ейбл знала, что ей следовало бы с нетерпением ждать наступления вечера с
его танцами и сюрпризами, но, если говорить начистоту, она не  рассчитывала,
что на нем ей будет весело. Все-таки гости  все  взрослые;  в  основном  это
друзья Майка, кое-кто из знакомых мамы. Жаль, что здесь так  мало  ребят,  и
пригласить некого. Был, правда, один мальчик  по  имени  Питер  Уиллит,  сын
одного из тех, с кем охотился Майк, но он лежал с корью. Выходит, вечером  в
компании взрослых Мейбл  будет  одна.  Нет,  не  то  чтобы  ей  не  хотелось
потанцевать, но она недолюбливала друзей Майка. Они  пили  слишком  много  и
становились ужасными. Тем летом, на вечеринке  с  коктейлями,  один  из  них
отвел Мейбл в угол, дернул за косы  и  сказал,  что  она  очень  симпатичная
девчонка, а потом попросил подарить ему поцелуй.  От  него  так  пахло,  что
Мейбл в ужасе отпрянула и выбежала из комнаты, куда больше не  возвращалась.
Она надеялась, что сегодня вечером ничего подобного не повторится. Хотя мама
и словом не обмолвилась, но Мейбл была готова поклясться, что  друзья  Майка
ей не по душе. За редким исключением.
   Вынимая подарки из  чулка  и  читая  смешные  послания,  которые  Венеция
прикрепила к каждой вещи, Мейбл внезапно замерла на месте  и  задумалась.  В
свете настольной лампы ее округлое девичье лицо было серьезным. Ни с того ни
с сего ей стало грустно; совсем  не  так  она  хотела  бы  чувствовать  себя
рождественским утром. К сожалению, Мейбл с ее  развитым  воображением  остро
реагировала на все  происходящее  вокруг.  Несмотря  на  красоту  и  роскошь
Бернт-Эш,  на  подарки,  Мейбл  не  было  весело,  как  в  старом  доме   на
Кенсингтон-гарденс, когда они остались вдвоем с  мамой,  или  в  Ричмонде  у
бабушки. Вчера вечером она звонила бабушке, и они вспомнили все свои  старые
шутки и розыгрыши. Мейбл спросила, как здоровье "фруктовой шляпы", а бабушка
ответила ей, что ягоды целы, а шляпа лежит  в  коробке  и  ждет  наступления
следующей  весны.  Леди  Селлингэм  приглашала   Мейбл   погостить   у   нее
денек-другой. Когда они кончили, она попросила передать трубку маме.
   - Хорошо, спасибо, Гэнни! - попрощалась Мейбл.
   Правда ли все это, спрашивала себя Мейбл в  это  зимнее  утро,  глядя  на
ленты с блестками, украшавшие ее кровать. Ее серьезные глаза  уставились  на
фотографию в рамке, стоящую на каминной полке. Мама  в  вечернем  платье,  а
рядом папа. Все девочки в школе говорят, что он вылитый рыцарь..,  похож  на
крестоносца своими тонкими чертами лица и высоким лбом, и потом у него такие
добрые искрящиеся глаза.
   Мейбл очень хорошо помнила папу. А какие у них были друзья!  Она  помнила
другое, счастливое время,  когда  под  Рождество  они  собирались  втроем  и
разворачивали каждый свои подарки, говоря:
   - Я как раз мечтал о таком!
   Поначалу им с мамой страшно  недоставало  папы,  но  они  только  сильнее
ощутили потребность  друг  в  друге;  и  каждое  рождественское  утро,  едва
проснувшись, Мейбл обычно бежала в комнату матери, залезала  на  кровать,  и
они принимались рыться в чулках с подарками. Но настоящие подарки  вручались
после завтрака.
   Теперь ничего этого не будет. Их жизнь претерпела  большие  изменения,  и
этим утром Мейбл в полной мере ощутила их.
