все взгляды  устремились на  Чойса. Он смутился.  Чойс
никогда еще не выступал перед такой аудиторией, но сейчас нужно было сказать
что-нибудь воодушевляющее.
     -  Солдаты!  -  начал он.  Голос отказал ему. Он откашлялся.  -  Вы все
знаете, откуда я прибыл.
     - Это рискованно, Эдмунд, - шепнул Энунд.
     - Да, я из другого мира, - не слушая его, продолжал Чойс. - Конечно, вы
можете  не доверять мне, совершенно законно  утверждая, что я  чужак в  этом
мире.  Это ваше право. Но я  вам скажу только одно, и вы должны знать это: я
прибыл сюда не для продолжения  междоусобной грызни. Я пришел, чтобы воевать
с нашими  общими врагами, которые досаждают вам от веков.  Воевать и в конце
концов победить.
     По  рядам  прокатился  одобрительный  гул.   Многие   смотрели   уже  с
откровенным дружелюбием. Чойс продолжал:
     - Может быть, я плохо владею вашим оружием. Может, я буду смешон, когда
одену привычные для вас доспехи, которые окажутся  для меня слишком  тяжелы.
Может,  вас будет смущать мой  акцент.  Что ж,  эти  сложности  я  надеюсь в
ближайшее время  преодолеть.  Просто знайте: новый  гонфалоньер  - противник
братского кровопролития, и он - за вас.
     Похоже,  он  попал  в точку: как уже случалось ранее,  здесь  тоже всем
надоели нескончаемые  усобицы. Не  успели отзвучать последние слова, как две
сотни глоток дружно выкрикнули:
     - Хайль, гонфалоньер! Хайль, Эдмунд!
     - Это было хорошо, -  произнес Энунд, стоящий  рядом, и для  Чойса  эти
слова были высшей похвалой.


5

     С этого дня Чойс стал нести свои новые обязанности.  Временами он ловил
внимательные, оценивающие  взгляды  Энунда и  вспоминал, что  нужен тому  не
только  в качестве личного представителя. Загадки этой планеты закружили его
в своем хаосе.
     Однажды,  бродя  по замку и проходя  мимо одной полуоткрытой двери,  он
услышал громкие спорящие голоса. Он осторожно заглянул в проем. Зрелище было
удивительным. В  большом  зале со  стрельчатыми окнами  с десяток старцев  в
немыслимых колпаках всевозможных конфигураций оживленно  и  яростно спорили,
размахивая руками и поминутно вскакивая со своих мест. Чойс прислушался.
     -  Ты ошибаешься, Кольбейн, сын  Сухорукого Арнтора, -  вопил  один  из
присутствующих, толстяк в треугольной митре. - Разве забыл  ты слова:  "Но в
те  дни, когда возгласит седьмый Ангел,  когда  он вострубит..." -  слышишь,
упрямец  Кольбейн?  -  вострубит!  -  "...совершится  тайна  Божия,  как  он
благовествовал рабам Своим пророкам".
     Поднялся шум, из которого всплыли слова, неизвестно кем сказанные:
     - Откровение, десять, семь.
     На толстяка  наскакивал сгорбленный коротышка в шляпе, видом похожей на
колокол:
     - Молунг, сын Молунга, внук, правнук и праправнук Молунгов, ибо  других
имен не знает ваш род! Это ты забыл  слова,  признанные моей школой верными:
"А быть концу зломыслящим и приспешникам Брата моего, а также иным..." - это
ты услышал, тугоухий Молунг, сын Молунга? - "...а  также иным, после падения
Чаши с Гневом моим". Помнишь ли эти слова, Молунг?
     Явственно прозвучало:
     - Исповедь, сага первая.
     Вновь  поднялся шум. Старцы подскакивали, грозили кулаками  и  брызгали
слюной.
     - Труба!
     - Чаша!
     -  Судный день  - это одно, Рэдклифф,  а  конец света - совсем,  совсем
другое! Как ты не можешь этого понять?
     -  Почему не могу? Просто  не укладывается в голове.  Кажется мне,  что
именно после звуков Последней Трубы...
     - Ты не прав, Борг, сын Унаса!
     - Это ты не прав, Аслейв, сын неизвестно кого!
     Разноголосые вопли  оборвал  высокий,  крепко  сбитый  старик  с  белой
пушистой бородой.
     - Мы все не правы, - произнес он громко.
     - А-а! Ты тоже отступаешься от нас, Тарквин!
     - Нет. "Недоступно разумению людскому сие сказанное, и мы, люди, должны
молчать и покоряться неизбежному". Мы забыли эти слова.
