их на замок и на засов. Стена была необычно высокой; но  в  Замбуле
было много воров и дом на краю  пустыни  должен  быть  хорошо  защищен  от
ночных набегов бродяг. Конан зашагал сквозь сад, где большие бледные цветы
покачивались в звездном свете, и зашел в столовую комнату,  в  которой  за
столом сидел стигиец с бритой головой студента, над чем-то размышляющий, и
какие-то неразборчивые фигуры спорили за игрой в кости в углу.
     Арам Бакш вышел вперед мягкой походкой. Это был  дородный  мужчина  с
черной бородой, доходившей  до  груди,  выступающим  крючковатым  носом  и
маленькими черными глазками, которые беспрестанно бегали по сторонам.
     - Вы хотите поесть? - спросил он. - Выпить?
     - Я съел кусок говядины и буханку хлеба в саке, -  ответил  Конан.  -
Принеси мне кружку газанского вина. У меня найдется чем заплатить за  нее.
- Он бросил медную монету на заляпанный вином прилавок.
     - Вы выиграли за игорным столом?
     - Как я мог, начиная с одной горстью  серебра?  Я  заплатил  тебе  за
комнату этим утром, так как знал, что скорее всего проиграю. Я хотел  быть
уверенным, что этой ночью у меня будет крыша над головой. Я заметил, что в
Замбуле никто не спит на улицах. Все нищие выискивают убежища, которые они
баррикадируют перед темнотой. В городе должно быть полно очень кровожадных
разбойников.
     Он жадно выпил дешевое вино с приятным привкусом  и  пошел  вслед  за
Арамом из столовой. Игроки остановили свою игру  и  посмотрели  ему  вслед
таинственным задумчивым  взглядом.  Они  ничего  не  сказали,  но  стигиец
засмеялся страшным смехом,  полным  нечеловеческого  цинизма  и  насмешки.
Другие беспокойно потупили свои глаза, избегая взглядов друг  друга.  Если
изучаешь искусство, которым овладевал  стигийский  студент,  необязательно
испытывать обыкновенные человеческие чувства.
     Конан пошел за Арамом по коридору, освещенному медными лампами, и ему
не понравилась бесшумная походка хозяина. Ноги Арама были обуты  в  мягкие
комнатные туфли, а коридор был застелен  толстыми  туранскими  коврами;  в
вороватой походке замбульца было что-то отталкивающее.
     В конце  извилистого  коридора  Арам  остановился  у  двери,  поперек
которой на крепких металлических скобах был  установлен  тяжелый  железный
засов. Арам поднял его и показал киммерийцу хорошо  обставленную  комнату.
Конан мгновенно заметил, что ее окна были маленькими и заделаны  железными
прутьями, со  вкусом  позолоченными.  На  полу  были  ковры  и  кушетка  в
восточном стиле и табуретки с  вырезанным  на  них  орнаментом.  Это  была
комната намного более удобная чем та, за которую Конан мог  бы  заполучить
за эту же цену  ближе  к  центру  города...  факт,  который  прежде  всего
волновал его в то утро, когда он обнаружил, как сильно похудел его кошелек
за несколько дней безумного разгула. Он приехал в Замбулу из пустыни всего
неделю тому назад.
     Арам зажег бронзовую лампу и обратил внимание Конана  на  две  двери.
Обе были оборудованы тяжелыми засовами.
     - Сегодня ночью ты будешь спать в полной безопасности,  киммериец,  -
сказал Арам,  мигая  глазами  над  своей  пышной  бородой  из  внутреннего
дверного проема.
     Конан хмыкнул и бросил свой обнаженный палаш на кушетку.
     - У тебя крепкие засовы и прутья;  но  я  всегда  сплю  с  обнаженным
оружием.
     Арам не ответил; какое-то мгновение он стоял, теребя  свою  бороду  и
глядя на зловещее оружие. Затем молча ушел, закрыв за собой  дверь.  Конан
установил засов на место, пересек комнату, открыл противоположную дверь  и
выглянул наружу. Комната была на той стороне дома, что выходила на дорогу,
бегущую на запад из города. Дверь выходила в маленький дворик,  окруженный
своей собственной стеной. Стены, которые отделяли его от  остальной  части
таверны, были высокие и без дверей; но стена, выходившая на  дорогу,  была
низкой и на ее воротах не было никакого замка.
     Конан стоял некоторое время в двери. За ним мерцала бронзовая  лампа.
