Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
читана на двоих.
- И моя Венеция, - проговорил он, целуя ее в щеку, - не выдержит часовую
болтовню о лошадях.
Он пошел, насвистывая, в ванную. Венеция надела кольца, подошла к окну и
посмотрела на залитые солнцем кроны зреющих яблонь. Через два месяца яблоки
нальются соком, их превратят в сидр или кальвадос, к которому Венеция
пристрастилась в последнее время, хотя предпочитала обычный коньяк.
Нормандия ей полюбилась. На этом модном курорте она была впервые. Ей было
приятно бродить по затененным улочкам среди буйства цветов. Майк здесь бывал
раньше; это место приводило его в неописуемый восторг. Венеция со временем
обнаружила, что у ее мужа двойственный характер. Он наполовину любитель
спорта, наполовину - лондонский бездельник. Признаков того, что он рвется к
работе, гордится своей фондовой биржей она почти не замечала. Такое
заключение немного огорчило Венецию. Джефри любил свою работу. Но он был
издателем, всегда интересовался книгами и, бывало, говорил, что независимо
от того, сколько у него денег, ему всегда хочется что-то делать. Он часто
подчеркивал, что не создан для праздной жизни.
Венеция вздрогнула, как от удара. Самое последнее дело - сравнивать двух
мужей. Да и как их сравнивать?
Взять хотя бы машину.., они с Джефри отдавали предпочтение закрытой
машине, в которой было бы достаточно просторно и она могла вместить его
мать, а позднее и их дочурку. Когда Венеция спросила Майка, какую машину ему
хочется, он назвал спортивную "лагонду", сказав, что всегда мечтал о ней, но
не мог себе позволить. Когда она предложила что-нибудь просторнее, имея в
виду Мейбл, он усмехнулся и заявил:
- Только не семейную машину, дорогая. Пожалуйста!
И она позволила Майку выбрать спортивную машину. В принципе в "лагонде"
имелось крошечное заднее сидение, куда могла бы втиснуться Мейбл, и Венеция
была вынуждена согласиться.
Перед тем, как выйти из спальни, Венеция обняла мужа и сказала:
- Ты отдаешь себе отчет, дорогой, что в первый раз мы разлучаемся на три
часа с момента нашей свадьбы? К завтраку ты наверняка не успеешь вернуться.
Майк, неотразимый в открытой спортивной рубашке и сером фланелевом
костюме, тоже обнял ее. При желании он мог сказать нужные слова в нужный
момент, И потом его отличала пылкость, не знавшая границ. Однако он склонен
был проявлять нервозность в те моменты, когда на Венецию находили приступы
избыточной нежности. Скорее всего, рассуждал он, все дело в возрасте;
Венеция очень сентиментальна, не то, что девушки вроде Джикс, проявляющие
свой энтузиазм только в постели. Этим они и нравились Майку, а к жизни с
сентиментальной женщиной придется привыкать. Венеция же настолько его
привлекала, что он нежно поцеловал ее, заверив, что вернется как можно
скорее, на что она игриво заметила, что если дело только в ней, то не
следует торопиться.
Майк на прощание взмахнул рукой и улыбнулся. Когда "лагонда" скрылась в
облаке пыли, она подумала:
- Какой он в душе еще мальчик! Я должна оставаться молодой рядом с ним.
Утро протекало быстро в разных заботах. Она ответила всем, благодаря за
свадебные подарки, но с особенным удовольствием она отправила открытку
Барбаре:
"Мы чудесно проводим медовый месяц. Майк - замечательный супруг. Вы все
ошибались, дорогая!".
Она также написала Герману, что очень счастлива.
Но не подсказывает ли ей внутренний голос, что слишком рано делать
какие-либо выводы?
Возможно, возможно, но она постаралась побыстрее заглушить голос
благоразумия.
После завтрака на террасе красивого и элегантного ресторана она поднялась
к себе в номер, опустила жалюзи и легла. Проснувшись в половине пятого, она
обнаружила, что Майка еще нет, и это обстоятельство ее раздосадовало.
