нителя? Черта с два! В  тот  момент
он готов был убить ее, если бы знал, как это сделать. Но мыслишка  осталась,
засела где-то очень глубоко. Лоуна она приводила в содрогание, ибо  означала
нечто большее, чем самое тяжкое преступление и все черные несмываемые грехи,
вместе взятые. Он замахивался на жизнь, которая ему не принадлежала, посягал
на порядок, благодаря которому еще  кое-как  держался  в  состоянии  шаткого
равновесия. Вопрос в том, хочет ли он,  чтобы  все  оставалось  по-прежнему.
Почему бы напоследок не хлопнуть дверью и не превратиться в  первую  раковую
клетку разрушения?..
   Он успел подумать об этом, прежде чем Дезире отставила бокал и посмотрела
на него так, словно они не виделись пять  минут.  Время  не  имело  для  нее
никакого значения.
   -  Есть  исключительный   вариант,   -   сообщила   Дез   без   малейшего
самодовольства. - Все как в  бульварном  романе;  тебе  должно  понравиться.
Представь себе уединенное и довольно  суровое  местечко.  Замок  принадлежит
двум сестрам. Они близнецы и бисексуалки.  По  слухам,  также  спят  вместе.
Развлекаются обычно в городе, но радиационный сезон предпочитают  пересидеть
в  гнездышке.  Добавь  сюда  неразборчивость   в   знакомствах,   наркотики,
всевозможные комбинации - и получишь  опасные  связи.  К  тому  же  одна  из
сестричек сумасшедшая. Никто, даже семейный  врач,  точно  не  знает,  какая
именно. Они  обожают  мистификации  и  удачно  пользуются  своим  абсолютным
сходством. Я расспросила бывшего священника, который был замечен в  связи  с
обеими. Он беспробудно пьет, но кое-что помнит и всерьез  считает,  что  еще
дешево отделался. По его словам, у сестер идентичны даже родинки в  интимных
местах. В общем, скучно не  будет,  это  я  тебе  обещаю.  Род  старинный  и
обедневший,  но  кое-что  осталось.  Гарды   -   шуты   гороховые.   Парочка
недоношенных  лилипутов.  Пытались  меня  разыграть...  -  Ну   и   как?   -
встрепенувшись,  вставил  Лоун.  Ему  никогда  не  надоедало  наблюдать   за
маленькими победами Дез на любых фронтах.
   Она только криво усмехнулась и продолжала:
   - Родители сестричек погибли при  странных  обстоятельствах.  Подозревали
ту, которая не в себе,  то  есть  обеих,  но  ничего  доказать  не  удалось.
Поместье огромное.  Поблизости  находятся  развалины  кризисного  монастыря.
Замок тоже слишком велик и полузаброшен. Слуги не менялись уже лет двадцать.
Они хорошо дрессированы и привычны ко всему. В  замке  полно  средневекового
барахла.  Исключительная  библиотека.  Парк,   лес   и   морское   побережье
прилагаются. Нас готовы принять по меньшей мере на все лето. Я уже  оформила
разрешение  Департамента  туризма  и  заплатила  вперед.  Надеюсь,   ты   не
возражаешь? Раньше он возразил бы просто из чувства противоречия,  но  сразу
подавил подростковую реакцию. Ему  и  самому  уже  захотелось  увидеть  этот
псевдоготический кошмар, а если повезет, то и  принять  в  нем  участие.  Он
подозревал, что  о  н  и  устраивают  очередной  эксперимент,  уготовив  ему
незавидную  роль  белой  мыши,  -  но  разве  вся  жизнь  не  была  цепочкой
экспериментов или, вернее, ?матрешкой?  вложенных  друг  в  друга  паскудных
опытов, каждый из которых обнаруживал человеческую несостоятельность?..
   Непроницаемая тьма. Отличная звукоизоляция -  снаружи  не  доносилось  ни
единого звука. И ничто не напоминало  о  Железном  Бароне,  кроме  бесшумных
колебаний тверди.
