великан.
     - А? - по привычке не расслышал Лоу. Осознавая историчность момента, он
проскочил  под рукой Ульва, которая хотела  поймать его, и, сделав несильный
выпад, вонзил меч в ничем не защищенную грудь великана. Раздался низкий рык,
и Ульв рухнул наземь мертвый.
     Шамиссо услышал этот  рык, когда  крался вдоль  другой  колонны,  чтобы
оказаться за спиной у Вольфганга.  Кодекс чести был не в  чести у Шамиссо. В
бою убивают не только в грудь.  Сейчас он  хотел зайти в тыл  к Вольфгангу и
подло, вероломно, гадко и недостойно - убить его. Шамиссо ухмылялся. Впервые
такая ухмылка появилась на его  лице. Он  знал,  что  все  у него получится.
Выглянув из-за  колонны, он одним взглядом охватил и продолжающуюся  схватку
двух лучей в проходе, и мертвое тело Ульва, и Лоу, вытирающего клинок своего
меча.
     Темная пружина далеко отбросила его  к основанию колонны,  выбив из рук
меч.  Он не  был готов к такой  атаке, а  потому был  захвачен  врасплох. Он
взглянул  на своего  противника.  Перед ним покачивался  вытянувшийся  вверх
темный, покрытый затейливыми узорами столб, который венчали очковый клобук и
узкая голова со злобными глазами.
     "Темный змей Саурбэир", - подумал Шамиссо. Потом набежала путаная свора
других мыслей, пока он беспомощно шарил в поисках своего меча.
     -  Не  пытайся,  - прошипел  змей.  - Тебе это  уже не поможет. Древние
законы окажутся перевешенными в нашу сторону, ибо нас станет больше.
     Шамиссо немного повернул голову и увидел, что его меч валяется далеко в
стороне. Он  откашлялся, но  все равно  голос его прозвучал хрипло, когда он
сказал:
     - Законы на нашей стороне. Ульв мертв. Посмотри туда, и ты увидишь.
     Саурбэир резко повернулся и увидел гору  мертвой плоти, которая недавно
была великаном Ульвом. Рука Шамиссо наткнулась на  что-то твердое и вытянула
предмет  из-за пояса. Это был бластер. Шамиссо был  единственным  из всех, у
кого  еще оставалось это бесполезное в ВОА  оружие. Однако сейчас ему что-то
подсказало, что здесь,  где,  как  кто-то  говорил,  действуют совсем другие
законы, бластер может оказаться и не таким уж бесполезным ломом.
     Саурбэир снова повернулся к нему. Глаза его горели огнем.
     - Я восстановлю баланс,  - прошипел он и увидел  направленный  на  него
бластер. - Что это? - спросил он.
     Шамиссо нажал на  спуск, тонкий луч рассек тело темного змея Саурбэира,
и  его голова с  клобуком отделилась от  судорожно  дернувшегося  туловища и
упала наземь.
     - Это бластер, - сказал Шамиссо.
     Фонсека вышел из-за колонны  и оказался  лицом к лицу с Гюрдом. Умерший
давным-давно маг походил на высохшую мумию, коей на самом деле и являлся. От
него исходил густой  смрад. Нога Фонсеки на что-то наткнулась, и Гюрд  замер
на месте, как и вся окружающая Фонсеку действительность.
     Это  был  взявшийся  неизвестно  откуда  бугорок  земли.  Пока  Фонсека
размышлял, что  бы это значило, из земли возник человек. Он  отдувался,  как
будто пробежал много миль, и был закутан в бурую хламиду. Его заплывшие, как
у крота, глазки быстро осмотрели Фонсеку.
     - Ты колдун?
     - Нет, - правдиво ответил Фонсека.
     - А Гюрд - колдун, - осклабился человек, - хоть это вовсе не смешно.
     - Что из этого следует?
