выбивают
по земле: раз-два-три, раз-два-три... Пыль сзади похожа на мерцающий в свете
лун шлейф...
     Топот, топот, топот двух лошадей... Или трех?.. Нет, двух... Трех...
     Гонец.
     Он-то  и был им  нужен. Всадник безжалостно  нахлестывал  свою  лошадь,
чувствуя погоню, оглядывался, бил шпорами. Луч бластера попал ему в спину  и
сшиб с коня.
     Они не медлили. Зная,  что  погоня может  быть и за ними, они соскочили
возле  трупа и обшарили его. Послание, большой желтый  свиток,  обнаружилось
под  курткой. На нем виднелась надпись рунами: "Здравия Вольфгангу. От Хрута
и Офоти Альбегинских". Они знали, что в этом письме, поэтому было  совсем не
нужно вскрывать его. Чойс бросил свиток на землю и испепелил его лучом.
     А затем -  снова на коней, оставляя послание князей  Альбегина догорать
возле распростертого на земле гонца.
     Под утро они были уже у подножия гор, обиталища Фонсеки.


16

     Этот  второй  хребет,  окаймляющий  Альбегинскую  долину с севера,  был
намного  круче восточного хребта. Мрачные грозные скалы  вырастали  прямо из
плодородной земли долины и уносились  высоко вверх, в  небеса. Серые  уступы
нависали над холмистыми полями, как бы стараясь показать, что камень сильнее
и живучее тонкого  слоя почвы.  Здесь не  было  ни туннеля,  ни  какого-либо
другого прохода через  хребет.  Эти  горы  огораживали Альбегин от  страшной
Тарлтарской Анархии.
     Не зная, куда ехать,  они в молчании остановились перед этим неодолимым
препятствием. Они понимали, что не может  не существовать путь в Тарлтар, но
везде, куда  ни  погляди, тянулась  сплошная каменная стена. Спешившись, они
молча  и быстро  поели. Несмотря на  то,  что погони ими  замечено не  было,
уверенность  в  том, что  ее не будет  вообще,  не приходила. Они  тщательно
уничтожили  следы  своего привала,  проверили бластеры  и  вновь вскочили  в
седла.
     Им далеко не сразу удалось обнаружить едва приметную тропинку, уходящую
в  вышину.  Пришлось  идти  пешком,  ведя лошадей  в  поводу. Они  осторожно
поднимались наверх, и покой молчаливых гор нарушал только шум падения мелких
камешков, струйкой бежавших в пропасть из-под их ног.
     Они так устали, что не могли более продолжать свой путь без освежающего
отдыха. Поэтому зоркий  Лоу быстро отыскал  в стороне пещеру, подходящую для
этой цели. Осторожно обшарив ее, они убедились, что в пещере нет обитателей.
Казалось, ничто  не может  жить  в  этих  горах.  Они  свалились и  сразу же
заснули.
     Лоу пробудился,  даже не  осознавая, отчего  его  сон  вдруг прервался,
сменившись тем обычным уже напряжением, которое ему приходилось испытывать в
последние дни.  Его взгляд скользнул  по стенам пещеры и упал  на  отверстие
входа.  Лоу вскочил и, выхватив бластер, приготовился к обороне. Краем глаза
он  заметил,  что  Чойс  возле  него  застыл в такой  же позе,  держа оружие
наизготовку.
     Напротив  входа,  четко  выделяясь  на  светлом  фоне, застыла странная
фигура. Удивительный пришелец не имел ни  лица, ни каких-либо  отличительных
особенностей. Это был  просто грубый слепок с человека, серая фигура в сером
длинном плаще. Она восседала на таком же манекене-подобии лошади. И всадник,
и животное поразительно походили друг на  друга.  Вдруг существо заговорило.
Оно сказало:
     - Меня зовут Некий. Я проводник к проводнику.
     Голос его был монотонным, лишенным всяческих интонаций.
