Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
Дениз РОБИНС
СЛАДОСТНАЯ ГОРЕЧЬ
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru
Анонс
Ее жизнь на пять долгих лет была лишена какой бы то ни было страсти, и
она с ужасом обнаружила, как ей недостает волнения такого рода. Она пришла к
выводу, что является более примитивной, чем себе представляла, и если этот
яростный и требовательный напор и есть выражение любви Майка, то он ей
нравится, и она готова откликнуться на него...
Это трогательная и щемящая душу история любви взрослой женщины к молодому
вертопраху. На пути их относительно безоблачного романа появляются другие
женщины. В душу умной и страстной леди Венеции Селлингэм закрадывается
сомнение - неужели молодого Майка привлекло в ней только ее несметное
богатство? Неужели слова любви, которые он шептал ей по ночам, маскировали
холодную алчность и голый расчет?
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Венеция Селлингэм проснулась в день своего сорокапятилетия и какое-то
время лежала, не двигаясь. Ей нездоровилось.
Вообще-то у нее ничего не болело. Для своего возраста она оставалась
исключительно здоровой женщиной, и те, кто ее любил, не уставали повторять:
Венеция-чудо.., ей не дашь больше тридцати. Кому бы пришло в голову, что она
вдова и у нее почти взрослая, пятнадцатилетняя дочь.
Но в то утро Венеции пришлось признать тот факт, что, как ни крути, ей
сорок пять и что она мать Мейбл, которая скоро получит аттестат зрелости.
Вся беда заключалась в том, что она не чувствовала себя молодой, хотя и
выглядела молодо.
Накануне она выпила слишком много крепких коктейлей, приготовленных
Майком. Он смешивает их так, что они бьют в голову внезапно, но вначале
пьются превосходно, хочется пить и пить, и нет никаких сил остановиться.
Господи! Что за вечер!
- В честь твоего тридцатипятилетия, дорогая, - сказал он, делая ударение
на слово "тридцать".
Венеция прижала кончики пальцев к векам. Майк проводил вечеринку на
квартире, которую он делил со своим другом и партнером по бизнесу, Тони
Уинтерсом. Лучшая подруга Венеции, Барбара Кин, прибыла, как обычно, позднее
всех. Худая, красивая и невероятно хорошо одетая; с этим несколько голодным
выражением лица, столь типичным для Барбары.
"У Барбары всегда такой вид, словно она вот-вот набросится на
кого-нибудь. Она чуть ли не носом утыкается тебе в лицо, когда с тобой
разговаривает, и постоянно впивается тебе в руку своими длинными
накрашенными ногтями. Ты чувствуешь, что она за чем-то охотится. Если не ты
сам, то что-то ей от тебя нужно. Она самая хищная женщина, которую я
когда-либо знал. Совсем непохожа на тебя, Венеция, дорогая.., ты такая
утонченная и сдержанная.., такая спокойная и замкнутая. Ты ассоциируешься с
чистым ручьем, в котором искрится и переливается прозрачная вода, она - с
мутным стоячим прудом.
Отчасти это было правдой. Барбара отличалась беспокойством, доходящим до
изнеможения, и чрезмерной требовательностью. Она уже сменила двух мужей и
нескольких любовников, хотя была всего лишь на год старше Венеции. Но были в
характере Барбары две черты, перед которыми преклонялась Венеция, - смелость
и трудолюбие. Барбарой нельзя было не восхищаться. Пережив в своей жизни
большую трагедию, она, тем не менее, перед всем миром разыгрывала спектакль
и изображала из себя веселое самодовольное существо, которое может
похвастаться тем, что создало одну из самых процветающих фирм в
косметическом бизнесе. Используя свое сокращенное имя "Бара", она развернула
широкую кампанию по привлечению внимания женщин, нуждавшихся в недорогой
косметике. Продукция "Бары" была известна не только во всей Америке, но
также и в Великобритании. Начав с салона на Бонд-стрит, "Бара" завоевала все
провинции.
Вчера вечером Барбара сказала Венеции:
- Послушай, Венеция, ты кажешься умной женщиной. Ты что? Выжила из ума?
