Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
, и будет выполнять
любое мое желание. Я тайком подсыпала снадобье в вино любовника. Но выпив
его, мой любовник обезумел и случилось то, о чем я тебе рассказывала.
Проклятый Тотрасмек, мерзкая змея... у-ууу!
Она конвульсивно схватила Конана за руку и они резко остановились.
Они находились в районе магазинов и лотков, пустых и неосвещенных в этот
поздний час. Те тянулись вдоль аллеи, а у ее входа неподвижно и молча
стоял мужчина. Он склонил свою голову, но Конан уловил причудливый блеск
его мрачных глаз, которые не мигая смотрели на них. По спине Конана
побежали мурашки, но не от меча в руке человека, а от жуткого сочетания
его позы и молчания. Они говорили о безумстве. Конан оттолкнул девушку в
сторону и взялся за меч.
- Не убивай его! - стала она умолять его. - Ради Сета, не убивай его!
Ты сильный - обезоружь его!
- Посмотрим, - пробормотал он, схватив меч правой рукой и сжав левую
в молотообразный кулак.
Конан сделал осторожный шаг в сторону аллеи... и с ужасным стонущим
смехом туранец бросился на него. Когда он приблизился, то занес свой меч,
встав на цыпочки, и вложил всю мощь своего тела в удар. Вспыхнули голубые
искры, когда Конан отразил полет лезвия, и в следующее мгновение безумец
бесчувственно растянулся в пыли от громового удара левого кулака Конана.
Девушка помчалась вперед.
- О, он не... он не...
Конан быстро склонился, повернув мужчину на бок и пробежал пальцами
по его телу.
- Он не сильно ранен, - проворчал он. - Из носа сочится кровь, но это
случается с каждым, кто получает хорошую затрещину по челюсти. Через
некоторое время он придет в себя и возможно у него будет все в порядке с
мозгами. Но все-таки я свяжу его руки поясом для меча. Куда мне теперь его
нести?
- Подожди! - Забиби приникла к бесчувственной фигуре, схватив
связанные руки, и жадно их изучала. Затем тряхнула своей головой, словно в
чем то разочаровалась, и поднялась. Она приблизилась к гиганту киммерийцу
и положила свои стройные руки ему на грудь. Ее темные глаза, похожие при
свете звезд на драгоценные камни, посмотрели на него.
- Ты мужчина! Помоги мне! Тотрасмек должен умереть! Убей его для
меня!
- И засунуть свою шею в туранскую петлю? - проворчал он.
- Нет! - Стройные руки, сильные как податливая сталь, обвились вокруг
его мускулистой шеи. Ее упругое тело затрепетало рядом с ним. - Гирканцы
не любят Тотрасмека. Жрецы Сета боятся его. Это ублюдок, который правит
людьми, используя их пугливость и суеверие. Я служу Сету, туранцы
поклоняются Эрлику, а Тотрасмек приносит жертвы проклятому Хануману.
Туранские лорды боятся его черного искусства и его власти над смешанным
населением, и они ненавидят его. Даже Джунгир Хан и его возлюбленная
Нафертари боятся и ненавидят его. Если его убьют ночью в часовне, то
убийцу не станут искать чересчур усердно.
- А как насчет его магии? - спросил Конан.
- Ты человек, который привык сражаться. Рисковать своей жизнью - это
часть твоей профессии.
- За цену, - согласился он.
- Будет цена! - она вздохнула, поднявшись на цыпочки, и посмотрела
ему в глаза.
Близость ее вибрирующего тела зажгла огонь в его венах. До его мозгов
доходил аромат ее тела. Но когда его руки сомкнулись вокруг ее гибкой
фигуры, она легко увернулась со словами:
- Подожди. Сначала сослужи мне эту службу.
- Назови свою цену, - произнес он с некоторым трудом.
- Подними моего любовника, - указала она, и киммериец встал над ним и
легко перебросил высокую фигуру через свое широкое плечо. В этот момент
ему казалось, что он мог бы с такой же легкостью поднять дворец Джунгир
Хана. Девушка прошептала что-то нежное бессознательному мужчине и в ее
поведении не было никакого притворства. Она просто искренне любила
Алафдала. Какие бы соглашения она не принимала с Конаном, это не касалось
ее отношений с Алафдалом. Женщины более практичны в этих делах, чем
мужчины.
