чем  провести
остаток жизни, ухаживая за несчастным паралитиком,  у  которого  отняли  его
когда-то такое живое крепкое тело.  Они  даже  не  могли  быть  любовниками.
Теперь они не были связаны ни физически, ни духовно.
   "Смерть при жизни для обоих", - подумал Герман.
   - Теперь ты мать двоих детей, - сказал он вслух.
   - Вот именно, - улыбнулась она. Машина уже въехала в ворота поместья.
   - А Мейбл?
   - Мейбл вела себя просто  замечательно.  Несчастье  только  сблизило  их.
Теперь Мейбл тоже относится к Майку как к ребенку.
   - Ему повезло, что у него есть вы. Венеция остановила машину  у  парадной
двери. Сад перед домом утопал в  цветах.  Никогда  раньше  Герман  не  видел
ничего прекраснее, чем каскад пурпурных роз, обвивших старые каменные стены.
   Сняв перчатки, Венеция открыла перед гостем дверцу машины.
   - Ну, а как моя бедная Венеция? Она отвернулась.
   - Поначалу я не представляла, как со всем справлюсь, - сказала она  тихим
голосом. - Было очень трудно. Но мне  повезло:  я  смогла  каким-то  образом
обрести мир и спокойствие, ухаживая за ним, зная, что он нуждается  во  мне.
Он очень благодарен и старается выказать это по-своему.
   Какое-то  мгновение  Герман  стоял,  подставив  утомленное  лицо   теплым
солнечным лучам. Вдруг спокойствие весеннего утра было нарушено.
   - Убирайся, ты, старый болван! Оставь меня одного, - раздался голос.
   - Вот так, - Венеция посмотрела на Германа, пытаясь улыбнуться.
   Парадная дверь отворилась, и Беннетт выкатил коляску на дорожку. Герман с
чувством глубокой жалости увидел безжизненное тело Майка, прикрытое  пледом,
потом его лицо, почти неузнаваемое: худое, измученное  и  обросшее  бородой.
Герман вопросительно посмотрел на Венецию.
   - Да, я забыла тебе сказать про бороду, - быстро  прошептала  она.  -  Он
стал ее отращивать, потому что не хочет бриться.
   - Она ему идет, - пробормотал Герман. Сердце у него заныло.
   - Ты так долго была на станции, Венеция...
   Беннетт дотронулся до фуражки, приветствуя Германа, и отошел в сторону.
   - Вероятно, поезд опоздал, - продолжал Майк, - и...
   Он нехотя повернулся к Герману:
   - Как поживаете?
   - Спасибо, хорошо. - Герман подошел к коляске и протянул ему руку.
   Майк вяло пожал ее. Это уже не  была  загорелая,  сильная  рука  прежнего
Майка, а рука инвалида с белыми тонкими пальцами, отвыкшая от работы.
   Герман проговорил с нежностью:
   - Поверь, дорогой мальчик, я глубоко сожалею о том, что случилось.
   Майк, прищурив глаза, насмешливо посмотрел на пианиста.
   - Спасибо, я уже не такой здоровый и крепкий, каким был  во  время  нашей
последней встречи.
   Герман не нашелся, что ответить. Подошла Венеция, положила руку на голову
мужа и стала теребить его волосы.
   - Отвезти коляску на лужайку или оставить у стеклянной двери?
   - Мне все равно, - сказал он с раздражением.
   - Тогда останемся здесь и будем пить кофе, - сказала Венеция.
   Герман увидел, как Майк взял ее пальцы и прижал их к своей щеке.
   - О'кей, дорогая, - сказал он.
   - Она просто ангел, - повернулся он к Герману. - Наверное, быть  со  мной
рядом - сущий ад.
   - Чепуха, - щеки Венеции порозовели от смущения.
   Герман был убежден, что они что-то осознали, эти двое.
   Он все больше начинал убеждаться в том, что судьба Венеции  не  столь  уж
трагична,  как  могло  показаться  вначале.  -  Вспышке   раздражительности,
проклятия, которые  Майк  по-ребячески  позволял  себе,  не  действовали  на
Венецию. И" он не отпускал ее руку, и это делало ее счастливой.
   С дневной почтой принесла письмо от Мейбл. Она уже приступила к занятиям.
Угрюмое бородатое лицо Майка просияло,  и  он  протянул  руку,  чтобы  взять
письмо после  того,  как  прочитала  его  Венеция.  Он  даже  причмокнул  от
удовольствия, когда дочитал до конца.