Он посмотрел на дорогу туда, где она исчезала среди пальм. Их листья слабо
шелестели на легком ветерке; за ними лежала голая пустыня. Далеко вверх по
улице, с другой стороны до него слабо доходил свет и шум города. Здесь  же
был только звездный свет, шепот пальмовых листьев, а за  низкой  стеной  -
дорожная пыль да покинутые хижины, выставившие свои плоские  крыши  низким
звездам. Где-то за пальмовой рощей послышался звук барабана.
     Ему вспомнились предупреждения  зуагирца.  Сейчас  они  казались  ему
менее  фантастическими,  чем  тогда,  на  заполненных  толпой,  освещенных
солнцем улицах. Конан снова задумался  над  загадкой  этих  пустых  хижин.
Почему нищие их избегали? Он вернулся обратно в комнату, закрыл  за  собой
дверь и запер ее на засов.
     Свет  начал  мерцать.  Конан  склонился  над  лампой   и   выругался,
обнаружив, что пальмового масла в ней почти не осталось. Он собрался  было
позвать Арама, но затем пожал плечами и задул свет. В  мягкой  темноте  он
растянулся одетый на кушетке, его мускулистая рука  инстинктивно  нашла  и
придвинула  ближе  рукоятку  палаша.  Глядя   лениво   на   звезды   через
зарешеченное окно, слушая шорох ветерка в пальмовой роще, он погрузился  в
сон, смутно осознавая приглушенный барабанный бой из пустыни - низкий  бой
обтянутого кожей барабана, возникающий от мягких, ритмичных ударов широкой
черной руки...



                          2. УКРЫВАЮЩИЕСЯ В НОЧИ

     Киммерийца разбудила открываемая тихонько  дверь.  Он  просыпался  не
так, как цивилизованные люди, тупые, сонные, напичканные  наркотиками.  Он
проснулся мгновенно, с ясным рассудком, распознавая звук, который  оборвал
его сон. Напряженно лежа в темноте он увидел, как наружная дверь  медленно
открывается. В освещенном звездами расширяющемся проеме он увидел  большую
черную массу, широкие, ссутулившиеся  плечи  и  искаженной  формы  голову,
закрывавшую звезды.
     Конан почувствовал, как по спине между  лопатками  побежали  мурашки.
Как можно было открыть дверь без вмешательства потусторонних  сил?  И  как
человек мог обладать головой похожей на ту, что маячила на фоне звезд? Все
истории о дьяволах и  гоблинах,  что  он  слышал  в  зуагирских  палатках,
припомнились ему и капельки липкого пота побежали  по  его  телу.  В  этот
момент монстр пригнувшись и с неуклюжей походкой бесшумно  проскользнул  в
комнату; знакомый запах защекотал ноздри киммерийца, но не разубедил  его,
так как в зуагирских легендах говорилось, что именно так пахнут дьяволы.
     Конан бесшумно поджал свои ноги; его обнаженный меч был в правой руке
и когда он ударил, это было так  неожиданно  и  убийственно,  словно  тигр
бросился в атаку в темноте. Даже демон не смог бы избежать этого взрывного
натиска. Его меч прошел сквозь плоть и кости и что-то тяжело упало на  пол
с придушенным криком. Конан приник в темноте над  ним,  занеся  свой  меч.
Дьявол ли, животное или человек, но это создание на полу было мертвым.  Он
почувствовал смерть, как ее чувствует  любая  дикая  тварь.  Он  посмотрел
сквозь полуоткрытую  дверь  в  освещенный  звездами  дворик.  Ворота  были
открытыми, но во дворе было пусто.
     Конан закрыл дверь, но не стал запирать ее на засов. Двигаясь  ощупью
в темноте, он нашел лампу и зажег ее. В ней было достаточно  масла,  чтобы
посветить около минуты. Спустя мгновение он склонился над фигурой, которая
растянулась на полу в луже крови.
     Это был  гигантский  черный  мужчина,  одетый  только  в  набедренную
повязку. Одна рука все  еще  сжимала  дубинку  с  сучковатым  концом.  Его
курчавая шевелюра образовывала похожие на рога веретена от застрявших  там
палочек и высохшей грязи. Эта варварская прическа и искажала форму головы,
когда та  возникла  на  фоне  звезд.  Обнаружив  ключ  к  разгадке,  Конан
оттопырил толстые красные  губы  и  проворчал,  когда  увидел  подпиленные
кончики зубов.