     -  Резонный  вопрос.  Ты знаешь, что на колдовстве  Гюрда держится  вся
черная магия Тарлтара? По-твоему, было правильно выйти против него с  твоими
бессильными заклинаниями погоды?
     - Ты послан для того, чтобы помочь мне или насмехаться?
     - Верно. Просто у  меня такая  натура. Земля,  знаешь ли,  способствует
ироничному складу ума.
     - Ты Уриэль, Ангел Земли.
     - Я польщен,  что ты знаешь это,  Проводник  Вилибальдо. Наступает твой
Час  Равновесия,  когда  вернее  всего должно  разрешиться,  жить  тебе  или
умереть.  Тебе повезло:  у тебя  в жизни  только  один  такой час, тогда как
некоторые проходят через несколько.
     - Я хочу жить.
     - Не сомневаюсь. Поэтому даю такой совет: в состязаниях  магией никогда
не учитываются физические качества противника. Единственная слабость Гюрда -
в  его физической  немощи. В остальном же это  могущественный маг,  один  из
самых   могущественных   здесь.  Обстоятельства   великая   вещь,  Проводник
Вилибальдо. Так что дерзай.  Я не желаю тебе удачи только потому, что иногда
она имеет привычку становиться спиной.
     - Прощай, Уриэль, и спасибо, -  сказал Фонсека,  когда  земляной холмик
исчез без следа.
     - А у тебя, оказывается, мощная поддержка!
     Время вновь двинулось, и Гюрд ожил. Теперь  он  стоял в каких-то десяти
шагах от него,  и  в его глазницах, где давно уже не было глаз, горели синие
огоньки.  Фонсека  лихорадочно  искал ответ.  Сейчас  любое  слово,  неверно
сказанное, могло дать в руки  противнику мощное оружие, которое вмиг пробило
бы магическую защиту.
     - Ты удивлен, Гюрд? - Слова наконец нашлись.
     -  Это хорошо,  что ты  знаешь мое имя. Значит, ты не дурак, что делает
мне лично приятным наш будущий поединок.
     Фонсека  уловил оттенок  высокомерия в его  словах. "Он болтлив и легко
забывается", - подумал он.
     - Я  тоже знаю твое  имя, -  продолжал Гюрд, -  но это дела не  меняет,
насколько ты можешь знать магию имен.
     "Старается прощупать уровень моих знаний".
     - Вот  если  бы ты  не знал моего имени или  же я  не знал твоего,  что
весьма сомнительно...
     "К тому же и хвастун. Большая власть - длинный язык".
     - ...тогда перевес был бы на стороне того, кто обладает знанием.
     - Тебе бы  преподавать в школе, Гюрд, -  сказал Фонсека. Нечеловеческие
глаза Гюрда уперлись ему в лицо.
     - Ты смеешься, не так ли? Смелый ты человек.
     "Еще и пугает".
     Но оказалось, что милая болтовня Гюрда скрывает под собой неожиданные и
опасные решения. Внезапно  маг  вскинул рукава своего  широкого балахона,  и
будто невидимая кувалда ударило Фонсеку между глаз. Он свалился на мозаичный
пол.
     - Люблю, знаешь ли, обескуражить человека, - пояснил Гюрд и добавил:  -
Это "заклинание кулака". Очень эффективно при неожиданном применении.
     Фонсека, шатаясь, встал. Удар был силен. Он  хлопнул  в ладоши, но звук
получился негромкий. На Гюрда пролился теплый дождик.
     -  Жаль,  не захватил с  собой зонтик, - посетовал тот, и  пол вырвался
из-под  ног  Фонсеки.  Он упал  лицом  вниз,  кусочки  мозаики  стремительно
приблизились, и голова  раскололась от страшной боли. Он застонал.  Его лицо
было покрыто кровью из разбитого носа. Над ним стоял смеющийся Гюрд.  Он был
виден как в тумане.