   Когда она в первый раз познакомилась с Май-ком, то очень  обрадовалась  -
ведь он казался таким красивым, таким  веселым!  Но  прошло  совсем  немного
времени, и Мейбл открыла для  себя  другую,  малопривлекательную  сторону  в
поведении Майка. Она больше уже не доверяла его веселой улыбке, поняв,  что,
хотя Майк и самый покладистый человек в мире, но когда бывал не в  духе,  то
становился невыносим. О таких,  как  он,  хорошо  говорил  папа:  "Не  умеет
проигрывать". На взгляд Мейбл, это было равносильно трусости.
   Она  не  могла  не  заметить  и  неприязненного  отношения  отчима,   что
заставляло ее замыкаться в  себе.  Она  научилась  держаться  осторожно  при
Майке, и хотя тот ничего не говорил, она понимала, что ей  здесь  не  место.
Быть кому-то в тягость - с этим Мейбл никогда прежде не сталкивалась. Она  и
думать не смела, чтобы высказать свои обиды маме.
   Но было нечто такое, о чем она не сказала бы и под пыткой.
   В последний день  летних  каникул  она  отправилась  выгуливать  спаниеля
Поппита в ясеневый лес.
   Сквозь зеленую густую листву  Мейбл  неожиданно  разглядела  две  фигуры,
лежащие на траве. Они сплелись в жарких объятиях. Это было  ужасное  зрелище
для Мейбл, тем более, что она узнала в мужчине своего отчима. Имени  женщины
Мейбл не помнила.
   Паника охватила Мейбл. Что будет, если эти  двое  заметят  ее  или  вдруг
залает собака? Мейбл бросилась бежать и  остановилась  только  тогда,  когда
почувствовала себя в безопасности, совершенно обессиленная.
   Она не могла догадываться о всех последствиях  увиденного,  но  понимала,
что Майк сделал что-то такое, что будет ужасно для мамы. Добравшись до дома,
она приняла решение никогда не рассказывать об этом кому бы то ни было.
   Вторую часть своих каникул Мейбл провела у бабушки в  Ричмонде,  куда  по
воскресеньям приезжали на завтрак мама с Майком.  Майк  всегда  поддразнивал
ее, как старший брат, но она никак не могла забыть ту сцену  в  лесу.  После
того, как они уехали, бабушка сказала:
   - Майк очень забавен. Я уверена, что с ним Венеция долго будет оставаться
молодой. Благослови их Бог!
   В этот момент воспоминание об увиденном в лесу  с  новой  силой  овладело
Мейбл, и не в силах больше  сдерживать  себя  она  доверилась  единственному
человеку, которому доверяла.
   Прошло немало времени, прежде чем леди Селлингэм  обрела  дар  речи.  Она
вспыхнула, быстро отвернулась от Мейбл, принявшись выбирать  опавшие  листья
из кадки с азалиями, и затем спокойно ответила:
   - Я думаю, дорогая, что ты  поступила  совершенно  правильно,  ничего  не
сказав маме. Жизнь учит осторожности. Постарайся забыть все это, дитя мое, и
не переживай так сильно, - сказала она, запинаясь.
   В это рождественское утро Мейбл поняла; что новая жизнь с мамой далека от
той счастливой жизни, на которую они обе надеялись.
   - Папочка, - неожиданно прошептала Мейбл, глядя на фотографию отца, - как
мне тебя не хватает!
   Когда мать вошла к ней в комнату, девушка стремительно бросилась на грудь
Венеции:
   - Счастливого Рождества, мамочка!
   - И тебе счастливого Рождхтва, дорогая, - услышала она в ответ.
   Мейбл взглянула на мать и поразилась тому, что увидела. Лицо Венеции было
очень бледным, а глаза запали и покраснели. Нетрудно  было  догадаться,  что
она недавно плакала.
   - Мама, в чем дело? Что случилось? - воскликнула Мейбл.