     Теперь он понял, почему из дома Арама Бакша исчезали чужеземцы; понял
загадку барабанного боя, доносившегося из-за пальмовых рощ и загадку ямы с
обугленными костями - ямы,  в  которой  под  звездами  поджаривалось  мясо
чужеземцев, пока черные бестии сидели на корточках, ожидая утоления своего
отвратительного голода. Мужчина на полу был рабом-каннибалом из Дарфара.
     В городе много людей такого рода. Открыто каннибализм  в  Замбуле  не
допускался. Но теперь Конан знал, почему люди так надежно  закрывались  на
ночь и почему даже нищие избегали открытых аллей и лишенных дверей  хижин.
Он фыркнул от отвращения, когда представил себе, как  грубые  черные  тени
крадутся там и тут по ночным улицам в  поисках  человеческой  жертвы  -  и
таких людей, как Арам Бакш, которые открывали им двери.  Хозяин  гостиницы
был не демон; он был еще хуже. Рабы из Дарфара были ворами,  пользующимися
дурной  славой;  без  сомнения,  они  давали  Араму   Бакшу   кое-что   из
украденного. А он платил им за это человеческой плотью.
     Конан задул свет, шагнул к двери,  открыл  ее  и  пробежал  рукой  по
орнаментам с наружной стороны.  Один  из  них  был  подвижным  и  открывал
внутренний  засов.  Комната  была  западней,  в  которую  словно  кролики,
попадались человеческие жертвы. Но в этот раз вместо кролика в нее попался
саблезубый тигр.
     Конан вернулся к другой двери, поднял засов и  надавил  на  нее.  Она
была неподвижной и он вспомнил про  засов  с  наружной  стороны.  Арам  не
оставлял ни одного шанса людям, которые попадались сюда. Взявшись за  свой
пояс для оружия, киммериец вышел во двор и закрыл за собой  дверь.  Он  не
собирался откладывать сведение счетов с Арамом Бакшем. Он задумался о том,
сколько же бедняг было убито дубинкой и  утащено  из  комнаты  по  дороге,
которая бежала сквозь тенистые пальмовые рощицы к яме для поджарки.
     Он остановился во дворе. Барабанный бой все еще приглушенно  шумел  в
темноте  и  он  заметил  слабое  мерцание  красного  огонька   в   рощице.
Каннибализм был больше, чем просто извращенный  аппетит  черных  людей  из
Дарфара; это была неотъемлемая часть их страшного культа.  Черные  хищники
уже собрались на свое тайное сборище. Но если чье-то тело  и  наполнит  их
животы, это будет не его тело.
     Чтобы добраться до Арама Бакша, ему нужно было вскарабкаться на  одну
из стен, которые отделяли  дворик  от  главной  части  таверны.  Они  были
высокими, чтобы обеспечить защиту  от  людоедов;  но  Конан  отличался  от
родившихся в болотной местности негров; его мышцы стали  стальными  еще  в
отроческом возрасте, который он провел на  отвесных  утесах  своих  родных
гор. Он стоял  в  футе  от  ближайшей  стены,  когда  эхо  отразило  крик,
раздавшийся между деревьями.
     Через мгновение Конан уже стоял насторожившись у ворот,  наблюдая  за
дорогой. Звук доносился из теней за хижинами  через  дорогу  от  него.  Он
услышал  безумный  задыхающийся  и  булькающий  звук,  который  мог   быть
результатом отчаянной попытки закричать, когда черная  рука  зажимала  рот
своей  жертвы.  Плотная  группа  фигур  вышла  из  теней  за  хижинами   и
отправилась по  дороге  -  три  огромных  черных  мужчины  несли  стройную
сопротивляющуюся  фигуру.  Конан  уловил  мелькание   белых   конечностей,
корчившихся под светом звезд,  и  в  этот  момент  в  конвульсивном  рывке
пленница выскользнула из  хватки  грубых  пальцев  и  понеслась  назад  по
дороге. Это была стройная  молодая  женщина,  нагая,  как  в  день  своего
рождения. Конан отчетливо разглядел ее до того, как она скрылась  в  тенях
между хижинами. Негры мчались за ней по  пятам  и  снова  в  тенях  фигуры
слились и невыносимый крик муки и ужаса донесся оттуда.
     Доведенный до бешенства этим отвратительным эпизодом,  Конан  понесся
через дорогу.
