнеца  и   большая
практика в обращении с ножом, топором и мечом.
     После грабежа аквилонского аванпоста Конан на время вернулся к своему
племени.  Беспокойный,  подгоняемый  своей  юностью,  традициями  и  своим
временем, он провел несколько месяцев с бандой асов в  бесплодной  вылазке
против  ванов  и  гиперборейцев.  Последняя   кампания   закончилась   для
шестнадцатилетнего Конана цепями. Однако он недолго оставался пленником...



                             1. КРАСНЫЕ ГЛАЗА

     Второй день среди лесов по его следам шли  волки,  и  вот  они  снова
приближались. Оглянувшись через плечо, парень увидел  их  тени:  лохматые,
неуклюжие  серые  смутные  очертания,  снующие  между   черными   стволами
деревьев, с глазами, горящими как красные угли  в  сгущающемся  мраке.  На
этот раз, он знал это, он не сможет победить их так, как до этого.
     Он не мог  далеко  видеть,  потому  что  вокруг  него  вставали,  как
молчаливые солдаты какой-то заколдованной армии  стволы  миллионов  черных
елей. Во мраке падал снег, белые клочья устилали северные  склоны  холмов,
но журчание тысяч ручейков тающего снега и льда служили  предзнаменованием
прихода весны. Это был темный молчаливый мрачный мир даже в разгаре лета и
сейчас по мере того, как тусклый свет исчезал с наступлением сумерек,  мир
казался еще более жутким, чем обычно.
     Юнец побежал по густо заросшему склону, как он уже  бежал  в  течение
двух  дней  с  тех  пор,  когда  он  проложил  себе  путь  на  свободу  из
гиперборейского загона для рабов. Несмотря на то, что он был  чистокровным
киммерийцем, он был одним из  банды  всадников-асов,  тревожившей  границы
гиперборейцев. Тощие  воины  с  соломенными  волосами  той  мрачной  земли
заманили в ловушку и разбили наголову отряд всадников, и Конану  в  первый
раз в своей жизни пришлось отведать горечь от  цепей  и  плети,  что  было
нормальным для большинства рабов.
     Однако, он долго не оставался в  рабстве.  Работая  по  ночам,  когда
остальные спали, он подпиливал одно звено своей цепи,  пока  он  не  стало
настолько слабым,  чтобы  можно  было  его  перекусить.  Затем,  во  время
ужасного ливня он резко дернул и разорвал ее.  Раскручивая  четырехфутовую
тяжелую цепь, он убил своего  надсмотрщика  и  солдата,  который  вскочил,
пытаясь преградить ему дорогу и исчез  в  потоках  ливня.  Дождь,  который
спрятал его от взглядов также помешал собакам погони,  посланной  за  ним,
взять его след.
     Уже свободный, юноша понял, что между  ним  и  его  родной  Киммерией
простирается половина неприятельского королевства. Поэтому он бежал на  юг
в дикую гористую местность, которая отделяла северные пограничные  области
Гипербореи от плодородных равнин Британии и Туранских степей. Там,  где-то
на юге, как он слышал, лежало сказочное королевство Замора, Замора  с  его
черноволосыми женщинами и башнями, полных тайн паучьих богов. Там высились
известные города: столица Шадизар, называемая Городом Зла, воровской город
Аренжун и Йезуд, город паучьего бога.
     Годом раньше Конан впервые почувствовал вкус цивилизации, когда одним
из воинов кровожадной киммерийской орды, которая ворвалась в Венариум,  он
принял участие в грабеже аквилонского  аванпоста.  Этот  вкус  разжег  его
аппетит. У него не было ясного стремления или программы действия,  ничего,
кроме смутных мечтаний об отчаянных приключениях на  богатых  землях  Юга.
Видения  сверкающего  золота  и  драгоценных  камней,  еда  и  питье   без
ограничений и горячие объятия прекрасных женщин благородного рождения  как
награда за доблесть, проносились в его наивном молодом мозгу. На Юге, где,
как он думал, его рост и сила как-нибудь смогут принести ему  славу  среди
городских слабаков. Итак он держал путь на юг - искать свою судьбу, владея
лишь потертой изодранной туникой и длинной цепью.
     И вот волки почуяли его запах. Обычно энергичный, деятельный  человек
не очень боится волков. Но это был конец зимы, волки, изголодавшиеся после
неудачного сезона, были готовы на любой отчаянный шаг.
     В первый раз, когда они догнали его, Конан  орудовал  своей  цепью  с
такой яростью, что один серый остался выть и корчиться от боли на снегу  с
переломанной спиной, а  второй  -  с  раздробленной  головой.  Алая  кровь
обрызгала тающий снег.  Голодная  стая  улизнула  от  парня  со  свирепыми
глазами и ужасной цепью, свистящей как вихрь. Волки вернулись пировать над
своими убитыми собратьями, а молодой киммериец побежал дальше  на  юг.  Но
вскоре они снова показались на его пути.
     Вчера на заходе солнца, они догнали его на льду замерзшей реки  возле
границ  Британии.  Он  сражался  с  ними  на  скользком  льду,  размахивая
окровавленной цепью пока один облысевший волк не сжал железные звенья цепи
своими зловещими челюстями, вырывая цепь из онемевших рук. В  этот  момент
подтаявший лед треснул, - то ли от ярости схватки, то  ли  от  веса  стаи.
Конан задыхался, с трудом переводя дыхание, в  ледяном  потоке.  Несколько
волков упали вместе с ним, и кроме воспоминаний  о  волках  атакующих,  он
получил краткое впечатление о волке, наполовину погруженном в воду, бешено
царапающем передними лапами  край  льдины,  но  скольким  из  них  удалось
выкарабкаться, а скольких унес под лед  быстрый  поток,  Конан  не  узнает
никогда.
     Стуча зубами, он выполз на лед на другой стороне, оставив  завывающую
стаю позади. Всю ночь и весь день он бежал на  юг  через  холмы,  поросшие
деревьями, полуголые, полузамерзшие. И сейчас волки настигли его снова.
     Холодный горный воздух горел в его напряженных  легких,  каждый  вдох
был как порыв ветра из какой-то адовой печи. Ничего не  чувствующие  ноги,
словно налитые свинцом, двигались, как у  автомата.  С  каждым  шагом  его
сандалии погружались в  напитанную  водой  землю  и  вырывались  оттуда  с
чавкающими звуками.
     Он знал, что с голыми руками  у  него  мало  шансов  выстоять  против
дюжины  лохматых  убийц.  Поэтому  он  бежал,   не   останавливаясь.   Его
киммерийская кровь не позволяло ему сдаться даже перед лицом явной смерти.
     Опять повалил снег. Большие  влажные  хлопья  падали  со  слабым,  но
слышным свистом и покрывали  влажную  черную  землю  и  возвышающиеся  ели
мириадами белых пятен. Там и тут огромные валуны  высовывались  из  земли,
покрытой ковром игл, местность становилась все более гористой и скалистой.
И здесь, подумал Конан, должен быть его единственный шанс выжить. Он может
стать спиной к скале и драться с волками, как только они будут подходить к
нему. Это был слабый шанс, он прекрасно знал быстроту  их  худых  жилистых
стофунтовых тел, но лучше не было ничего.
     По мере того, как склон становился круче, лес  редел.  Конан  побежал
вприпрыжку к гигантской массивной скале, которая выступала вперед как вход
в похороненный замок. Как только он  это  сделал,  волки  выскочили  из-за
границы толстых деревьев и помчались за ним, завывая как алые демоны  Ада,
когда они тащат и бросают осужденную душу.