   Ну, чем не могила? Казалось  бы,  самое  время  расслабиться,  отдохнуть,
забыться - и будь что будет. Однако именно сейчас, когда кровь из  раны  уже
достигла паха и возникло отвратительное ощущение,  что  я  обделался,  жажда
жизни обострилась до предела. Эта жажда была необъяснимой, всепоглощающей  и
безусловной, не зависящей от слишком уступчивого  рассудка.  Если  бы  жизнь
была палкой, зажатой в моих сведенных болью  челюстях,  никто  не  сумел  бы
отобрать ее у меня... Но еще ничего не кончилось. Рано было валиться без сил
и шептать слова благодарности. Передышка исключается именно тогда, когда она
нужна больше всего - если, конечно, не передумал  жить.  Аборигены  запросто
могли расстрелять ?полынью? в упор. ?Плева? не пропускала света и звуков, но
это ни в коей мере не относилось к пулям.
   Я еще пытался отползти в глубь  норы,  царапаясь  обо  что-то,  и  громко
стонал сквозь зубы. Куда угодно,  лишь  бы  подальше  от  ?полыньи?,  а  там
разберемся... Кажется, Сирена пыталась помочь. Она тащила меня, хрипло  дыша
от натуги,  и  мне,  задержавшемуся  на  грани  реальности  и  бреда,  вдруг
почудилось, что я уже попал в лапы  к  гигантскому  крысоиду.  К  той  самой
самке, чьего детеныша я недавно сожрал. И  теперь  она  хочет  рассчитаться.
Всего лишь рассчитаться...  Мои  полубредовые  мысли  снова  перескочили  на
Сирену.  Она  ведь  тоже  была  самкой,  лишившейся  детеныша.  Его   украли
двуногие... Сирена - крысоид? Бр-р-р-р!  В  моей  башке  происходили  жуткие
метаморфозы образов. Наверное, я  начал  отбиваться,  пытаясь  вырваться  из
цепких рук (когтей?!). Тесно, ужасно тесно.  Какой  узкий  гробик,  усеянный
обломками косточек и битым стеклом! И  придвинулось  чье-то  лицо  (морда!),
полыхающее звериным духом...  Я  чуть  не  раскроил  себе  череп  об  острые
торчащие углы. Кто-то рядом рычал,  стонал,  шептал,  визжал,  уговаривал...
Ослепший, я бился в конвульсиях ужаса,  пока  хохочущий  кошмар  погребенных
заживо высасывал из меня остаток жизненных соков. А потом пресс беспамятства
опустился, и я был расплющен  в  ничтожно  тонкий  слой  среди  многовековых
скоплений праха. Слой толщиной в одну жизнь, из которого...
   Свет.
   Откуда взялся этот тусклый луч?
   Он напоминает мне  пепел,  просеянный  сквозь  мельчайшее  сито  темноты.
Летящий вверх серый снег.  Опять  снится?  Холодная  комната,  с  невидимого
потолка которой сыплются ажурные крупинки. И тают на лице.  Нет,  это  чужие
пальцы. Мне кажется, что  секунды,  превратившиеся  в  пылинки,  кружатся  в
потустороннем сиянии. Откуда оно взялось?
   Ах да, фонарь...
   Но разве я успел включить фонарь?  Неужели  я  не  разбил  его  во  время
припадка?
   И я не помню, держал ли я его вообще...
   Сейчас он в руке у  Сирены.  Другая  рука  у  меня  на  лбу.  Тебе  лучше
держаться за пистолет, детка... При свете, падающем снизу, у нее жуткое лицо
- получереп-полумаска, выделанная из белой кожи. Маска с темными  морщинами.
