государства я автоматически лишилась эриданского гражданства.
     - Так, - сказал инспектор Хашеми. - С мисс Тернер, похоже, все ясно. А как насчет вас, мисс Каминская? - обратился он к Лине. - Вы тоже не являетесь гражданкой Октавии?
     Лина улыбнулась ему - невинно и наивно, как могла улыбаться только она.
     - Честно говоря, инспектор, я не знаю. На корабле я была медсестрой. Я не совсем уверена, что это военная служба. Хотя, может, ошибаюсь. А сейчас я секретарь капитана Шнайдера. - Опять улыбка. - И его невеста. Он не принуждал меня быть с ним, я сама этого хочу. - Она перевела взгляд на консула и уже не улыбалась. - А заявления от моих родителей у вас нет, я знаю.
     - Вы правы, мисс, - подтвердил инспектор. - Посольство Октавии предоставило нам только заявление от родителей мисс Тернер, в котором говорится как о их дочери, так и о вас. Лично мне это кажется несколько странным.
     Элис пожала плечами:
     - Ничего странного. У Лины... то есть у мисс Каминской, нормальные родители. - Она на секунду задумалась, потом испытующе посмотрела на Лину:
     - Только что ты сказала: "А заявления от моих родителей у вас нет, я знаю". Именно "знаю", а не "уверена". По-моему, ты что-то от нас утаиваешь.
     Лина потупилась.
     - Я просто... не хотела расстраивать вас. Во вчерашнем письме папа рассказал, что к нему на работу приходили полицейские. Они хотели, чтобы он и мама написали заявление, будто Саша держит нас с тобой в заложниках. Они очень настаивали, но папа послал их к черту.
     Элис одними губами произнесла: "Вот дурочка!"
     Я же плотно сжал губы, чтобы не сказать этого вслух.
     А инспектор попросил:
     - Мисс, вы не могли бы продемонстрировать нам этот фрагмент письма? Оно текстовое, звуковое, видео?
     - Видео.
     - Будьте так любезны, мисс.
     Лина вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, она вышла из гостиной в библиотеку, а менее чем через минуту вернулась, включила видеофон и прокрутила ту часть записи, где ее отец говорил о визите полицейских. Он сообщил то же, о чем рассказала Лина, только более подробно, и полицейские на самом деле оказались не обычными полицейскими, а сотрудниками Национального Бюро Расследований, и он послал их не к черту, а в задницу.
     - Так, - снова сказал инспектор. - Господин консул, раз вы занимаетесь этим делом, то должны были видеть фотографии отца мисс Каминской. Вы подтверждаете, что на экране был он?
     - Пожалуй, я воздержусь, - дипломатично ответил консул. Инспектор осуждающе покачал головой:
     - Что ж, ясно. Действительно все ясно. Опять вы пытаетесь втянуть нас в свои политические игрища... Капитан Шнайдер, извините за это недоразумение. Я с самого начала подозревал, что тут дело нечисто. Сейчас я доложу обо всем комиссару, и он отменит ордер на ваш арест.
     С этими словами Хашеми достал телефон, связался ее своим начальником и четко, во всех деталях, обрисовал ему ситуацию. В заключение он сказал:
     - Я считаю инцидент исчерпанным, господин комиссар. Это была ложная тревога... Нет, не думаю, что у посольства будут претензии. Их представитель присутствовал при нашей беседе и мог убедиться...
     В этот момент консул щелкнул пальцами и протянул руку к телефону.
     - Минуточку, сэр, - произнес инспектор. - С вами хочет поговорить господин консул.
     Тот взял телефон и заговорил:
     - Здравствуйте, господин комиссар... Нет, я не согласен с инспектором. Как представитель посольства, я не удовлетворен его действиями... Да, я признаю, что, по всей видимости, произошло недоразумение. Однако не уверен в этом на все сто процентов. Скорее всего обе молодые леди говорят правду, но есть вероятность того, что они запуганы.
     - Глупости! - заявила Элис.
     Консул, не обращая на нее внимания, продолжал:
     - Если допустить, что их держат насильно, то в здании банка они не смогут признать этого, опасаясь расправы. Вся здешняя охрана подчиняется ютландцам... Да, господин комиссар, я настаиваю на первоначальной договоренности. Ваши люди должны доставить всех троих - и девушек, и капитана Шнайдера - в управление. А там уже выяснится, кто есть кто.