   - Замечательная девчонка!  Сочинение,  которое  она  написала  об  охоте,
потрясло учителей. Я в этом не сомневался. Мейбл сидит  на  лошади  не  хуже
самой Дианы. Все благодаря тому,  что  следовала  моим  советам.  Хоть  я  и
неподвижен, как бревно, но всегда  дам  дельный  совет.  А  она  быстро  все
схватывает.
   - Майк продал своего гунтера и купил для Мейбл  очаровательную  маленькую
кобылку, - добавила Венеция.
   - Вижу, что  моя  крестница  скоро  превратится  в  избалованную  молодую
женщину, - заметил Герман.
   - Она замечательный ребенок, - быстро сказал Майк.
   - Майк теперь занимается декоративным садоводством, - сказала Венеция.  -
Собирается разбить сад и устроить пруд с рыбками среди этих тополей. Он  все
уже обдумал. Мейбл тоже проявляет к этому большой интерес.
   - Я не очень-то смогу копаться в земле, - он сделал попытку рассмеяться.
   - Будешь руководить работой, - заметила Венеция.
   - Нужно чем-то заниматься, - добавил Майк и откинулся на  подушки.  Потом
вдруг нахмурился и посмотрел на голубое небо, усеянное рваными облаками.
   - Не могли бы вы постучать по старым клавишам? - обратился он к  Герману.
- Мне хочется послушать музыку.
   Венеция почувствовала, как краска прилила к ее лицу,  и  она  с  тревогой
посмотрела на Германа. Он улыбался. Если  бы  несколько  месяцев  назад  его
попросили таким образом сыграть что-нибудь, его  бы  всего  передернуло.  Он
поднялся и спокойно сказал:
   - Если вы хотите, я постучу по старым клавишам. Особенно  для  тебя,  мой
дорогой друг.  Мне  всегда  доставляло  удовольствие  играть  на  фортепиано
Венеции.
   Венеция поспешно вошла в гостиную вслед  за  Германом  и  открыла  крышку
"Блютнера".
   - Ты действительно не возражаешь?
   - Я с удовольствием сыграю для тебя и для него, - ответил он, касаясь  ее
руки.
   Герман уселся на табурет и провел своими прекрасными сильными пальцами по
клавишам. Венеция осталась стоять рядом, потом услышала голос Майка, который
звал ее. Она поспешила к нему.
   - Я здесь, дорогой.
   - Мне нужны темные очки.
   - Сейчас принесу.
   - Нет, скажи этой старухе Маргарет, что  они  лежат  у  меня  на  комоде.
Побереги себя, а то у тебя сегодня утомленный вид.
   Венеция, довольная, засмеялась, сама принесла и вручила ему очки.
   Солнечное утро  наполнилось  звуками  музыки.  Даже  Майк,  который  мало
разбирался в музыке, был заворожен.
   - Что он играет? Мне нравится;
   - "Ундину" Равеля.
   - Не знаю такого, но мне нравится, - сказал Майк.
   Венеция, сидя рядом с коляской, взяла руку мужа.
   - Я рада. Мне он тоже нравится.
   - А твой пианист неплохой парень, - добавил Майк.
   Музыка наполнила  Венецию  восторгом.  Интересно,  о  чем  думает  и  что
чувствует Майк? Может быть, его  преследует  тень  бедняжки  Джикс,  которая
когда-то весело носилась рядом с ним на лошади по зеленым просторам?  Бедная
Джикс! Вероятно, он иногда вспоминает ее, но никогда не произносит ее имени.
Кажется, он думает только о том, чтобы Венеция была всегда рядом с ним.
   "Я надкусила плод, и он  был  сладок,  -  подумала  Венеция,  наслаждаясь
музыкой, которая доносилась через открытые окна. - Но  сердцевина  оказалась
горькой. Возможно, так и должно быть."
   Вдруг Майк коснулся ее головы.
   - Господи, у тебя полно седых волос! - воскликнул он,  потрясенный.  -  Я
раньше этого не замечал.
   - Да, знаю, - сказала Венеция, открывая  глаза  и  улыбаясь.  -  Тебе  не
нравится? Майк покачал головой:
   - Нет, нравится. Тебе идет. Герман кончил играть.
   - Это было замечательно! Попроси его  сыграть  что-нибудь  еще.  И  пусть
Маргарет принесет шерри.
   Венеция покорно пошла выполнять его просьбу. Войдя  в,  прохладный  холл,
она остановилась перед зеркалом и дотронулась до своих седых прядей. Но  она
почти не увидела их из-за навернувшихся слез.