     -  Книга  Очищения,  -  упавшим  голосом  проговорил тот, кого  назвали
Кольбейном, - тысячный аят.
     - Да,  - сказал  Тарквин. - И  еще  сказано: "И я также  свидетельствую
всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит  что к ним,
на того  наложит  Бог язвы,  о которых  написано в  книге  сей; и  если  кто
отнимает что от слов книги пророчества  сего, у того отнимает Бог  участие в
книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей".
     После этих слов настала тишина.
     - Ты верно сказал, Тарквин, - пробормотал Молунг.
     Тишина стояла и  тогда, когда недоумевающий Чойс отступил  от  двери и,
теряясь в догадках, ушел.
     Большую часть времени  в  первые месяцы своего пребывания на ДеМойре он
отводил  долгим  тренировкам  со здешним оружием. Как  он и  ожидал, Де-Мойр
нельзя  было  назвать  планетой  технически  развитой.  Прогрессу  здесь  не
способствовало   ни  разделение  единственного   обитаемого   континента  на
многочисленные  феодальные владения,  ни  постоянное  присутствие на  севере
копящихся враждебных сил, и тот  уровень,  на котором  находилась  оружейная
промышленность, наглядно показывал это. В  ходу были  арбалеты,  катапульты,
длинные  дротики,  мечи.  Огнестрельное же  оружие  находилось  в зачаточном
состоянии. Здесь  использовались лишь так  называемые ружья Фаулера с  семью
пулевыми зарядами и  пушки-единороги. Это  древнее устаревшее  оружие  из-за
плохого качества производимого здесь пороха было настолько несовершенно, что
Чойс  даже удивился. Он  не мог представить  себе, что  когда-то предки этих
людей прибыли сюда на  межзвездных  кораблях,  преодолев пороги  и опасности
черных недр Вселенной, смогли обосноваться здесь -! !
     и вот, погрязли в древней тьме. Где эти корабли, где мудрые наставления
карт и инструкций,  где опыт предков? Все забыто. Единственное  достижение в
области оружейного дела - ржавые мортиры, заряжающиеся гнусным порохом.
     Чойс решил усовершенствовать его.
     В одной  из  угловых  башен замка он  создал самодельную лабораторию, в
которой  решил  проверить  качество здешнего  дымного пороха.  Вслед за этим
последовала серия мощных взрывов, и каждый раз Чойс оставался в живых только
чудом.  Последним взрывом разнесло  всю лабораторию,  но своего он  все-таки
добился. Он выяснил, что в сере, добываемой на Де-Мойре, содержатся примеси,
которые  затрудняют  ее горение.  Он  удалил эти примеси, и проблема плохого
возгорания  пороха, которая  в основном объяснялась сырым климатом  планеты,
была решена. На радостях Чойс  заложил в одну пушку слишком много пороха, им
самим сотворенного, и ее разорвало с  дьявольским шумом. Никто не пострадал,
а  тело самого Чойса,  пролетевшее через весь двор, остановила только стена.
Однако заработанные таким  образом  ушибы нисколько  не омрачили его радости
при известии об отличном  качестве стрельбы из ружей патронами, набитыми его
новым порохом. Пушки также стреляли дальше и лучше, чем было раньше.
     Тпоты  не уставали  нападать  на  замок с наступлением сумерек, и  Чойс
решил проучить их раз и навсегда. К сожалению, посланные им люди  не  смогли
поднять с огромной глубины затонувшие останки корабля, чтобы снять с них две
лазерные  пушки,  которыми была оснащена  "Пифия". Люди, измаранные в грязи,
устали и продрогли, и Чойсу пришлось оставить эту затею.
     - Сегодня ночью  я снесу этому тпоту все его головы, сколько бы  их  ни
было,  - сказал он  Энунду, вернувшись  в  замок.  Старик только скептически
покачал  головой. Тпоты были  давним бедствием  Фафта. Этим же вечером  Чойс
установил   на  стене  самую  большую  пушку,  которую  ему  только  удалось
обнаружить. Забив  жерло своим порохом, он вкатил внутрь ядро и с  зажженным
банником  в руке стал ждать.  Тпот себя долго ждать не заставил.  Уже  через
несколько  минут его клювастая голова вылезла из чащи, и чудище  двинулось к
замку. Видимо, сценарий  у него был уже отработан.  Боли эти звери почти  не
чувствовали,  а  к  замку  их  манили   вкусные  запахи  готовящейся  еды  и
человеческих тел.