   - Ничего, просто сильно болела голова, -  с  беззаботным  видом  ответила
Венеция. - Нет, правда, Мейбл, ничего серьезного.  Давай-ка  присядем  и  ты
расскажешь мне, что нашла в своем чулке.  Да,  кстати,  спасибо  за  носовые
платки.
   Она старательно избегала пристального взгляда дочери.
   Утром она проснулась в половине  восьмого  и  решила  пойти  к  Мейбл  на
ритуальную процедуру "распаковывания чулок".
   Она попыталась потихоньку встать,  но  Майк  открыл  глаза,  улыбнулся  и
ухватил ее за руку.
   - О, нет, мой ангел! Слишком рано. Давай поспим еще часок.
   Она улыбнулась, потрепала его кудри и, поцеловав, проговорила:
   - Пусти, милый. Мне надо идти.
   - Идти? Куда? - спросил он.
   - Меня ждет Мейбл, - объяснила Венеция.
   - В Рождество мы вместе открываем наши чулки.
   Он что-то проворчал и только крепче сжал руку.
   - Ерунда! Она может открыть свой чулок и без тебя.
   Венеция мягко возразила ему, но он внезапно рассердился.
   -  Лежи  спокойно,  а  то  заморозишь  меня!  И   отбрось   эту   чертову
сентиментальность насчет своей дочери. Она давно не ребенок!
   - Это для тебя "чертова сентиментальность"!
   - рассердилась и Венеция.
   Майк открыл свои красивые глаза и, глядя в упор на жену, сказал:
   - Послушай, это не прежняя семейная жизнь.
   Теперь ты живешь со мной. Твои старые привычки начинают раздражать  меня.
К твоему сведению, этот дом мой!
   - И мой тоже! - воскликнула Венеция, дрожа, как от холода. Она  не  могла
встать и надеть халат, так как Майк продолжал крепко держать ее за руку.
   - Ты вечно своим поведением напоминаешь  мне,  что  прошлое  тебе  дороже
настоящего.
   - Это ложь, Майк! Ты прекрасно знаешь, что я посвящаю  всю  себя  тебе  и
твоим планам.
   Спор разгорелся не на шутку. Время от времени  Майк  уступал,  признавая,
что наговорил лишнего, а затем вновь набрасывался на нее,  упрекая  во  всем
несчастную Мейбл, ставшую для него камнем преткновения.
   Венеции припомнились слова Барбары. Кроме того, ее ужаснул сам факт ссоры
в рождественское утро. Она собралась с силами, чтобы взять себя в руки.
   - Дорогой, мы как дети, честное слово.  Давай  рассуждать,  как  подобает
взрослым людям. И давай не будем забывать, что главное на земле - это мир, -
попыталась она закончить на веселой ноте.
   Но в Майке, казалось, проснулся дремавший злой дух.
   - Хорошо, я буду помнить о  мире,  но  не  пущу  тебя  к  этой  девчонке.
Увидитесь за завтраком. А теперь, прошу тебя, дорогая, успокойся и  дай  мне
немного поспать.
   Венеция потеряла терпение и резко сказала:
   - Пусти, Майк, и не дури.
   Он засмеялся и притянул жену к себе.
   - Ни за что на свете. Если вопрос стоит так: кто будет обладать  тобой  -
Мейбл или я, - то пусть это буду я!
   Раскрасневшись и задыхаясь, она начала бороться с ним. Это была постыдная
борьба, и, учитывая его физическую силу, Венеция была обречена на поражение.
Ничего, кроме боли, она не добилась да еще выслушала массу оскорблений.
   Настало время, заявил он, чтобы жена научилась считаться с мнением  мужа,
и он не желает, чтобы мисс Мейбл Селлингэм отодвинула его на второй план,  а
если мисс Селлингэм настолько мала, что  должна  разбирать  свои  игрушки  с
кем-то, то ей лучше провести следующее Рождество с бабкой, которая такая  же
чокнутая, как и она сама.
