, была доля правды. Она действительно перебралась из постели одного мужчины в постель другого с неприличной поспешностью. Она ощутила легкий стыд, но одернула себя: ведь она никогда не имела привычки строить свое поведение в соответствии с ожиданиями окружающих. "Пусть думают, что хотят", - сказала она себе. Она не считала, что стала женой Эллиса. "А разве у меня есть ощущение, будто я разошлась с Жан-Пьером?" - спросила она себя. Ответ получался отрицательный, но все же она понимала, что больше не подчиняется чувству долга. "После того, что он сделал, я ему ничем не обязана". Эта мысль должна была бы принести ей некоторое облегчение, но вместо этого ей стало грустно.
     Ее размышления были внезапно прерваны, У входа в мечеть послышался какой-то шум, и Джейн, обернувшись, увидела Эллиса. Когда он приблизился, она разглядела застывшее на его лице выражение гнева и вдруг вспомнила, что однажды уже видела его таким, когда один безалаберный водитель такси, сделав неожиданный разворот, сбил молодого мотоциклиста, основательно его помяв. Все это произошло на глазах у Эллиса и Джейн, которые и вызвали "скорую помощь" - тогда еще Джейн не владела никакими медицинскими навыками. Эллис тогда все повторял: "И зачем он так, и зачем он так..."
     Она смогла, наконец, разглядеть и то, что он сейчас нес на руках: это был ребенок, и она поняла по выражению его лица, что ребенок мертв. Ее первой реакцией, которой она тут же устыдилась, было облегчение: "Слава Богу, что это не мой ребенок". Но, вглядевшись повнимательнее, она увидела, что это был именно тот из афганских детей, к кому она порой относилась как к своему собственному. Это был однорукий Муса, мальчик, которому она однажды спасла жизнь. Она почувствовала мучительную горечь и отчаяние, которое охватывало ее каждый раз, когда больной после того, как они с Жан-Пьером долго и упорно боролись за его жизнь, все-таки умирал. Но сейчас было особенно больно, потому что Муса был очень стоек и преисполнен решимости преодолеть ограничения, связанные с увечьем. А как гордился им отец! "Почему именно его, - подумала Джейн, чувствуя, как на глаза ее наворачиваются слезы. Почему его?" И у нее возник порыв спрыгнуть в реку, протекавшую в сотне футов внизу. Но это, оказалось, всего лишь реактивный самолет - с такой высоты нельзя было разглядеть никого на земле. Тем не менее, после этого Джейн то и дело искала взглядом и отмечала деревья, кустарник и углубления в скале, которые могли бы послужить укрытием. Какой-то дьявольский голос внутри нее говорил: "тебе не обязательно все это терпеть, ты можешь вернуться назад, можешь сдаться и вернуться к мужу..." Но эта мысль оставалась чистой абстракцией, не имевшей особого смысла.
     Тропинка все еще шла в гору, но уже не так круто, и они смогли ускорить шаг. Через каждые одну-две мили дорогу им преграждали горные ручьи, которые бурно выливались из ущелий и впадали в реку. В этих места тропинка резко обрывалась вниз, к бревенчатому мосту или броду, и Эллису приходилось тянуть упирающуюся Мэгги в воду, в то время как Джейн подгоняла ее сзади криками и бросала камни.
     По возвышенности тянулся оросительный канал - высоко над рекой. Он был предназначен для расширения площади орошаемых земель в долине. Джейн задумалась над тем, сколько же времени прошло с та пор, как у жителей долины было достаточно свободных рабочих рук и мирного времени для воплощения такого серьезного инженерного проекта - может, несколько сотен лет.
     Скала стала уже, а берег реки внизу теперь был усеян гранитными валунами. В известняковых склонах открывались входы в пещеры: Джейн замечала их как возможные укрытия. Местность вокруг стала невзрачнее, навстречу задул холодный ветер, заставивший Джейн поежиться, несмотря на яркое солнце. Камни и отвесные скалы привлекали птиц: вокруг гнездились сотни азиатских сорок. Наконец, за краем горы открылась новая равнина. Далеко к востоку Джейн увидела гряду холмов, а над ними - заснеженные вершины Нуристана. "Господи, вот куда нам надо дойти", - подумала Джейн, и ей стало страшно.
     Посреди равнины виднелась небольшая кучка бедных домиков.
