стегнув пуговицы, она взяла Шанталь на руки.
     Жан-Пьер говорил, что перед кормлением следует протирать грудь хирургическим спиртом, но Джейн никогда не делала этого, зная, что Шанталь не понравится вкус. Она уселась на ковре спиной к стене, придерживая Шанталь правой рукой. Ребенок, замахав толстенькими ручками, задвигал головкой из стороны в сторону, отчаянно ища раскрытым ротиком сосок. Джейн подала ей сосок. Беззубые десны крепко сомкнулись, и ребенок усиленно засосал. Джейн вздрогнула, когда ребенок сильно потянул за сосок, раз, затем другой, третий глоток стал уже мягче, маленькая полная ручонка потянулась вверх и дотронулась сбоку до округлой наполненной молоком груди, гладя ее слепым ласкающим движением. Джейн постепенно успокоилась.
     Кормление ребенка вызывало у нее неимоверную нежность и желание защищать это крошечное существо, и кроме того, что удивительно, эротические ощущения. Поначалу Джейн было неловко оттого, что процесс кормления сексуально возбуждал ее, но вскоре, решив, что естественное ощущение не может быть дурным, она ухе спокойно ему отдавалась.
     Джейн подумала о том, как будет хвастаться дочкой, если когда-нибудь все-таки попадет в Европу. Несомненно, мать Жан-Пьера будет говорить, что Джейн все делает не так, а ее собственная мать захочет окрестить ребенка. Отец будет восхищаться Шанталь сквозь алкогольный дурман, а сестра отнесется с гордым энтузиазмом. Кто еще? Отца Жан-Пьера нет в живых.
     Со двора донесся голос:
     - Есть кто-нибудь дома? Это был Эллис.
     - Заходи! - крикнула Джейн, она не считала нужным запираться, Эллис - не афганец, и к тому же был когда-то ее любовником.
     Он вошел и, увидев, что она кормит ребенка, замер.
     - Мне уйти?
     Она покачала головой.
     - Ты ведь уже видел мои груди раньше.
     - Не думаю, - заметил он. - Ты, видно, что-то с ними сделала.
     Она засмеялась. От беременности груди разбухают Эллис, она знала, когда-то был женат, и у него был ребенок, хотя, судя по всему, он больше не виделся ни с ребенком, ни с его матерью. Это была одна из тем, о которых он никогда особенно не распространялся.
     - Разве ты не помнишь, как это было у твоей жены во время беременности?
     - Все это прошло мимо меня, - ответил он лаконично, как делал всегда, когда хотел, чтобы собеседник заткнулся - Я был в отъезде.
     Она слишком расслабилась и не могла отвечать ему в том же тоне. Более того, ей было его жалко. Он испортил себе жизнь и лишь по собственной вине, - несомненно, он уже достаточно был наказан за свои грехи - в том числе в немалой степени ею. - Значит, Жан-Пьер не вернулся, - сказал Эллис.
     - Нет. - Ребенок сосал все медленнее по мере того, как у Джейн оставалось все меньше молока. Она осторожно вынула сосок из ротика Шанталь и подняла девочку на уровень своего плеча, похлопывая узенькую спинку, чтобы она срыгнула.
     - Масуд хотел бы взять у тебя свои карты, - сказал Эллис.
     - Разумеется. Ты знаешь, где они лежат. - Шанталь громко срыгнула. Хорошая девочка, - сказала Джейн и приложила ее к левой груди. Почувствовав голод после срыгивания, Шанталь снова начала сосать. Под влиянием неожиданного порыва, Джейн спросила: - Почему ты не видишься со своим ребенком?
     Достав карты из сундука, он захлопнул крышку и выпрямился.
     - Вижусь, - проговорил он, - но не часто.
     Джейн была поражена. Я почти целых шесть месяцев не расставалась с ним, подумала она, но так и не узнала его по-настоящему.
     - У тебя мальчик или девочка?
     - Девочка.
     - Ей сейчас, наверное.
     - Тринадцать.
     - Боже мой, совсем большая! - Джейн внезапно охватило сильное любопытство. Почему она никогда не расспрашивала Эллиса об этом? Возможно потому, что все это не интересовало ее, пока у нее не появился собственный ребенок.
     - Где же она живет?
     Он явно колебался, не зная, что ответить.
     - Не говори, - сказала она, читая его мысли. - Ты был готов соврать.