   Венеция изумилась, но быстро опомнилась:
   - Это не они чокнутые, это ты дурак, черт возьми! У нас  с  Мейбл  просто
заведено приходить друг к другу утром в Рождество, и глупо устраивать  сцены
по этому поводу.
   Он принялся страстно целовать ее, заглушая протестующие слова.
   - Как ты мне нравишься,  когда  сердишься!  Перестань  говорить  об  этой
противной девчонке и поцелуй меня. Ну же.., поцелуй!
   На мгновение он одержал победу.., но ему не  дано  было  понять,  что  он
навеки потерял ее уважение.
   Невидящим взором она повернулась к свету, пробивавшемуся  сквозь  тяжелые
атласные шторы цвета слоновой кости, висевшие на окнах. Она не  замечала  ни
узорчатых обоев, которые выбирала так тщательно специально для  их  спальни,
ни хрустальной вазы, полной гвоздик, которые Майк вчера  вечером  привез  из
Лондона...
   Только в половине десятого Майк отпустил Венецию. Она  накинула  халат  и
бросилась в спальню дочери, оскорбленная до глубины души.
   Самое печальное заключалось в том, что инцидент  никак  не  отразился  на
Майке. За завтраком он, как ни в чем не бывало, сказал:
   - Боюсь, я нагрубил тебе, милая.  Извини!  Нельзя  быть  такой  красивой!
Передай своему чаду, что я поцелую ее под веткой омелы, если она будет вести
себя хорошо.
   Она совсем недолго пробыла у Мейбл,  чувствуя  недомогание  и  не  желая,
чтобы дочь что-то заподозрила. Глядя в ясные глаза Мейбл, наблюдая  за  тем,
как она  резвится  с  собакой,  слушая  ее  восхищенные  возгласы  при  виде
праздничных подарков, она подумала:
   "Слава Богу, что у меня есть дочь!"

Глава 4

   Когда Венеция вернулась в спальню, Майк принимал душ. Сквозь полуоткрытую
дверь доносилось его веселое насвистывание. От этого звука  ее  неприязнь  к
нему только усилилась.
   Она успела переодеться, когда Майк вышел из  ванной.  В  черном  атласном
халате и красном галстуке он выглядел несколько  театрально,  а  его  улыбка
была, как всегда, неотразима. Потирая руки, он воскликнул:
   -  Привет,  милая!  Как  сегодня  морозно!  Что  у  нас  на   завтрак   в
рождественское утро?.. Меня устроила бы копченая  селедка.  Что  ты  на  это
скажешь?
   Венеция принялась наводить порядок на туалетном  столике,  придав  своему
лицу спокойное выражение. Она, к своему ужасу, почти ненавидела Майка.
   - Нет.., я заказала яйца в  мешочек,  -  ответила  она.  -  Ты  бы  лучше
спустился вниз, Майк, а то я сказала Маргарет, что мы будем есть в девять, а
сейчас уже почти десять.
   Майк подошел, повернул ее к себе и с искренним удивлением посмотрел ей  в
глаза. Но даже косметика в это утро не могла ввести в  заблуждение  Майка..,
он не  мог  не  заметить  в  утреннем  свете  безжалостную  сетку  морщин  и
темно-фиолетовые пятна под этими прекрасными глазами.
   - Счастливого Рождества, миссис Прайс, - сказал он,  наклоняясь  и  целуя
жену. К его удивлению она оттолкнула его.
   - Не надо.., пожалуйста, - резко сказала она.
   - Что с тобой? Какая муха тебя укусила? - спросил он с обиженным видом.
   Она посмотрела на мужа долгим взглядом.  Он  покраснел  и  отвел  взгляд,
пробормотав:
   - Проклятье! Ты никак не можешь забыть нашу небольшую размолвку?
   - Это для тебя небольшая размолвка, но не для меня.
   Он пожал плечами, отвернулся и сунул руки в карманы.