     "Забавляется",  - зло  подумал  Фонсека,  и  почувствовал,  как  ярость
захлестывает  его.  Но  тут  же  осадил  сам себя:  "Нельзя злиться.  Нельзя
злиться. Злость  ослабляет засовы,  сдерживающие  эмоции,  и  они вырываются
наружу".
     Гюрд потер  руки с  противным  шорохом,  ибо  от  времени  кожа  на них
превратилась в сухой потрескавшийся пергамент.
     - Продолжим, Фонсека? Мне это так нравится.
     - Мне тоже, - попытался улыбнуться Фонсека. -  Люблю учиться у старшего
по ремеслу. И возрасту.
     - О! - удивился Гюрд. - У тебя еще остался внутри смех?
     Он открылся, и энергия Фонсеки прорвалась сквозь его защиту, подхватила
его и  мощно ударила об колонну. Кости Гюрда затрещали  и застучали. Мертвец
скрежетнул зубами, с ненавистью глядя на Фонсеку.
     - Ты воспользовался моей добротой.
     - Я воспользовался твоей слабостью, Гюрд,  - поправил его Фонсека. - Ты
же именно так учил меня.
     - А хорошо  ли ты знаешь  собственные  слабости? - осведомился  Гюрд, и
позади  Фонсеки появилось рогатое  свирепое  создание с  прозрачным  мечом в
руках. Меч только казался прозрачным, реальность же его Фонсека почувствовал
на себе: он еле успел увернуться от клинка, и лезвие поцарапало его шею.
     - Я знал, что ты увернешься, - процедил Гюрд, - но нужно было показать,
кто сильнее.
     - Слова!
     - Ты не веришь?
     -  Кому?  Тебе? Может,  стоит опять  промочить  тебя  дождиком?  Так ты
быстрее сгниешь.
     На Гюрда снова пролился дождь,  теперь, однако,  вперемежку с  крупными
градинами, которые застучали по лысому черепу колдуна, как по барабану.
     -  Крови  будет  больше,  -  проскрипел  Гюрд.  Чувствовалась  обратная
реакция:  чем больше свирепел  Гюрд, тем веселее становился Фонсека.  У него
появилась уверенность. Он чутко улавливал все слабости своего противника.
     Позади Фонсеки вновь  появилось то самое создание  с мечом, но было тут
же отослано обратно, чуть не пронзив самого Гюрда.
     Теперь они стояли неподвижно.
     - Крови будет больше, - твердил Гюрд.
     - Твоей, - отвечал Фонсека.
     Все закончилось неожиданно.
     Прямо перед Фонсекой вдруг вырос гигантский  воин с  нацеленным  в  его
грудь копьем. Фонсеке пришлось сделать шаг в сторону, одновременно уничтожая
креатуру заклинанием. Он уже хотел было занять прежнее положение, как  вдруг
заметил, что  с новой позиции видна брешь в магической защите Гюрда, которой
сам Гюрд, поглощенный плетением сети  из заклинаний, не замечает. Их взгляды
встретились, и Гюрд сразу понял, о чем Фонсека догадался только что. Но было
уже поздно. Зазвенел выдернутый  из ножен меч, защита раздалась в стороны, и
Фонсека  сделал  выпад.  Мертвая  плоть  Гюрда с  хрустом сомкнулась  вокруг
серебра клинка, и от  нее пошел дым. Гюрд медленно опустил голову, смотря на
меч, торчащий из  его груди, затем вновь  посмотрел  на  Фонсеку. Тот  одним
резким  движением выдернул  клинок. Ноги Гюрда  подкосились,  и он рухнул на
колени,  весь дымясь.  Секунду он оставался  в  этом положении, а  потом, на
глазах превращаясь в летучий прах, опрокинулся на пол.
     Вольфганг почувствовал нарушившийся баланс и сразу понял, в чью сторону
склонились чаши весов, как понял это каким-то шестым чувством и Чойс. Они не
знали,  сколько уже времени  стоят вот  так, нащупывая слабинку в магической
защите  друг друга лучами двух Подсвечников. Лучи скрещивались, хлестали  по
сторонам, рассыпая тлеющие искры, но перевеса на чью-либо сторону не было.
