зывает их замками. Этого я  не
могу постичь. Замок, вид  снаружи?  Целые  миры,  вложенные  друг  в  друга?
Абсурд. Так же трудно было  понять  ЕБа,  когда  он  толковал  об  ?атомах?,
?частицах? и ?вакууме?. Выходило, что все состоит из... пустоты!)
   Открылись двери, и я сразу почуял запах -  он  был  как  огромная  темная
волна, накрывшая меня с головой. Волнующий,  насыщенный,  сырой  аромат.  Он
будоражил застоявшуюся кровь. Возможно, так пахли листья  и  трава  -  живая
зелень, шумевшая в ночи под натиском ветра. И еще мокрая земля - субстанция,
которая казалась мне черной плотью, ежесекундно  рассыпающейся  в  прах,  но
странным образом хранящей в себе неуничтожимую жизнь.
   ...И была арка, громадная, как затвердевший горизонт, под которым  четыре
направления сжимались в одно. В тусклом свете, падавшем с  платформы,  можно
было увидеть буквы, составлявшие надпись: ?Silencio?. Я  не  знал,  что  она
означает, но Сирена еле слышно произнесла:
   - Молчание.
   О да, здесь пропадала всякая охота разговаривать.  (Может,  потому  и  ЕБ
помалкивал?) Только  движение  воздуха  порождало  бессмысленные  вкрадчивые
звуки. Но тут были места, в которые не проникал даже ветер.  Потоки  воздуха
огибали их стороной, образуя серые медленные смерчи.
   Пелена времени становилась здесь зримой. Каждое из  этих  мест,  накрытых
незримым колпаком, хранило в себе загадку. Я вдруг понял,  куда  попал.  Тут
находились склепы Безымянных - холодные хранилища мертвых тел. Тех,  которые
избежали Геенны.
   Оттуда и появилась старуха. Она вышла из-под арки, и за нею, пронзительно
скрипя, закрылись створки решетчатых ворот. На них неподвижно  сидели  совы.
Не знаю, были ли  птицы  живыми,  но  их  огромные  глаза  казались  пятнами
светящейся влажной желтизны.
   Прошаркав по вагону, старуха наклонилась над счастливчиком и  запечатлела
у того на лбу нежный, почти материнский поцелуй. Парень заворочался во  сне,
но не проснулся. Даже я содрогнулся  от  омерзения,  когда  старушечьи  губы
коснулись его лица. Это было похоже на  проклятие  сказочной  ведьмы,  после
которого можно в одночасье превратиться в дряхлого больного старика. (Я  уже
и забыл, когда в последний раз Сирена нашептывала мне сказки. Как хорошо нам
бывало вдвоем в нашем уютном логове!..)
   Впрочем, с парнем ничего не случилось. Он сохранял пока  цветущий  вид  и
тихо сопел в свои  две  дырки.  Старуха  мазнула  взглядом  по  Сирене.  Они
смотрели в глаза друг другу  всего  лишь  какое-то  мгновение,  но  я  вдруг
почувствовал себя лишним. Вернее, низшим.
   Между ними явно что-то было. Между старухой и женщиной, которые прежде не
могли встречаться, существовала какая-то необъяснимая связь. Я уловил только
слабый намек на это. Сирена едва заметно улыбнулась, приподняв  уголки  губ.
Улыбка получилась настолько мимолетной, что я ничего не заметил бы, если  бы
не знал жену много лет и не изучил досконально ее мимику. Она выражала лицом
гораздо больше, чем могла выразить словами.  Язык  -  ее  не  самое  сильное
место, вот что я хочу сказать.
   А тогда холодные мурашки побежали  по  моей  спине  от  ее  улыбки.  Тень
предательского  заговора  коснулась  разума  и  погрузила  его  в   темноту.
Вероятно, ЕБ снова обманул меня, как обманывал и кормил ложью  долгие-долгие
годы. ?А непримиримых заперли в Монсальвате...?