     Они молчали, лишь бластеры вновь оказались в своих кобурах.
     - Вы идете к Фонсеке? - спросило странное существо, выждав немного.
     - Да, - ответил Чойс.
     - Вы не  сможете сами найти его,  - проговорил Некий. - Я проведу вас к
нему. За это каждый даст мне клятву.
     - Клятву? - переспросил Лоу. - Зачем?
     - Я питаюсь ими, - последовал незамедлительный ответ.
     - Я никогда не даю клятв, - возразил Лоу.
     - Значит, ты не пойдешь к Фонсеке, - сказал Некий.
     - Железная логика, - пробормотал Лоу.
     -  А  где нам взять гарантию,  что  ты не  заведешь нам в  какое-нибудь
непроходимое ущелье? - спросил Чойс.
     - Я сам  заинтересован в  том, чтобы  вы попали по  назначению,  сказал
Некий. - Здесь бывает мало путников, и впереди у меня голодные дни.
     Они переглянулись.
     - Выбора у нас нет. Придется ехать.
     Они вышли из пещеры.
     - Здесь можно проехать на  лошади, - сказал Некий. -  Поэтому  поскорей
седлайте.
     Через несколько минут въехали на хорошо утоптанную  тропу, скрывающуюся
в зарослях гигантских лишайников. Вчера они ее не приметили.
     - Это дорога ведет к дому Фонсеки? - спросил недоверчивый Лоу.
     - Да, - невыразительно сказал Некий. - Она ведет к его дому. Ночь здесь
быстра, но мы будем у него до сумерек.
     Все остальное  время ехали  молча,  не  считая  ворчания Лоу по  поводу
крутизны тропы и безжизненности гор.
     Горы  и впрямь были  безжизненными. Здесь, кроме лишайников, не было ни
растительности,   ни  животных.  Иногда  крутые   склоны  резко  обрывались,
перемежаясь  угрюмыми  ущельями,  по дну  которых  текли медленные  родники.
Стояла тягучая, завораживающая тишина.
     Примерно часа через три  с  момента их отбытия Чойс заметил стоящий  на
дальнем  обрыве дом.  Прошло еще много  времени, прежде чем они добрались до
него.  Дом  был  сложен  из  крупных  каменных  блоков,  покрыт  зеленоватой
черепицей  и  имел трубу в виде  драконьей головы.  Дверь была  полуоткрыта.
Рядом с домом протекал темноватый молчаливый ручей.
     Они  спешились и вошли внутрь. Некий  остался во дворе.  Через короткий
коридор  они попали в большую комнату,  по  всей  видимости, единственную во
всем доме. Кроме широкой лежанки в углу, двух стульев и грязного, сбитого из
трухлявых досок  стола, в  комнате  ничего  не  было.  За столом, на котором
стояла пустая бутылка,  сидел  человек.  Его угрюмый  вид наводил на мысль о
потере  близкого родственника, а отросшая железная щетина на подбородке - об
отсутствии  бритвы, по крайнем мере,  дня два. На человеке были  бахромчатые
кожаные штаны, красная куртка с засаленными рукавами и  широкополая  шляпа с
провисшими  полями,  из-под  которой  торчал  крупный  нос красновато-бурого
цвета.
     Чойс остановился перед столом.
     - Ты Фонсека? - осведомился он.
     Человек  за столом меланхолически  качнул головой,  но из-под  нависших
полей на Чойса сверкнули острые буравоподобные глаза.
     -  Нам нужен  проводник, - сказал Чойс. - Надежный  и  опытный, который
знал бы каждую дырку в этих горах.
     -  Вам кто-то сказал про меня? -  Голос Фонсеки был хриплым  настолько,
что трудно было понимать его.
     - Нам сказал про тебя Энунд.
     Снова волчьи глаза сверкнули из-под шляпы. Как ни крути, они совершенно
не вязались с ленивой позой человека за столом.