     Яркий  свет  на секунду застил  все перед  глазами  Чойса, а  когда  их
перестало резать, он обнаружил, что Вольфганга перед ним нет. Он использовал
примитивный  прием,  чтобы  скрыться  из  виду.  На  секунду  гордость  этой
маленькой победой завладела Чойсом,  но потом здравый смысл снова взял верх.
Вольфганг, по-видимому, вновь направился к Чаше, чтобы поскорее покончить со
всем  этим,  ибо не  принадлежал к  числу натур,  которые  оплакивают  своих
друзей, пренебрегая при этом поставленными целями.
     Быстро, чтобы не  быть захваченным врасплох, Чойс  отскочил к колонне и
оглядел главный неф. Огромный двойной  ряд  колонн  был  пустынен.  Странные
каменные   фигуры  капителей  безмолвно  вперились   колючими  взглядами   в
пространство.
     Возле Чойса появился Шамиссо.
     - Я думаю, что он направился к Чаше  боковыми нефами, -  произнес он. -
Он один.
     - Убиты все? - спросил Чойс.
     - Все,  кроме  него. Я убил  Саурбэира. Странно,  но здесь мой  бластер
действует.
     - Молодец, что не выкинул его.
     Из-за колонны возник напряженный Лоу.
     - Я видел, как этот дьявол скользнул в тот неф, - показал он.
     - Шамиссо говорит, друзья Вольфганга мертвы.
     - Да. Я убил Ульва. - Лоу хохотнул. - Это оказалось совсем легко.
     - Видимость не всегда соответствует сущности.
     - В первую очередь это относилось к нему.
     - Фонсека!
     - Гюрда больше нет. - Фонсека весь так и сиял. - Я победил его в равной
схватке. Вольфганг почти что голый без его магии.
     - Магия сейчас  ему  не  нужна,  -  сказал Чойс.  -  Ведь у  него  есть
Канделябр Вав.
     Они обогнули колонны главного нефа и  увидели почти  в середине второго
прохода  быстро  движущуюся к  огромному  пьедесталу Чаши  фигурку.  Это был
Вольфганг. Но он был  слишком далеко  от них и слишком близко  к Чаше, чтобы
они могли настичь его. Они пустились бежать.
     Но  гигантские колонны слишком  медленно проплывали мимо, а  они бежали
недостаточно быстро, как им хотелось бы.
     Сзади  послышался гул,  и  на  них  пало  сияние.  Они  остановились  и
обернулись. Позади них стояла  высокая фигура, закутанная в белые одежды. От
нее исходил такой свет, что черт лица не было видно.
     - Я Ангел  Чаши  Зефриэль,  -  раздался звучный  голос,  - и послан для
помощи и поддержки.
     В  один миг Ангел  перенес  их к самому основанию  пьедестала  Чаши,  а
Вольфганг теперь  находился где-то  в пятидесяти шагах  от них.  Даже отсюда
было видно,  какая  гримаса злобы въелась в его лицо. Канделябр  в его руках
мерцал тьмой.
     -  Крепитесь, -  возник  в  их  ушах голос  Зефриэля, - ибо вам суждено
участвовать в Армагеддоне великом.
     - Когда? - спросили они.
     И услышали ответ:
     - Сейчас.
     И тотчас же увидели, как Вольфганг начал медленно  кружиться в странном
вертящемся  танце,  и  полы  его  плаща взметнулись,  как  крылья  нетопыря.
Мерцание  Канделябра Вав в  руках Вольфганга  стало  частым,  прерывистым, а
затем  из  него возник толстый темный луч, который вдруг стал чертить вокруг
Вольфганга сеть из черных линий.
     - Вот оно, - произнес пораженный Фонсека. - Он все же решился на это.