   Сморщенное лицо старухи по-прежнему было непроницаемым. Я понял, что вряд
ли с ней можно о чем-то договориться. Эх, почему я  не  гильдиер?  Насколько
все было бы проще! Оставалось бы  только  слепо  и  точно  исполнять  Кодекс
Бесчестия. А жетон избавил бы от сомнений  и  чувства  вины.  Говорят,  если
приложить его к черепу и нажать на крестовидный Символ Чистоты...
   Я поспешно отбросил пустые мысли,  затягивавшие  в  болото  бессмысленной
жалости к себе. Лучше попристальнее приглядывать за старухой и Сиреной,  чем
думать о могущественных амулетах, которых нет, и о том, что кому-то  в  этой
жизни повезло больше. Эти две сучки успели снюхаться за моей спиной. Что  ж,
может быть, тогда поставить на счастливчика? Хорошо, что я не прикончил  его
сразу. Перегон показался мне чрезвычайно длинным. Может,  все  дело  было  в
присутствии этой зловещей старухи. Прежде всего  она  оказалась  стерильной.
Ничем не  пахла,  будто  изображение.  Ее  безразличие  и  молчание  странно
действовали на меня - странно и не менее сильно, чем  какая-нибудь  гнетущая
песня Сирены. Я закрывал глаза, и становилось еще хуже. Я не мог представить
себе лица старухи. В том направлении, где она находилась,  сгущалось  темное
облако и закручивалось в спираль с одним бесконечно сжимающимся витком.
   Эта воронка пожирала пространство и постепенно всасывала меня... Я открыл
глаза.
   При очередном резком торможении я  наклонился  вперед.  Старуха,  похоже,
ничего не знала об инерции.  Она  встала,  склонилась  над  счастливчиком  и
небрежно потрепала того по щеке своей уродливой  ладонью.  Парень  проснулся
мгновенно. Я впервые  видел,  чтобы  от  оков  Сирены  избавлялись  с  такой
легкостью. Теперь я окончательно уверился в  том,  что  счастливчика  хранит
высшая сила. Может, старуха и была воплощением этой  силы,  посланницей  Его
Бестелесности. Я уже не ждал ?призов?, но как насчет знамений - хороших  или
дурных? А что? Это было бы вполне в  Его  духе  -  извратить  апокрифических
ангелов, сделать из них  старых,  хромых,  бескрылых  и  уродливых  существ,
вдобавок женского пола.
   И почему-то я был уверен, что эта шутка не последняя. ЕБ,  ну  почему  Ты
помогаешь кому угодно, только не мне? В  чем  я  провинился  перед  Тобой?..
Отклика я, конечно, не ждал. У орудия не спрашивают, хочет ли оно, чтобы  им
долбили стену. Просто мне попалась стальная плита толщиной в  жизнь,  вот  и
все...У парня были серые глаза  с  голубоватым  отливом,  нагло  блестевшие,
словно только что отлитые серебряные пули. Ему понадобилась  всего  секунда,
чтобы  оценить  обстановку.  Меня  он,  кажется,  не  принял  всерьез.   Мне
оставалось ждать удобного момента, чтобы убедить в обратном его, а заодно  и
всю эту компанию. Старуха проковыляла к двери.  Сирена,  не  говоря  мне  ни
слова, двинулась вслед за  нею.  Ребенок  на  руках  лишал  мою  благоверную
реальной возможности обороняться. Но даже если бы  она  по-прежнему  была  в
своем уме (в чем я сомневался), я все равно не бросил бы ее. Точнее сказать,
не бросил бы и х. Старуха вышла из вагона первой. За нею счастливчик.  Прямо
от  платформы  тянулся  в  темноту  узкий  и  прямой  металлический  мост  с
поручнями. По виду - типичная ловушка типа ?кишка?, в которую не сунулся  бы
добровольно даже ребенок. Я ступил на мост, не очень  задумываясь  над  тем,
что сделал свой выбор - и другого шанса скорее всего не будет.
