кажи что-нибудь! Хоть что-нибудь!
     Каллум заговорил. Голос его звучал тише обычного, был каким-то.., убитым.
     - Что сказать? Ты ведь уже записалась на аборт, словно на прием к зубному врачу, и теперь еще хочешь, чтобы я высказался на этот счет?
     - Да, - испуганно прошептала она.
     - Ты объявила о том, что собираешься убить нашего ребенка.
     - Он в нерешительности замолчал. - Надеюсь, что это мой ребенок...
     - Подонок!
     - Ага, конечно, теперь я злодей. Ты решила убить нашего ребенка, даже не посоветовавшись со мной, и...
     Боже милосердный, женщина! Что я должен чувствовать? Господи, Анна! Наверное, не только Жанна, а вся твоя проклятая контора узнала об этом раньше меня - разве нет?
     - Но нужно же мне было с кем-то поговорить...
     - Так говори со мной, ради Бога! Говори со мной Он опустился на софу рядом. Анна старалась не смотреть на него - не хотела видеть боль в его глазах Нельзя позволять себе думать о том, как сильно она его любит.
     - Сейчас не время, Каллум. Мы знакомы только три месяца. Ребенок все испортит, разве ты не понимаешь? Это так,., непрактично. И потом журнал...
     - О, конечно, главное - не забыть о журнале! - саркастически хмыкнул он. Голос Каллума звучал уже громче. Он встал и принялся расхаживать по комнате. - Разве можно, чтобы такая ничтожная вещь, как ребенок, повредила твоему драгоценному журналу?! Ну да, конечно, лучше всего его убить. Пусть бедный маленький ублюдок никогда так и не увидит свою мамочку!
     - Каллум! Пожалуйста.., не надо... - Боль была невыносимой. Анна дрожала, слезы лились по ее щекам, но О'Нил на нее даже не смотрел. Он весь ушел в себя, не замечая ничего вокруг.
     - Что не надо? Не надо говорить тебе правду? Нет уж, я скажу все начистоту. Если ты это сделаешь, то совершишь убийство. Убьешь нашего ребенка. - Он замер и гневно сверкнул глазами. - Это ты понимаешь?
     Анна уткнулась лицом в колени.
     - Анна! - уже спокойнее и мягче позвал он. - Ты меня любишь?
     - Да, - шепотом ответила она.
     - Тогда не делай этого. Если ты меня любишь, не делай эту.., эту ужасную вещь.
     - Если ты меня любишь, не проси меня об этом.
     Глядя на Каллума полными слез глазами, Анна страстно желала, чтобы он обнял ее, утешил, сказал, что любит и хочет ребенка, что он понимает, почему она должна так поступить.
     Но по лицу Каллума она видела, что боль слишком остра, а любовь слишком хрупка, и потому на понимание с его стороны можно только надеяться - когда-нибудь в будущем. Не говоря ни слова, он повернулся и прошел в спальню. Через несколько минут он выскочил оттуда - уже в тенниске, джинсах и туфлях, пиджак переброшен через плечо.
     - Каллум! - рыдая, крикнула Анна, но он, даже не взглянув на нее, решительно направился к двери. - Каллум! Пожалуйста! - Но дверь за ним уже захлопнулась.
     Анна ехала с Жанной на такси, склонив голову ей на плечо и морщась при каждом толчке. Впрочем, нежный запах дорогих духов и мягкое прикосновение кашемира действовали на нее успокаивающе.
     - Мы уже почти дома, - ободряюще произнесла Жанна, как будто разговаривала с ребенком. - С тобой все в порядке?
     - Конечно, - нарочито бодро отозвалась Анна. - Может, позвонить ему по мобильному?
     - Ты звонила ему из клиники ровно десять минут назад. Вероятно, он на съемках. Позвонишь из дома. Мы уже почти приехали.
     Небо снаружи было серым, на улице моросил мелкий дождь, окутывая такси туманом. Анна устроилась на сиденье поудобнее, чувствуя себя здесь в безопасности, как будто была в полной изоляции от внешнего мира.
     Стоило ей закрыть глаза, как на нее сразу навалилась усталость. Снова и снова она вспоминала ту беседу, то, как он смотрел на нее, как обвинял. Вспоминала даже тогда, когда лежала на каталке в клинике перед операционной. "Если ты меня любишь, не делай этого..." - сказал он. Глаза Анны наполнились слезами, и медсестра спросила, все ли с ней в порядке. В ответ она кивнула и попыталась улыбнуться. Нет, все правильно, скоро он тоже это поймет. Боже, как она его ненавидит за то, что он не пришел сюда!
     Сонная от обезболивающего, она пыталась почувствовать ребенка, находящегося внутри. Положив руку на живот, она снова и снова гладила его, желая как-то дотронуться до малыша и в то же время причинить себе боль - за то, что хочет убить дитя Каллума. Слезы катились по ее лицу и капали на подушку.
     Такси остановилось возле здания. Предчувствуя хорошие чаевые, шофер-азиат вышел из машины и распахнул перед пассажирками дверцу.
     Опустив ноги на тротуар, Анна обернулась и посмотрела на подругу.
     - Я прекрасно себя чувствую, Жанна. Тебе не стоит подниматься.
     - Обязательно поднимусь. Мне надо убедиться, что с тобой все в порядке.
     - Послушай, я правда чувствую себя хорошо, - слабо улыбнулась Анна. - Я.., я хотела бы немного побыть одна.
     Кивнув, Жанна пожала ей руку:
     - Если я понадоблюсь, сразу звони - хоть днем, хоть ночью. Обещаешь?
     Анна кивнула:
     - Ты просто прелесть, Жанна...
     - Эй, убирайся отсюда... - отозвалась та и поцеловала начальницу в щеку.