Что, я был без сознания так долго? Но это не морщины, а  порезы.  Кровь  уже
запеклась.  Сколько  же  времени  прошло?  Более   чем   достаточно,   чтобы
распространился одуряющий запах  свежатинки  и  крысоиды  поняли,  что  обед
подан. Самый обильный обед в их нелегкой жизни...
   Я  снова  проваливаюсь  в  темноту.  Предпочитаю  не  видеть,  как   меня
обгладывают...
   Потом я  еще  дважды  приходил  в  себя.  И  уходил  обратно.  Это  слово
немедленно потянуло за собой другое: оборотень. Что  он  поделывал?  Хорошо,
если тоже пребывал в отключке. Лишь бы не задушил Сирену.
   Наконец наступил более или менее длительный период просветления. Я лежал,
и Сирена тихо читала мне наизусть  что-то  очень  старое.  Она  выговаривала
фразы нараспев  и  ласково  поглаживала  меня  по  голове.  Я  погружался  в
сладостную дремоту под этот речитатив, и  даже  раны  болели  меньше.  ?...И
праведные унаследовали  Чистую  Долину,  землю  вечной  весны,  животворящих
источников, цветущего райского сада - землю, окруженную тройной  цепью  гор,
раскинувшуюся под небесами, звонкими, как хрусталь, издающий священный звук,
и над непоколебимым панцирем Основы, откуда  исходят  мировые  потоки,  -  и
создали там Страну Святых, сокрытую от разоренного мира. И было сказано, что
лишь истинно очистившиеся отыщут туда дорогу, но таковых уже не осталось вне
избранных пределов, ибо  скверна  распространилась  повсюду,  -  и  напрасно
плодились варвары, и настала жатва новой чумы, и свет городов померк...
   Праведные же, пребывая в невиданных доселе достоинстве и мощи, имели силу
изменять реальность. Сотни лет Зыбкой Империи минули, будто сон  -  чудесный
сон  в  преддверии  кошмара.  Пробуждение  наступило,  когда  Страна  Святых
перестала посылать миссионеров в земли дикарей.  Отверженные  племена  снова
принялись за старое. И только Ангелы удержали мир на  краю  преисподней.  Но
никакие перемены не вредили Чистой Долине, где почила святость. Порукой тому
- искаженное пространство и петля времени,  стражи  вечного  льда  и  Тайная
Мантра, и обманы на грешных путях  человечьего  мозга,  внутренние  оковы  и
неуязвимые призраки...
   Пролог истории, начавшейся после конца времен, был писан  кровью.  И  так
велико  оказалось  желание  праведных  разорвать  порочный  круг   извечного
самоубийственного движения, что им дана была власть влиять на весь обитаемый
свет, и насаждать Закон, и проникать в мысли, и  знать  тщету  намерений,  и
посылать Ангела Мщения за каждым, нарушившим Великий Запрет.
   И с тех пор никто не избегал заслуженной кары - ни черной ночью, ни ясным
днем, ни в часы  серого  рассвета,  ни  в  лиловых  сумерках  заката,  ни  в
мистической тени, ни слившись со стаей, ни в сокрытом уединении, ни на воде,
ни под землей, ни в горних высях. И Птица склевала  Червя,  и  Змея  сожрала
Яйцо. А всем прочим тварям была дана свобода  жить  в  естестве  своем  -  и
природа воспряла, и раны земли затянулись, и шрамы войны рассосались, и рабы
стали вольными. То была заря предвечного света, бившего из-за гор. Не сияние
солнца, но бледное зеркало луны. И было установлено Царство Света,  Любви  и
Добра на вечные времена.
   А непримиримых заперли в Монсальвате  и  отправили  куда  подальше...?  Я
открыл глаза и вскинулся.  Боль  резанула  по  нервам.  Но  гораздо  сильнее
последние слова Сирены царапнули по сердцу.
   - Откуда это? - спросил я у темноты.
   Молчание.
   - Где ты прочла это, твою мать?!