     - Ты права, - согласился он. - Но ведь ты понимаешь, почему мне приходится об этом врать?
     Она на секунду задумалась.
     - Ты боишься, что твои враги отомстят твоему ребенку?
     - Да.
     - Это уважительная причина.
     - Спасибо. И еще спасибо вот за это, - указав на карты, он вышел.
     Шанталь заснула, не выпуская сосок изо рта. Джейн осторожно высвободила сосок и подняла ребенка на уровень плеча. Девочка срыгнула, не просыпаясь. Этот ребенок всегда спал как убитый.
     Джейн было жаль, что Жан-Пьер не вернулся. Она была уверена, что ничего плохого он сделать не сможет, но все же было бы спокойнее иметь его под присмотром. Связаться с русскими он не мог - она разбила радиопередатчик, а другой связи между Бэндой и территорией, занятой русскими, не было. Это Масуд мог посылать гонцов, а у Жан-Пьера не было доверенных людей, и в любом случае, если бы он даже кого-нибудь послал к русским, вся деревня сразу же узнала бы об этом. Единственное, что можно было сделать, - это пешком дойти до Рохи, а на это не было времени.
     Помимо мучавшей ее тревоги, ей не хотелось ночевать одной. В Европе это не имело бы значения, но здесь ее страшили грубые, непредсказуемые туземцы, жившие по родоплеменным законам, для которых было нормой, что мужчина бьет свою жену, а мать - ребенка. А Джейн в их глазах была необычной женщиной: свободные манеры, прямой взгляд, безапелляционный тон - все это было для них символом запретных сексуальных удовольствий. Она не следовала принятым здесь обычаям в отношении женщин, а среди известных этим людям женщин так, как она, вели себя только проститутки.
     Когда Жан-Пьер был дома, Джейн всегда дотрагивалась до него в тот момент, когда уже проваливалась в сон. Он обычно спал, свернувшись, спиной к ней, и, хотя много ворочался во сне, сам никогда не тянулся к ней. Единственным мужчиной, с которым она когда-либо долгое время разделяла постель, кроме мужа, был Эллис - прямая противоположность Жан-Пьеру. Всю ночь он, обычно, касался ее, то прижимаясь, то целуя, иногда просыпаясь, а иногда в глубоком сне. Два или три раза он даже пытался во сне грубовато ею овладеть, посмеиваясь, она старалась ему помогать, но через несколько секунд он поворачивался на другой бок и начинал храпеть, а наутро ничего не помнил. Как резко он отличался от Жан-Пьера! Эллис касался ее с грубоватой лаской ребенка, играющего с любимой собачкой, а Жан-Пьер как скрипач, к которому в руки попал инструмент работы Страдивари. Они любили ее по-разному, но оба одинаково предали.
     Шанталь рыгнула - она проснулась. Джейн, уложив ее себе на колени и поддерживая головку в таком положении, чтобы смотреть ей прямо в глаза, начала говорить, то бессвязными слогами, то отдельными фразами. Шанталь такая беседа очень нравилась. Потом Джейн, исчерпав все слова, начала тихонько напевать. Она пела песенку "Папа поехал в Лондон на пыхтящем паровозе", когда с улицы донесся мужской голос:
     - Войдите! - Крикнула она и сказала, обращаясь к Шанталь. - У нас не переводятся посетители, правда? Будто мы живем в Национальной галерее! - Она застегнула блузку, закрывая ложбинку между грудями.
     Вошел Мохаммед и обратился к ней на дари:
     - Где Жан-Пьер?
     - Он в Скабуне. Я могу чем-то помочь?
     - Когда он вернется?
     - Думаю, утром. Вы объясните, в чем дело, или будете и дальше говорить, как кабульский полицейский?
     Мохаммед усмехнулся, не сводя с нее глаз. Когда она обращалась к нему в подобной дерзкой манере, это казалось ему сексуальным, а она этого совсем не хотела. Он продолжал:
     - Алишан приехал вместе с Масудом. Он хочет еще таблеток.
     - Ах да. - Алишан-Карим был братом муллы. Страдая стенокардией, он, конечно, не прекращал участия в партизанских действиях, и Жан-Пьер дал ему таблетки тринитрила, велев принимать их непосредственно перед боем или в других случаях, связанных с нервным или физическим напряжением.
     - Я дам вам таблеток, - сказала она и, вставая, передала Шанталь Мохаммеду.