     - Думаю, мы пришли, - сказал Эллис. - Добро пожаловать в Саниз.
     Они вышли на равнину, ища глазами мечеть или каменный дом для путешественников. Когда они поравнялись с первым домиком, оттуда вышел какой-то человек, и Джейн узнала красивое лицо Мохаммеда. Он был удивлен не меньше ее самой. Ее удивление сменилось ужасом, когда она вспомнила, что надо будет сообщить ему о гибели сына.
     Эллис дал ей время собраться с мыслями, сказав на дари:
     - Почему вы здесь?
     - Здесь Масуд, - ответил Мохаммед, и Джейн поняла, что это, наверное, одно из укрытий партизан. Мохаммед продолжал: - А вы-то почему здесь?
     - Мы идем в Пакистан.
     - Этим путем? - лицо Мохаммеда стало серьезным. - Что случилось?
     Джейн, понимала, что именно ей следует рассказать ему все, ведь она знала его дольше Эллиса.
     - Мы принесли плохую весть, друг Мохаммед.
     - Русские приходили в Бэнду и убили семерых мужчин и одного ребенка...
     Он начал догадываться, что она собирается сказать, и выражение страдания на его лице вызвало у Джейн желание заплакать.
     - Этот ребенок - Муса, - закончила она. Мохаммед постарался овладеть собой. - Как погиб мой сын?
     - Его нашел Эллис, - сказала Джейн.
     Эллис, с трудом подбирая нужные слова на дари, сказал:
     - Он погиб... нож в руке, кровь на ноже. Мохаммед широко раскрыл глаза:
     - Расскажи мне все.
     Тут вмешалась Джейн, потому что свободнее владела языком.
     - Русские пришли на рассвете, - начала она. - Они искали нас с Эллисом.
     Мы были выше, на горе, поэтому нас не нашли. Они избили Алишана, Шахазая и Абдуллу, но оставили их в живых. Потом они обнаружили пещеру. Там были семь раненых моджахедов, и с ними дежурил Муса, чтобы бежать в деревню, если ночью понадобится помощь. Когда русские ушли, Эллис пошел в пещеру. Все мужчины были убиты, и Муса тоже...
     - Как? - перебил ее Мохаммед. - Как его убил!?
     Джейн взглянула на Эллиса, и тот сказал:
     - "Калашников", - это слово не требовало перевода. Он указал себе на сердце, показывая, где вошла пуля.
     Джейн добавила:
     - Он, наверно, хотел защитить раненых, потом; что на кончике ножа была кровь.
     Мохаммед просиял от гордости, хотя на глаза: его были слезы. Он напал на них - взрослых мужчин с автоматами - он бросился на них с ножом! Ножом, который дал ему отец! Этот однорукий мальчик теперь, конечно, на небесах, куда попадают все правоверные воины.
     Гибель в священной войне - величайшая честь дав мусульманина, вспомнила Джейн. Маленький Муса станет для них почти святыми. Она была рада, что у Мохаммеда есть хотя бы такое утешение, но не могла удержаться от довольно циничной мысли: "Вот как воинственные мужчины облегчают свою совесть - речами о славе".
     Эллис молча торжественно обнял Мохаммеда.
     Джейн вдруг вспомнила о своих фотографиях. У нее было несколько снимков Мусы. Афганцы любили фотографии, и Мохаммед, несомненно, будет в восторге, получив портрет сына. Открыв одну из сумок, притороченных к спине Мэгги, она стала рыться среди медикаментов, пока не нашла картонную коробку с фотографиями. Отыскав фотографию Мусы, она вытащила ее, а все остальное уложила в прежнем порядке. Затем она протянула фотографию Мохаммеду.
     Она никогда еще не видела, чтобы афганец был так глубоко тронут. Мохаммед был не в силах вымолвить ни слова. На мгновение ей даже показалось, что он готов заплакать. Он отвернулся, стараясь взять себя в руки. Когда он снова повернулся к ней, его лицо было спокойно, хотя мокро от слез.
     - Идемте со мной, - произнес он.
     Они последовали за ним мимо домов к берегу реки, где вокруг "костра, на котором готовился ужин, на корточках сидели пятнадцать или двадцать партизан. Мохаммед, подойдя к ним, без предисловия начал рассказывать о смерти Мусы, заливаясь слезами и жестикулируя.