- Нет, - ответила Венеция. - Разве можно считать выжившим из ума того,
кто решил вторично выйти замуж?
Короткий ответ Барбары: "Как-нибудь, когда у меня будет время, я зайду к
тебе и мы все обсудим", - несколько охладил энтузиазм Венеции, но не больше.
Она была слишком счастлива, и от счастья кружилась голова. Наутро, придя
немного в себя, она испытывала чувство огромного облегчения и восторга.
Прошлой ночью они с Майком объявили о своей помолвке. Все в битком набитой
квартире бросились к ним с бокалами шампанского и криками "Поздравляю! Как
замечательно, Венеция, дорогая! Отлично, Майк! О, что за новость!" и так
далее и тому подобное.
Венеция упивалась гордостью за Майка, сжимавшего ее руку, невольно
сравнивая его с другими мужчинами, собравшимися на вечеринку. От него
невозможно было оторвать глаз: не очень высокий, но с узкими бедрами и
широкими плечами, ладно скроенный и пышущий здоровьем. Он походил на
человека, проводящего много времени на открытом воздухе, что так и было.
Помешанный на лошадях, он ездил прекрасно. Его квартира была забита
всевозможными трофеями. Каких только призов Майк не завоевал на
соревнованиях по стипл-чезу, конкурсу и на выставках лошадей! Он являлся
членом конноспортивного общества и был на короткой ноге со всеми охотниками
на лошадях. Конец недели он проводил в своем старом доме - прекрасной
усадьбе времен королевы Анны вблизи Льюиса. Его именье раскинулось на
площади в двадцать пять акров, включая ферму, на которую у Майка, к
сожалению, не хватало денег, чтобы поддерживать ее в должном порядке. Многие
постройки нуждались в срочном ремонте; крыша на конюшне протекала. У Майка
была только одна лошадь, а ему требовалось две. Денег хронически не хватало
с тех пор, как перед войной умерла его мать. На плечах Майка еще лежала
забота об отце, страдающем артритом. Венеция не могла не догадываться, что
люди станут поговаривать, будто бы Майк женится на ней из-за денег, которые
бедный Джефри оставил ей. Джефри не было необходимости обеспечивать будущее
своей маленькой дочери, поскольку Мейбл унаследует состояние своего деда.
Леди Селлингэм (в девичестве мисс Оккалтон) располагала собственными
деньгами, доставшимися ей от старого Томаса Оккалтона. Он основал
сталеплавильный завод, который сегодня платил своим держателям по пятидесяти
центов за акцию. А старая леди Селлингэм обладала двумя третями всех акций
фирмы. В один прекрасный день все они достанутся Мейбл: часть в день, когда
ей исполнится двадцать один год, остальное - после смерти бабушки.
Предположим, размышляла Венеция, Майку действительно нужны ее деньги. А
почему бы и нет? Почему не быть разумной и признать тот факт, что сейчас он
испытывает нужду в деньгах? По его собственному признанию, у него было полно
интрижек, но он не "мог позволить себе жениться". Она, Венеция, могла бы
помочь ему обзавестись всем необходимым. Она с радостью сделает это, и,
кроме того, Мейбл будет в восторге от отчима, который умеет так хорошо
скакать верхом. Она тоже обожает лошадей.
Венеция и Майк влюбились друг в друга на охотничьем балу, устроенном в
прошлое Рождество. Она отправилась на бал вместе с кузеном Джефри Диком.
Никогда прежде Венеция не присутствовала на охотничьем балу. Она старалась
избегать таких развлечений. По правде говоря, ей не нравилась публика,
собиравшаяся там.
Ей не по душе были все эти занятия, требовавшие больших физических
усилий. Она происходила из семьи музыкантов, которые жили тихо, поглощенные
своим искусством. Она вышла замуж за любимого человека вскоре после того,
как ей исполнилось двадцать три. Джефри в то время являлся младшим партнером
в одной издательской фирме, выпускавшей учебники и технические руководства.
