воей голубой маечке-топику Максимову папку и пулей вылетела из офиса.

***

     В метро она проспала свою пересадку. Заехала к черту на кулички. Пришлось выходить на незнакомой чужой станции и возвращаться назад, стараясь опять не уснуть, чтобы не оказаться на противоположном конце линии. "Нет, дорогуша, пора прекращать эти страдания. Пора заняться делом. Выспаться хорошенько, съездить на выходные к маме - и вперед... Тем более что Максим теперь наверняка уйдет и надеяться придется только на себя. Может, оно и к лучшему. Может, так скорее получится выбросить из головы этого нежданного, непрошеного Аксенова", - уговаривала саму себя Ира под стук колес вагона метро, пока.., не наткнулась на аксеновский взгляд.
     Рядом с Ирой села женщина в кремовой блузке и развернула газету с фотографией Аксенова на четверть полосы. Ира даже вздрогнула от неожиданности и чуть было не сказала посторонней женщине: "Уберите его, пожалуйста!" Но вовремя сообразила, что женщина вовсе не обязана учитывать капризы соседки, она же не заставляет Иру пялиться в свою газету. Более того, пялиться в чужое чтение - занятие некрасивое и предосудительное.
     Конечно, Ира могла бы встать и уйти в другой конец вагона. Но она слишком устала, чтобы стоять, а потому упорно смотрела на чужую газету в надежде, что женщина в раздражении перевернет лист. Но женщина не обращала на Иру никакого внимания, она читала аксеновское интервью очень внимательно, иногда даже зачем-то возвращалась к уже прочитанному. И Ире пришлось признать, что Аксенов вполне фотогеничен. На фотографии он выглядел точно так же, как в жизни. Казалось, сейчас он не спеша повернет голову, еще немного помедлит, и то, что он скажет, будет самым нужным и единственно верным, и все удивятся: как же до сих пор сами не додумались до такого очевидного решения? А сам Аксенов будет неизменно спокоен, не удивится, не обрадуется, не выдаст естественной в подобных случаях гордости тем, что оказался прав. Разве может быть по-другому? Разве могут быть хоть малейшие сомнения, что он один лишь знает, что должны делать для своего же блага все остальные? В том числе и она, Ира.
     Только в данном случае у него это не пройдет. Не на ту напал. Она не из тех, кого притягивает обаяние власти.
     Она не позволит ему распоряжаться своей жизнью. Тем более теперь, когда она занялась своим делом и счастлива, по-настоящему счастлива. По крайней мере была счастлива до тех пор, пока Аксенов не влез в ее жизнь, лишив Максима, без которого как без рук, и заставив думать не о своем деле, а о том, почему молчит телефон. Но теперь все. Хватит. У него своя жизнь с огромными металлопрокатными станами комбината, тысячами людей города, экспортом-импортом, квотами, налогами, смежниками и наполеоновскими планами. А у нее своя. Может быть, попроще и помельче, но своя. И на этот раз она не проедет свою остановку.
     - Счастливо оставаться, - поднимаясь с сиденья, произнесла вслух Ира аксеновской фотографии. А женщина в кремовой блузке решила, что Ира сказала это ей.
     Женщина оторвалась от статьи и задумчиво ответила, кивнув на фото: "Надо же, а ведь он прав..." Но увидела, что Ира пробирается к выходу, и улыбнулась: "И вам счастливо!"
     В гулком длинном коридоре перехода на каждом шагу стояли продавцы журналов и газет в красных фирменных фартуках, и перед Ирой то и дело мелькал тот самый номер той самой газеты, которую читала женщина в кремовой блузке. Ира уже года три не выписывала и не покупала серьезных газет, а политические и экономические новости знала только в самом общем виде, по отрывкам из телепрограмм. Даже когда сама работала журналисткой. Ей-то, слава Богу, приходилось писать не о политике и экономике, а о детях. Она считала, что это нормально - когда людей больше интересует собственная жизнь, чем какие-то далекие, не имеющие отношения к действительности игрища горстки честолюбивых идиотов. Но сегодня в первый раз за столько лет незнакомый человек в душном, битком набитом московском метро просто так, ни за что, сказал ей пару хороших слов. Не какая-нибудь опустившаяся озлобленная пенсионерка, а нормальная, прилично одетая, симпатичная женщина чуть старше Иры прочла аксеновское интервью и захотела поделиться своим впечатлением. Что такого Аксенов там сказал?