     - Что он делает? - спросил Лоу.
     - Он призывает на помощь силы, скрытые  в Канделябре, - ответил Фонсека
и повернулся к Чойсу: - Ты должен сделать то же.
     - Как? - воскликнул в отчаянии Чойс.
     - Попробуй  закрыть  глаза и что есть силы пожелать, потребовать помощи
от Подсвечника. И тогда помощь должна прийти.
     За мгновение  до того, как  Чойс  закрыл глаза, взгляд его зафиксировал
какое-то  сгущение  воздуха вокруг  Вольфганга. Затем  он  сконцентрировался
мыслью  на Подсвечнике. Он  представил  его  себе:  вот он стоит  на высоком
поставце, волшебный  фонарь магии,  сипускающий ее  своими тремя свечами,  и
всякое зло  бессильно отступает перед  нею. Теперь настало  время,  когда ты
должен  показать  свою силу,  чтобы помочь нам. Помоги нам. Помоги,  Светлый
Подсвечник Шин!
     Он открыл  глаза и  содрогнулся.  Прямо напротив них стояли в безмолвии
страшные легионы Тьмы, жуткие сонмы существ ночи. Во главе их был Вольфганг.
На лице его горела победная улыбка.
     "Я не смог, - подумал Чойс, - все пропало, мы мертвы", - но тут увидел,
как улыбка Вольфганга погасла. Он медленно обернулся. За его спиной грозными
редутами Света  возвышались войска Ангелов, чьи хмурые  лица горели желанием
сразиться со своим извечным врагом. И тут вдруг Чойс осознал, что он, и Лоу,
и Шамиссо, и Фонсека стоят  во главе этого  войска. Он  услышал, как Фонсека
торжественно произнес:
     - Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять? - и зашипел в
ответ на его слова Шамиссо.
     Пьянящая  сладость  предстоящей  схватки  наполнила   грудь  Чойса.  Он
выдернул свой меч из  ножен, его  легкие расширились, чтобы исторгнуть клич,
но мощный хор голосов грохнул за его спиной:
     - Сефирот!
     И такой же мощный хор войска Вольфганга ответил:
     - Келифот!
     И две силы, светлая и темная, ринулись друг на друга.

25

     Никогда   еще  глаз  людской  не   наблюдал   более   грозного,   более
величественного и впечатляющего зрелища. Все панорамы  сражений меркли перед
этой  схваткой,  где  схлестнулись  силы,  о  которых людьми слагались  лишь
легенды  и невнятные  пророчества. Битва была смертельной: это был очередной
Армагеддон, который  был  еще фатальнее предыдущих,  ибо Вольфганг  поклялся
уничтожить  мир. Звон мечей, сотворенных из небесного пламени и жаркого огня
ада, слился в один  звук, в  котором раскаты  грома  тонули, как в  бушующем
море.  Вопли  разъяренных  ангелов  и  демонов  метались по  всему  Храму  и
настигали  собственное эхо, отражающееся от стен, а вспышки пламени на месте
погибающих осветили темный с начала веков Храм Чаши Гнева.
     Чойс также  пошел  в  атаку  на  полчища  демонов во  главе ангельского
войска,  но  вскоре  понял,  что эта  битва не  для него: серебряный  клинок
свободно проходил  сквозь  огненную  плоть  существ Тьмы, тогда  как он  сам
несколько раз лишь чудом избежал смерти.  Поэтому ему пришлось покинуть поле
брани  и отойти в сторону,  к самому основанию пьедестала.  Он никак  не мог
выглядеть  в этом  море  грома, огня  и мелькания  вспышек  своих  друзей  и
напрасно  пытался отыскать их: Лоу, Фонсека  и Шамиссо бесследно  затерялись
среди сражающихся. Поэтому Чойс, отчаявшись найти их,  перенес свое внимание
на общую панораму битвы.