     Джейн отвернулась. Сегодня ей и так хватало тягостных переживаний.
     Она тревожно огляделась по сторонам. "Куда мы убежим, если появятся русские", - спросила она себя. Вокруг были лишь открытые поля, а еще река и несколько домов. Но Масуду, видимо, это место казалось безопасным. Возможно, селение было слишком мало, чтобы привлечь внимание военных.
     У нее больше не было сил для беспокойства. Она уселась на землю, прислонясь спиной к стволу дерева и, довольная, что может, наконец дать отдых ногам, начала кормить Шанталь. Эллис спутал Мэгги, снял мешки и сумки, и лошадь начала поглощать обильную растительность на берегу реки. "Какой долгий день, - подумала Джейн, - страшный день. А ночью мне удалось не так уж много поспать". И она улыбнулась, вспоминая эту ночь.
     Эллис вытащил карты Жан-Пьера и уселся рядом с Джейн, изучая их при быстро тускнеющем вечернем свете. Джейн посмотрела ему через плечо. Предполагаемый путь лежал дальше по долине до селения под названием Комар, где им предстояло свернуть на юго-восток в боковое ущелье, ведущее в Нуристан. Это ущелье также называлось Комар, как и первый высокий перевал, который они должны были преодолеть.
     - Пятнадцать тысяч футов, - сказал Эллис, указывая на перевал, обозначенный на карте. - Вот где будет холодно.
     Джейн поежилась.
     Когда Шанталь насытилась, Джейн сменила пеленку, а мокрую выстирала в реке. Вернувшись, она нашла Эллиса увлеченным беседой с Масудом и уселась на корточки возле мужчин.
     - Вы приняли правильное решение, - говорил Масуд.
     - Вы должны во что бы то ни стало выбраться из Афганистана, имея в кармане наш договор. Если русские захват ять вас, все потеряно.
     Эллис согласно кивнул Джейн подумала: "Я никогда раньше не видела Эллиса таким - он относится к Масуду с настоящим почтением".
     Масуд продолжал:
     - Впрочем, это путешествие необычайно трудное. Большая часть пути лежит выше уровня вечных снегов. Иногда тропу бывает трудно разглядеть под снегом, а если вы собьетесь с пути, то погибнете.
     Джейн хотелось знать, к чему он клонит. Ей казалось недобрым признаком, что Масуд старательно обращался только к Эллису, будто ее здесь не было.
     - Я могу вам помощь, - продолжал Масуд. - Но, как и вы, я заключаю с вами сделку.
     - Продолжайте, - сказал Эллис.
     - Я дам вам Мохаммеда в проводники, чтобы он провел вас через Нуристан в Пакистан.
     У Джейн радостно забилось сердце: Мохаммеда в проводники!
     Это будет совсем другое дело!
     - А каковы мои обязательства в этой сделке? - спросил Эллис.
     - Вы пойдете один. Жена доктора с ребенком останется здесь.
     Джейн стало ясно, что она должна будет на это согласиться. Было бы глупо бросить вызов судьбе, пытаясь пройти вдвоем, без проводника, - они скорее всего погибнут. А так она, по крайне мере, спасет жизнь Эллису.
     - Ты должен согласиться, - сказала она. Эллис, улыбнувшись ей, перевел взгляд на Масуда.
     - Это исключено, - сказал он.
     Масуд поднялся и, явно оскорбленный, пошел обратно к сидящим у костра партизанам. Джейн сказала:
     - Ах, Эллис, разве это разумно?
     - Нет, - ответил он, беря ее за руку. - Но я не собираюсь так легко от тебя отказываться.
     Она сжала его руку.
     - Но ведь я... Я ничего тебе не обещала.
     - Знаю, - ответил он. - Когда мы снова попадем в цивилизованный мир, ты вольна будешь поступать, как пожелаешь - жить с Жан-Пьером, если тебе так хочется и если ты сможешь его разыскать. Мне хватит и двух недель, если это все, что мне отпущено. В любом случае может, мы и не проживем так долго.
     Это была правда. Зачем отчаянно тревожиться о будущем, подумала она, если у нас, вероятно, никакого будущего и нет?
     Масуд вернулся к ним, снова улыбаясь.
     - Я не умею торговаться, - сказал он. - Я даю вам Мохаммеда без всяких условий.