Это был милый и мечтательный человек, который на второй мировой войне
лишился левой руки под Каном. Хорошо еще, что у него были деньги, иначе он
намучился бы в жизни, Венеция любила его преданно и глубоко, так же, как и
он ее. Их брак был идеален, и через несколько лет у них родилась дочь, когда
Венеция уже начала подумывать, что она лишена радостей материнства. Бог
послал ей не только идеального мужа, но и замечательную свекровь. Появление
маленькой Мейбл, названной так в честь матери Джефри, довершило их счастье.
Однако их союз был слишком гармоничным, с горечью потом говорила себе
Венеция - ничто, как бы прекрасно оно ни было, не может продолжаться вечно,
и внезапно, когда Мейбл исполнилось девять лет, все было кончено.
Разыгралась одна из тех ужасных трагедий, которые, на первый взгляд, кажутся
лишенными смысла или значения.
Это произошло, когда Мейбл находилась в школе-интернате, и они с Джефри
впервые решили провести долгие каникулы без обожаемого чада, отправившись в
Италию. Джефри очень хотелось побывать в Риме.
Спустя неделю его сразила инфекция, оказавшаяся смертельной. И по сей
день никто не знает, что же случилось. И по сей день Венеция старается не
вспоминать весь ужас, выпавший на ее долю. В особенности тот вечер, когда у
Джефри закололо в животе. Поспешно вызванный врач не смог установить
диагноз, и после отчаянного разговора по телефону с матерью Джефри Венеция
на самолете вывезла мужа обратно в Лондон и поместила в клинику. Он умер
через несколько дней. Для Венеции это испытание оказалось ужасным. До сих
пор, живя с мужем, она не знала никаких тревог и забот, ни о чем особенно не
беспокоясь.
С замиранием сердца она следила за тем, как ее красивый и находящийся под
тщательным медицинским наблюдением Джефри превращается в исхудалого старика
с впавшими глазами и перекошенным ртом. Испытывая страшную боль, он тем не
менее не жаловался: только держался за ее руку и просил быть рядом.
Его сердце отказало до того, как врачи успели провести необходимые
патологические исследования: лабораторные анализы, тесты, инъекции.
Оказалось, что он страдал сердечной недостаточностью. Итак, он умер, оставив
ее с Мейбл вдвоем. И Венеция тогда подумала, как Бог может быть таким
жестоким.., столь жадным до человеческой жизни, что Он забирает мужчину
тридцати семи лет, который имел все, что только можно иметь на земле. Для
его матери это было жестоким ударом, так как леди Селлингэм недавно
похоронила мужа. Но старая женщина проявила большое мужество, приходящее
только с годами и опытом. Она, молившаяся на сына, помогла Венеции пережить
первые горькие месяцы потери и одиночества.
- У тебя есть маленькая дочь.., вылитый Джеф. Она будет служить тебе
утешением, - говорила леди Селлингэм, успокаивая рыдающую Венецию.
Мейбл была очаровательным ребенком с мечтательными серыми глазами Джефри
и пепельными волосами матери. Какое-то время мать с дочерью оставались в
уютном коттедже, выходящем фасадом на Ричмонд-парк, куда мать Джефри
переехала после смерти отца, продав старый дом. Это был залитый солнцем
небольшой дом, полный антиквариата и книг, которые любил Джефри. Целый год
Венеция не открывала свой собственный дом, где они жили вместе с Джефри.
Этот элегантный дом располагался в тупике вблизи Кенсингтон-гарденс. Джефри
особенно любил Кенсингтон-гарденс, и Венеция часто вспоминала то счастливое
время, когда они все втроем ходили в большой парк, и маленькая Мейбл пускала
кораблики или кормила уток, плавающих по озеру. Однажды, когда он отойдет от
дел, любил говорить Джефри, они купят дом в деревенской глуши и уединятся от
всего мира. Но в первые годы их совместной жизни им обоим нравился белый
домик с желтыми дверями и окнами с видом на Альберт Холл. Джефри сам отбирал
украшения и помогал Венеции приобретать мебель. После его смерти у нее не
хватило сил оставить дом. Пережив первоначальный шок, Венеция находила
утешение, оставаясь среди его вещей и представляя себе порой, что видит
мужа, неторопливо двигающегося по комнате.., родного и до боли знакомого
человека с пустым рукавом, пришпиленным к груди, и обнимающим правой рукой
ее и ребенка.