     Чойс  не спеша  навел тяжелую пушку и, когда  существо  находилось  уже
близко, поджег  фитиль. Пушка рявкнула, окутавшись  облаками черного дыма, и
отпрыгнула назад. Чойс видел, как раскаленное ядро дугою пронеслось над рвом
и переломило исполинскую шею  тпота.  Тварь  волчком  завертелась  на месте,
вторая  голова, появившаяся  из-под брюха, щелкала  челюстями,  извиваясь  и
сверкая  фосфоресцирующими глазами. Не  мешкая,  Чойс снова зарядил пушку и,
наведя ее на цель, не  глядя  ткнул факелом.  Раздался еще  один выстрел, от
которого содрогнулась стена, и второе ядро ударило в брюхо тпоту, прямо в то
место, откуда торчала вторая голова  чудовища. Тпот ринулся в лес, но еще не
доходя до первых деревьев, с шумом повалился на землю и издох.
     Тогда  Чойс  задрал дуло пушки к небу и  третьим выстрелом  отсалютовал
своей победе.


6

     Уже  давно к  Чойсу поступали тревожные вести от  торговцев,  регулярно
курсировавших между Лигой и Альбегином, о  том, что на границах скапливается
мощное   войско  всяческой  нелюди,  готовое  ударить  на  Стик.  Ничего  не
предпринимая явно, Чойс  решил собрать всех правителей Государств Порядка на
ассамблею,  чтобы  решить, какими  путями идти  дальше.  Он  посоветовался с
Энундом, и  старик одобрил его идею. Гонцы были разосланы тотчас же. А через
несколько часов к Чойсу  пришел уставший торговец, который  преодолел многие
мили пути, и  принес  весть  о том, что альбегинцы при содействии правителей
Урмойра, Кхата  и  Дионды тайно вошли  на  территорию этих  княжеств.  Чойса
поразила  та  легкость,  с которой  Князья Границы пропустили  к себе  столь
огромное скопление противника, ни словом, ни духом этому не препятствуя.
     Это  было  уже  сложнее, чем  если бы  враг просто  стоял  на  рубежах.
Пограничные  княжества  были   не  просто  куском  земли,  они  были  частью
территории Лиги,  и присутствие на этой территории  вражеских  сил  означало
смертельную угрозу для всего Стика.
     Но была в этом деле и положительная сторона. Альбегинцы только ускорили
созыв  Совета  Лиги, в который  входили все  правители и  знать  Стика. Чойс
сначала  сомневался,  согласиться  ли на  это шахиншах  Тьодольв.  Но  Энунд
заверил его, что препятствий не возникнет.
     Вторая  проблема была  сложнее первой. На  Совете будут присутствовать,
несмотря на  существующие разногласия,  все правители Государств Порядка. Но
весь  вопрос, прибудут ли  на  Совет князья  Границы  Дюри  Лгун На  Дереве,
Арнгейр и Брэттуэйр. На вторую часть этой дилеммы Чойса натолкнул Энунд.
     - А что с ними делать, если Князья Границы все-таки прибудут  на Совет?
- спросил пресвитер, когда  однажды  они с Чойсом  медленно ехали  по лесной
дороге, возвращаясь  с конной прогулки. -  Ведь они предатели, и мы знаем об
этом. А значит, их нужно казнить.
     - Они предатели, - сказал Чойс.
     Энунд вздохнул.
     - Их казнь развяжет руки Вольфгангу.
     Чойс засмеялся.
     - Почему ты смеешься? - спросил Энунд.
     - Ему  не  надо развязывать руки, -  сказал  Чойс.  - Они  у  него и не
связаны.  Ты  можешь  распять  Князей  на  зубцах своего  замка  - намерения
Вольфганга от этого не изменятся и о цели своей он не забудет.
     Энунд замолчал и молчал до самых стен замка.
     Удивление их  обоих  было  беспредельно, когда они узнали,  что  Князья
Границы  прибыли  на  Совет,  который таким образом был  приведен к  полному
составу.  Чойс не  понимал, чем вызвано такое  доверие. Видимо, Князья  были
слишком уверены в себе: мощная поддержка Альбегина давала им это.
     В  огромном сводчатом зале,  стены  которого  покрывали древние  темные
фрески,  большим  полукругом были расставлены  кресла  с высокими  спинками.
Члены Совета  входили без вычурных  объявлений камергеров  и сразу садились:
здесь и так все знали друг  друга. Пока пустовало  лишь пять  мест:  кресла,
которые должны были занимать Князья Границы, кресло  бальи Сунгура, умершего
незадолго до созыва Совета, устланное крепом, и кресло Чойса, стоящее  рядом
с креслом Энунда. Чойс решился на сюрприз.
     В  зале  перешептывались.  У многих  членов  Совета  возникли нехорошие
предчувствия.