Глава 16

     Они вылетели за полчаса до восхода солнца. Один за другим вертолеты поднимались с бетонной полосы аэродрома и исчезали в ночном небе, за пределами круга света от прожекторов. В свой черед "хайнд", в котором сидели Жан-Пьер и Анатолий, грузно взлетел в воздух, подобно неуклюжей птице, и присоединился к конвою. Вскоре огни авиабазы пропали из виду, и снова Жан-Пьер и Анатолий летели над горными грядами в сторону долины Пяти Львов.
     Анатолий совершил настоящее чудо. Менее чем за двадцать четыре часа он сумел организовать операцию, которая, наверное, была крупнейшей за всю историю афганской войны, и теперь сам руководил ею.
     Почти весь вчерашний день он провел на телефоне в переговорах с Москвой. Пришлось запустить в ход всю сонную бюрократическую машину Советской Армии, объясняя вначале своему непосредственному руководству в КГБ, а потом ряду армейских "шишек", почему так важно захватить Эллиса Тейлера. Жан-Пьер слушал переговоры, не понимая смысла слов, но восхищаясь тонкой игрой ноток властности, спокойствия и настойчивости в голосе Анатолия.
     Официальное разрешение на проведение операции было получено ближе к вечеру, и перед Анатолием встала трудная задача воплощения разработанного им плана. Чтобы получить необходимое количество вертолетов, ему пришлось просить об одолжении, напоминать о старых долгах, сыпать угрозами и обещаниями - от Джелалабада до Москвы. Когда какой-то генерал в Кабуле отказался дать свои машины без письменного приказа, Анатолий позвонил в КГБ в Москве и убедил одного старого приятеля заглянуть в личное дело генерала, а затем позвонил генералу и пригрозил лишить его источника детской порнографии в Германии.
     У Советов в Афганистане было шестьсот вертолетов: к трем часам ночи пятьсот из них уже стояли на аэродроме в Баграме, в распоряжении Анатолия.
     Жан-Пьер и Анатолий провели последний час перед вылетом, согнувшись над картами и определяя, куда послать каждый из вертолетов, а затем отдавая соответствующие приказания подходившим офицерам. Дислокация была точной благодаря вниманию Анатолия к мельчайшим деталям операции и подробного знания местности Жан-Пьером.
     Хотя вчера, когда Жан-Пьер и Анатолий побывали в деревне, Эллиса и Джейн там не оказалось, можно было не сомневаться, что они уже слышали об этом рейде русских и ушли в укрытие. В Бэнде они наверняка больше не появятся. Может быть, они поселились в мечети в каком-нибудь другом селении - путники и чужестранцы обычно ночевали в мечетях, - или, если полагали, что в селениях останавливаться небезопасно, могли укрыться в одном из крошечных каменных домиков для путников, разбросанных по округе. Они могли находиться в любой точке долины или в одном из многочисленных ущелий.
     Анатолий учел все эти возможности.
     Вертолеты должны были приземлиться в каждом населенном пункте долины, у каждого селения во всех ущельях. Пилоты должны были облететь все дороги и тропинки. Войскам - более тысяче человек - было дано указание обыскать каждое строение, кроны больших деревьев и внутренность пещер. Анатолий был преисполнен решимости на этот раз не проиграть. Сегодня они наверняка найдут Эллиса. И Джейн.
     Внутри "хайнда" было довольно тесно и неуютно. В пассажирском отсеке была лишь одна скамья, укрепленная на стенке фюзеляжа напротив двери. Жан-Пьер занял место рядом с Анатолием. Оттуда были видны приборы управления. Сиденье пилота было приподнято на два-три фута над полом, а рядом для удобства была устроена ступенька. Все средства явно тратились лишь на вооружение, скорость и маневренность вертолета, а не на комфорт пассажиров.
     Пока они летели на север, Жан-Пьер был погружен в свои мысли. Значит, Эллис лишь делал вид, что он - друг, а сам в это время работал на американцев. Воспользовавшись дружбой, он разрушил план поимки Масуда, разработанный Жан-Пьером, и, таким образом, уничтожил плоды целого года упорной работы. И, наконец, в довершение всего, думал Жан-Пьер, он увел мою жену.