   Это место на первый взгляд было ничем не лучше прочих. И даже  хуже.  Под
мостом разверзлась  пропасть,  и  откуда-то  с  огромной  глубины  доносился
приглушенный скрежет, словно  Зверь  из  Геенны  двигал  челюстями...  Поезд
умчался, обдав нас сухим ветром. По пустой платформе с  шелестом  пронеслись
обрывки черной пленки. Что-то шевельнулось в моей памяти.  Ветер...  Летящие
рваные  пятна...  Потоки  воды,  льющейся  сверху...  Животворящие  дожди...
Мучительно неуловимые образы ускользнули.
   До сих пор я всегда  ходил  по  замку  только  в  паре.  Теперь  оказался
замыкающим в четверке и понимал, что никому из троих  доверять  нельзя.  При
этом я был единственным, кто мог в случае внезапной  угрозы  воспользоваться
пушкой.
   По мере нашего движения по мосту скрежет сменялся  то  бесполыми  воплями
отчаяния, то мертвой тишиной. Мороз  продирал  по  коже,  когда  я  думал  о
неприкасаемых, возможно, корчившихся на  дне  пропасти  без  всякой  надежды
выбраться  когда-нибудь  на  верхние  горизонтали  (на  большее  не  хватало
фантазии). Но с чего я взял, воображая это, что им хуже, чем  мне?  В  конце
концов даже призрачный свет с платформы  стал  неразличим,  и  мне  пришлось
ступать на ощупь, цепляясь за поручни и  прислушиваясь  к  дыханию  и  шагам
Сирены. У нее был привычный запах,  и  я  точно  знал,  что  сейчас  она  не
испытывает страха. Никогда не находил ничего хорошего в  слепой  покорности.
Моя самка больше не принадлежала мне.
   Один раз я чуть не наткнулся на нее и прошептал в густые волосы:
   - Дай мне ребенка, я понесу...
   Вместо ответа она тихонько запела ?Дочь дьявола? надтреснутым  старческим
голосом. От этого голоса у меня по спине побежали мурашки. Вспомнив о судьбе
прелюбодея,  я  предпочел  держать  свой  пах  подальше  от  ее   смертельно
опасного ?хвостика? и отстал на несколько шагов.
   Если старуха послана с целью заманить  нас  в  ловушку,  то  теперь  было
достаточно в любой момент обрушить пролет моста. Я мог только догадываться о
том, что находилось по  обе  стороны  от  меня,  а  также  снизу  и  сверху.
Существовали сотни способов избавиться от ?гостей?. Но интуиция подсказывала
другое: встреча была предопределена, и убийство не оправдывало столь сложной
комбинации. Правда,  оставалось  еще  жертвоприношение.  Кто  знает,  каковы
ритуалы на этой горизонтали! Тут могли обитать непредсказуемые извращенцы...
Вскоре  я  почувствовал  чье-то  присутствие  за  своей  спиной.   Незаметно
проскользнуть мимо меня не мог никто из троих,  шедших  впереди,  -  поручни
тянулись параллельно на расстоянии, лишь немного превышающем ширину бедер. Я
имею в виду, конечно, пышные бедра Сирены... И запах. Тут я понял, что  вряд
ли почуял бы старуху, если  бы  той  взбрело  в  голову  совершить  дурацкий
акробатический трюк, чтобы подобраться ко мне  сзади.  Я  пережил  несколько
неприятных минут, пока за спиной продолжалась непонятная возня. Оно  стонало
и издавало хлюпающие звуки. Временами мне казалось, что  я  различаю  то  ли
жалобный, то ли сочувственный шепот. Я невольно ускорил шаг, даже не пытаясь
преодолеть наваждение. Оставалось ждать, пока  оно  исчезнет.  Слаборазвитое
воображение было моей сильной стороной и не  раз  спасало  от  кошмаров.  ЕБ
часто использовал подобные штуки в сочетании со своими ловушками и ?призами?