     - Энунд? Его я знаю.
     - Он сказал, что ты сможешь провести нас куда надо.
     - А куда надо?
     - В ВОА.
     Казалось, это не произвело особого впечатления на человека за столом.
     - Куда ж еще. Сколько?
     - Сто.
     Фонсека протянул руку, взял  со  стола бутылку и стал  молча изучать ее
опустошенные внутренности. Потом, запрокинув голову, открыл рот и перевернул
бутылку донышком кверху. Где-то  на дне бутылки шевельнулась последняя капля
и покатилась по прозрачной стенке. Чойс и Лоу  смотрели  на ее  следование к
пересохшей  глотке  Фонсеки. Наконец капля сорвалась с горлышка  и  упала на
сухой язык проводника. Его кадык дернулся. Фонсека медленно пожевал губами и
сказал:
     - Мало. Надо, чтобы двести.
     - Будет.
     - В ВОА, и все?
     - Нет. Нам надо к Ползущей Горе.
     Впервые тень эмоций пробежала по неподвижному лицу Фонсеки.
     - Куда?
     - К Ползущей Горе.
     - Не. - Фонсека замотал головой. - Туда я не ходок.  Да там еще ни один
человек не был, понял?
     - Нам. Нужно. Туда, - сказал Чойс.
     Фонсека  посмотрел   на  него.  Затем  почесал  отозвавшуюся  наждачным
скрежетом щеку.
     - Пятьсот, и это моя окончательная цена.
     - Ладно.
     - Вас привел сюда этот безликий? - спросил Фонсека. - Ему надо платить.
     Они вышли на крыльцо. Некий все еще возвышался во дворе верхом на своей
лошади.
     - А, любитель клятв! - ухмыльнулся Фонсека. - Вы ему  клятвы давайте не
самые важные. Иначе он наестся досыта. А ведь он приносит мне заработок.
     Чойс кивул и раскрыл было рот, чтобы произнести свою клятву, как  вдруг
его оборвал голос:
     - Дай-ка сначала я скажу свою клятву.
     Они повернулись и увидели Шамиссо.
     - Да это  же  старый, добрый Шамиссо! -  оглушительно и надсадно заорал
Лоу. Тот спрыгнул с коня, и они обнялись. Потом настала очередь Чойса. После
этого Шамиссо спросил вполголоса, оглядываясь на Некого:
     - А зачем - клятву?
     - А он ими питается, - сказал Лоу.
     - А-а! - сказал Шамиссо.
     Некий ждал. Казалось, он может ждать так вечно.
     - Клянусь, - промолвил Шамиссо, -  не заниматься больше  контрабандой и
прочими вещами, опасными для жизни.
     Некий  не  пошевелился,  но  Чойсу  показалось,  что  он  перевел  свой
невидимый взгляд на Лоу.
     - Э-э, - сказал  Лоу. - На Шедире  у  меня остались жена и трое  детей.
Клянусь навестить  их  после  всего этого.  - Он  неопределенно  пошевелил в
воздухе пальцами.
     Некий ждал.
     - Клянусь, - сказал Чойс, - найти Вольфганга и уничтожить его!
     Воцарилось молчание. Его прервал Некий.
     - Это самая сытная клятва.  Твоя, - он показал на  Лоу,  -  горчила,  а
твоя, - его палец уперся в Шамиссо, - была пересолена.
     Он повернул коня и вскоре исчез.
     - Видали? - заметил Фонсека. - Этот знает, что к чему.
     Позднее,  сидя  за  рассыпающимся  столом  в  доме Фонсеки, они слушали
рассказ Шамиссо. Он рассказал им о страшной битве, ручьях крови, проявленном
геройстве, ужасном, но побежденном наконец противнике и, конечно,  о победе,
- ведь это было самое главное.
     - Были какие-нибудь препятствия по пути? - спросил его Чойс.