***

     Закрыв за собой дверь, Анна осмотрела комнату. Ничего не изменилось с тех пор, как она ушла отсюда, - подушка лежит на софе, на полу валяются скомканные бумажные шарики. Прислонившись к двери, Анна закрыла глаза, чувствуя невероятную усталость. Какой длинный день! Но самое ужасное заключалось в том, что он еще не кончился.
     Утром в больнице она представляла, как Каллум ждет ее возвращения. В мечтах он покупал ей букет цветов - ее любимых лилий - и, обнимая, со слезами на глазах просил прощения за то, что оказался таким дерьмом.
     Анна вздохнула и вновь открыла глаза. В потемках комната выглядела мрачной и безжизненной. Смахнув слезы рукой, Анна бросила на пол сумку и пальто и рванулась к телефону.
     На автоответчике горела лампочка индикатора. Сев на софу, Анна положила устройство себе на колени. За время ее отсутствия поступили четыре сообщения. Анна нетерпеливо нажала на кнопку воспроизведения, надеясь, что автоответчик принесет ей какие-то обнадеживающие новости.
     Раздался щелчок, и в полутемной комнате зазвучали чужие голоса - голоса, которые ей совсем не хотелось слышать. Когда запись кончилась, Анна отложила автоответчик в сторону и в отчаянии рухнула на подушку. Затуманившимся взором она посмотрела на свое тело со слегка выдающимся животом и начала медленно поглаживать его рукой - вперед-назад, вперед-назад.
     - Прости меня! - хныкала она. - Прости! - Анна повторяла эти слова снова и снова, обращаясь к своему неродившемуся ребенку, к Каллуму, к самой себе, - повторяла до тех пор, пока не забылась беспокойным сном.
     Когда она наконец проснулась, в комнате было темно - только вдалеке светились огни Вест-Сайда. Включив настольную лампу, Анна посмотрела на часы. Два часа ночи. Нагнувшись, она снова пододвинула к себе автоответчик и вновь включила воспроизведение в надежде на сообщение, которого, как она прекрасно знала, там не было.
     Во рту пересохло, и Анна устало доплелась до холодильника и налила себе сока.
     "Выпей апельсинового сока.., тебе нужны витамины..."
     Казалось, она слышит его голос. Желание видеть Каллума мгновенно перешло в ненависть. Как смеет он ее так наказывать! Почему он ее не утешает, почему его здесь нет?
     Немного успокоившись, она вернулась к телефону и набрала номер Каллума. На четвертом гудке его автоответчик сработал, и в трубке зазвучал знакомый голос.
     - Подонок! - завизжала Анна и бросила телефон на пол. - Бессердечный гребаный подонок!
     Чувствуя страшную усталость, она нагнулась, подобрала телефон и, поставив его на место, двинулась в спальню. Глядя в темноту, она вспоминала, как все было в первый раз - как он нес ее сюда на руках, прижимаясь губами к ее груди. От этих воспоминаний ей стало совсем плохо. Почему его сейчас здесь нет? Почему?!
     Щелкнув выключателем, она тут же заметила на столе связку ключей. Его ключи. Ключи от ее квартиры!
     Она представила себе, как он стоит здесь, играя ключами, а затем бросает на стол с таким видом, будто ему все равно, будто она для него ничего не значит.
     Медленно, пересиливая себя, она подошла к шкафу, где он хранил свою одежду. Пусто! Анна повернулась и посмотрела на туалетный столик. Вместе с двумя фигурками из слоновой кости, которые Каллум оставлял здесь, исчез лосьон после бритья.
     Она тяжело опустилась на кровать. Уехал. И забрал все с собой.