     - "Новости дня", пожалуйста, - пробормотала Ира добродушной бабуське, стоявшей возле лотка с прессой.
     И покраснела, словно бабуська могла догадаться, что газета нужна Ире совсем не для того, чтобы узнать новости дня, а для того, чтобы подержать в руках фотографию Аксенова. Глупости. Она имеет точно такое же право интересоваться его интервью, как все остальные пассажиры метро. Она такой же гражданин, избиратель и субъект экономического и политического процессов. Вот! Дурацкие пафосные слова, невесть откуда пришедшие в голову, развеселили, разогнали прихлынувшую к щекам кровь и помогли дождаться сдачи, которую бабулька высчитывала долго и тщательно.
     Газету она открыла только дома. В метро было слишком тесно и не получилось занять место. Но и дома она сумела заставить себя не упасть сразу с чтением на диван.
     Слишком много лет она боролась с этой вредной привычкой, чтобы пренебречь своим завоеванием ради какого-то Аксенова. Вначале - дела, потом - на диван. Иначе так и будешь валяться среди бардака, бабушка правильно говорила: "Дома не в гостях: посидев не уйдешь". Дела растянулись до вечера, зато к восьми часам уставшая, но довольная собой Ира устроилась после душа в свежей постели и взялась за газету. Даже телефон отключила.
     Как говорят в американских фильмах, она теперь в полном порядке - и снаружи и внутри, теперь никакой Аксенов ей не страшен.
     "Александр Николаевич, если в отрасли столько проблем, решение которых зависит только от государства, не думаете ли вы о том, чтобы заняться политикой?" Ира по привычке скользнула взглядом к последнему вопросу корреспондента. Ответ тоже прочла, но не поняла ни слова.
     Еще раз прочла и опять ничегошеньки не поняла. Вместо умных фраз о налогах, доходах и ответственности она услышала: "Скажи: "Саш, Сашка, Санька, Шурик" - как тебе больше нравится".
     - Мне больше нравится "Александр Николаевич", - вслух сказала Ира, обращаясь к аксеновской фотографии, и упрямо продолжила читать интервью. Прочла и снова не поняла ни слова. Еще раз прочла и опять не поняла. Разревелась, рванула газетный лист точнехонько вдоль аксеновского портрета, саданула кулаком по подушке и не сдержалась, крикнула в сердцах:
     - Дурак! Дурак ты, Сашка!
     Слезы - отличное снотворное, и через полчаса она тихо и крепко спала.
     Она проснулась бодрой и веселой в невероятную рань - пять часов утра. Проснулась, как и полагается утром, - мудрой. И поняла, что такое чудесное летнее утро нужно встречать у мамы в деревне. Бог с ним, с отчимом. Пусть себе косится, точно она хочет украсть его любимую ножовку или съесть всю малину в саду. Можно на целый день уйти на речку или в лес. Почему она вчера не догадалась уехать?
     Пожалуй, она возьмет себе за правило: как только зашалили нервишки, не запираться в квартире, а куда-нибудь уезжать, менять обстановку. В конце концов, всяких там политиков-предпринимателей хоть пруд пруди, а она у себя одна. И сейчас поедет к маме.
     Ира быстренько убрала постель, полюбовалась наведенным вчера порядком, смяла и выкинула в мусорку "Новости дня", сварила кофе, побросала в сумку белье на два дня, натянула джинсы и видавшие виды спортивные тапки, спустилась вниз. У подъезда приземлилась на лавочку, якобы для того, чтобы прикинуть, чем лучше поехать - электричкой или автобусом. На самом деле ленилась. Во дворе было тихо и свежо, ехать в такую даль совсем расхотелось. Просидела так аж до половины десятого. И еще бы, наверное, сидела. Если бы к подъезду не подъехал автомобиль и из него бы не вышел Аксенов.
     Он сел рядом и по обычной своей несносной привычке молчал. А у Иры предательски застучало в висках и закрутились отгадки его внезапного появления. Жалеет, что тогда ее не вернул, и пришел сказать, что больше так не будет? Понял, как обидел ее своим заявлением насчет пресс-секретаря, и решил извиниться? Или, напротив, будет объяснять, что она дурью мается и отвлекает его, занятого неотложными делами комбината! А может быть, вернулась его жена и он считает себя обязанным отдать Ире последний, красивый визит вежливости, дескать, все было прекрасно, я счастлив, что встретил тебя на своем пути, и далее в том же духе...