                            2. ДВЕРЬ В СКАЛЕ

     Через белое пятно кружащегося  вихрем  снега  парень  увидел  зияющую
черноту между двумя мощными кусками скалы и бросился туда. Волки бежали по
пятам, ему казалось, он слышит их  горячее,  зловонное  дыхание  на  своих
обнаженных ногах, когда он бросился в черную расселину, зияющую перед ним.
Он втиснулся в проем как раз тогда, когда ближайший волк прыгнул на  него.
Волчьи челюсти щелкнули в воздухе, Конан был спасен.
     Но надолго ли?
     Пригибаясь, Конан двигался в темноте, ощупывая шершавый каменный  пол
и ожидая появления еще какого-нибудь  неясного  объекта  для  сражения  из
воющей стаи. Он  слышал,  как  они  мягко  переступают  по  свежему  снегу
снаружи, как их когти царапают по камню. Как и он, они тяжело дышали.  Они
жалобно скулили в жажде крови. Но ни один не появился в проеме  -  смутном
сером разрезе на фоне черноты. И это было странно.
     Конан понял, что он находится в узкой комнате  вырубленной  в  скале,
абсолютно  черной  кроме  неясного  света  сумерек,  пробивающегося  через
ущелье. На полу пещеры были  в  беспорядке  рассыпаны  занесенные  ветром,
птицами  или  животными  сухие  листья,   иглы   ели,   ветки,   несколько
разбросанных костей, голыши и осколки