***

     Все выходные она просидела у телефона, ожидая звонка и повторяя про себя те слова, которые ему скажет. Анна не сомневалась, что Каллум позвонит.., когда-нибудь - когда захочет услышать ее мнение. Однако он не звонил, а на оставленные на автоответчике сообщения никак не реагировал.
     Жанна приходила ее проведать, одновременно излучая сочувствие и оптимизм. Анна была благодарна ей за участие, хотя и не хотела, чтобы кто-то вторгался в ее личную жизнь.
     В понедельник утром она пришла в редакцию позже обычного. Ей это показалось или на нее действительно смотрели как-то странно? Неужели все знают, что она сделала аборт? Неужели они сидят и втихаря обсуждают ее поступок? Анна сказала секретарше, что проходит тесты для медицинской страховки, однако девушка вполне могла подслушать ее разговор с доктором Левисом. Или же Жанна проболталась.
     Опустившись в кресло, Анна безучастно посмотрела на разложенные на столе бумаги. Затем включила компьютер и стала просматривать текст, одну страницу за другой, абсолютно не понимая, что там написано.
     За полупрозрачной стеклянной дверью можно было видеть целую очередь желающих получить аудиенцию.
     Анна нажала на кнопку селектора.
     - Да, Анна?
     - Кто хочет меня видеть?
     - Люси нужно, чтобы вы одобрили разворот, - после короткой паузы ответила секретарша. - Майку срочно необходимо переговорить с вами относительно второго номера, а Жанна принесла обложки, которые вы хотели видеть.
     - Ладно. Попросите Жанну войти и скажите остальным, что мы их вызовем по селектору, когда я освобожусь.
     - Будет сделано!
     Снаружи послышались приглушенные голоса, и очередь рассеялась. Постучав по стеклу, Жанна просунула голову в дверь.
     - Можно?
     - Конечно, - кивнула Анна. - Что принесла?
     Положив перед начальницей новый вариант обложки, Жанна ждала ее реакции. Пристально посмотрев на пленки, Анна подняла взгляд и улыбнулась.
     - Вот эта подойдет, - проговорила она, отодвигая одну из них в сторону.
     - Точно? Может, сделать заголовки покрупнее или еще что-то? - настаивала Жанна, не привыкшая к легким победам.
     - Тебе хочется поспорить?
     - Нет. Все получилось великолепно. Я пущу это в ход.
     Опустив глаза, Анна начала перебирать бумаги, лежащие на столе. Когда она вновь подняла голову, Жанна все еще была здесь.
     - Что-нибудь еще?
     Не ожидая приглашения, Жанна села и наклонилась вперед.
     - Каллум! Он звонил моей секретарше. Похоже, О'Нил решил отменить съемки, о которых договаривался с нами. Сказал, что на время уедет - собирается в Восточную Европу для работы над каким-то книжным проектом или что-то в этом роде.
     Анна ничего не ответила. К горлу подступила тошнота. Она смотрела перед собой невидящим взглядом.
     Наклонившись, Жанна сжала ее руку.
     - Мне очень жаль, Анна. Может, ему просто нужно время. Ты знаешь, как это бывает...
     - Все в порядке, - через силу ответила та. На ее ресницах повисли слезы, и она очень надеялась, что они .не упадут. - Со мной все хорошо, - прошептала она и стиснула руку Жанны.
     Не желая смотреть в глаза подруги - возможно, боясь заметить в них жалость к себе, - Анна отдернула руку, отвернулась к компьютерному экрану и сделала вид, будто что-то ищет в тексте.
     Когда за директором по оформлению наконец закрылась дверь, Анна поникла в кресле и глухо застонала, мучаясь от терзавшей ее нестерпимой, нечеловеческой боли.