Воспоминание об этой любви помогало Венеции выстоять в первые два-три
года после его смерти. В конце концов она свыклась с мыслью, что его с ней
больше нет, и смогла сделать то, что считала правильным делом, - опять
направила Мейбл в интернат. Не из-за эгоистических соображений, будто бы
она, мать, будет теперь свободно распоряжаться своим временем, а потому, что
пришла к убеждению, что, держа своего единственного ребенка взаперти дома,
она оказывает ему плохую услугу. Мейбл унаследовала от отца тягу к знаниям.
Ей нравились занятия в школе, и каникулы превращались в настоящий праздник,
когда мать и дочь воссоединялись вновь после долгой разлуки.
Многие мужчины хотели жениться на вдове Джефри Селлингэма. Красивая
сорокалетняя женщина с деньгами - лакомый кусочек. Венеция была
по-настоящему мила, ее светлых волос лишь едва коснулась седина, а тело
оставалось сильным и гибким. Ровный овал ее лица, прекрасные темно-карие
глаза, посаженные чуть раскосо, очаровывали людей. Она одевалась со вкусом,
была хорошей хозяйкой и умела поддержать разговор. Не обладая высокой
техникой, она очаровательно пела и играла на фортепьяно. Ее друзья всегда
говорили Венеции, что без нее компания не компания. И она часто принимала
друзей у себя...
Венеция продолжала лежать в постели, вспоминая и размышляя, в это утро
дня своего рождения. И впервые в своей жизни она неохотно признала тот факт,
что ей минуло сорок четыре года.
До встречи с Майком она особо не задумывалась о том, как быстро летит
время. Подобно любой красивой женщине она пыталась сохранить иллюзию
молодости и красоты, насколько это в ее силах, но понятие "старения" не
волновало ее, даже когда вокруг глаз начали собираться тонкие морщинки,
когда живот стал не таким упругим и талия немножко увеличилась, и, глядя на
себя в зеркало, она больше не могла назвать себя молодой. Теперь она могла
бы воскликнуть вместе с французами: "Сорок - старый возраст молодости, а
пятьдесят - молодость старого возраста".
Пятьдесят! Венеция смущенно поежилась, придя к выводу, что через пять лет
она достигнет полувекового рубежа. А Майку не будет и сорока. В сорок лет
мужчина находится в самом расцвете.
Она вспомнила, когда впервые увидела Майка в красном камзоле, легко и
красиво танцующим с девушкой, объектом его увлечения в то время.
"Знаешь, как это бывает, - позднее он объяснил Венеции. - Приходится
говорить женщине комплименты, целовать ее и дарить орхидеи. Лично я завожу
романы для самообороны. Это позволяет отваживать тех женщин, которыми не
хочешь увлекаться!"
Типично для Майка с его колоссальным эгоизмом. В этом красном камзоле он
выглядел неотразимым: сильно загорелая шея на фоне белого широкого галстука,
голубые глаза на загорелом лице и узковатые смеющиеся губы. Майк постоянно
смеялся. Самым обворожительным его свойством было желание смеяться и шутить.
Одновременно он умел казаться милым и дружелюбным, и эта ребяческая сторона
в характере Майка тронула сердце Венеции. Это был человек без семейных уз,
если не считать прикованного к кровати отца, служившего, как и Майк,
когда-то на фондовой бирже. Майк, насколько могла судить Венеция, не
сколотил состояния в качестве маклера, равно как и его партнер, Тони
Уинтерс, с которым он делил квартиру. Молодым людям, судя по всему, жилось
несладко. Как бы там ни было, но Майк ухитрялся охотиться и летом отдыхать
на юге Франции.
С того самого момента, когда он впервые заключил Венецию в свои объятия,
она уступила его продолжительному поцелую с такой страстью, что пленила
Майка.