     Ни жертва, ни похитители не осознали  его  присутствия,  пока  мягкий
шорох пыли под его ногами не сказал им об этом; но в этот  момент  он  был
уже почти над ними, несясь как горный  ветер.  Двое  негров  развернулись,
чтобы встретить его, поднимая свои дубины. Но они недооценили скорость,  с
которой он приближался. Один из них упал распотрошенный до того, как  смог
ударить, и, по-кошачьи развернувшись,  Конан  уклонился  от  удара  другой
дубины и хлестнул свистящим ответным ударом. Голова  негра  подпрыгнула  в
воздух; безголовое тело  сделало  три  шатающихся  шага,  брызгая  кровью,
ужасно махая руками, и затем грохнулось в пыль.
     Оставшийся каннибал бросился назад с придушенным воплем, бросив  свою
пленницу. Она покатилась в пыли, а негр в панике помчался к городу.  Конан
несся за ним по пятам. От страха у негра на ногах будто выросли крылья, но
еще до того, как они достигли самой восточной хижины, он ощутил  смерть  у
себя за спиной, и заревел, словно бык на бойне.
     - Черная собака Ада! - Конан воткнул свой меч между темными плечами с
такой мстительной яростью, что широкое лезвие высунулось на половину длины
из груди негра. С приглушенным криком негр споткнулся и упал. Конан широко
расставив ноги вытянул свой меч из упавшей жертвы.
     Только легкий ветерок шумел в листве. Конан тряхнул головой, как  лев
трясет гривой, и прорычал от неутоленной жажды крови.  Но  никакие  фигуры
больше не крались в тенях, перед хижинами под звездами раскинулась  пустая
дорога. Он развернулся на быстрый топот ног за ним, но это была всего лишь
девушка, которая  бросилась  к  нему  и  обхватила  его  шею  в  отчаянных
объятиях, обезумевшая от ужасного рока, которого она только что избежала.
     - Полегче, девочка, - проворчал он. - С тобой все в порядке. Как  они
тебя поймали?
     Она пробормотала сквозь рыдания что-то невнятное. Он совсем забыл  об
Араме Бакше, когда внимательно рассмотрел ее при  свете  звезд.  Она  была
белой, но явной брюнеткой - обычное явление  для  перемешанного  населения
Замбулы - высокая, со  стройными  гибкими  формами.  Конан  занял  удобную
позицию для наблюдения. Восхищение зажглось в его огненных  глазах,  когда
он посмотрел на ее великолепную грудь и на тонкие руки  и  ноги,  все  еще
дрожавшие от борьбы с людоедами. Конан обнял  ее  гибкую  талию  и  сказал
успокаивающе:
     - Перестань дрожать, девочка; сейчас ты в безопасности.
     От его прикосновения она казалось пришла в себя. Она отбросила  назад
свои густые, блестящие волосы и пугливо оглянулась через плечо, прижавшись
к киммерийцу, будто искала безопасности в близости к нему.
     - Они  поймали  меня  на  улице,  -  сказала  она  передернувшись.  -
Прятались под темной аркой - черные  мужчины,  словно  большие,  неуклюжие
обезьяны! Сет оказался милосердным ко мне!
     - Что  ты  делала  на  улице  в  такое  время  ночи?  -  спросил  он,
очарованный от прикосновения своей руки к ее атласной коже.
     Она откинула волосы и бессмысленно уставилась на него. Казалось,  она
не ощущала его ласк.
     - Мой любовник, - сказала она. - Мой любовник выгнал меня  на  улицу.
Он сошел с ума и попытался убить меня.  Когда  я  убегала  от  него,  меня
схватили эти твари.
     - Такая красавица как ты должна  управлять  и  безумным  мужчиной,  -
промолвил Конан, пробегая своими пальцами по ее блестящим локонам.
     Девушка потрясла головой, словно оправившись от изумления. Она больше
не дрожала, а ее голос стал спокойным.
     - Это все из-за злобы жреца... Тотрасмека, верховного жреца Ханумана,
который захотел меня... собака!
     - Не нужно проклинать его за это, -  усмехнулся  Конан.  -  У  старой
гиены вкус лучше, чем я думал.
     Она проигнорировала незатейливый  комплимент  и  быстро  восстановила
свое самообладание.
     - Мой любовник... молодой  туранский  солдат.  Чтобы  навредить  мне,
Тотрасмек дал ему наркотик, от которого тот сошел с ума. Сегодня ночью  он
выхватил меч и отправился ко мне, чтобы убить меня в своем безумии,  но  я
сбежала от него на улицу. Негры схватили меня и понесли меня  сюда...  Что
это было?