Наверное, он задержался на Ривьере, решила она. Несомненно, этот
виконт.., как его там.., очень радушно встретил гостей. А Майка не надо
долго уговаривать, чтобы проехаться на отличной лошади, подумала Венеция. С
другой стороны, его нет уже более пяти часов. Сколько времени , прошло!
Она отправилась по магазинам и с час разглядывала милые вещицы, которые
хотела бы купить Мейбл, но не могла себе этого позволить из-за отсутствия
проклятых франков, и довольствовалась браслетом из разноцветного стекла,
вполне приличным для молодежной вечеринки.
Возвращаясь в отель, Венеция была совершенно уверена, что найдет
"лагонду" припаркованной перед главным входом "Норманди", но, к своему
удивлению, не увидела ее там. Впервые она по-настоящему забеспокоилась. И
дело не в том, что Майк задерживался, а вдруг с ним что-то случилось? Он
ведь ездит как сумасшедший. Под тонким слоем румян ее лицо побледнело. Она
спросила в регистратуре, не было ли ей звонков, и в ответ услышала
лаконичное "нет, мадам".
В вестибюлях было полно народу. Одни выходили из здания, чтобы побыть на
ярком солнце, другие возвращались после купания с веселыми лицами. Одна
Венеция сидела, как на иголках, объятая смутной тревогой. Затем она снова
поднялась к себе в номер, бросила взгляд на пиджак, висящий на спинке стула,
и новую коробку с гаванскими сигарами, лежащую на столе, которую Майк выбрал
вчера. Венеция закрыла глаза и подумала:
"Если что-то случилось с Майком, я умру".
В шесть вечера она была уверена, что он попал в аварию. Спустившись в
фойе, Венеция принялась излагать портье свои опасения. Не считает ли он, что
ее муж угодил в автомобильную катастрофу? Не известно ли ему что-нибудь об
этом? Свяжется ли полиция с отелем? Как они узнают, где остановился месье?
Любезный француз пытался успокоить ее. Ему ничего не известно об аварии,
нет. Какая авария? Просто месье задержали, вот и все. Или машина сломалась и
пришлось ее ремонтировать. Венеция не стала его слушать и ушла. С какой
стати могла сломаться совершенно новая машина? Она попыталась рассердиться и
заставить себя поверить в беспечность Майка. Развлекается и не удосужился
даже позвонить.
Она нервно разделась и легла в горячую душистую ванну, гоня от себя
страхи и сомнения, роившиеся, подобно летучим мышам, в ее голове.
"Не паникуй, Венеция, - твердила она себе. - Ты же сама ненавидишь
психопаток".
Час спустя, когда надо было идти на обед, а она сидела на краю кровати и
нервно курила, дверь неожиданно распахнулась и вошел Майк.
Она поднялась, гася недокуренную сигарету в пепельнице на ночном столике
и дрожа всем телом. Нервы ее были натянуты как струны. Взглянув на мужа ее
первым желанием было броситься ему на грудь и воскликнуть "Слава Богу! Ты
жив!", но злость взяла вверх, и она процедила сквозь стиснутые зубы:
- Как ты смел меня так пугать! Как ты смел! Майк закрыл дверь и
прислонился к ней спиной. Его загорелое лицо раскраснелось, а глаза налились
кровью.
- Венеция, малышка, я страшно виноват, - начал он. - Я понимаю, что
поздно, но клянусь тебе, я не имел понятия, который час, пока не вернулся в
отель.
Она чуть было не задохнулась от негодования.
- Тебя не было без малого восемь часов, - ледяным тоном произнесла она. -
Практически целый день.
Майк почесал в затылке и засмеялся. Это был смех с оттенком нервозности.
Он внимательно посмотрел на нее и заметил, что она бледна и рассержена не на
шутку. Никогда прежде он не видел, чтобы эти мягкие и чуть раскосые глаза
были такими сердитыми.
- О, Боже! - промямлил он. - Кажется, я наломал дров, черт меня побери.
Он напомнил школьника, прогулявшего уроки, перед распекающей матерью, и
сердце Венеции быстро оттаяло. Она не хотела принимать его таким. Он был..,
нет, не пьяным.., это было бы сильным преувеличением, но от него пахло
алкоголем.