(потусторонние голоса, звучавшие в темноте, специфические запахи и фантомы),
однако  я  не  был  уверен,  что  по-прежнему  нахожусь  во  владениях  ЕБа.
Кощунственность этой мысли не сразу дошла до меня. До сих пор я  считал  Его
владением и свой собственный мозг. Привык считать. Все, что я умел, все, что
я знал или мог себе вообразить, было внушено Им. Он был  хозяином  в  полном
смысле слова, квинтэссенцией любви и ненависти. И вот  теперь  я  чувствовал
себя так, словно был предоставлен  самому  себе.  Означало  ли  это,  что  я
начинаю понемногу избавляться от Его всепроникающего влияния?
   Я знал по опыту: если принимать все, что Он посылает, как должное,  то  в
определенный  момент  наступает  безразличие.  И  тогда  возникает  странное
состояние неуязвимости. Пророк Пантера называл  это  ?плавать  по  течению?.
Наверное, я был его лучшим учеником...
   Только мое бьющееся сердце  да  еще  шаги  отмеряли  безразмерное  время.
Наконец тьма выдавила из себя слабенькое  сияние,  как  сок  гнилого  плода.
Мертвенный серый свет, обладавший скорее свойствами дыма, медленно всплывал,
словно из глубины пропасти поднимался рой  мерцающих  бабочек.  В  нем  было
что-то искусственное, извращенное и зловещее - я  вдруг  заметил,  что  наши
?тени? стали самыми яркими пятнами.
   И все же это лучше, чем непроглядный мрак.  Далеко  внизу  стал  различим
огромный и безграничный лабиринт,  простиравшийся  во  все  стороны  сколько
хватал глаз. Только прямые углы, мрачное чередование  серых  плоскостей,  на
каждой из которых человек показался бы исчезающей точкой.  Но  там  не  было
ничего живого. Мост, по  которому  мы  шли,  тянулся  безо  всяких  опор  на
невообразимой высоте. Кое-где были видны  скрещивающиеся  линии  -  стальные
спицы, вонзавшиеся в  здешний  горизонт.  Я  поднял  голову  -  вверху  тоже
оказался перевернутый лабиринт, может быть, зеркальное отражение нижнего.
   Никогда - ни до, ни после - я не мог представить себе  более  мертвого  и
абстрактного места.  Даже  абсолютная  пустота  казалась  понятнее.  В  этом
противоестественном ландшафте было что-то  по-настоящему  пугающее,  гораздо
более страшное, чем монстры и предсмертные видения жертв. Ловушка, в которой
цепенело воображение, а воспоминания причиняли только  ненужные  мучения.  Я
будто рассматривал при громадном увеличении ячейки высохшего  мозга.Или  это
было воплощением какой-то  чудовищной  топологии?  Бессмысленно  гадать.  На
изнанке  реальности  невозможно  пробыть  долго.  Все   происходило   наяву.
Вероятно, явившись сюда вслед за старухой, я обрек себя на голодную  смерть.
Потом раздался далекий  звон  колокола.  Невыносимо  низкий  звук  не  успел
умереть, как новый удар реанимировал его - и пытка для ушей продолжалась.  Я
морщился, пока мозг плодил призраков. Свет дрожал - иного слова не  подберу;
ритм этой дрожи, навязанной извне, подчинял себе мое восприятие. Три силуэта
впереди  меня  то  появлялись,  то  исчезали.  Затем  появился  еще  один  -
неподвижный.  Вначале  я  принял  его   за   ребенка.   Он   сидел   посреди
бесконечности, свесив коротенькие ножки в пропасть  и  опираясь  ручками  на
поручень. Старуха равнодушно прошла мимо; счастливчик  тоже  не  обратил  на
него внимания. Излишне говорить, что Сирена  была  всецело  поглощена  своим
дитем и топала за теми двоими будто на поводке.