     Это было великолепно. Со  стороны битва была еще грандиозней, ибо исход
борьбы между Светом и Тьмой был еще  не решен. Но ему все же удалось выявить
в общей картине  хаоса некоторые закономерности, умиротворившие его. Светлая
стена  ангельского  войска  очень  медленно,  но  неуклонно  теснила  войско
Вольфганга, и над головами Войска Сефиротов мелькали узкие,  длинные полоски
молний. То  были  мечи.  Молния вспыхивала,  падая  вниз,  и  тут же за этим
следовала  другая  вспышка: это, сгорая в  один миг,  умирал  демон.  Темные
порождения мира преисподней и элементалов зла гибли сотнями.
     Он  так  увлекся  этим зрелищем,  что даже  не  заметил, как от  общего
побоища  в  том  месте,  где  схлестывались  две силы, отделилась  небольшая
группа, которая устремилась к нему.  Повернувшись,  он  едва успел  заметить
безумные  глаза  Вольфганга,  прежде  чем  на  него  обрушились  раскаленные
мечи-молнии.  Власть,  которой  обладал  Подсвечник,  все  же  сделала Чойса
несколько легкомысленным,  прежде он никогда бы  не допустил  такой  нелепой
промашки. Перед ним  вырос огромный  четырехрукий  демон, держащий  в каждой
руке по мечу. Решив  наверстать упущенное, Чойс уничтожил его и огляделся. С
другой  стороны к  нему подбирались какие-то приземистые  существа в красных
колпаках. Чистая магия Подсвечника убила  и их. Вольфганга нигде не было. До
этого, когда  Чойс осматривался, он успел заметил немного поодаль высеченную
в  пьедестале  узкую  лесенку,  ведущую  наверх.  По ней  и  ушел Вольфганг,
стремясь  достигнуть вожделенной цели.  Чойс тоже устремился наверх. Лесенка
была  очень  узкой, даже  больше,  чем  казалась со  стороны,  ступени  были
расположены  так часто, что даже когда Чойс стал  прыгать через одну, он все
равно семенил, точно слабосильный старец.
     Еще один, последний, поворот, и он, запыхавшись, с мечом в одной руке и
Подсвечником в другой выскочил  на большую площадку. Это была самая верхушка
пьедестала, то  место,  где  стояла Чаша.  Теперь Чойс  смог  разглядеть  ее
получше. Она возвышалась  прямо  перед  ним, огромная, темная  от  прошедших
времен и  тысячелетий,  с  изогнутыми плавными ручками,  похожими на изящные
руки  женщины,  когда  она кладет  их себе на  бедра. Вся  она была  покрыта
сценами и эпизодами из Апокалипсиса.
     Некоторые Чойс узнал: он видел их по  пути сюда.  Но  и  здесь, как  он
понял, не было падения Чаши.
     -  Она  падет,  - раздался  голос, и  Чойс рывком  повернулся.  К  нему
медленно,  словно  готовясь  к прыжку, приближался  Вольфганг.  По  его лицу
блуждала странная  оскаленная улыбка. Его глаза горели  темным огнем,  таким
же, что пылал на конце единственной свечи Канделябра Вав.
     - Напрасные надежды,  Эдмунд,  - продолжил  Вольфганг.  Чойсу  пришлось
повернуться к нему лицом. - Обычно я стараюсь доделывать все до конца.
     - На этот  раз ты не довершишь до конца то, что задумал, сын Торгильса,
- торжественно сказал Чойс. - Ибо я преграда на твоем пути.
     Вольфганг удивленно взглянул на него.
     - Я не должен позволить опрокинуть тебе  Чашу, - продолжал Чойс. - Живя
здесь,  я решил испробовать свою роль спасителя  мира и не намерен  уступать
тебе.
     - Ты очень скромен, - съязвил Вольфганг.
     - Когда я тебя уничтожу, мне простят мои недостатки.
     -  Не  бойся,  -  вдруг сказал  Вольфганг, но  Чойс  в  пылу  очередной