- Иди за мной! - Она быстро пошла вперед по улице.
Киммериец легко шагал за ней, не испытывая никаких неудобств из-за
своей ноши. Настороженным взглядом он всматривался в черные тени,
спрятавшиеся под арками, но не видел ничего подозрительного. Без сомнения
дарфарские рабы уже все собрались у своей ямы, в которой они обычно жарили
свою добычу. Девушка свернула на узкую улицу и вскоре постучалась в дверь.
Почти мгновенно открылось смотровое окошко в верхней панели и оттуда
выглянуло черное лицо. Она нагнулась ближе к открывавшему и быстро что-то
прошептала. Заскрипели засовы в своих углублениях и дверь открылась. В
мягком свете медной лампы перед ними стоял гигантский черный мужчина.
Быстрый взгляд показал Конану, что он не из Дарфара. Его зубы не были
подпилены, а его волосы были коротко подстрижены. Он был из Вадая.
Следуя указаниям Забиби Конан передал бесчувственное тело в руки
негра и увидел, как молодого офицера уложили на бархатный диван. Не было
видно никаких признаков того, что к нему возвращается сознание. Удар,
который лишил его чувств, мог свалить и быка. Забиби склонилась над ним на
мгновение. Ее пальцы нервно изгибались и переплетались. Затем она
выпрямилась и поманила киммерийца.
Дверь мягко закрылась, за ними щелкнули замки и закрывающееся
смотровое окошко скрыло от них мерцание ламп. На улице, при свете звезд
Забиби взяла Конана за руку. Ее собственная рука слегка дрожала.
- Ты не подведешь меня?
Он потряс своей гривастой головой, такой массивной на фоне звезд.
- Тогда иди за мной в усыпальницу Ханумана, и да хранят боги наши
души!
Они молча двигались по пустынным улицам словно древние фантомы.
Возможно, девушка думала о своем любовнике, лежащем без чувств на диване
под медными лампами, или пыталась подавить свой страх перед тем, что ждало
их впереди, в облюбованной дьяволами усыпальнице Ханумана. Варвар же думал
только о женщине, которая шла рядом с ним. Запах ее волос щекотал его
ноздри, чувственная аура ее присутствия наполняла его мозги и не оставляла
места для других мыслей.
Однажды они услышали звяканье подкованной латунью обуви и шмыгнули в
тень угрюмой арки, пока отряд пелиштийских часовых проходил мимо. Их было
около пятнадцати; они шли тесной группой, с копьями наизготовку, а у
замыкающих на спинах висели обитые латунью широкие щиты, которые защищали
их от ударов ножом сзади. Угроза черных людоедов была опасной даже для
вооруженных людей.
Как только звяканье их сандалий замерло вдали, Конан и девушка вышли
из укрытия и поспешили дальше. Спустя несколько мгновений они разглядели
впереди приземистое здание с плоской крышей.
Часовня Ханумана стояла одиноко посреди широкой площади, которая
раскинулась под звездами, тихая и покинутая. Усыпальницу окружала
мраморная стена с широко открытым главным входом. В этом проходе не было
ни ворот, ни каких-либо других заграждений.
- Почему негры не ищут себе здесь поживы? - прошептал Конан. -
Часовня совсем не охраняется.
Он смог почувствовать как затрепетало тело Забиби, когда она теснее
прижалась к нему.
- Они боятся Тотрасмека, как боятся его все замбульцы. Даже Джунгир
Хан и Нафертари. Идем! Идем быстрее, пока мое мужество не вытекло из меня,
словно вода!
Страх девушки был очевиден, но она не колебалась. Конан вытянул свой
меч и зашагал впереди нее, когда они прошли через открытый проход. Он
хорошо знал отвратительные обычаи жрецов Востока и понимал, что налетчики
на усыпальницу Ханумана должны быть готовы встретиться с ужасами, которые
и в страшном сне не приснятся. Он понимал, что очень вероятно, что ни он,
ни девушка не выйдут из этой часовни живыми. Но он слишком часто рисковал
своей жизнью раньше, чтобы придавать таким мыслям большое значение.