   Колокольный звон внезапно оборвался. Последний удар был очень громким.  У
меня заложило уши, зато свечение стало ярким и ровным, а  в  голове  немного
прояснилось. Оказалось, что на  мосту  сидит  карлик  ростом  с  пятилетнего
мальчика, одетый в нелепый разноцветный комбинезон.  У  него  было  взрослое
морщинистое личико, обладавшее незаурядной подвижностью. Позже я увидел, как
он строит злобные гримасы.  Это  была  какая-то  издевательская  пародия  на
человеческую мимику.
   Я остановился рядом с ним и спросил:
   - Что ты здесь делаешь?
   Он медленно повернул голову. Одна сторона его лица выглядела  удивленной,
другая откровенно насмехалась надо мной. Потом он процедил тонким  скрипучим
голоском, который царапал слух:
   - Я снюсь тебе, придурок.
   Я недолго думал.
   - Тогда исчезни.
   Он покачал головой и зачем-то показал мне отставленный средний палец.
   - Не выйдет, дядя. Так просто от меня не отделаешься.
   - Проверим? - Я навел на него пушку.
   Он замахал кривыми ручками в притворном испуге. Мне  показалось,  что  он
вот-вот потеряет равновесие и свалится в  пропасть,  но  он  каким-то  чудом
удержался на краю моста. И не преставая  болтал  ногами.  -  Но-но,  кретин,
смотри не застрелись! - предупредил он. - Я  -  это  ты  в  здешней  тюрьме.
Отбываем пожизненный срок.  Должен  заметить,  что  я  тоже  от  тебя  не  в
восторге. Ну и местечко ты выбрал!
   - Я выбрал?!
   - Ну конечно. А кто же еще, мать твою? Думаешь,  эта  старая  стерва  еще
способна завести куда-нибудь  или  заставить  кого-нибудь  потерять  голову?
Посмотри на нее. Кто на такую позарится? Разве что полный идиот.  -  Я  знаю
как минимум двоих.
   - Эти не в счет. Они же спящие.
   - Разве?
   Я повернул голову. Старуха остановилась и  теперь  наблюдала  за  нами  с
расстояния в несколько шагов. Сирена кормила грудью ребенка.  Счастливчик  с
улыбкой озирался, изучая однообразный лабиринт. Спящие? Не  знаю,  не  знаю.
Все это было слишком сложно для меня. Как бы не оказаться в роли дурачка.
   Я присел рядом с карликом и спросил, подыгрывая ему:
   - И когда это закончится?
   - Ох, дядя, с тобой не соскучишься. Откуда мне знать, ЕБ бы тебя  побрал!
Кто кому снится, я спрашиваю?
   - По-моему, ты - мне.
   Он терял терпение.
   - Слушай, кретин, ты можешь заставить это исчезнуть?
   - Что?
   - Вот это! - Он ткнул пальчиком в верхний лабиринт, затем в нижний. Затем
в старуху. Затем в меня.
   - Самоубийство?
   Он задрыгал ножками, словно от смеха, но личико его налилось  невероятной
злобой.
   - Ты куда шел?
   - Туда.
   - А я?
   - А ты сидел тут.
   - Зачем?
   - Потому что ты  мне...  Тьфу!  -  У  меня  возникло  сильнейшее  желание
столкнуть его с моста и посмотреть, что из этого выйдет.
   По-моему, он это понял. И ухмыльнулся.
   - Смотри вниз, дядя.
   Я послушно глянул вниз. При всматривании в  лабиринт  начинала  кружиться
голова. Что-то там было, проступало, как фрагменты мозаики, - и  ускользало,
оставаясь неуловимым. Я уже говорил, что глубина была  просто  пугающей,  но
помимо этого пропасть переворачивала все  мои  представления  о  горизонтах,
демонстрируя  вертикальную  протяженность  мира.  И  в   ней   сияли   огни.