     Конан уже не стоял на месте. Бесшумный как тень он повел ее за  собой
за ближайшую хижину, под  укрытие  беспорядочно  разбросанных  пальм.  Они
стояли в напряженно застыв, когда низкий шепот, который они оба  услышали,
становился все громче и  наконец  стали  различимы  голоса.  По  дороге  в
направлении из города шла группа из  девяти  или  десяти  негров.  Девушка
схватила Конана за руку и он почувствовал трепет ее гибкого тела.
     Сейчас они могли разобрать гортанные слова черных людей.
     - Наши братья уже собрались у ямы, - сказал один. - Нам  не  повезло.
Надеюсь, у них останется кое-что и для нас.
     - Арам обещал нам человека, -  проговорил  другой  и  Конан  мысленно
пообещал кое-что Араму.
     - Арам держит свое слово, - добавил еще один.  -  Мы  получили  много
людей из его таверны. Но мы хорошо платим. Я  сам  дал  ему  десять  тюков
шелка, которые украл у своего  хозяина.  Это  был  хороший  шелк,  клянусь
Сетом!
     Негры прошли мимо, босые неуклюжие ноги шлепали по пыли и наконец  их
голоса замерли вдали на дороге.
     - Нам повезло, что те тела лежат за хижинами, -  прошептал  Конан.  -
Если они заглянут в комнату-ловушку Арама, они найдут там  не  того,  кого
ищут. Давай уберемся отсюда.
     - Да, давай поспешим! - попросила девушка, снова чуть не  переходя  в
истерику. - Мой любовник бродит где-то по улицам один. Негры могут поймать
его.
     - Черт бы побрал все это! - рявкнул Конан, когда  они  отправились  к
городу параллельно дороге, но держась от нее на расстоянии и скрываясь  за
хижинами и разбросанными деревьями. - Почему горожане не избавятся от этих
черных собак?
     - Они ценные рабы, - прошептала девушка. - Их здесь очень много и они
могут взбунтоваться, если их  лишат  плоти,  которой  они  желают.  Жители
Замбулы знают, что рабы рыщут по ночам на улицах и остаются  за  закрытыми
дверями, если не считать таких непредвиденных  событий,  которые  например
случились со мной. Они охотятся за всеми, но  как  правило  им  попадаются
только чужестранцы. А людей Замбулы мало волнует судьба людей, проезжающих
через их город. Такие люди, как Арам Бакш, продают чужестранцев неграм. Он
не посмел делать такое с горожанами.
     Конан плюнул с омерзением и вывел свою спутницу  на  дорогу,  которая
уже  перешла  в  улицу.  По  ее  бокам  стояли  тихие  неосвещенные  дома.
Пробираться в тени было не в его натуре.
     - Куда мы теперь пойдем? - спросил он. Девушка казалось  не  замечала
руки, обнявшей ее за талию.
     - В мой дом, чтобы поднять слуг, - ответила она. - Чтобы отправить их
на поиски моего любовника. Я не  хочу,  чтобы  город...  жрец...  любой...
никто не должен  узнать  о  его  безумстве.  Он...  он  молодой  офицер  с
обещающим будущим. Возможно, мы сможем избавить  его  от  безумства,  если
только отыщем.
     - Если мы найдем его? - проворчал Конан. - Почему ты  решила,  что  я
собираюсь рыскать по улицам в поисках лунатика?
     Она бросила быстрый взгляд на его  лицо  и  должным  образом  оценила
блеск его голубых глаз. Любая женщина на ее месте поняла бы, что он пойдет
за ней куда угодно... по крайней мере в течении  некоторого  времени.  Но,
будучи женщиной, она утаила знание этого факта.
     - Пожалуйста, - начала она с жалобными нотками в  голосе,  -  у  меня
больше нет никого, к кому я могла бы обратиться за помощью... Ты такой...
     - Ну ладно! - проворчал  он.  -  Хорошо!  Как  зовут  этого  молодого
мерзавца?
     - Зачем... Алафдал. А я Забиби, танцовщица. Я часто  танцевала  перед
сатрапом, Джунгиром Ханом, и его возлюбленной  Нафертари,  и  перед  всеми
лордами и придворными дамами в Замбуле. Тотрасмек  захотел  меня  и  из-за
того, что я ему отказала, он сделал меня невольным орудием его ненависти к
Алафдалу. Я попросила у Тотрасмека любовное зелье, не подозревая о глубине
его ненависти и  коварства.  Он  дал  мне  снадобье,  которое  нужно  было
подсыпать в вино моего любовника, и поклялся,  что  когда  Алафдал  выпьет
его, он станет любить меня еще безумней, чем  раньше