   - Знаешь, не хотелось бы портить Рождество.  Я  спускаюсь..,  и  к  черту
Маргарет, эту старую стерву! Она, видите ли, начнет  сердиться  из-за  того,
что я опоздал. Она давно действует мне на  нервы,  эта  старомодная  дура...
Будь там, будь здесь! То ли дело Пиппа!. Ей все равно, если  мы  опоздаем  к
столу. У испанцев нет чувства времени. Они  мне  нравятся.  Они  знают,  как
наслаждаться жизнью.
   Он принялся снова насвистывать и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
   Венецию всю трясло. Желание разрыдаться было настолько сильным,  что  она
закрыла лицо руками и так долго стояла, пытаясь взять себя в руки.
   Больше всего ей не хотелось испортить праздничное настроение Мейбл.
   Отчаянным усилием воли Венеции удалось справиться с нервами  и,  сойдя  в
столовую, она постаралась изобразить на лице самую приветливую улыбку.
   - Извините за опоздание, дорогие. Надеюсь, вы не стали ждать меня?
   - Да, мамочка, мы начали завтракать без  тебя,  -  сказала  Мейбл.  -  Не
хочешь яйцо? Мегги специально приготовила его для тебя... Ты всегда начинала
с него рождественский завтрак.
   - Еще одна.., э.., традиция? - проворчал  Майк,  намазывая  толстый  слой
масла на поджаренный хлеб. Он бросил  взгляд  на  Венецию,  и  та  безмолвно
сжалась под этим взглядом. Но Мейбл только рассмеялась.
   - Да, мы с мамой переполнены традициями.
   - Очень мило, - проговорил он. - Только прошу - не включайте в них  меня,
дорогие друзья.
   Венеция, полная решимости не  показывать  своих  обид,  как  можно  более
игриво произнесла:
   - Можешь быть уверен -  включим..,  обязательно.  Я  жертвую  яйцом  ради
огромного рождественского пирога.
   - О.., но он же вечером, ма, - сказала Мейбл и  радостно  добавила,  -  А
Майк сделал мне чудесный подарок.
   Венеция села за стол напротив Майка. Избегая  глядеть  на  него,  Венеция
потягивала кофе и обращалась исключительно к Мейбл.
   - Ждешь не дождешься, чтобы вечером потанцевать, крошка?
   - Горю от нетерпения, - ответила Мейбл.
   - Мы пойдем как прежде в церковь?
   - Очередная старая традиция? - встрял Майк.
   Венеция посмотрела на него и спросила:
   - И очень хорошая.., ты так не считаешь?
   - Лично я  не  хожу  в  церковь,  -  ответил  он,  отодвигая  тарелку.  -
Признаться, не знал, что ты наведываешься туда.
   - Я не могу утверждать, что хожу в нее часто,  Майк..,  к  своему  стыду.
Нужно иметь привычку.., но мы с Мейбл стараемся не пропускать рождественские
и пасхальные службы.
   - Мейбл и ты.., вы неразлучны! - поморщился он.
   Наступило неловкое молчание. Мейбл  бросила  быстрый  взгляд  на  отчима,
потом посмотрела в глаза матери. Ее беспокойство  только  усилилось,  потому
что она убедилась, что у взрослых не все ладно.
   Она попыталась по-своему исправить ситуацию и поспешно сказала:
   - Может быть, утром я не пойду в церковь, а покатаюсь с Майком.
   - Может быть, Майк решит не брать тебя с собой, - отрезал он.
   Молодая девушка покраснела и жалобно протянула:
   - О-о...
   Венеция сделала над собой усилие и попросила мужа:
   - Возьми ее, Майк, пожалуйста. Она любит это.
   - Знаешь, привязанности и неприязни в Бернт-Эш могут быть не только у нее
одной.
   Венеция прочитала в его глазах вызов, и сердце у нее упало.
   Но она всеми силами старалась избежать катастрофы.