- Даже не знаю, то ли я так разгорячился, то ли в комнате жарко, - смеясь
продолжал он, сбрасывая пиджак.
Майк подошел к окну и остановился, жадно вдыхая прохладный воздух.
Венеция с испугом уставилась на его спину. Меньше всего ей хотелось
выступать в роли подозрительной, сварливой жены.
Если Майку захотелось провести весь день с друзьями, она не имеет права
критиковать его, даже если у них медовый месяц. Взяв себя в руки, она на
удивление мягким ровным голосом сказала:
- Я не хотела набрасываться на тебя. Просто я перенервничала, видя, что
ты не возвращаешься, и все боялась, что ты попал в аварию. Ты ездишь так
быстро.
Мгновенно лоб его разгладился. Он не мог совладать с разгневанной
Венецией. Такой он ее еще не видел и поэтому не знал, как быть. Она всегда
была мягкой и нежной с ним. Он медленно приблизился к Венеции, взял ее
правую руку и робко поцеловал:
- Венеция, прелесть моя, у меня нет слов для извинений. Я поступил
ужасно. Мне следовало бы позвонить. Мне и в голову не пришло, что ты можешь
подумать, будто я разбился. Понимаешь, дело в том, что Жан.., то есть этот
виконт.., убедил нас с Рендом Саттоном прогуляться с ним после завтрака. Мы
смотрели его конюшню, и потом он настоял на том, чтобы мы поехали в одно
местечко.., милях в двадцати.., к его приятелю, тренеру. Я закрутился и
забыл позвонить. То есть, я, конечно, собирался.., но, знаешь, таких
превосходных лошадей я еще не видел. Жан собирается выставить одну на
национальных скачках...
И он принялся вдохновенно говорить на любимую тему, продолжая сжимать
руку Венеции и стараясь не глядеть ей в глаза. От него дурно пахло, и
Венеция резко отвернула голову, когда он попытался поцеловать ее.
- Я прекрасно тебя понимаю, - сказала она.
- Не надо больше никаких объяснений. Я рада, что ты хорошо провел время.
Да, я переживала за тебя, признаюсь, но это было глупо с моей стороны. Я
уверена, что тебе было очень хорошо. Вы повеселились от души.
- Дорогая, ты все еще сердишься.
- Ничуть, - сказала она, стоя к нему спиной.
- Я думаю, что тебе следует пойти принять ванну и переодеться. Скоро
восемь.
- Я быстро.., обещаю.
Майк стянул рубашку, обнажив свое сильное и мускулистое тело с темными
вьющимися волосами на груди, но Венеции сейчас не хотелось смотреть на него.
Она чувствовала к нему неприязнь. Он эгоист, совершенно не думает о других.
Настоящий самец, лишенный такта и деликатности. Она с ужасом поняла, что
готова расплакаться, и отрывисто сказала:
- Я спускаюсь вниз, если ты не возражаешь. Возьму себе джина, а то ты
намного опередил меня.
- Ты сердишься...
- Из-за того, что ты веселился - нет, уверяю тебя. Лично мне свободное
утро доставило удовольствие, но ты хотя бы мог сообщить, что задерживаешься.
Она тут же пожалела о сказанном. Вот, пожалуйста, она превратилась в ту,
кого всегда презирала - в сварливую жену. Но было что-то унизительное в том,
что за весь день он, наверное, не вспоминал о ней. Это в последний день их
медового месяца!
Майк решил, что если Венеция будет продолжать злиться на него, он тоже
проявит характер. Он не боится ее.., черт возьми, он не боится ни одной
женщины, даже Венеции. Мысли в голове Майка путались от чрезмерного
количества коктейлей, выпитых с этим американцем, Рендольфом Саттоном. Они
заскочили в довольно любопытный бар по дороге из Довиля, и он подсел к
исключительно привлекательной француженке, знакомой Саттона, которую Саттон
называл "цыпленком", с рыжими кудрями и соблазнительными ногами. Что за
ноги! Она не раз демонстрировала их, а потом спросила, не занят ли он
сегодня вечером. Конечно, он ответил ей, что занят.
"Я женатый человек", добавил он, смеясь.