     Мохаммед машинально взял ребенка - и растерялся. Джейн, усмехнувшись, вышла в переднюю комнату, нашла таблетки на полке под прилавком владельца магазина, отсыпала около сотни штук в коробочку и вернулась. Шанталь, не отрываясь, глядела в лицо Мохаммеду. Джейн забрала у него ребенка и протянула таблетки.
     - Скажите Алишану, чтобы побольше отдыхал.
     Мохаммед покачал головой.
     - Меня он не боится, - возразил он. - Вы должны сами ему это сказать.
     Джейн рассмеялась: в устах афганца эта шутка напоминала речи феминисток. Мохаммед спросил:
     - Зачем Жан-Пьер уехал в Скабун?
     - Там сегодня утром была бомбежка.
     - Нет, никакой бомбежки не было.
     - Конечно, была. - Джейн вдруг осеклась.
     Мохаммед пожал плечами:
     - Я провел там весь день вместе с Масудом. Вы ошибаетесь.
     Она постаралась сохранить на лице спокойное выражение.
     - Да, наверное, я что-то не так поняла.
     - Спасибо за таблетки, - сказал Мохаммед и вышел. Джейн тяжело опустилась на табурет. Значит, Скабун не бомбили. Жан-Пьер отправился на встречу с Анатолием. Она не очень хорошо понимала, как ему удалось это устроить, но сомнений у нее теперь никаких не оставалось.
     Что теперь делать?
     Если Жан-Пьер знает о завтрашней встрече и расскажет об этом русским, русские могут напасть.
     Они смогут уничтожить всю верхушку афганского сопротивления за один день.
     Надо срочно повидать Эллиса.
     Завернув Шанталь в шаль - с заходом солнца стало прохладнее, Джейн вышла из дома и направилась к мечети. Эллис был во дворе мечети среди афганцев, сосредоточенно изучая карты Жан-Пьера с Масудом, Мохаммедом и человеком с повязкой на глазу. Кое-кто из партизан бродил вокруг кальяна, кое-кто ужинал. Все они уставились на нее в изумлении, когда она вошла во двор, прижимая к бедру ребенка.
     - Эллис, - сказала она, и он поднял глаза. - Мне надо поговорить с тобой. Ты можешь выйти отсюда?
     Эллис поднялся, и они, выйдя под аркой ворот, встали перед мечетью.
     - В чем дело? - спросил он.
     - Знает ли Жан-Пьер об этой встрече, которую ты устроил - о встрече всех руководителей сопротивления?
     - Да - когда мы с Масудом впервые заговорили об этом, он как раз был там, выковыривая пулю из моей задницы. А что?
     У Джейн сжалось сердце, ее последней надеждой было то, что Жан-Пьер об этом не знает. Теперь выбора не оставалось. Она огляделась, никого поблизости не было, и к тому же они разговаривали по-английски.
     - Мне надо кое-что тебе сообщить, - начала она, - но обещай, что ему ничего не сделают.
     Эллис на мгновение уставился на нее.
     - О черт, - яростно воскликнул он. - Дерьмо! Сволочь! Он работает на них - ну конечно! Как я сразу не догадался? Наверняка в Париже это он навел этих сукиных детей на мою квартиру! Он сообщал им об отправке колонн - вот почему они несли такие потери! Сволочь.
     - Внезапно замолчав, он заговорил более мягко:
     - Это, наверное, было ужасно для тебя.
     - Да, - сказала она. Ее лицо непроизвольно дрогнуло, на глазах выступили слезы, она начала всхлипывать, чувствуя себя слабой, глупой. Она и стыдилась своих слез, и в то же время чувствовала, что огромная тяжесть, наконец, свалилась с ее души.
     Эллис обхватил ее вместе с Шанталь.
     - Бедная моя, - сказал он.
     - Да, - повторила она сквозь рыдания, - это было ужасно.
     - Как давно ты узнала об этом?
     - Несколько недель назад.
     - Но тебе ничего не было известно, когда ты выходила за него замуж?
     - Нет.
     - Да, мы оба, - проговорил он, - мы оба одинаково поступили с тобой.
     - Да.
     - Ты связалась не с той компанией.
     - Да.
     Уткнувшись лицом в его рубашку, она плакала безудержно - обо всей лжи, предательстве, даром потраченном времени, напрасной любви. Шанталь тоже заплакала. Эллис тесно прижал Джейн к себе и гладил по волосам, и, наконец, она перестала дрожать и успокоилась, вытирая нос рукавом.