   - Ну, конечно, она сделает так, как ты хочешь, Майк.
   - Конечно, - вставила Мейбл, нервно моргая ресницами и не очень  понимая,
что происходит.
   - Да, кстати, - оживилась Венеция. - А что подарил тебе Майк? Ты мне  еще
не показывала.
   Прежде чем Мейбл успела ответить, Майк поднялся и сунул большие пальцы за
края желтого спортивного жилета.
   - Свою фотографию в рамке, вот что, - раздельно произнес он.
   Мейбл показала матери фотографию, на которой Майк был изображен в красном
камзоле и с кнутом в руках. Тот самый молодой  красивый  человек,  настолько
очаровавший Венецию  Селлингэм,  что  она  вышла  за  него  замуж.  Стараясь
сохранять невозмутимое выражение лица, Венеция  взглянула  на  фотографию  в
новой рамке из красной кожи.
   - Я специально преподнес ее моей маленькой падчерице, - озорно усмехнулся
он. - Мне подумалось, что эта фотография может  произвести  фурор  среди  ее
подружек.  Ты  же  не  хотела  такую..,  признайся,  милая?  Ты   достаточно
нагляделась на оригинал. От него у тебя, как кажется, рябит в глазах!
   Венеция резко встала. У нее  так  сильно  тряслись  руки,  что  она  была
вынуждена ухватиться за спинку стула. Она просила Майка  подарить  ей  новую
фотографию. И эта фотография должна  была  стать  одним  из  его  новогодних
сюрпризов. Но он решил отдать ее Мейбл и сделал это из  детской  злобы,  как
ребенок. Проявляя изумительную выдержку, она сказала Майку:
   - Я уверена, что она очень  понравилась  Мейбл  и  что  в  школе  вызовет
настоящий переполох. Ты же такой красивый, не так ли, дорогой?
   Внезапно  Майк  испытал  нечто  похожее  на  угрызения  совести  за  свое
поведение. Он совершенно  изменил  тон,  и,  обращаясь  к  молодой  девушке,
которая неловко стояла рядом, сказал:
   -  Ладно..,  беру  тебя  с  собой,  Мейбл.  Будь  готова  к  одиннадцати.
Договорились? Венеция, дорогая.., не  пройдешь  ли  со  мной  в  кабинет  на
минутку? Для тебя там приготовлен большой сюрприз.
   Венеция, продолжая трястись, холодная как лед, без звука  последовала  за
ним.
   Оказавшись с ней с глазу на глаз, он взял  ее  руки  и,  целуя  их,  стал
молить о прощении за свое хамское поведение.
   - Понимаешь, на меня что-то с утра нашло, и я  вел  себя,  как  настоящая
свинья. Дорогая.., пожалуйста, прости меня. Ума не приложу, почему у меня  с
языка сорвались все эти ужасные слова... Прости, пожалуйста, и давай забудем
это.., прошу тебя. Я знаю, что ты души не чаешь в своем ребенке. Она  ангел,
и ее просто нельзя не любить. Клянусь тебе! Я докажу тебе.., я  сделаю  все,
чтобы доказать... Наверное, потому что  она  ребенок  другого  мужчины...  Я
поступил по-свински, набросившись на тебя  утром.  О  боже,  у  меня  сердце
разрывается, когда ты вот так смотришь на меня!
   Она стояла молча, слушая его извинения, похожая на статую из мрамора. Его
поцелуи больше не волновали ее, равно как и уверения в любви. Казалось,  она
вообще потеряла способность чувствовать.
   Но надо было как-то реагировать, и Венеция, глубоко вздохнув, произнесла:
   - Хватит извинений, Майк... Я больше не хочу ничего слушать.
   - Ты можешь сказать, что вселилось  в  меня?  Почему  иногда  я  настроен
против Мейбл?
   - Пока не понимаю, но потом, может быть, пойму.
   - Ты когда-нибу