Они вошли в вымощенный мраморными плитами двор, которые тускло
поблескивали белым цветом при свете звезд. Короткие и широкие мраморные
ступени вывели их к колоннам, поддерживающим портик. Широкие бронзовые
двери были широко открыты, как и всегда на протяжении столетий. Но ни один
поклонник Ханумана не жег фимиам внутри. Днем мужчины и женщины робко
заходили в усыпальницу и клали дары обезьяне-богу на черный алтарь. Но
ночью люди избегали часовню Ханумана, как кролик избегает логово удава.
Горящие курильницы наполняли часовню мягким таинственным светом,
который создавал впечатление нереальности. Рядом с задней стеной, за
черным каменным алтарем сидел бог, устремив неподвижный взгляд на открытую
дверь, сквозь которую в течении веков проходили его жертвы. От порога и до
алтаря шел неглубокий желобок, и когда ноги Конан нащупали его, он
отшатнулся прочь так быстро, словно наступил на змею. Этот желобок был
вытоптан ногами огромного числа людей, которые с криками потом умирали на
мрачном алтаре.
Грубый в тусклом свете, Хануман злобно смотрел с высеченной маски
своего лица. Он сидел не как обезьяна, припавшая к земле, а скрестив ноги
как человек, но его вид не стал от этого менее обезьяньим. Он был высечен
из черного мрамора, его глаза были рубиновыми и горели красным и
похотливым огнем, словно угольки из самой глубокой ямы ада. Его большие
руки лежали на коленях, ладонями вверх, вытянув длинные пальцы с когтями.
В выразительных чертах, в злобном взгляде его развратного лица отражался
отвратительный цинизм вырождающегося культа, который поклонялся ему.
Девушка обошла статую и пошла к задней стене, и когда ее гладкий бок
коснулся высеченных из мрамора коленей, она отпрыгнула в сторону и
передернулась, будто до нее дотронулась какая-то рептилия. Между широкой
спиной идола и мраморной стеной с бордюром из золотых листьев было
несколько футов свободного пространства. По обе стороны от идола в стене
были двери из слоновой кости под золотыми арками.
- Эти двери ведут в два конца коридора, имеющего форму булавки для
волос, - сказала она торопливо. - Однажды я была внутри усыпальницы...
однажды! - Она задергала и затрясла своими стройными плечами при
воспоминаниях, одновременно и ужасных и отвратительных. - Коридор
изгибается как подкова и оба ее конца выходят в эту комнату. Комнаты
Тотрасмека идут вдоль этого извилистого коридора и их двери выходят в
него. Но в этой стене есть потайная дверь, которая ведет прямо во
внутреннюю комнату.
Она пробежала пальцами по гладкой поверхности, на которой не было
видно ни единой трещинки или щели. Конан с мечом в руке стоял рядом с ней,
настороженно осматриваясь вокруг себя. От тишины и пустоты часовни, мыслей
о том, что же находится за этой стеной он испытывал такое чувство, какое
испытывает дикое животное, обнюхивающее ловушку.
- А! - девушка наконец нашла спрятанную пружину; квадратный проход
широко разинул свою черную пасть в стене. Затем она вскрикнула: "Сет!", и
когда Конан бросился к ней, он увидел, как большие руки схватили ее за
волосы. Ее повалили с ног и потянули головой вперед в проход. Конан
попытался схватить ее, но бесполезно. Его пальцы только скользнули по ее
обнаженным ногам и через мгновение она исчезла, а стена стала такой же
сплошной, как и раньше. Только с той стороны некоторое время доносились
приглушенные звуки борьбы, слабо различимый крик и низкий смех от которого
у Конана застыла кровь в жилах.
3. СЖИМАЮЩИЕ ЧЕРНЫЕ РУКИ
С проклятиями Конан так сильно ударил по стене рукояткой своего меча,
что мрамор раскололся и его кусочки упали на пол. Но потайная дверь не
уступила ему, и рассудок говорил ему, что без сомнения она закрыта на
засов с той стороны стены. Развернувшись, он побежал через комнату к одной
из дверей из слоновой кости.