"Ты очень возбуждаешь, Венеция, - сказал он ей. - Ты не притворяешься. В
тебе нет и следа кокетства, моя дорогая. Ты хочешь меня так же, как и я
тебя.., разве не так?"
Ее ответом было "да".
В это утро она отчетливо припомнила все, что произошло в тот вечер.
Глава 2
Майк заехал к Венеции на коктейль, чтобы потом поехать с ней на шоу. Они
были знакомы уже около месяца, и она часто видела его последнее время. Она
знала, что он восхищается ею. До сих пор они не занимались любовью, но она
не могла не чувствовать его возрастающую страсть.
Вначале она испугалась: разница в их возрасте не могла не пугать ее.
Венеция много размышляла по этому поводу. Но все мысли унеслись подобно
осенним листьям, подхваченным сильным ветром и разметавшим их в разные
стороны, едва она обнаружила, что любит его.
В тот вечер, решивший ее судьбу, она надела новую серую мини-юбку и
бледно-серую бархатную блузку с открытыми плечами, открывавшую бюст, которым
она по праву гордилась. Ее грудь была упругая как у девушки. Единственное
украшение - присланные Майком розовые орхидеи - она прикрепила к поясу.
Майк, быстро оглядев ее и не прибегая по обыкновению к шуткам, произнес
хриплым голосом:
- Господи, ты красивая женщина, Венеция.., тебе никто в подметки не
годится!
Она величественно склонила голову, принимая его комплимент, и сделала это
так естественно, что он не мог не восхититься.
- Но у других есть то, чем я не обладаю, - заметила она с улыбкой.
- Что же?
- Молодость, - сказала она без зависти, преподнося это, как неоспоримый
факт.
Но ей было приятно, что он назвал ее красивой. Утром в салоне "Бары" на
Бонд-стрит ее уговорили добавить больше синевы в краску для волос, от чего
они только выиграли, приобретая дымчатый цвет с бледно-золотистым оттенком.
Она всегда зачесывала свои длинные прямые волосы назад, собирая их в локоны
на шее.
- Когда мы должны быть на шоу? - спросила она Майка, бросая голубое
норковое боа на стул и вынимая сигарету.
В этот момент Майк двумя шагами пересек комнату, взял ее за руки и, глядя
серьезно (таким она его еще никогда не видела), произнес:
- Ты меня сводишь с ума, Венеция.., я больше не могу...
На миг она замерла, потом удивленно подняла на него глаза:
- Майк.., о чем ты?
- Ты должна знать, что я страшно люблю тебя, - прошептал он.
По тому, как замерло сердце и начали дрожать колени она поняла, что
совсем небезразлична к его страсти.., наоборот.
- Не лучше ли нам выпить, дорогой? - спросила она, стараясь не терять
голову.
Потом у Венеции уже не было никакой возможности разбираться в своих
эмоциях. Она очутилась в объятиях Майка, и он принялся жадно целовать ее, и
она ответила ему тем же, обвив его шею руками. Их страстный обмен поцелуями
продолжался долго и ненасытно. От Майка, искушенного любовника, не так-то
легко было отделаться. Ничего подобного Венеция никогда прежде не
испытывала. Джефри был любовником иного рода.., более мягким.., более
заботливым. Даже в наивысшие моменты страсти он целиком не терял
самообладания. Он считался с ее чувствами, стараясь.., порой слишком
стараясь не задеть их. В его объятиях она находила блаженство и
удовлетворение. Его благородство и идеализм казались ей уместными и
восхитительными. И только теперь, попав в руки Майка, она узнала, что может
испытывать женщина.
Ее жизнь на пять долгих лет была лишена какой бы то ни было страсти, и
она с ужасом обнаружила, как недостает ей волнения такого рода. Она пришла к
выводу, что является более примитивной, чем себе представляла, и если этот
яростный и требовательный напор и есть выражение любви Майка, то он ей
нравится, и она готова откликнуться на него. Прижимаясь к нему, она ощущала,
как все накопившее на душе выходит наружу, и от этого