     - Это исключено, - категоричным тоном произнес лейтенант Уинтерс.
     А инспектор спросил:
     - Вы уже закончили, господин консул? - Не дожидаясь ответа, он забрал у него телефон. - Господин комиссар, это абсолютно бессмысленно. Я уверен, более того - я убежден, что никаких заложников здесь нет. Обе леди совершенно добровольно... Простите, сэр, но я могу воспринять ваши слова как оскорбление. Я не увиливаю от своих обязанностей, а исполняю их добросовестно. И в мои функции не входит устраивать цирковые шоу, чтобы удовлетворить уязвленное самолюбие представителей Октавии... Да, комиссар, я ваш подчиненный, но не подневольный. Я готов выполнять разумные приказы, которые соответствуют моему пониманию долга. Но если вы прикажете мне раздеться догола и пройтись по Риш-авеню, я вас кое-куда пошлю... Нет, я не грублю вам, это вы мне грубите... Я отстранен от дела? Отлично! Все равно я уже закончил расследование... Да, понимаю. Вы можете прислать сюда хоть полк с бронетранспортерами и артиллерией в придачу. Но прежде я позвоню в министерство и сообщу, что при получении ордера вы ввели судью в заблуждение, представив ему спорные и требующие доказательства факты, как уже доказанные и неопровержимые... Я не угрожаю, а лишь ставлю вас в известность о том, что намерен предпринять после нашего разговора. Всего хорошего, господин комиссар.
     Хашеми нажал кнопку отбоя и положил телефон на подлокотник кресла.
     Я сказал:
     - Инспектор, это очень любезно с вашей стороны. Мы признательны вам за объективность и беспристрастность. Но, право же, вам не стоило ставить под удар свою карьеру. Если ваш начальник так заупрямился, мы с мисс Тернер и мисс Каминской смогли бы приехать к вам в управление... - Уинтерс собирался было запротестовать, поэтому я быстро добавил:
     - В сопровождении усиленной охраны, разумеется. Там бы мы быстро уладили недоразумение, и ваш комиссар был бы доволен.
     Инспектор покачал головой:
     - Боюсь, все не так просто, капитан. Теперь я уверен, что ордер на ваш арест - ловушка. Вас хотели выманить из банка.
     Тут отозвался молчавший до сих пор сержант:
     - Господин инспектор, почему вы не звоните в министерство?
     - Я уже звонил, - ответил он, по-прежнему обращаясь ко мне. - Еще вчера вечером, когда комиссар поручил мне это задание, я заподозрил неладное. Я давно служу в полиции и, смею надеяться, обладаю неплохим чутьем на темные делишки. Поэтому я рискнул потревожить министра внутренних дел. Ему это тоже не понравилось, и он поручил мне во всем разобраться. Вполне могло быть, что мой начальник всего лишь переусердствовал в сотрудничестве с эриданским посольством. Но когда я убедился, что ваше дело шито белыми нитками, а комиссар все равно продолжал требовать вашего ареста, мне стало ясно - тут нечто похуже. Остальное покажет внутреннее расследование. - Инспектор поднялся с кресла. Его примеру последовали сержант и крайне недовольный таким оборотом дел эриданский консул. - Теперь разрешите откланяться, господа. Еще раз приношу вам извинения от имени всей вавилонской полиции.
     Дальнейшие события произошли молниеносно. Инспектор направился к двери, сержант немного задержался, пропуская вперед консула, и на секунду оказался прикрыт рослым дипломатом. Этой секунды оказалось достаточно, чтобы в его руке невесть откуда появился пистолет - дуло смотрело прямо мне в лицо, а на гашетку уже давил указательный палец.
     Раздался треск разрядов, и я еще успел удивленно подумать, с какой стати лучевик стреляет как шокер, а потом на меня навалились трое пехотинцев, заслонив от убийцы своими телами.
     Испуганный визг Лины и боль в груди, куда уперся локоть одного из бойцов, быстро убедили меня в том, что я жив. А в следующий момент я сообразил, что треск издавал не лучевик; это космопехи оказались на высоте и опередили сержанта.
