против Серого совершенно бесполезна... Была, правда, одна идейка на этот счет, и на эту идею, собственно, я и рассчитывал. Согласно элементарной логике, раз оружие его не берет в принципе, значит, следует пользоваться магией, но не абы как, а продуманно. Обычные нападки типа этого огненного мячика для него не более чем булавочный укол. И того менее - огненный шар бессильно разбился о доспехи, Серый же даже не вздрогнул.
     Простояв так несколько секунд, он вскинул меч на плечо и неторопливо зашагал в мою сторону. В этом спокойном, размеренном движении было что-то до дрожи пугающее - да и стыдно ли испугаться, когда прямо на тебя прет этот монстр, настолько уверенный в себе, что просто не считает нужным обращать внимание на какие-либо препятствия. Ряды зомби сомкнулись на его пути, однако рыцарь ни на мгновение не замедлил шаг. Так же неторопливо он сомкнул обе руки на рукояти меча и принялся... Нет, это был не бой, это было... избиение. Мое сердце обливалось кровью - не от жалости к рубимым в капусту зомби, а от осознания того, что мое войско, потребное совсем для других дел, в настоящий момент медленно, но верно уменьшается в размерах.
     Меч Серого описывал сверкающие восьмерки, и там, где проходило смертоносное лезвие, ничто не могло оказать ему сопротивления - сталь клинков, дубленая кожа щитов, дерево толстых дубин, гниющая плоть или кости, - все распадалось под ударами призрачного меча - страшного оружия, созданного магией. Несколько арбалетных болтов ударили в броню и бессильно отлетели, расплющив наконечники, - доспехи Серого, также созданные одним лишь волшебством, невозможно было пробить обычным оружием.
     Это зрелище заставило меня на несколько секунд оторопеть - и за эти секунды Серый искромсал чуть не два десятка зомби, неуклонно приближаясь ко мне. Кажется, он даже шаг не замедлил, словно не сквозь ряды каких-никаких, а бойцов прорубался, а просто шел сквозь туман, разгоняя его взмахами призрачной стали.
     - Взять его! - заорал я. - Повалите его! Держите его за руки!
     Считается, что Серый бессмертен, - это не так. Считается, что он непобедим, - это тем более не так. Победить Паладина можно, по крайней мере, как говорил Учитель, теоретически, но простым смертным это не под силу. Прежде всего потому, что призрачные доспехи Серого сами по себе опасное оружие - достаточно до них дотронуться, и больше никогда вам не владеть рукой. Можно поймать его арканом, но и веревка выдержит лишь несколько секунд, потом просто расползется, как гнилая. Но для зомби это было не смертельно... на них попросту не действовал колдовской паралич.
     Паладин, видимо, оценил опасность и попытался найти защиту для спины - для этой цели ему вполне подошла ближайшая фура. Нет, похоже, кое-что человеческое ему все же не чуждо - или это просто стремление нанести максимум ущерба? Прикрывшись от атаки сзади, он вновь принялся орудовать клинком, снося головы, отрубая держащие оружие руки, рассекая туловища пополам. Груда шевелящихся обрубков у его ног все росла и росла, но усталости он, как и мои солдаты, не чувствовал. Я видел, как Лэш рвется в бой, но приказал ей стоять на месте, Серый разделается со стражем так же легко и быстро, ничто не способно противостоять призрачному оружию.
     - Повалите его! - снова заорал я на тупых мертвецов, которые продолжали надвигаться на Серого, давая ему возможность превратить еще нескольких зомби в гуляш. Меня бесило то, что с таким трудом собранные Учителем солдаты находят свой бесславный конец один за другим, не имея никаких шансов на победу. А Серый продолжал рубить и кромсать...
     Наконец им все же удалось повалить его - это было нелегко и стоило мне по меньшей мере полусотни изрубленных в куски тел. Но главное, цель была достигнута - теперь Паладин лежал на спине, в каждую его руку и ногу вцепилось по пять-шесть зомби, не давая Серому пошевелиться. Его сила, полученная от колдовского ритуала, была велика, но небеспредельна - вырваться он не мог. Пока не мог - я ясно отдавал себе в этом отчет, поэтому следовало торопиться. У меня, вернее, у Учителя был план, и сейчас мне предстояло попытаться его реализовать. План казался безупречным, но в таких вещах ничего нельзя сказать заранее.