   Сирена придвинула лицо почти вплотную к моему. Было так темно,  что  даже
теперь я не различал его очертаний.  Зато  ощущал  дыхание,  щекотавшее  мои
ноздри. Запах самки, знающей свое место. Она поцеловала  меня  очень  нежно,
будто я был ее украденным ребеночком.
   Этот поцелуй немного испугал меня. Если она медленно  и  почти  незаметно
сходит с ума, то что ждет нас впереди? И еще эта  дурацкая  сказка...  Зачем
травить каменеющий мозг кислотой никчемных воспоминаний? И все же...  Я  был
уверен, что она прочла чертову легенду совсем недавно, потому что  раньше  я
ее не слышал - в отличие от библейских побасенок. Прочла - и не помнит  где?
Может быть, это и называется  фотографической  памятью,  но  я  называю  это
бабьей безалаберностью.
   Слишком сильные эмоции. Я перевозбудился. Теперь наступил  откат.  Полное
безразличие. Пропадите вы пропадом с вашей  Чистой  Долиной!  Сирена  что-то
шептала о  золотой  плите  на  черном  алтаре.  Сколько  языков  ты  знаешь,
порождение дьявола? Я в своем уме. Я помню плиту  и  помню  алтарь,  но  мне
плевать. Не осталось ничего, кроме боли  и  жара.  Сирена  сует  мне  в  рот
какие-то капсулы. Антибиотик. Замечательно.  Крысоидам  достанется  здоровое
мясо.
   Темнота.
   "...Ее черные глаза и мягкая...?...
 
СНЫ ОБОРОТНЯ: 
ВОЛХВЫ 
 
   Одно время он был бродячим торговцем, затем - магом.  Когда-то  ему  даже
нравились оба занятия. Он крепко усвоил и не забывал уроки той поры.  Где-то
под Южным Сегментом он встретил троих, которые хотели  прервать  его  долгое
странствие. Они требовали, чтобы он шел с ними в  оазис  Вифлеем.  Они  были
хорошо упитанны, одеты в длинные плащи  и  олицетворяли  собой  то,  что  он
ненавидел, - цивилизацию, загнавшую его  в  эту  гигантскую,  но  все  равно
тесную ловушку, в которой он задыхался. И вот  они  становились  у  него  на
пути, когда он искал выход...
   Они называли себя  волхвами.  Они  несли  кому-то  дары  и  показали  ему
знамения. Парис ждал,  пока  они  нападут  первыми.  Он  дал  им  шанс.  Они
действительно пытались вести себя так,  как  предписывала  их  зарождавшаяся
религия, и были настолько любезны, что объяснили  ему,  в  чем  состоит  его
преступление. Они неоднократно упоминали слово ?грех?, смысла которого Парис
не улавливал. Наверное, придуманное  недавно  заклятие,  решил  он.  Смешные
люди! - они думали, что повторение усиливает эффект.  Заклятия  не  работали
против него. Он был слишком хорошо защищен. Грубая шкура варвара... Зато  он
слишком хорошо понимал, что значит поссориться с богами  и  быть  наказанным
ими. Однако от своих богов он мог откупиться. Как-никак он был торговцем.
   Трое незнакомцев не торговались. Они  хотели  взять  себе  его  душу.  Он
понял, что ему придется убить их. Это его никогда не  останавливало.  Но  он
жаждал узнать, кто именно посылает палачей, кого следует  задобрить  и  кому
приносить жертвы...
   ...Несколько мощных ударов по голове встряхнули бесчувственное  существо,
висевшее в  черной  колбе.  Я  медленно  пришел  в  себя.  Пахло  кислятиной
пороховой гари, и я наконец осознал, что мою бедную голову никто не  трогал.
Это Сирена стреляла по крысоидам.