     Собралась  вся  родовитейшая  знать  Лиги. Неподвижно  сидели  в  своих
креслах,  положив  руки  на  подлокотники,  потомки  древних  родов,  идущих
прямиком   от  первых   поселенцев,  людей   науки  и  прогресса:  шателены,
гонфалоньеры,  майордомы, бургграфы,  коннетабли, бальи, видамы, лендрманны.
Кресла правителей Лиги были побольше, они сидели  на самом виду,  посередине
образованного  креслами  полукруга,  сразу  заметно выделяясь.  Ими были  не
только властелины шести  главных  ее государств, но и  владетели  крупнейших
фьефов - родовых наделов. Все они сейчас должны были решить, быть ли войне с
государствами Альбегинских гор.
     Пресвитер Энунд встал и спросил, следуя церемониалу:
     - Все ли члены Совета собрались здесь?
     И так же по церемониалу ему ответствовал камергер:
     - Ты сам видишь, пресвитер.
     - Все ли члены Совета собрались здесь? - вновь вопросил Энунд.
     И так же отвечал камергер, человек по прозванию Рюм:
     - Ты сам видишь, пресвитер.
     Тогда Энунд громко воскликнул:
     -  Хайль  тем, кто находится здесь!  Хайль,  о  члены  Совета, те,  кто
пришел!
     Традиционная формула закончилась. Заседание Совета Лиги началось. И тут
же ему возникло первое препятствие.
     -  Я  отказываюсь принимать участие  в заседании  Совета,  которому  не
хватает трех человек до полного состава!
     Говорил Ланглоар,  бургграф Оруна, маленький, хорькоподобный, в  старой
вытертой мантии с золотой цепью бургграфа на шее.
     Его  зять  Кальв,  квадратный  человек  с вытаращенными,  стеклянистыми
глазами, тут же поддержал его.
     - Бургграф Орун и я - мы оба отказываемся от участия в Совете.
     Энунд встал, и его страшный шрам медленно налился кровью.
     - А  когда  ты участвовал в  заседаниях Совета,  бургграф? Но ты  прав:
здесь действительно не хватает троих. Вот они.
     В  зал  входили Князья Границы.  Зрелище было  отталкивающим. Один Дюри
Урмойр  имел какое-то подобие человеческого вида. Голова Арнгейра Кхата была
рысьей, а мантию Брэттуэйра Дионды сзади  оттопыривал  огромный бурый хвост,
волочащийся по полу. Князья Границы заняли свои места.
     Энунд  молча  повернулся  к  Дюри.  Тот  пожал плечами  и  устремил  на
пресвитера  взгляд горящих огнем, узких,  без век,  глаз.  -  Я  не  понимаю
причину такого скорого созыва Совета, - сказал  он. Энунд отбросил его слова
мановением руки.
     - Почему на твоей земле, князь Дюри, были замечены существа из ВОА?
     Повисло  молчание. Этим  вопросом  пресвитер Энунд  открывал  все  свои
карты, но теперь Урмойр не сможет увернуться от ответа. Пауза длилась долго.
     - Ах-ха-ха! - наконец зашелся в смехе Дюри.
     Лицо Энунда потемнело.
     - Это оскорбление, - произнес Гутхорм, пресвитер Тохума, бледнокожий, с
льдистыми глазами. - Прямое оскорбление.
     -  Это  были торговцы,  -  проговорил  Дюри, отдышавшись. - Всего  лишь
торговцы.
     Сидящий рядом с ним Арнгейр оскалил хищные клыки в странной улыбке.
     -  Князь Арнгейр,  -  обратился  к  нему  Энунд, - на твоей  земле тоже
шатаются торговцы из ВОА?
     - Возможно, - мяукнул тот.
     - Всем  известно, - внушительно проговорил Энунд, - что ВОА ни с кем не
торгует. Там не нужна торговля. Там царят разбой и грабеж.
     -  "Вера  и  верность,  вера  и  верность",  -  негромко  пропел  Дюри,
насмешливо воззрясь на Энунда.
     Становилось  ясно,  что некоторые правители  Лиги  поддерживают  Князей
Границы.
     Но  не все были с ними. Гутхорм сказал, и  гром его слов  прокатился по
залу, приближая развязку:
     -  Зачем упорствовать, Граница?  Если с  вами некоторые из нас, это еще
ничего не решает.
     - Я правильно догадался о цели созыва Совета, - хлопнув по подлокотнику
и вскочив, закричал Дюри.
     -  Сознайтесь! -  также  крикнул  Гутхорм, и  глаза  его  сверкнули.  -
Сознайтесь. Ибо вы в наших руках.