     Я отдал Лэш необходимые указания и начал читать заклинание, торопиться не следовало, малейшая ошибка, и ничего не выйдет, придется начинать сначала. Лэш, откопав в сумке нужную бутыль, неторопливо поливала пытающегося освободиться Паладина темной густой жидкостью со специфическим запахом. От того, как тщательно она его обольет, зависел успех всего дела.
     У меня мелькнула крамольная мысль о том, что это деяние, безусловно, достойно быть вписанным в историю: победить Серого Паладина - это не шутка, это доказательство высшего мастерства. Не само заклинание, конечно - оно вполне обычно, хотя и достаточно высокого уровня, - а способ его применения, хитрый способ, и если я... Учитель... в общем, если мы правы, то для Серого все будет кончено.
     Непонятные, но крепко заученные слова ложились свободно, как будто я всю жизнь занимался этим делом. Заклинание шестого уровня - мне вообще не приходилось подниматься выше четвертого, так что правильность словоформ исключительно на совести Учителя... его памяти, точнее. Память услужливо подсказывала мне фразу за фразой - заклинание длинное и сложное, выучить его не так просто.
     Наконец оно стало подходить к концу; Лэш, заранее проинструктированная, зажгла факел и ткнула им в щедро политую фигуру. Взметнулось пламя, охватив и Серого Паладина, и большую часть держащих его зомби. Жаль, но ими придется пожертвовать - Серый куда важнее, чем еще два десятка смердящих мертвецов, которых в конце концов можно будет заменить другими.
     Коптящий столб пламени вздымался на высоту в два, а то и в три моих роста - жидкость горела просто изумительно. Интересный, кстати, состав - некоторые используют его как оружие. Сам я не видел, но, говорят, корабли герцога оснащены катапультами, стреляющими этим составом. Им это очень даже часто помогает, когда они с пиратами дерутся, - один выстрел, и на месте пиратского корабля факел. И никакой тебе магии.
     И вот я произнес последние слова заклятия - огненный столб внезапно скрутился в воронку, затем полыхнул в разные стороны, разметав державших Паладина зомби и сразу превратив половину из них в обгорелые остовы... Передо мной стоял огненный дух, огромный, намного выше меня, и очень злой.
     Паладина больше не существовало - дух, возникший из живого пламени, охватившего Серого со всех сторон, вобрал Паладина в себя, растворив его в потоках огня, но и для самого духа это не прошло бесследно. Я мог бы сейчас произнести формулу освобождения, но это было опасно - уходя, дух мог оставить Паладина целым, с него станется. Смешение этих двух существ причиняло элементалю страшные мучения, если, конечно, он вообще способен ощущать боль. Сейчас он умирал, и лишь произнесенное заклинание не давало ему наброситься на меня, своего хозяина. А духу этого явно хотелось, он пытался двигаться ко мне, но выходило у него это медленно, натужно - вся его сущность протестовала против нападения на господина. Поэтому мне было достаточно время от времени делать шаг назад, чтобы сохранять дистанцию. Дух корчился в агонии - ждать оставалось недолго.
     Наконец раздался долгожданный стон, в последний раз полыхнуло пламя, и элементаль исчез. Лишь оплавленные камни свидетельствовали, что еще несколько секунд назад здесь бушевало древнее огненное существо. Камни... и два десятка заживо... ну, в общем, до костей обгоревших зомби. Они теперь, конечно, никуда не годились, хотя и продолжали слабо шевелиться - вложенные в них заклинания были достаточно сильны.
     От Серого Паладина не осталось ничего - ни меча, ни доспехов, ни даже пепла. Он исчез. Навсегда.

Глава 11
НАЕМНИКИ. ПОГОНЯ.

     - Хо-хо, а вот и мои друзья! - заплетающимся языком провозгласил Тьюрин, из чего мог быть сделан только один достоверный вывод. Гном, похоже, пьянствовал весь период их отсутствия, иначе нельзя было объяснить его состояние - напоить гнома дело весьма и весьма непростое.