***

     В следующие дни и недели Анна находила спасение в работе. В промежутках между редакционной суетой и мучительными ночными часами ей было безразлично, куда идти и что делать. Память, словно палач, безжалостно пытала ее, заставляя признаться в допущенной ошибке. Она снова и снова, словно старый видеофильм, мысленно прокручивала одни и те же сцены и каждый раз находила в них новый смысл, хотя слова оставались прежними, да и конец тоже.
     Примерно через месяц после аборта ей пришлось отчитываться перед правлением. В ней заметили перемену - она как будто стала рассеянной; поговаривали, что это связано с личными проблемами. Последний номер получился не слишком удачным, не так ли? В нем нет искры, нет того свежего взгляда, которым отличался предшествующий. В общем, члены правления недовольны тем, как идут дела. К концу недели они пожелали просмотреть планы трех следующих номеров.
     Анна понимала, что они правы. Да, минувшие четыре недели она работала не в полную силу, причем об этом знали все. Но положение еще не безвыходное. Многое можно изменить.
     Полагаясь на свое чутье, она с головой ушла в работу. До пятницы еще четыре дня. Она успеет! К несчастью, в среду последовал еще один звонок, лично от Гая Поркаро, - ее вызывали в пентхаус. Там без всяких церемоний ей вручили чек и объявили, что в ее услугах больше не нуждаются.
     Выйдя из лифта, ошеломленная Анна направилась в женский туалет, где ее вырвало прямо на пол.
     - Черт! Черт, черт, черт! - закричала она, глядя на плавающее на полу содержимое своего желудка.
     Добравшись до своего кабинета, она велела секретарю собрать всех в конференц-зале, где и объявила о своем уходе. Последовали замешательство и гнев, слезы и объятия - в общем, весь спектр эмоций, а потом Анна удалилась, полная решимости не давать воли своим чувствам.
     Жанна догнала ее в коридоре и проводила до первого этажа.
     - Что теперь? - спросила она, взяв бывшую начальницу за руки, когда они оказались в вестибюле перед вращающимися дверями.
     - Не знаю, - призналась та. - Наверное, вернусь в Англию.
     - Нет, тебе надо остаться, Анна. Подыщешь что-нибудь еще.
     - Вряд ли, Жанна. Меня теперь здесь ничто не держит.
     - Но...
     - Нет. Все кончено. - Анна вытерла рукой глаза и протянула руку, чтобы смахнуть слезу со щеки подруги. - Я сообщу тебе свой адрес, как только устроюсь. Ладно?
     Жанна кивнула.
     - И спасибо тебе. Ты была мне настоящим другом.
     Они обнялись, затем Анна повернулась и, не оглядываясь, вышла из здания.

***

     Анна сидела в темноте салона, невидящим взглядом уставившись в спинку стоящего впереди кресла. В наушниках звучала какая-то незнакомая классическая пьеса. В девяти километрах под ней проплывали обширные необитаемые пространства Гренландии. Домой, она едет домой, но не с триумфом, как ей хотелось, а испытав горечь поражения. Домой, чтобы зализать раны, увидеться со старыми друзьями и попытаться - одному Богу известно, как она этого желает! - оставить прошлое позади.
     На вмонтированном в спинку сиденья крошечном экране две фигуры о чем-то ожесточенно спорили. Анна не могла понять, о чем они говорят. "Да и какое это имеет значение? - спросила она себя, наблюдая за перебранкой. - Что сейчас вообще имеет значение?"
     Глубокая апатия, вселенская усталость пропитывали каждый атом ее существа. "Все будет хорошо, - сказала ей в аэропорту Жанна. - Обещаю тебе, все будет хорошо.
     Просто соберись, ладно? А когда захочешь поговорить, просто позвони, ладно?"
     Но Анна знала, что не позвонит - как бы плохо ей ни было. Этот период ее жизни уже позади. Сейчас ей хотелось только забыться... Как будто такое возможно.
     Как будто можно прекратить эту пытку.
     Заметив, что к ней обращается стюардесса, Анна, вздохнув, стянула с головы наушники.
     - Пардон?
     Тощая как щепка молодая стюардесса наклонилась ниже.
     - С вами все в порядке? - на безупречном английском спросила она.
     Анна слабо улыбнулась и покачала головой:
     - Нет. Но жить буду.
     - Хотите выпить?
     Она хотела отказаться, но затем передумала.
     - Пожалуй. Давайте "Джек Дэниэлс"... Нет, джин с тоником, пожалуйста.
     - Двойной?
     Анна засмеялась:
     - Ну если так надо...
     Стюардесса кивнула и исчезла, а через минуту вернулась с двумя бокалами со льдом, двумя маленькими бутылками джина и четырьмя бутылками тоника.
     - Вот, - сказала она, улыбнувшись, - вам наверняка поможет.
     Через несколько часов Анна уже стояла в зале прибытия.
     - Анна, Анна! Сюда!
     Карен улыбалась ей такой знакомой ободряющей улыбкой, что вчерашняя американка залилась слезами.