     -  Не было, - ответил Шамиссо и  показал  ему  свой бластер.  С  минуту
посидели молча, выпив в память тех, кто пал в битве.
     -  Значит,  вы  разбили их,  -  вдруг  сказал Фонсека. - Это,  конечно,
хорошо. Но Вольфганг озлится.
     -  Это не страшно.  Энунд  говорил, что ты вроде  бы  тоже,  как и  мы,
потерпел здесь аварию.
     -  Да, это так. Сам я с  Хейрира. С тех  пор, как разбился мой корабль,
вожу  караваны.  Приспособился.  Это  показалось  мне  единственным  удобным
заработком.
     Затем слушали рассказ Фонсеки.
     -  Я вожу  торговцев в Область с той  поры,  когда был еще  жив  старый
лендрманн  Торгильс, а  ВОА  еще  не  была  ВОА, а была княжеством  Тарлтар.
Конечно, в этом самом Тарлтаре всегда  водилось множество самых  разных злых
тварей,  извечно  враждебных  человеку,  и  слухи о  княжестве  всегда  были
нехорошими. Но когда  Вольфганг  объявил  Тарлтар Вольной Областью  Анархии,
этих  тварей стало гораздо  больше, и к  ним присоединились другие,  которых
здесь  вообще  никогда  не  было. Там есть такие,  которые  питаются  только
человеческими костями, есть  те, что жрут мозги, есть кровососы. Кровь пьют,
понял? И половина из них - мертвые. Они  сдохли еще тогда, когда Господу как
раз пришла в голову идея сотворить этот  поганый мир. А Вольфганг их оживил.
Большой колдун этот Вольфганг.  Однажды я видел, как он это делал. Я караван
вел, понял? Идем, а впереди местность  такая, с курганами. И стоит там толпа
разных жутких созданий,  а  среди  них -  этот  самый Вольфганг. Я его сразу
узнал  по  описаниям.  Ну,  мы,  конечно,  попря!  ! тались  по кустам  -  и
наблюдаем. Они нас не увидели. Если бы увидели, я бы тут с вами не пил вино.
Так вот Вольфганг вышел вперед, вытянул руки  и начал что-то кричать.  А эти
твари  выли и  орали вместе  с ним. И  курганы стали лопаться.  Лопаться!  -
Фонсека  покрутил  головой.  -  И  из  них  начали  вылазить  такие  ужасные
образины...  Господи!  Вспомнить страшно! Я думал, сожрут они его, понял?  А
они подошли и влились в толпу тех, что были с ним.  И так Вольфганг поступал
не раз. Потому-то я так и заартачился, что не хочу с ними встречаться снова.
Но  самое  поганое,  -  тут  Фонсека  наклонился к  Чойсу, -  так  это толпа
Вольфганговых родственничков. Предков  его. Они  восстали  из  своих гробов,
потому  что их  прокляла Эрга, и  сейчас  бродят по  всему Тарлтару. И поют,
понял?  Поют.  Мой друг  один, Лалнольф Пачеко, -  вместе мы  попали сюда, -
услыхал однажды, что они там поют. И увидел их самих.
     - И что же? - спросил Лоу.
     - Тронулся.  Сошел, так сказать,  с курса. Ныне дрожит, стучит зубами и
закрывает свой  дом  на  семьдесят семь засовов.  Потому-то не  люблю я ВОА.
Причем,  заметьте, не  Апокалипсис,  не  Альбегин,  не эту  вашу  мифическую
Ползущую Гору, а именно ВОА. Страшно там, понял?
     - Понял, - сказал Чойс.

17

     На следующее  утро  они поднимались к  вершинам  гор  по  бесчисленным,
перевитым   между  собой  тропкам.  Окружающие  пейзажи  не   располагали  к
разговорам,  да  и  до  разговоров  ли,   когда  ежеминутно  копыта  лошадей
соскальзывают с камней, дробя их в мелкую пыль,  тонкими ручейками стекающую
в бездонные пропасти, а внутренности сжимаются от страха.