     Его мысли ходили по кругу, постоянно возвращаясь к этому уводу. Глядя в окно, в темноту, где мерцали огни других вертолетов, он воображал двух любовников, как они прошлой ночью лежа на одеяле где-нибудь среди поля под звездами, играли с телами друг друга и шептали нежные слова. Он подумал о том, хорош ли Эллис в постели. Когда-то он спрашивал Джейн, кто из них был лучше как любовник, но она отвечала, что никто не лучше, просто они разные. Говорила ли она то же самое Эллису? Или шептала: "ты лучше всех, малыш, ты самый лучший"? Жан-Пьер начинал чувствовать к ней ненависть. Как она могла вернуться к человеку, который старше ее на девять лет, дубинноголовому американцу, шпиону ЦРУ?
     Жан-Пьер взглянул на Анатолия. Русский сидел неподвижно, с непроницаемым лицом, напоминая каменную статуэтку китайского мандарина. Ему почти не удалось поспать за последние сорок восемь часов, но он не выглядел усталым - лишь угрюмо-решительным. Жан-Пьер начинал прозревать в этом человеке доселе неизвестную ему сторону. Во время их встреч на протяжении последнего года Анатолий был спокоен и дружелюбен, а теперь, напряженный, бесстрастный, неутомимый, без устали подгонял и себя, и своих людей. Им владела тихая одержимость.
     Когда рассвело, Жан-Пьер мог разглядеть и другие вертолеты. Это было величественное зрелище: многочисленные машины напоминали рой гигантских пчел, клубящийся над горами. Гул моторов, наверное, оглушат все живое на земле.
     По мере приближения к долине вертолеты начали разделяться на более мелкие группы. Жан-Пьер и Анатолий были в числе тех, кто направлялся в Комар, самый северный населенный пункт долины. На последнем участке полета маршрут следовал руслу реки. Быстро светало, и стали видны внизу, на пшеничных полях, аккуратные ряды снопов здесь, в верхней части долины, бомбежки еще не окончательно разорили сельское хозяйство.
     Солнце светило прямо в глаза, когда вертолет начал снижаться над Комаром. Это селение представляло собой несколько домиков, спрятанных позади мощной стены на склоне горы, Вид его напомнил Жан-Пьеру горные деревушки на юге Франции, и он ощутил острый приступ тоски по дому. Как хорошо было бы вернуться домой, услышать настоящую французскую речь, снова питаться свежим хлебом и изысканной пищей, ездить в такси и ходить в кино! Он заерзал на твердом сиденье скамьи. Сейчас хорошо было бы просто выбраться из вертолета. После перенесенных побоев его не оставляла боль. Но мучительнее боли было воспоминание об унижении - о том, как он кричал, рыдал и просил пощады: каждый раз, едва вспомнив об этом, он содрогался всем телом, и ему хотелось куда-нибудь забиться. Он жаждал отомстить и чувствовал, что не сможет жить спокойно, пока не рассчитается за все сполна. И было только одно, что могло бы дать ему полное удовлетворение: это увидеть, как Эллиса будут избивать те же грубые солдаты, точно так же, как его самого, пока Эллис не начнет рыдать, визжать от боли и просить пощады. Но тут будет одна тонкая деталь: все это будет происходить на глазах у Джейн.
     Во второй половине дня они вновь ощутили вкус неудачи.
     Они обыскали Комар, все селения поблизости, все окрестные ущелья, все крестьянские дома, одиноко разбросанные по пустынной равнине к северу от Комара. Анатолий не прекращал переговоров по радио с командирами других отрядов, которые вели такие же тщательные розыски на других участках долины. Кое-где в пещерах и домах они нашли тайные склады оружия; обнаружили укрытия с какими-то людьми, судя по всему, партизанами, главным образом, в горах вокруг Саниза, но при этом понесли более значительные, чем обычно, потери из-за того, что партизаны теперь научились более умело использовать взрывчатку; осмотрели лица всех женщин, обычно закрытые чадрой, проверили цвет кожи каждого грудного ребенка. Но, несмотря на это, не удалось обнаружить ни Эллиса, ни Джейн, ни Шанталь.
     Жан-Пьер и Анатолий закончили поиски на "конной станции" в горах выше Комара. Это место не имело даже названия, там было лишь несколько каменных построек и пыльный выгон, где истощенные клячи пощипывали редкую травку. Единственным существом мужского пола, судя по всему, был сам торговец лошадьми, босоногий старик, одетый в длинный бал