Он занес свой меч, чтобы разнести створки, но перед этим слегка
толкнул дверь левой рукой. Она легко открылась и он внимательно посмотрел
в длинный коридор, который изгибался вдали в тусклом и загадочном свете
курильниц, похожих на те, что были в усыпальнице. У косяка двери виднелся
тяжелый золотой засов и он слегка коснулся его кончиками пальцев. Слабую
теплоту металла мог уловить только человек, чувствительность которого не
уступала чувствительности волка. До этого засова дотрагивались - а значит
вынули его из скоб - совсем недавно. Все это все более и более становилось
похожим на западню. Он должен был знать, что Тотрасмеку становится
известно о любом, кто входит в часовню.
Зайти в коридор без сомнения означало оказаться в ловушке, которую
приготовил для него жрец. Но Конан не колебался. Где-то здесь, в этом
тусклом свете находится в плену Забиби и, насколько он знал жрецов
Ханумана, ей будет необходима помощь. Конан пошел по коридору походкой
пантеры, готовый ударить вправо или влево.
Слева от него в коридор выходили двери из слоновой кости с арками, и
он попытался открыть каждую из них. Но они все были закрыты. Он прошел
около семидесяти пяти футов, когда коридор резко повернул налево изгибаясь
дугой, о которой упоминала девушка. В этот изгиб выходила дверь и она
поддалась под его рукой.
Он посмотрел в широкую квадратную комнату, освещенную немного лучше
чем коридор. Ее стены были из белого мрамора, пол из слоновой кости,
потолок из украшенного резьбой серебра. Он увидел диваны из дорогого
атласа, подставки для ног из слоновой кости, отделанные золотом, стол в
форме диска из какого-то похожего на металл материала. На одном из диванов
раскинулся мужчина, глядя на дверь. Он засмеялся, увидев настороженный
взгляд киммерийца.
Этот мужчина был одет только в набедренную повязку и сандалии, высоко
затянутые ремнем. У него была коричневая кожа, коротко подстриженные
черные волосы и беспокойные черные глаза, смотревшие с широкого надменного
лица. Его телосложение отличалось неестественными пропорциями. Мощные
мускулы играли буграми при самом слабом движении огромных конечностей.
Конану никогда не доводилось видеть такие громадные руки. Уверенность
гигантской физической силы сквозила в каждом движении и повороте.
- Почему бы тебе не зайти, варвар? - сказал он издеваясь и сделав
преувеличенный приглашающий жест.
В глазах Конана появились зловещие огоньки, но он осторожно зашел в
комнату держа меч наизготовку.
- Что ты за дьявол? - прорычал он.
- Я Баал-птеор, - ответил мужчина. - Когда-то много лет тому назад и
в другой стране у меня было другое имя. Но это имя тоже неплохое, а почему
Тотрасмек дал его мне, тебе может рассказать любая девушка из часовни.
- Так ты его собака, - проворчал Конан. - Ладно, будь проклята твоя
коричневая шкура, Баал-птеор! Где девушка, которую ты утащил через стену?
- Мой господин принимает ее! - засмеялся Баал-птеор. - Послушай!
Из-за двери, противоположной той, в которую вошел Конан, доносились
женские крики, слабые и приглушенные от расстояния.
- Чтоб ты сгорел! - Конан шагнул к двери, но затем повернулся,
испытывая покалывание на коже.
Баал-птеор смеялся над ним, и в этом смехе слышалась угроза, от
которой волосы Конана на затылке зашевелились и кровожадные убийственные
волны ненависти поднялись в его голове.
Он шагнул к Баал-птеору. Суставы его руки, удерживающей меч,
побелели. Быстрым движением коричневый мужчина что-то бросил в него -
светящуюся кристаллическую сферу, мерцающую таинственным светом.