     - Полегче, господа! - услышал я голос инспектора. - Не сломайте мне руки. Наши пистолеты разряжены.
     - Все в порядке, - произнес лейтенант Уинтерс. - Опасности больше нет.
     Телохранители наконец слезли с меня, а Лина с Элис помогли мне подняться. Потирая рукой болевшую грудь, я оглядел место схватки. Сержант и консул неподвижно лежали на полу - их обоих сразили шокерами. Инспектор был в сознании, но обезврежен. Двое пехотинцев заламывали ему за спину руки, правда, не очень сильно - похоже, они прислушались к его просьбе.
     - Что это значит? - спросил я.
     - Сержант Липкин был запасным вариантом, - объяснил Хашеми. - Я заподозрил это, когда комиссар навязал мне его в сопровождающие. Только полицейские с ордером на арест могли попасть к вам вооруженными. Я позаботился о том, чтобы пистолет сержанта был разряжен. Мой, кстати, тоже. Можете проверить.
     Уинтерс проверил и подтвердил, что так оно и есть. Потом инспектора тщательно обыскали и, не выявив у него никакого скрытого оружия, отпустили. Однако продолжали держать под прицелом - уже не шокеров, а лучевиков.
     - Но как сержант собирался скрыться? - недоуменно произнес я. - У него же не было никаких шансов.
     - Я думаю, он это понимал.
     - Тогда на что он рассчитывал? Ведь по вавилонским законам даже покушение на преднамеренное убийство карается смертной казнью.
     Инспектор вздохнул и вытер со лба пот.
     - Вне всяких сомнений, он пошел на это ради своей младшей дочери. У нее тяжелая форма гипотиреоза, традиционному лечению не поддается. Ей нужен ваш чертов эндокринин, причем много эндокринина - на десятки миллионов лир.
     - Боже! - прошептала Элис.
     - Во всем этом деле, - продолжал Хашеми, - замешаны большие деньги и чьи-то крупные интересы. Вряд ли это месть правительства Октавии. Его просто использовали, чтобы добраться до вас.
     - Я тоже так считаю. Надеюсь, ваше расследование выведет на организаторов покушения, - сказал я, хотя сильно сомневался в этом. - И все же, инспектор, вы здорово рисковали, позволяя сержанту действовать. Вас могли убить.
     - Нет, я верно оценил обстановку и в худшем случае рисковал лишь временным обмороком. Все ваши люди держали шокеры; они солдаты, а не убийцы, так что не стали бы добивать парализованных. Но если бы в руках хоть одного из них был лучевик, я шепнул бы сержанту, что его пистолет разряжен. А так я предоставил ему свободу действий.
     - Чтобы раздобыть дополнительные улики?
     Инспектор покачал головой:
     - Улики не главное. Прежде всего я решил дать Липкину шанс. Если он решил пожертвовать собой ради дочери, это его сознательный выбор, а у нас свободная страна. Надеюсь, он не дурак, взял деньги наперед и позаботился надежно припрятать их. - Хашеми сделал паузу и жестко взглянул на меня. - А еще пусть это будет уроком для вас, капитан Шнайдер. И для вашего отца. Безнравственно наживаться на чужом горе, сэр. Прибыль, конечно, дело святое, без нее не было бы никакого бизнеса. Но загребать деньги лопатой, до небес взвинчивая цены на лекарство, от которого зависит жизнь и здоровье многих людей, - это уже не бизнес, а преступление. Не по закону, но по морали. Если бы вы продавали дешевый эндокринин, вам бы сейчас не пришлось сколачивать огромный флот. Вам бы вообще не понадобился этот флот - большинство планет выступили бы на вашу защиту и дали бы отпор всяким генералам Чангам. Или я ошибаюсь?
     Я не знал, что ему ответить. Он рассуждал слишком наивно и прямолинейно, однако в его словах была доля горькой правды. Очень небольшая доля - но очень горькой правды...