     - Приветствую, Тьюрин, - поздоровался Рон, опускаясь на скамью.
     - Хорошо ли прошла ваша п... поездка? - слегка заикаясь, поинтересовался гном, протягивая лапищу к новой кружке эля. Брюхо его основательно раздулось, похоже, этих кружек туда было вылито уже превеликое множество.
     Рон жестом подозвал хозяина таверны и потребовал пива - в горле першило от пыли. Сделав несколько жадных глотков, он перевел дыхание и кивнул:
     - В некотором роде, дружище. Могло бы быть и лучше, но...
     - Фее ани такие! - убежденно заявил гном, икнув. - Нихто, па-анимаешь, камандир, нихто не хо-тит ваевать... Я этих... ик... трусов уга-аваривал, я их золотом... ик... соблазнял. Ба-аятся, смер-рды!
     - Слушай, Тьюрин, может, тебе пойти поспать? Мы завтра выступаем.
     - Ты шо, думаешь, я пьян? Я не пьян. Я немного выпил... ик... са-авсем немного. И я хачу ишо. Эй, ты... у меня кружка уже сухая... а па-ачему, спраш-вается? А патаму, што здеся все трусы и... ик... лентяи. Даже кружку налить не хатят, зар-разы!
     - Конечно, ты не пьян, почтенный гном, - миролюбиво сказал Рон, движением брови давая понять хозяину таверны, что больше наливать гному не следует. Тот, как будто давно ожидавший этой команды, с напускной деловитостью начал обслуживать других клиентов.
     - Па-ачему мине не наливают? - обиженно поинтересовался гном, внимательно разглядывая пустую кружку в слабой надежде, что на дне еще что-то осталось. - Я щас обижусь. А ты знаешь, камандир, шо будет, ежели я обижусь? Вижу, не знаешь... я эту паганую таверну, Чар ее задери... по бревнышкам раскачу... Будут знать, жлобы, как пачтенного гнома... ик... пива лишать. Я им... па-кажу... смер-рдам... удумали... тоже... пива... им... жалко...
     Рон подумал, что гном последние часы держался только за счет своего могучего организма да из стремления дождаться их возвращения. Теперь же, когда Тьюрин убедился, что его спутники живы и здоровы, сопротивляться выпитому он уже не мог, его речь становилась все бессвязней, пока он наконец не упал лицом на стол и не захрапел так громко, что все взгляды обратились в его сторону.
     Рон кивнул Брику, и они вместе, подхватив низенького, но чудовищно тяжелого гнома, потащили его наверх, в комнату, где уложили подземного воителя на койку и оставили отсыпаться.
     Им же еще предстояло сделать немало дел. Вьючные лошади, запас провизии, карты - много чего требовалось подготовить заранее, и командир, как самый опытный, и Брик, как самый молодой, отправились решать эти важные проблемы. Айрин же, как Рон и ожидал, заперлась в комнате, потребовав у хозяина таверны здоровенную охапку свечей, и снова углубилась в изучение своего сокровища, полностью отключившись от иных забот. Правда, прежде чем уйти, Рон позаботился о том, чтобы девушка хотя бы поела.
     Сам он отправился к мэру - надо было объяснить ему, что охотиться на грифона больше не стоит.

***

     Эти сны опять вернулись... Тьюрин уже начал было надеяться, что та боль оставит его, ну или хотя бы станет чуть помягче, не заставляя его кричать во сне и просыпаться в холодном поту. Со времени последнего кошмара прошло больше месяца. Да, пожалуй, уже больше - их встреча с толпой ходячих мертвецов, закончившаяся отчаянной стычкой, была еще зимой. Та драка, из которой он единственный вышел невредимым, дала облегчение, и он уже решил, что это навсегда.
     И ошибся. Они снова вернулись - Тайрина и Твар...
     Может, дело было в том, что он остался один. Друзья... ну, пусть не друзья, пусть просто спутники... в общем, Рон и остальные уехали искать этого своего грифона, а он остался совсем один, и не было ничего, что смогло бы отвлечь его от тягостных мыслей. В то, что Торном проклятые химеры окажут помощь их отряду, он не верил. Куда больше надежд он возлагал на людей и гномов, но все усилия пошли прахом: каким бы плохим оратором ни был сэр Сейшел, сам Тьюрин в этом искусстве был еще более далек от совершенства. У него ничего не вышло, что и следовало ожидать. Ничего не вышло... как и тогда, много лет назад...