"Очень жаль", хихикнула она, и ее огромные глаза под тяжелыми черными
ресницами озорно вспыхнули. Ренд Саттон остался с ней. Ничего не поделаешь.
Ну конечно, он хотел побыстрее вернуться к Венеции. Он мог бы сказать ей
совершенно искренне, что ни о чем не жалеет и ему не понятен этот холодный
прием.
- Проклятье, я же извинился за опоздание, Венеция, - бросил он в сердцах.
Не говоря ни слова, она направилась к двери. Тогда он снова сменил
тактику, встав на ее пути и обнял за Талию. Венеция в строгом шифоном платье
с открытыми плечами, с жемчужным ожерельем с оправой из витого золота,
исполненная изящества и печали, больше не раздражала его. Во всем виноват
только он один, принялся горячо оправдываться Майк. Дело не в том, что он ее
не любит, об этом не может быть и речи, просто выдался какой-то безумный
день, а потом, и он признает это, было выпито слишком много. Эти американцы
просто глушат джин и пришлось, дабы не прослыть слабаком, поддержать марку.
- Я в самом деле огорчен, если расстроил тебя, дорогая, - заключил он, и
его небесно-голубые глаза с мольбой взглянули на нее. - Перестань,
пожалуйста, сердиться, останься со мной и скажи, что я прощен.
Прошло несколько секунд, она сдалась перед этим умоляющим взглядом,
очутившись в его объятиях и прижимаясь холодной, надушенной щекой к его
загорелой щеке. Алкоголь и долгие часы ожидания были прощены. Она снова
любила его.
- Я злая ведьма. Прости меня, милый, - сказала она, сцепляя тонкие пальцы
на его голове и привлекая к себе.
Теперь его страсть принадлежала ей и только ей одной. Ему стало стыдно:
как только он мог подумать, что этот французский "цыпленок" симпатичен?
Просто это был животный инстинкт. Но истинная его любовь здесь, с этой
спокойной, золотоволосой женщиной, такой нежной и обожаемой.
***
Между поцелуями он, не переставая, молил о прощении, и в конце концов
Венеция убедилась, что он поступил, как бездумный мальчишка, не желавший
причинить серьезного вреда. Его страсть передалась ей. Лицо ее приобрело
прежний румянец, глаза засветились. Она снова была счастлива.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Утром, в конце первой недели декабря, Венеция сидела за письменным столом
из орехового дерева и разбирала накопившиеся счета и расписки. Эту небольшую
комнату с окнами, выходящими в сад, она выбрала для кабинета Майка. Майк,
правда, почти не бывал в ней, но Венеция распорядилась поставить в ней
книжные шкафы, и теперь они были заполнены ее книгами и книгами Джефри. Она
хранила прекрасно подобранную коллекцию классики и первых изданий
современной прозы для Мейбл.
Подобно остальным комнатам в поместье Бернт-Эш эта комната несла печать
ее безукоризненного вкуса. В течение всего лета Венеция работала, не
покладая рук, чтобы придать запущенному дому Майка подобающий вид. Друзья ее
мужа, снова появившиеся после долгого отсутствия, в один голос заявляли, что
они не узнают старую "развалину". Такая работа доставляла Венеции истинное
наслаждение в первые месяцы замужества. Она забросила остальные дела в
городе и приезжала сюда каждый день, чтобы следить за ходом работ.
После удаления краски обнажилась старинная панельная обшивка. Симпатичные
обои с геометрическим рисунком и занавеси в тон им заменили прежние
безвкусные шторы. Кое-какая антикварная мебель была перевезена из городского
дома Венеции, от которого она избавилась, несмотря на намеки Майка, что он
еще может "пригодиться". Содержать два дома было бы ей не под силу, если она
собралась привести в порядок имение Майка, в особенности, если она
предпочитает жить за городом, проводя там всю зиму. Позднее, если
потребуется, они могли бы подыскать маленькую квартиру в городе. Майку
ничего другого не оставалось, как согласиться с этим разумным предложением.