6

     Следующие два месяца нашей работы прошли без серьезных происшествий. Этому немало поспособствовало успешное расследование инцидента с ордером на мой арест и последовавших за этим событий. Вопреки моим пессимистическим прогнозам, инспектору Хашеми удалось распутать этот клубок, и нить следствия привела в вавилонское представительство химического концерна "Ранбакси". По ходу дела обнаружилась и его причастность к некоторым попыткам диверсий против наших кораблей. Последовавшие за этим многочисленные аресты и громкие судебные процессы вознесли Мустафу Хашеми в кресло комиссара полиции, а наши противники наконец угомонились и перестали досаждать нам, целиком положившись на мощь тяньгонского флота.
     Сержант Липкин был признан виновным в попытке преднамеренного убийства и приговорен к высшей мере наказания. Апелляцию он подавать не стал, и через две недели его казнили. Я не знал, получил ли он наперед деньги, а если да, то остались ли они у семьи или их вернули себе заказчики неудавшегося покушения. Впрочем, меня это мало заботило. Я позвонил в "Ю.Л. Кэмюсл" и распорядился, чтобы дочь сержанта бесплатно обеспечили необходимым для ее успешного лечения количеством эндокринина. Благодарности от семьи Липкина, разумеется, не последовало; но и от лекарства они не отказались.
     Слова Хашеми о том, что безнравственно наживаться на чужом горе, неожиданно больно задели меня. Не только из-за отца, но еще и потому, что я чем дальше, тем сильнее ощущал свою причастность к Ютланду и не мог оставаться равнодушным к подобным обвинениям. Тем более что они были несправедливыми. Для удешевления эндокринина следовало резко увеличить его производство, что требовало значительных капиталовложений. Притом "живых" капиталовложений - в человеческий труд; а как верно заметил Павлов, деньги без товарного обеспечения - пустые бумажки. Ютландские экономисты давно подсчитали, что для насыщения планетарных рынков эндокринином необходимо создать свыше двадцати миллионов рабочих мест. Всех этих людей нужно кормить, одевать, обеспечивать их прочие потребности, а вдобавок каким-то образом восполнить вакуум в других секторах экономики, вызванный массовым оттоком работников в эндокрининовое производство. Проблему можно было решить только одним способом - открытой интеграцией в систему межпланетного разделения труда.
     К сожалению, даже при таких условиях нельзя за несколько дней насытить рынок эндокринином. И за несколько месяцев тоже. Получалось, что в любом случае Ютланд подвергся бы агрессии, а другие планеты, как и сейчас, не очень-то рвались бы нам на помощь. Только тогда, без боеспособных вооруженных сил, мы не имели бы никаких шансов выстоять...
     После покушения я решил было перевезти родных Элис и Лины на Вавилон и здесь поместить их под надежную охрану. Однако в этом намерении я столкнулся с категорическими возражениями Элис, а родители Лины сами отказались куда-либо переезжать. У них была работа, у их детей - школа, и они не собирались бросать привычную жизнь из-за возможных неприятностей. Впрочем, они всей семьей навестили нас, погостили пару недель, но затем вернулись обратно на Октавию.
     В ответ на мои уговоры остаться отец Лины сказал:
     - Опасность грозит тебе, Александр, а не нам. Ну еще Лине с Элис, которых ты любишь и через которых тебя могли бы шантажировать. А мы так себе, сбоку припека. Если допустить, что кого-нибудь из нас похитят, то Линочка, конечно, будет очень горевать. Но ничто не заставит ее причинить тебе вред - даже угроза нашей смерти. У тебя умные враги, они это понимают.
     Мне очень понравилась вся родня Лины - и отец, и мать, и оба брата, двенадцатилетние близнецы. На них я тоже произвел неплохое впечатление, и за те две недели, что они провели с нами, я стал чувствовать себя членом их семьи. Правда, госпожу Каминскую немного смущало, что кроме ее дочери у меня есть еще одна девушка; зато господин Каминский отнесся к этому философски. Однажды он заметил:
     - По-настоящему я волновался, когда Линочка все чаще стала погуливать в розовую сторону. А теперь с ней все в порядке. Ваша троица для нее идеальный компромисс. И для Элис, кстати, тоже. - Он ухмыльнулся. - Да и ты, Александр, неплохо устроился...