     К полудню достигли горного плато.
     Перед ними  расстилались мили  голой гладкой скальной  поверхности,  по
краям  которой  возвышались тонкие мрачные пики.  За  их острыми  вершинами,
высвечивая  их малиновым,  полыхало  яркое  зарево  над двумя извергающимися
вулканами. Внезапно с севера налетел ледяной ветер, с удивительной быстротой
гоня  перед собой  черные, подсвеченные с боков тучи  и  выстужая  последние
крохи тепла, остававшиеся после теплых долин. Вдалеке мерно и мощно вздыхали
недра, и  искры  сыпались из  жерл вулканов,  временами  застилаемых  тучами
багрового  пепла.  Свистел  ветер, и  им  пришлось  накинуть  теплые  плащи,
заблаговременно прихваченные с собой. Небо налилось свинцом и стало низким.
     - Быстро!  -  крикнул Фонсека,  преодолевая неумолчный  визг ветра. Это
Плато Туч. До начала пурги надо достигнуть подножия вон тех пиков!
     Плато оправдывало свое название. Уже через несколько минут небо слилось
с  каменной  поверхностью,  и тяжелый, мокрый туман  застлал кругозор.  Кони
пробирались в  этом вязком тумане, двигаясь  как сквозь воду.  Плащи намокли
сразу же, промочив и то, что было под ними. Временами свирепо налетал ветер,
разрывая и  отметая  туман  в  сторону, и  тогда ледяной воздух, мчащийся  с
колоссальной скоростью, не встречая себе препятствий, пробирал их до костей.
     Однако  когда ветер налетел  в очередной раз, разогнал  тучи и началась
пурга, они были  уже у подножия черных базальтовых великанов. Костер сложить
было не из чего, поэтому они лишь переоделись, благо седельные сумки надежно
защищали от влаги их содержимое.  Всю ночь выл  ветер,  и Чойс никак  не мог
уснуть. В  нем  пробудились старые  инстинкты  его предков, которые также не
могли  заснуть, слыша стенающий  вой  ветра  в  печной трубе.  Будто  плачет
кто-то. Это сравнение тоже было старо, как мир.
     Так он промучился  всю  ночь, заметив,  однако, что  не одинок в  своих
страданиях: храпел лишь Фонсека. Утро здесь наступило так же неожиданно, как
перед  тем упала ночь: появилось лишь ощущение утра, не  принеся с  собой ни
восхода солнца, ни даже  легкого просветления неба,  - так же  завивались по
ровной  поверхности  плато огромные  вихри поземки, шквалы  ветра налетали с
чудовищной силой, буквально сбивая с ног, а по слепому небу неслись тяжелые,
толстобрюхие тучи.
     Они медленно и  плотно поели,  следуя наставлениям Фонсеки: впереди был
день, богатый  на  лишения. Лошади были так  же  измучены, как и люди: овес,
захваченный с собой, был мелкий и сорный, и его было мало.
     Изнурительный переход через горы продолжался.
     Обогнув приютившие их на ночь пики,  они очутились перед узким, зажатым
между двумя скальными  вершинами  ущельем, которое затем плавно расширялось,
имея  по одну сторону два крупных ледниковых языка, а  по другую - глубокие,
затянутые туманом пропасти. Дым от извержения северных  вулканов  стелился в
этом ущелье удушливым пологом, оседая грязноватыми хлопьями на одежде.