     Арнгейр  медленно  поднялся, и  так же медленно шерсть на его  загривке
стала дыбом.
     - Ты смеешь говорить так, Гутхорм?
     Тот не смутился.
     - Молчи, Кхат! Ты тоже с ним.
     -  И меня  подозреваете?  - лениво  шевельнул своим  хвостом Брэттуэйр,
князь Диондский. Но ответа на свои слова так и не услышал.
     - Кончать с ними!
     Слова  эти   враз  успокоили  забушевавшую   бурю  обвинений.  Собрание
повернулось к  дверям. В проеме, широко расставив ноги, стоял человек,  быть
может, самый страшный в Лиге. Блакк,  черный гонфалоньер, был разящим  мечом
пресвитера  Энунда. Это  был  огромный человек с тяжеловесным  сонным лицом,
которому как-то не шли безжалостные проницательные глаза дознатчика. Рядом с
ним стоял Чойс. В  последний момент он все же нашел человека,  который также
предпочитал разговорам дело, как и он сам.
     Ланглоар  сразу догадался, какой стороной  все  оборачивается. И  сразу
всплыли на поверхность все тайные узлы этой загадки.
     - Я беру их под свою защиту, - завопил он.
     Блакк,  не обращая внимания на эти слова,  приблизился к Дюри и положил
свою огромную лапу  тому на  плечо. Дюри рухнул в кресло,  заметно  осев под
этой тяжестью.
     Чойс подошел к Брэттуэйру. Тот уставился на него.
     - Ты кто такой?
     -  Это  мой  видам, -  раздался  голос Энунда,  - а  также  гонфалоньер
Фафтского пресвитерства.
     - Предательство!  - завопил Арнгейр,  которого Чойс как-то  упустил  из
виду,  и его меч возник возле  самого его  уха. В  следующее  мгновение тело
Арнгейра уже сложилось пополам, перечеркнутое лучом бластера, а меч зазвенел
на плитах, выпав из его  руки.  Князь Арнгейр Кхат, мертвый, распростерся на
полу.
     - О-о-о!
     Вздох собрания выражал очевидное.
     - Бери их, Блакк, - произнес Чойс, пряча бластер обратно.
     - Что?! - завопил Дюри.
     -  Не князья, - раздельно произнес Блакк.  Это  были  ритуальные  слова
низложения. Дюри и Брэттуэйр поникли. Их увели.
     Настала тишина.  Чойс  проследовал к своему  креслу  рядом  с Энундом и
опустился в него.
     - Господи,  надеюсь,  ты  делаешь все правильно, Эдмунд,  - услышал  он
слова пресвитера.
     - Мы  надеемся, что ты объяснишь  нам  все,  Энунд,  - сказал  Гутхорм,
обращаясь прямо к пресвитеру.
     -  Это  мой  новый  видам-гонфалоньер Эдмунд,  -  повторил  тот.  -  Он
расскажет вам все.
     - Залетевший к нам торговец, - презрительно просипел Кальв.
     Чойс не обратил на него внимания.
     - Мне кажется, что вы упускаете главный довод, - сказал он.
     - Что это за довод? - спросил Гутхорм.
     - Владетельные гранды, наверное, не знают, - медленно  произнес Чойс, -
что альбегинские войска вот уже двое суток находятся в пределах Лиги.
     Это заявление вызвало  бурю.  Несколько человек  вскочило,  опрокидывая
свои кресла, раздались гневные вопли:
     - Пределы Лиги священны!
     - К ответу за такие слова!
     - Доказательства! Доказательства!
     Когда шум понемногу стих, Чойс спокойно спросил:
     -  Вы хотите  доказательств? Я удивлюсь,  если  вы  их не увидите перед
собой.
     Члены Совета начали озираться по сторонам.
     - Да вот  же они! - Указующий перст Чойса ткнул в пустые сиденья кресел
Князей. - Дюри, Арнгейр и Брэттуэйр запамятовали, что такое границы, и к ним
в гости нахлынула такая толпа, что  мне, например, уже становится страшно за
наш кров.
     -  Это  были   альбегинцы?  -  отрывисто  спросил  Рэгнвальд,  бургграф
Стиндалета, которого Чойс уважал за ум и ясность мышления.
     - Да, - ответил Чойс.  -  Если  вы еще не знаете этого, моему изумлению
нет пределов.
     -  Всему есть предел, гонфалоньер Эдмунд, -  промолвил Рэгнвальд. - Нет
предела только глупости и  невежеству. Княжества заняты  врагом. Это  должно
хоть что-то говорить тем из нас, чьи владения граничат с ним