     - Понимаешь, я разбила радио, - проговорила она, - я думала, что теперь у него не осталось никакого способа связаться с ними. Но сегодня его вызвали в Скабун осмотреть раненых, пострадавших при бомбежке, но Скабун сегодня не бомбили.
     Из мечети вышел Мохаммед, и Эллис в замешательстве выпустил Джейн.
     - Что там сейчас? - спросил он по-французски.
     - Они спорят, - ответил Мохаммед. - Кое-кто говорит, что это хороший план, и он поможет нам победить русских. Другие спрашивают, почему это Масуда считают единственным хорошим командиром, и кто такой Эллис Тейлер, чтобы судить о боевых качествах афганских руководителей. Вам надо бы пойти туда и еще с ними поговорить.
     - Подождите, - ответил Эллис. - Дело приняло новый оборот.
     Джейн подумала: "О господи, стоит Мохаммеду об этом услышать, и он кого-нибудь прирежет".
     - Нас выдали.
     - О чем это вы? - угрожающе спросил Мохаммед.
     Эллис все еще колебался, как бы не решаясь сказать всю правду, но, видимо, решив, что другого выхода нет, сказал:
     - Русские могут знать об этом совещании.
     - Кто? - требовательно спросил Мохаммед. - Кто предатель?
     - Возможно, доктор, но...
     Мохаммед резко повернулся к Джейн.
     - Как давно вы об этом знали?
     - Соблюдайте вежливость, или я вообще не буду с вами говорить, - гневно отпарировала она.
     - Потише, - вмешался Эллис.
     Джейн не собиралась оставлять без внимания обвиняющий тон Мохаммеда.
     - Ведь я предупредила вас, не правда ли? - сказала она. - Я говорила, что надо изменить путь следования колонны. Я спасла вам жизнь, черт побери, и нечего теперь указывать на меня.
     Гнев Мохаммеда испарился, и он замолчал с несколько глуповатым видом. Эллис сказал:
     - Так вот почему маршрут был изменен, - поглядев на Джейн с оттенком восхищения.
     Мохаммед заговорил:
     - Где же он теперь?
     - Мы точно не знаем, - ответил Эллис.
     - Когда он вернется, его надо убить.
     - Нет! - воскликнула Джейн.
     Эллис предостерегающе положил руку ей на плечо, сказав Мохаммеду:
     - Разве можно убить человека, который спас жизнь стольким вашим товарищам?
     - С ним надо поступить по справедливости, - настаивал Мохаммед.
     Он говорил лишь о возможности его возвращения, и Джейн вдруг поняла, что она-то принимала его возвращение как неизбежность. Но неужели он бросит ее с их общим ребенком?
     Эллис тем временем говорил:
     - Если он предатель и ему удалось связаться с русскими, значит, он рассказал им о завтрашнем совещании. Они, несомненно, нападут и постараются захватить в плен Масуда.
     - Это очень плохо, - сказал Мохаммед. - Масуду надо немедленно уходить. Совещание придется отменить.
     - Не обязательно, - возразил Эллис. - Подумайте. Мы можем воспользоваться этим случаем.
     - Как?
     Эллис продолжал:
     - По правде говоря, чем больше я думаю об этом, тем больше мне это нравится. Может, это как раз и есть наиболее удачный поворот событий.

Глава 12

     Жителей Дарга эвакуировали на рассвете. Люди Масуда обходили дом за домом, осторожно будя обитателей и сообщая, что сегодня нападут русские, и им необходимо отойти вверх по долине до Бэнды, захватив наиболее ценное имущество. С восходом солнца вереница бедно одетых женщин, детей и стариков в сопровождении домашних животных потянулась из деревни по грязной извилистой дороге вдоль реки.
     Дарг местоположением отличался от Бэнды. В Бэнде дома были сосредоточены в восточном конце равнины, где края долины сближались, и почва была каменистая. Дома в Дарге сгрудились на узкой "ступени" между скалой и берегом реки. Рядом с мечетью был мост через реку, а поля располагались на другом берегу.
     Это было удобное место для засады.
     Масуд разработал свой план ночью, а теперь Мохаммед и Алишан выполняли его распоряжения, передвигаясь бесшумно и сноровисто. Мохаммед был высокий, красивый, с изящными движениями, а Алишан - невысокий, свирепого вида, и оба отдавали команды негромким голосом, подражая мягким манерам своего командира.