Майк соглашался со многим, подумала Венеция, принимаясь за тяжелую задачу
по разбору огромного количества писем, большей частью нераспечатанных и
небрежно брошенных в ящики стола. Она обнаружила, что, как правило, он редко
открывал письма со счетами, да и платил по ним только после того, как
получал уведомление от адвоката.
"Подождут", - было его девизом. Это никак не устраивало Венецию. Она
ненавидела счета, и ей была неприятна мысль, что долги будут висеть над ее
головой. Не можешь себе, позволить - не покупай. Таков был образ жизни
Джефри и его матери.
Венеция не раз ловила себя на мысли, что не может не сравнивать двух
мужчин. Она даже пугалась, что такие сравнения слишком часто приходят ей в
голову.
Она принялась раскладывать перед собой счета. Довольно много от портных
Майка.., в основном они касались его охотничьего снаряжения. Красный камзол
- 65 фунтов, белые бриджи - 20 фунтов, охотничьи сапоги - 30 фунтов... Все
очень дорого, но эти счета не очень шокировали Венецию, так как она сама
получала их из многочисленных модных ателье. Однако по своим она платила.
Всегда. Она продолжила сортировать счета. Вот от "Хэррота", безумно дорого
за шелковое нижнее белье для мистера Майка Прайса. Затем стали попадаться
более мелкие: за фураж для лошадей, ремонт коттеджа Беннетта и так далее, и
тому подобное.
Выйдя замуж за молодого и обворожительного мужчину, Венеция много узнала
о нем. К примеру, его любезность порой бывает раздражающей. Чтобы она ни
предлагала, он всегда поднимает руку и говорит:
- Как тебе хочется, моя сладкая.
Он редко обсуждал с ней хозяйственные дела, если только они не касались
его расходов, предоставляя Венеции самой решать, как быть. С первым мужем
было все совершенно иначе: Джефри заботился о ней, и ведение хозяйства
лежало на нем. Несмотря на то, что у нее были собственные деньги, Джефри
обычно занимался финансовой стороной, говоря, что это обязанность мужчины.
Майк же все обязанности сваливал на нее, так же легко, как он делал это,
когда швырял чек на прилавок в магазине, если не мог позволить себе купить
что-то за наличные.
Когда обстоятельства прижимали, он улыбался своей самой чарующей улыбкой
и говорил :
- Урегулируй это, свет моей души. В конце квартала придут деньги, и тогда
я рассчитаюсь с тобой.
Она охотно платила, довольная тем, что доставляет ему приятное. Чтобы она
ни делала для Майка, он всегда благодарил ее, и потом как приятно, когда
тебя целуют и говорят тебе, что ты самая щедрая в мире женщина, что "все эти
вещицы просто потрясные". "Потрясно" было любимым словом Майка. Жизнь
потрясна. Она тоже. Все вокруг потрясно. Она начала осознавать, что система
его оценок не отличается большим разнообразием.
Если что-то не относилось к разряду "потрясных" вещей, то получало ярлык
"чертовских". Полумер Майк не знал.
Венеция не всегда легко понимала или разделяла взгляды мужа. Продолжая
потакать ему (хотя не раз давала себе обещание, что прекратит делать это),
она отдавала себе отчет в том, что тем самым портит супруга. Если он чего-то
хотел, то хотел безумно. Она с удовольствием дарила ему подарки, радуясь
тому, как он бурно реагирует на них.
Шесть месяцев, проведенные & Майком, показали ей, какой это скрытный и
осторожный человек.
После того, как миновал медовый месяц и они зажили нормальной супружеской
жизнью, близкое общение с Майком помогло ей выявить в характере мужа
тенденцию отодвинуть ее на задний план. Он признавал, что вожжи держит она,
но давал понять, что готов в любую минуту закусить удила и понести.
Ощущение, конечно, не из приятных и заставляло ее вспомнить о своих годах. В
этом заключалась основная проблема: всякий раз, когда она не соглашалась с
ним или высказывала свое мнение слишком осторожно, он давал ей понять, что
между ними лежит пропасть в двенадцать лет. И если в первое время она не
замечала этого, охваченная страстью, то потом сделала для себя однозначный
вывод: он так и не повзрослел. Временами его незрелость доходила до абсурда.
Биржевой маклер, владелец имения в Б