Невероятное количество огней. Я вдруг увидел их и  поразился  тому,  что  не
замечал раньше. Они были похожи на  звездные  скопления  в  зоне  Стеклянных
Меридианов, однако  я  сразу  понял,  что  это  не  звезды.  Среди  россыпей
неподвижных огней мелькали цепочки бегущих.Кое-где  они  образовывали  более
или менее правильные фигуры или ряды.
   Лабиринт стал полупрозрачным, будто исчезающий скелет реальности. Острова
искусственного света, открывшиеся подо мною, омывались океаном тьмы  и  были
заключены в гигантскую металлическую раковину.
   Вдруг до меня дошло, что это такое. Город, многомиллионный город. Один из
тех погибших городов, что описаны в  Новейшем  Завете.  Метастаз  смертельно
больной цивилизации...
   Внезапно огни начали гаснуть.
   - Эй, что происходит? - спросил я у карлика.
   - Он исчезает. Ты же этого хотел!
   - Хочешь сказать, сон закончился?
   - Идиот! Он д е й с т в и т е л ь н о исчезает!
   Как он мне надоел! Но  до  меня  еще  не  дошло,  что  взывать  к  логике
бесполезно. Надо было выбросить свой разум  в  пропасть,  разверзшуюся  подо
мной. Чуть позже я нашел отличный способ сделать это.
   -  Скажи  хотя  бы,  что  это  такое?  -  закричал  я,  ударив  ногой  по
металлическим перилам.
   - Эй, дядя, не ломай  памятник,  -  строго  сказал  карлик.  -  Это  Мост
Вздохов.
   - Куда он ведет?
   - Безразлично. Ты будешь идти всю свою жизнь и умрешь раньше, чем придешь
куда-нибудь.
   - Что же мне тогда делать?
   - Прыгать с моста, - посоветовал карлик и тут же  подтвердил  свои  слова
действием.
   Я не успел его схватить. Он ловко проскользнул  между  прутьями  перил  и
полетел вниз. При этом он  дико  хохотал  и  кривлялся.  Я  смотрел  на  его
уменьшающуюся и стремительно стареющую фигурку, пока она не  превратилась  в
скелет, в пятнышко, в точку...
   А затем я прыгнул вслед за ним...
 
СНЫ ОБОРОТНЯ: 
ОТЫГРАННАЯ ВЕЧНОСТЬ 
 
   Еще  во  время  своего  первого  перехода  через  Железную   пустыню   он
пристрастился к картишкам. А  чем  еще  было  заниматься  долгими  холодными
ночами, особенно когда отключались звезды? Оставалось только  найти  воронку
газовой горелки и коротать ночь при голубоватом свете за игрой со  старухой.
Та никогда не  жульничала,  это  верно,  но  играла  прекрасно,  и  чаще  он
оставался в дураках. Как-то раз, в приступе черной меланхолии, он  предложил
старухе играть на дни его жизни, думая, что  таким  образом  можно  победить
тоску  и  заполнить  пустоту.  Напрасно  он  так  думаа.  Тоска  всего  лишь
приобретала  омерзительный  траурно-коричневый  оттенок  с  багровой  каймой
приближающегося безумия по краям... Кроме того, игр для двоих  оказалось  не
так уж много, и вскоре они  наскучили  ему.  Три  колоды  были  затрепаны  и
истерты  до   дыр,   а   достать   новую   было   непросто.   Последнюю,   с
порнографическими картинками, он приобрел в лавке одноногого старика,  отдав
взамен четыре дыхания. За стариком присматривал говорящий ворон. Собственно,
ворон и назначал цену, а старик только согласно кивал и ухмылялся. Вообще-то
Парис предпочел бы что-нибудь поскромнее и  менее  возбуждающее,  чем  голые
красотки из оазиса Земля, но