Конан инстинктивно отклонился, но, к его удивлению, шар резко
остановился высоко в воздухе в нескольких футах от его лица. И не упал на
пол. Он висел, словно подвешенный на невидимых нитях, в пяти футах над
полом. И когда Конан зачарованно посмотрел на него, тот начал вращаться с
нарастающей скоростью. И когда он вертелся, он начал расти, расширяться,
становиться расплывчатым. Он заполнил всю комнату. Он окутал ее. Он
поглотил мебель, стены, самодовольно улыбающегося Баал-птеора. Конан
оказался затерянным в тусклом голубоватом тумане быстрого вращения.
Ужасный ветер проносился мимо Конана, толкая его, сбивая его с ног,
увлекая его в вихрь, который кружился перед ним.
С задыхающимся криком Конан попятился, и наткнулся спиной на твердую
стену. От этого касания иллюзия развеялась. Крутящаяся титаническая сфера
исчезла, словно лопнувший пузырь. Конан снова очутился в комнате с
серебряным потолком, с серым туманом, окутавшим его ноги, и увидел
Баал-птеора, сидевшего на диване и трясущегося от бесшумного смеха.
- Сучий сын! - Конан бросился на него.
Но туман поднялся с пола, скрыв от него гигантскую коричневую фигуру.
Облака окружили Конана и он испытал неприятное чувство перемещения... И
затем комната, и туман, и коричневый человек исчезли. Он стоял один в
болотных зарослях высокого тростника. На него, низко опустив голову, несся
бизон. Он отпрыгнул, уклоняясь от сабельных рогов и всадил свой меч за
передней ногой между ребер в сердце. Но оказалось, что здесь, в грязи
умирает не бизон, а коричневокожий Баал-птеор. С проклятием Конан отрубил
ему голову; но голова подскочила с земли и лязгнув звериными клыками
впилась ему в горло. Несмотря на всю свою силу, он не мог оторвать ее...
он задыхался... задыхался; потом налетел какой-то вихрь, раздался
оглушительный рев, его тряхнуло от неуловимого воздействия и он снова
оказался в комнате с Баал-птеором, чья голова по прежнему крепко сидела на
плечах. Он бесшумно смеялся на диване.
- Гипноз! - прошептал Конан, упираясь пальцами в мраморный пол.
Его глаза горели. Эта коричневая собака игралась с ним! Но этот
маскарад, эти детские забавы с туманом и тенями в мыслях больше не обманут
его. Ему нужно только прыгнуть и ударить и коричневый прислужник
превратится в изрубленное тело у его ног. На этот раз его не одурачат
воображаемыми тенями... но одурачили.
Странный звук, от которого кровь застыла в жилах, раздался за его
спиной. Он развернулся и ударил по пантере, которая приготовилась было
прыгнуть на него с металлического стола. И когда он ударил, видение
исчезло и его лезвие глухо звякнуло о прочную поверхность. Мгновенно он
ощутил что-то ненормальное. Лезвие прилепилось к столу! Он с силой дернул
его. Оно не поддалось. Но это был уже не гипнотический трюк. Стол был
гигантским магнитом. Конан схватился за рукоятку обеими руками, но голос
за его спиной заставил его обернуться и он оказался лицом к лицу с
коричневым мужчиной, который наконец поднялся с дивана.
Слегка выше Конана и значительно тяжелее его, Баал-птеор высился
перед ним, пугая своей развитой мускулатурой. Его могучие руки были
неестественно длинными, его большие кулаки то сжимались, то разжимались от
конвульсивных подергиваний.
- Твоя голова, киммериец! - начал издеваться Баал-птеор. - Я возьму
ее своими голыми руками и сверну, как сворачивают голову птицам. Так сыны
Косалы приносят свои жертвы Яджуру. Варвар, ты смотришь на душителя из
Йота-понга. В младенчестве меня выбрали жрецы Яджура и все свое детство,
отрочество и юность я обучался искусству убивать голыми руками - только
так можно приносить жертвы. Яджур любит кровь, и мы не хотим терять
напрасно ни одной ее капли из вен наших жертв. Когда я был ребенком, мне
давали душить младенцев; когда я стал взрослее, я стал душить юных
девушек; юношей я душил женщин, стариков и мальчиков. А когда я достиг
зрелости, мне стали