     Спускались медленно. Лошади каждый раз долго выбирали, куда им ступить,
осторожно упираясь другими ногами и напрягаясь всем телом. Сверху казавшееся
хорошо  утоптанным  трактом,  это  ущелье мешало  продвижению  бесчисленными
россыпями камней. Но здесь  ощущалось  единственное достоинство  ветра: там,
наверху, он отгонял вонючий дым,  тянущийся с севера из  недр планеты. Здесь
же сторожившие ущелье утесы задерживали испарения,  которые откладывались на
камнях желтоватым налетом.  Когда  наконец достигли конца ущелья, оказалось,
что  плащи и гривы  лошадей  буквально пропитались вулканической грязью. Лоу
чихал,  проклиная на этот раз всю тектоническую  деятельность, которая была,
есть и будет.
     После удушливого воздуха ущелья сильный ветер, налетевший на них тотчас
же,  показался  поначалу  свежим и пахнущим  незнакомыми ароматами. Но затем
стало  ясно, что  даже теплые плащи  не  спасают  от  этих  злых  шквалистых
порывов. Голова Фонсеки  совсем ушла в плечи, только посиневший  крючковатый
нос  торчал из-под провисших от образовавшегося льда  полей шляпы. Остальные
накинули островерхие капюшоны и стали похожи на древних пилигримов.
     Слева открывался вид на два крупных ледника. Вид этот никак нельзя было
назвать  дивным. Появляясь откуда-то  из-под  подножий  нависших  над  миром
вершин, эти два ледника, грязно-белые из-за множества пробуравивших их шкуру
за  тысячелетия  скал  и трещин, неподвижным  извивающимся  потоком сползали
далеко  вниз, в  туман  белесых провалов, и было видно, как  свирепые порывы
ветра срывают с  их поверхности куски плотного фирна, гоня их прочь. Ледяное
дыхание этих ветров и почувствовали путники  при выходе из  душного  ущелья.
Проносясь через долину, по  которой  они  ехали,  чтобы  бесследно  кануть в
головокружительных  пропастях  по  правую руку, ветер  через некоторое время
возвращался оттуда еще  более могучим.  Тогда  он  сбивал с ног, валил, и им
приходилось  прикладывать  все  свои  силы,  чтобы  не  быть  сброшенными  в
пропасть, на зернистую поверхность ледников.
     Через несколько изматывающих душу часов  конец этой долины был уже ясно
виден. Он  терялся в сети узких,  сложнорасчлененных  ущелий, подобных тому,
что они уже прошли. Дым вулкана  сюда не доносило, ибо он рассеивался дикими
ледниковыми ветрами. Еще через час они  были у входа в одно из таких ущелий.
Фонсека прокричал:
     -  Мы  прошли  ледники  Раргарин  и  Тэш, самое  опасное место в  горах
Альбегин. За этими ущельями  склоны начинают понижаться и вскоре переходят в
долину. Это и будет ВОА.
     У  входа  в ущелье  они сделали  небольшой привал,  а  затем вступили в
ущелье.
     - Здесь нет живых существ? - спросил Чойс негромко.
     -  Есть,  - ответил Фонсека. -  Некоторые из них  разумны. Они называют
себя Встречающими.
     В ущелье  было сумрачно, но тепло и  сухо.  Камни под  копытами лошадей
покрывал древний,  зеленоватый мох, трещащий и рассыпающийся, когда на  него
наступали.  После пронизывающих ветров Раргарина и Тэша ущелье показалось им
теплым  раем,  правда,  несколько  темноватым.  В  стороне  у  скал  торчало
несколько  прямых,  как  палки,  деревьев. На  одном  сидела большая  птица.
Длинный ее клюв кривился в сардонической усмешке.
     - Хурр! - закричала она. - Добро пожаловать  в Вольную Область Анархии!
Здесь нет законов, ни людских, ни Божьих.
     - Мы знаем это, - спокойно ответил Чойс.
     - Зачем же вы пришли сюда?
     - Предоставь решать это нам, - сказал Чойс.
     - Все отвечают так же. Хурр! - и птица замолкла и погрузилась в дрему.
     Но  тут  из-за  больших  камней  слева  внезапно вышли  на дорогу  трое
богатырского вида  людей. Правда