   Свет фонаря заметно потускнел. Аккумулятор подсел; возможно,  его  хватит
всего на несколько минут. В седом  луче  крысоидная  нора  казалась  корявым
дуплом гнилого зуба. Нагромождения  ржавого,  рваного,  скрученного  металла
составляли разительный контраст  с  геометрической  правильностью  лабиринта
двуногих. Твердые, режущие, опасные коричневые лохмотья торчали отовсюду.  И
клочья окалины  сдирали  кожу.  И  стены  ощетинились  стальными  шипами.  И
змеились спутанные провода... Неужели мы здесь ползли? А если да, то где  мы
теперь находимся? Сирена, детка, ты не хочешь  нарисовать  еще  одну  карту?
Нет, я, хоть убей, не верил,  что  женщина  могла  протащить  меня  по  этим
иззубренным зигзагообразным ходам. Здесь  слишком  мало  места,  чтобы  идти
согнувшись. Передвигаться можно только на четвереньках. И как называются эти
штуки, свисающие с потолка  и  торчащие  из  пола?  Сталактиты?  Сталагмиты?
Совсем как в пещерах, где прятался Иуда Четвертый со своей Клаудией. Но  эти
штуки - точно из металла. Я уверен, что Иуде  было  легче.  Я  еретик.  Хоть
сейчас в секту.
   Но как болит!.......!.......!.......!........!......!........!!!
   Голова  прояснилась.  Мне  стало  гораздо  лучше  -  возможно,  благодаря
капсулам с антибиотиком, которые подбросил ЕБ. Я  начинал  наивно  верить  в
свою ценность и незаменимость.
   Чувство времени развито у Сирены вполне прилично. Она  прикинула,  что  с
момента нашего проникновения в лабиринт крысоидов прошло около трети  суток.
Значит, ?снаружи? уже наступил вечер.  В  течение  нескольких  ночных  часов
нормальные люди отсиживались в своих убежищах,  потому  что  в  темноте  все
горизонтали  замка  становятся  одинаково  опасными.  Я  испытывал  жестокий
дискомфорт, сильнейшее, чуть ли не  параноидальное  ощущение  беззащитности.
Иногда я с трудом сдерживался, чтоб не закрыть голову руками. Или наоборот -
не начать палить во все стороны. Презирал себя за это и все равно  хотел  бы
забиться в логово, свернуться в позе зародыша и сосать женскую  грудь.  Ваша
Бестелесность, что Вы сделали со мной?! Зачем посылать  в  дальнюю  разведку
рожденного  в  консервной  банке?..  Мне  казалось,  что  за  нами  отовсюду
наблюдают крысоиды. Скорее всего так оно и было. Однако осторожные твари  не
спешили нападать. Сирена подстрелила двоих, и когда мы поползли дальше,  нам
пришлось протискиваться мимо теплых  трупов.  Я  испачкал  в  крови  руку  и
колени. Много крови...
   Два крупных взрослых экземпляра. Это была  еда,  которой  хватило  бы  на
несколько дней, но сейчас я не мог думать о ней без отвращения. Сирена  тоже
не  захотела  разделывать  тушки  здесь,  теряя  драгоценное  время.   Заряд
аккумулятора был на исходе. Если фонарь погаснет, нам вряд ли  поможет  даже
мой исключительный нюх. Патронов хватит ненадолго. Пока мы будем  ползти  по
следу счастливчика, крысоиды начнут обгладывать ноги...
   Кстати, о счастливчике. Я все еще чуял его запах в  густом  слое  спертых
звериных выделений. Это была путеводная нить,  которая  могла  оборваться  в
любой момент или завести туда, откуда нет возврата. И все же я надеялся, что
парень найдет выход  или  доберется  до  следующей  ?полыньи?,  -  уж  очень
уверенным и быстрым казался этот безрассудный одиночка. Его успех означал бы
спасение и для нас с Сиреной. Правда,  пока  я  был  без  сознания,  она  не
слышала его ни разу - ни выстрелов, ни шорохов.  Еще  одна  загадка.  Парень
умудрился пробраться здесь до нас с изрядной форой, не оставив после себя ни
мертвых крысоидов, ни капли собственной крови.