***

     Она стояла возле высокой балконной двери и смотрела на обсаженную деревьями площадь, которую окружали дома георгианской эпохи. Над головой быстро проплывали облака, отбрасывая тени на здания и мостовую. В окно лился сладкий, пьянящий аромат жимолости. Втянув в себя воздух, Анна зажмурилась от наслаждения.
     Приподняв нижнюю часть рамы, она вышла на крошечный железный балкон и взглянула на цветущие сады.
     Внизу заурчал двигатель фургона для перевозки мебели.
     Низкий жилистый человек лет пятидесяти в кепке, сбитой на затылок, захлопнул заднюю дверцу, помахал Анне рукой и скрылся в фургоне. Машина проехала по улице и, завернув за угол, пропала из виду.
     "Вот и все", - подумала Анна. Мысли ее текли вяло, да и вообще состояние - как у греющейся на солнце кошки. Повернувшись, она поднырнула под раму и снова очутилась в комнате. Немного постояла, озираясь по сторонам. Среди уюта квартиры разбросанные повсюду упаковочные ящики выглядели довольно неуместно. Высокий потолок, резные карнизы и мраморный камин требовали спокойствия и порядка. Улыбаясь, Анна двинулась на кухню, чтобы заварить себе чаю. Она то и дело дотрагивалась до стен и думала: "Это все мое".
     Анна Николе влюбилась в эту квартиру, как только ее увидела. Она с самого начала знала, что должна вернуться в Айлингтон, под защиту тех мест и тех людей, которых знала с детства. Агентства по продаже недвижимости на Аппер-стрит предложили ей широкий выбор вариантов, но стоило ей оказаться в этой светлой, со вкусом обставленной прихожей, как она почувствовала себя дома.
     Квартира была гораздо больше той, что она занимала до отъезда в Штаты, но благодаря выходному пособию "Фифти стейтс" она могла позволить себе нечто такое, к чему .не привыкла, и Анна не чувствовала себя стесненной в средствах. "Пусть это будет, - твердила она, - моим утешительным призом".
     Первые недели после возвращения в Лондон она снимала квартиру в Блумсбери. Оттуда и звонила своим знакомым, сообщая, что вернулась и готова выслушать предложения о сотрудничестве. Это были горькие дни.
     Кое-кто даже не потрудился ответить на звонок, другие ее просто избегали. "Прошу прощения, но сейчас идет совещание. Может быть, я помогу?" - говорили ей секретарши.
     Как часто она сама предлагала собственным секретарям воспользоваться этой отговоркой, чтобы избавиться от нежелательных просителей. Но теперь отшивали ее. Тем не менее Анна, не падая духом, просто вычеркивала имена этих людей из своего списка и переходила к следующим.
     Правда, через четыре дня она едва не пришла в отчаяние, подумав, что кто-то из "Фифти стейтс" ее опередил и рассказал о ее фиаско, однако вскоре положение стало меняться к лучшему. К концу недели она уже стала получать предложения о работе сдельно и знала, чем занять себя до конца месяца. Конечно, она хотела чего-нибудь поинтереснее - при таком послужном списке Анна могла надеяться на пост редактора в одном из малотиражных журналов, - но пока и так сойдет. На первое время.
     Кроме того, после провала в Нью-Йорке ей вряд ли удалось бы сразу вернуться к подобного рода деятельности. Руководство даже небольшим журналом требовало большой самоотдачи, на что Анна сейчас отнюдь не была способна. В любом случае подработка дала ей время на поиски квартиры, ведь не будь у нее времени, она никогда не нашла бы эту квартиру, а если бы никогд