     Корона третьего колена подгорного племени лежала в мешке, надежно укрытая от посторонних глаз, но гном явственно ощущал тяжелый металл на своей голове. Корона... Эх, вернись она в этот мир раньше, вернись вместе с рассказом великого дракона - и многое бы изменилось. Они бы остались живы, Тайрина и Твар... его жена и его сын.
     Народ, потерявший своего короля... Люди немало переняли от гномов, как, впрочем, и от других народов. Тьюрин слышал, что, если полк терял свое знамя, оставшихся бойцов разгоняли по другим частям, а название полка, сколь бы гордым и грозным оно ранее ни было, предавали забвению. Но эта традиция была лишь жалким подобием того, что обрушилось на третье колено, когда им не удалось обнаружить в подземных лабиринтах ни своего короля, ни его тело, ни на худой конец корону.
     Ни один человеческий пария не испытывает такого унижения, такого всеобщего презрения, как гном, принадлежащий к "проклятому" роду. Даже сейчас, спустя столетия, это презрение осталось столь же бескомпромиссным, что и раньше. Гномы сильны своими традициями, даже когда они им же во вред. Третье колено было сильным родом, богатым - и в одночасье лишилось всего, тем самым ослабив и весь род гномов в целом, но кому до этого дело, если традиция требует подвергнуть виновных унизительной процедуре "отлучения от гор". И отлучение состоялось...
     При всем притязании на всеведение люди многого не знают. Они рады, что гномы куют им оружие, строят им замки или просто участвуют в их войнах, зачастую вынося на своих плечах основную тяжесть битв. Какое им дело до того, что гномы идут на это только ради одного - чтобы быть хоть кому-то нужными. Пусть даже и людям - ведь соплеменники, не принадлежащие к проклятому роду, не скажут "отлученным" ни одного доброго слова, не откроют двери своих пещер, не пустят к столу даже умирающего от голода, а к очагу - замерзающего на их глазах. Традиции сильны...
     Конечно, на людях гномы стараются не показывать свою боль - ни к чему простым смертным лезть в душу подгорному народу...
     Тогда, много лет назад, их просто в очередной раз изгнали с насиженных мест. И никто не возмутился, никто не затаил обиду на соплеменников, потребовавших, чтобы "проклятые" освободили пещеры, чем-то приглянувшиеся королю шестого колена. Сильны традиции...
     Зима... гномы, живущие у вечно горячего сердца земли, не любили холодов. И все же никто не возражал - собрали свой нехитрый скарб и ушли в снежную тьму, как требовал приказ. Ослушаться его было выше их сил, да они и не особо пытались, за века привыкнув и смирившись со своей долей вечно гонимого, презираемого рода. Они ушли во тьму, таща за собой повозки, неся на руках детей, которые не могли идти сами... Таких было немного, дети у гномов рождаются нечасто.
     Тайрина несла сына на спине - ему было от роду всего шесть месяцев, но он был здоровым, крепким ребенком, и Тьюрин, шагавший рядом с женой, верил, что, несмотря на все невзгоды, сын вырастет и станет сильным и отважным... отважнее, чем он сам. Кто знает, скольким из гномов приходили в голову крамольные мысли о несправедливости древних законов, о том, что времени давно пора заставить Песнь измениться... но даже те из них, кто хотя бы задумывался над этим, идя против собственной сущности, не решались не то что действовать - даже произносить дикие мысли вслух.
     Молчал и Тьюрин, хотя это было и нелегко ему, отцу одного из немногих маленьких детей их ветви проклятого рода, крошечной ветви - их было всего около сотни, да и большинство - женщины. Мужчины уходили к людям, уходили на заработки, как бы ни было стыдно им в этом признаваться даже самим себе. Гномы шли на поклон к людям...