   А я медленно истекал кровью.  Она  сочилась  из  мелких  порезов  и  ран.
Слово ?заражение? уже маячило  в  моей  башке,  словно  знак  окончательного
тупика. При этом не было возможности как следует осмотреть себя. Я знал, что
штаны протерты до дыр, локти и колени ободраны, рана в боку  не  затянулась.
Казалось, что я ползу по стеклянной крошке; все тело зудело, словно  изнутри
прорастала шерсть. И даже  в  мозгу  не  проходил  зуд:  ?...а  непримиримых
заперли в Монсальвате и отправили куда подальше...? Я повторял  это  даже  в
бреду. Что означали слова, выбитые на черном алтаре? Кто охранял алтарь,  от
кого и зачем? Неужели мы прикоснулись к запретной тайне?
   Что ж, цена за это -  кусок  свинца,  засевший  где-то  между  сломанными
ребрами. Легкие целы, и на том спасибо - иначе я бы уже  выхаркал  с  кровью
свою жизнь... И я ползу дальше на другом боку, прижимая  локоть  к  ране.  Я
задерживаю проворную Сирену. Пышная корма вроде не сильно ей мешает.  Сирена
часто останавливается и ждет, пока я переведу дыхание и сдвинусь с места. Но
я должен ползти первым, чтобы не потерять след.
   Лабиринт сильно разветвлен. Я слышу шорохи и писки, сверлящие уши.  Когти
скребут прямо по обнажившимся нервам. Когда Сирена направляет луч  фонаря  в
боковые норы, там тускло поблескивают красные  точки.  Крысоиды  по-прежнему
благоразумны;  они  не  подходят  ближе,  чем  на  несколько  шагов,   будто
догадываются, что патронов у нас - в обрез. В  отличие  от  двуногих  гибель
сородичей стала назиданием прочим. Теперь твари знают: жертвы вооружены.  Но
они знают и другое: надо всего лишь терпеливо ждать. Осталось  недолго.  Луч
фонаря начинает мигать... Я настолько  свыкся  с  болью,  что  ее  всплески,
сопровождающие любое движение, уже не выдавливают из  меня  хриплых  стонов.
Стоны умирают в глотке. Думаю, если измерить преодоленное  нами  расстояние,
оно составила бы по прямой не  больше  сотни  метров.  Но  каждый  дается  с
огромным трудом. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Мысли тоже подчинены  этому  ритму.
Они увязают во мраке и делают неожиданные рывки на свету. В  одно  из  таких
мгновений я сообразил, что давно не слышу голоса ЕБа. Оставалось сопоставить
Его долгое молчание и отсутствие ловушек в крысоидном лабиринте. Кажется,  я
сделал важное открытие. Вероятно, важнейшее за всю мою жизнь...
   Свет. Тьма. Свет.
   Я пытался поймать обрывки мыслей, метавшихся  на  раскаленной  сковородке
мозга... Уровни... Зоны... Контроль... Неужели в  Монсальвате  действительно
имелись зоны вне Его контроля? Или целые  горизонтали?!  Подожди,  не  будем
забегать вперед... О чем я? Ах да.  Это  называется...  Как  ни  крути,  это
называется свобода. Другого слова еще не  придумали...  То  непонятное,  что
олицетворяет гребаная Статуя - неуклюжая и ежедневно меняющая позы...  Какая
горькая ирония! После многих лет поисков обнаружить свободную зону - и что?!
Она находилась там, где невозможно выдержать дольше нескольких суток!  Свет.
Тьма...
   Для начала свобода отозвалась страданием. Я понял: лучше не  обретать  ее
даже в мыслях, чтобы не почувствовать жутчайшую утрату. Тут уже не  обвинишь
ЕБа в издевательской шутке...
   Тьма. Свет. Долгая пауза на свету... Утрата  -