     На сей счет я полностью разделял мнение своего будущего тестя. Я дорожил своим счастьем и не хотел, чтобы кто-то нарушил нашу идиллию. А реальная угроза по-прежнему исходила от Кортни Прайс, которая продолжала очень тонко и ненавязчиво обхаживать Элис и Лину. Девушки отказывались поговорить с ней по душам, не без оснований опасаясь, что такой разговор закончится крепкой ссорой, а они между тем дорожили ее дружбой.
     Что же касается меня, то в тех случаях, когда я заставал Прайс одну, она, словно предчувствуя неприятности, сразу заводила речь о делах. В конце концов я сообразил - и для этого мне понадобилось много времени, - что Кортни действительно все знает и умышленно избегает разговора на личные темы. Впрочем, понимание ситуации мне совсем не помогло - как и раньше, я каждый раз попадался на ее уловку, а потом мне оставалось только ругать себя за недостаточную твердость.
     Когда до завершения нашей работы на Вавилоне оставалось лишь полмесяца, я решил, что дальше тянуть нельзя, и подготовил приказ о назначении Прайс пилотом на один из недавно приобретенных кораблей, который должен был отправиться на Ютланд через неделю. А в свою команду я решил взять одного из эриданцев - молодого суб-лейтенанта, который не участвовал в заговоре, но вылетел из ВКС Октавии за компанию со своим дядей, участником путча семнадцатилетней давности.
     Однако я не мог поступить совсем уж по-свински, поставив Кортни перед уже свершившимся фактом. Прежде чем завизировать ее перевод в ведомстве коммодора Максимова, я отправил Элис и Лину погулять по штаб-квартире, а сам связался с отделом ВПК и попросил прислать лейтенанта Прайс ко мне в кабинет.
     Явившись, она буквально с порога произнесла:
     - Привет, кэп! Так ты уже в курсе?
     - В курсе чего? - спросил я и тут же понял, что опять позволяю увести разговор в сторону.
     Кортни с невинной миной на лице объяснила:
     - Ну, насчет зарконских катеров. Помнишь, я о них рассказывала? Их сняли с продажи и готовят к отлету.
     Я безразлично пожал плечами.
     - Этого давно следовало ожидать. Они не пользуются спросом, вот их и забирают обратно.
     - Не все так просто, кэп. Крейсерская скорость этих катеров - два и шесть десятых световых лет, до Заркона им чуть больше трех суток пути. А их, по нашим данным, готовят к длительному полету. Мало того - на каждый монтируют вторую пару излучателей.
     - Может, мы тайком купили их? - предположил я. - Однако скрываем это, стыдимся признать, что позарились на такую рухлядь.
     Я помнил, что не так давно подписывал документы на приобретение катеров. Хотя, кажется, это были высококачественные корабли, способные совершить перелет до Ютланда всего с двумя промежуточными остановками для профилактики и "остывания" ходовых систем.
     - Я спрашивала у министра Новака, - ответила Прайс. - Но он это отрицает. А дополнительные излучатели сильно обеспокоили его.
     Я задумался.
     - Ладно. Допустим даже, что зарконские катера купили тяньгонские агенты, чтобы послать их вдогонку за своим флотом. Или представители фармацевтического консорциума-с той же самой целью. Что из этого? Сотня истребителей - подумаешь, подкрепление!
     Однако Кортни не была настроена так безмятежно.
     - Кто знает, кэп. А вдруг они придумали, как устранить дефект в их вооружении.
     - Ну и пусть... Кстати, что у них за вооружение? Стандартное?
     - Не совсем. Есть одна новинка, теоретически многообещающая. Но на практике получается пшик. Вроде того, как открываешь бутылку с этикеткой шампанского, а там - яблочная шипучка.
     - Объясни подробнее, - попросил я.
     Прайс обошла стол, пододвинула к моему креслу стул, устроилась рядом со мной перед терминалом и принялась манипулировать с консолью.
     - Вот смотри, это фрагмент зарконского рекламного ролика.
     В космосе на фоне ярко сияющих звезд плыл корабль. Старье старьем, годное лишь в утиль; видимо, для испытаний зарконцы не могли пожертвовать чем-то поприличнее. В левом верхнем углу экрана появился маленький катер, из его орудий, установленных на крыльях, вырвались светло-голубые лучи и, с легкостью проникнув сквозь защитное поле, вонзились в излучатели корабля-мишени.
     - Све