     Они не любили зиму и боялись ее, боялись снежных буранов, непроглядной тьмы, пронизанной холодом и жгучим ледяным ветром, так не похожей на уютные, щедро освещенные негаснущими факелами пещеры. Они не умели находить дорогу в снежных заносах - кто знает, когда и где разминулись их пути, но это свершилось, и маленькая кучка дрожащих от холода гномов, среди которых было всего двое мужчин, отбилась от основного отряда и окончательно заплутала среди сугробов. Когда же стало ясно, что дороги они не найдут, Фардан, старший среди них, приказал ставить палатки - следовало ждать утра, хотя бы и с риском замерзнуть.
     Утро пришло, солнце окрасило снег в розовые тона, чистый, девственный снег, лишенный даже намека на дорогу, которой ушел отряд изгнанников. Им оставалось лишь брести куда глаза глядят, утопая в снегу чуть ли не по пояс, питая слабую надежду выйти в долину, подальше от этих сугробов, поближе к людскому жилью.
     Пещеру первым заметил Фардан - он шел впереди, как и подобает сильнейшему, и зияющий тьмой провал принял под свои своды кучку путников. Пещера оказалась глубокой, очень глубокой - и Тьюрин с одобрением и даже радостью выслушал приказ Фардана: "Остаемся!"
     Да, здесь можно было жить... так показалось с первого взгляда. Они спустились вниз уже на сотню локтей, становилось теплее, и жизнь снова начинала казаться не такой уж и безысходной. А потом они повернули за очередной угол, и пламя вечных факелов вырвало из тьмы лица... много лиц - людских, мужских и женских, молодых и старых, - но странных, бледных, как будто совсем лишенных крови. Наверное, так оно и было...
     Люди стояли рядами, в опущенных руках были зажаты мечи и топоры, тела одних затянуты в кольчуги, других были в поношенных тряпках, сверкающих прорехами, а у кого-то торсы и вовсе были обнажены. Холод не давал мертвым телам разлагаться, и они так и стояли здесь, поставленные неизвестно кем и с какой целью. Стояли, равнодушные к столпившимся перед ними гномам, и отблески факелов играли на их белой, мерзлой коже.
     А потом, как по команде, люди открыли глаза, вскинули оружие и шагнули вперед...
     Даже могучие гномы, знатоки секиры, непревзойденные бойцы, не имели в этом бою никаких шансов. Для чего зомби были оставлены в этой промозглой пещере, какая злая сила вдохнула в них подобие жизни - того никто не знал, да и вряд ли когда это станет известно. В вечном холоде они могли стоять и неделю, и год, и век... Но пламя факелов пробудило их к жизни, и снова проснулось извечное стремление мертвых убивать всех, кто еще жив.
     Тьюрин видел, как пал Фардан - пал одним из первых, выигрывая соплеменникам несколько мгновений жизни. На гномах не было ни кольчуг, ни несокрушимых панцирей - нужны ль они среди снегов. Сталь нашла его тело, и толпа зомби сомкнулась над воителем, а затем двинулась к другим жертвам. Отступать было некуда, мертвенно-бледные фигуры перекрыли единственный выход, оставалось одно - биться до последнего.
     Тьюрин успел натянуть кольчугу и нахлобучить отцовский шлем. Он не считался среди своих хорошим бойцом, но безвыходное положение способно и ягненка сделать волком, и он дрался с холодной расчетливостью опытного воина, хотя его удары зачастую и были неловкими и неумелыми. А за его спиной была Тайрина, прижимающая к груди сына.
     Они еще держались, и гора шевелящихся обрубков у его ног все росла - остальных уже задавили числом, да женщины и не умели толком драться, они лишь неловко отмахивались ножами, которые были нестрашны мертвым врагам. Одну за другой их пронзали мечами, срубали ударом топора или поднимали на короткое - каким только и можно действовать в не слишком просторной пещере - копье.
     А Тьюрин был все еще жив, и его топор, делая очередной замах, обрушивался на голову или торс ближайшего противника, легко рассекая слегка промороженную плоть. В какой-то момент он даже поверил, что им удастся выбраться из пещеры, но...
     Он услышал за спиной тихий вскрик и мгновенно обернулся... Тайрина уже валилась навзничь, из ее груди торчало острие копья, пробившего тело насквозь. Даже не так - копье пробило два тела... сразу два... женское и маленькое, хрупкое, прожившее на этом свет