     Эллис, закладывая взрывчатку, размышлял о том, действительно ли придут русские. Жан-Пьер так и не появился, поэтому казалось несомненным, что ему удалось связаться со своими хозяевами, и было невероятно, чтобы они смогли удержаться от соблазна захватить в плен или убить Масуда. Но все это зависело от многих обстоятельств. И, если русские не придут, Эллис будет выглядеть дураком, потому что вынудил Масуда расставлять сложную ловушку для дичи, которая так и не появилась. А партизаны не захотят иметь дело с дураком. Но, если русские все-таки появятся, думал Эллис, и ловушка захлопнется, это настолько возвысит и меня, и Масуда, что сделку можно будет считать заключенной.
     Он старался не думать о Джейн. Когда он прижал ее к себе вместе с ребенком, и она намочила ему рубашку слезами, его страсть к ней разгорелась с новой силой. Это было все равно, что плеснуть бензином в костер. Он готов был бы стоять так вечно, ощущая рукой ее дрожащие хрупкие плечи и ее голову на своей груди. Бедная Джейн! Сама такая честная, а мужчины ей попадаются сплошь предатели.
     Пропустив шнур под водой, Эллис вывел конец его на берег, к своему боевому посту, который располагался в маленьком однокомнатном домике на берегу реки в двухстах ярдах от мечети вверх по течению. Укрепив плоскогубцами колпачок-детонатор на конце шнура, он затем закончил сборку незатейливого армейского взрывного устройства с вытяжным кольцом.
     Эллис одобрял план Масуда. Однажды в течение года ему случилось читать курс лекций о засаде и противозасаде в Форт-Брэгге, в промежутке между двумя поездками в Азию, и он оценивал вероятность успеха как девять к десяти. Недостатком плана было то, что Масуд не обеспечил пути отхода для своих людей на случай, если русские начнут их теснить. Но, конечно, сам Масуд может вовсе не считать это ошибкой.
     К девяти часам утра все было готово, и партизаны уселись завтракать. Даже это было частью маскировки. Они все могли разбежаться по боевым позициям за одну минуту, если не за несколько секунд, и тогда деревня с воздуха будет выглядеть еще естественнее, будто жители попрятались от вертолетов, побросав свои миски и ковры и не затушив костров, на которых готовили пищу, таким образом, у командующего русскими силами не будет оснований заподозрить засаду.
     Эллис поел хлеба и выпил несколько чашек зеленого мая, а позднее, когда солнце поднялось над долиной высоко, устроился ждать. Ожидание обещало быть долгим как всегда в Азии. Те дни, когда Эллис впервые начал воевать в Азии, он часто проводил в дурмане от марихуаны или кокаина, и тогда ожидание не тяготило, он наслаждался покоем. Странно, подумал он, но после войны всякий интерес к наркотикам пропал.
     Эллис ожидал, что русские нападут сегодня после обеда или завтра на рассвете. На месте командира русских он рассуждал бы так: руководители восставших собрались вчера и разойдутся завтра, и надо атаковать не слишком рано, чтобы захватить и тех, кто может опоздать, и не слишком поздно, чтобы никто не успел уйти.
     Ближе к полудню прибыла тяжелая артиллерия - пара "дашок" противовоздушных пулеметов 12,7-миллиметрового калибра. Каждое орудие, установленное на двухколесном станке, тянул один человек, а позади шел ослик, нагруженный коробками с китайскими патронами калибра 5,0, способными пробивать тяжелую броню.
     Масуд поручил управлять одним из пулеметов Юсифу, певцу, тому самому, который, согласно деревенским сплетням, собирался жениться на подруге Джейн Захаре, а другим - партизану из Пичской долины по имени Абдур, незнакомому Эллису. Юсиф, как говорили, прежде уже сбил три вертолета своим "Калашниковым". Эллис воспринял этот рассказ довольно скептически, ему самому случалось летать на вертолетах в Азии, и он знал, что вертолет почти невозможно сбить с помощью ручного оружия. Однако, Юсиф объяснил с усмешкой, что секрет здесь в том, чтобы находиться выше цели, стреляя вниз со склона горы. Такая тактика во Вьетнаме была невозможна - рельеф местности был там совершенно иной. Хотя сегодня в распоряжении Юсифа был