     - Надо же! - хмыкнул Аксенов, взглянув на часы. - Надо же, всю дорогу я представлял себе, что увижу, как ты мечешься между кофеваркой и ванной, сонная и растрепанная. Хотел кофе тебе сварить, как полагается. А ты точна как часы. Сказано - в половине десятого, и ровно в половине десятого ты сидишь на лавочке - умытая, с упакованной сумкой и в походном виде. В школе, наверное, была отличницей и председателем совета отряда?
     - Хорошисткой и ответственной за культмассовый сектор, - по инерции поправила Ира.
     Еще лучше! Он и не помнит о том, что было позавчера! Ведет себя так, словно они мило расстались, договорившись о какой-то встрече сегодня в половине десятого утра. А она уже и счет потеряла своим обидам. Не знает, в чем его упрекнуть. В том, что за столько времени не нашел минутки позвонить? В том, что не только не попытался прояснить их размолвку, но и совсем о ней забыл?
     В том, что так и не удосужился поразмышлять, чем задел ее тогда в Большом? В том, что передал через кого-то пропавшее по пути сообщение о сегодняшней встрече? В том, что ни капли не сомневается - только ради него она могла встать в субботу пораньше и, как послушная девочка, ждать на лавочке у подъезда?
     Но пока она решала, какой повод для упрека ухватить первым, из машины вылез водитель, не тот, с которым они тогда ехали в аэропорт, а тот, что был в доме Аксенова в то утро. Тот, который заправлял кофеварку и которого домработница называла Володечкой. Володечка широко улыбнулся Ире как давней знакомой, взял ее сумку и поставил в багажник. Ира опоздала. Теперь ей нужно было выяснять отношения не только с Аксеновым, но и с Володечкой, самовольно завладевшим ее сумкой, и с Петровичем, который вылез из машины следом за водителем, потянулся и заявил: "Утречко доброе, Ирина Сергеевна. Денек-то сегодня выдался просто на загляденье!"
     Потом распахнул дверцу и широким жестом весело пригласил: "Прошу!" Ладно, решила Ира, по крайней мере до вокзала подвезут, и плюхнулась на сиденье.
     - Остановите здесь, - поспешно воскликнула она, когда они подъезжали к огромному универмагу. Водитель на ее восклицание не отреагировал, Петрович напрягся спиной, а Аксенов спросил:
     - Что случилось?
     - Остановите, - повторила Ира и придумала самое правдоподобное и не терпящее возражений объяснение:
     - Мне нужно в туалет!
     Мужчины и бровью не повели на это ее смелое заявление. Только Аксенов кивнул Володечке: "Притормози". А ей и в самом деле нестерпимо захотелось в туалет.
     Аксенов и Володечка дожидались ее в отделе бытовой техники. Охранник стоял чуть в стороне, Аксенов внимательно изучал полку с кухонными комбайнами. Самый удачный момент для окончательного разговора.
     - Наконец-то! - увидев ее, возмутился Аксенов. - Давай сама выбирай, а то я в этом ничего не понимаю.
     - Ты хочешь преподнести мне в подарок кухонный комбайн? - удивилась Ира. - Оригинально, ничего не скажешь.
     - Почему тебе? - в свою очередь удивился Аксенов. - Нужно подарок купить на свадьбу. Мы ж на свадьбу едем. Только поскорей, а то там ждут, без нас не начнут.
     - На свадьбу? - моментально забыла о своих решительных намерениях и загорелась выбором подарка Ира.
     Свадьбы - ее "пунктик". У нее с Андреем свадьбы не было. Запросто расписались в загсе и все. Ни белого платья, ни колец, ни машин с ленточками. Она сама так хотела. А теперь питает необъяснимую слабость к свадебному антуражу. Однажды даже в салон свадебной моды зашла, разглядывала шикарные платья "а-ля принцесса" и завидовала современным невестам. В ее время о таких платьях нечего было и мечтать. Может, это самый верный признак возраста?
     - На свадьбу - эти железяки? Да ты что! На свадьбу надо покупать настоящие вещи, памятные, чтоб по наследству переходили.
     Она схватила Аксенова за руку и потащила в отдел фарфора. Володечка припустил следом.
     - Девушка, покажите нам вот тот сервиз. - Ира с ходу ткнула пальцем в немецкий фарфор с нежным голубым ободком. Тарелка ласкала пальцы гладкой поверхностью и поражала легкостью. - Такой фарфор только кажется хрупким, а на самом деле гораздо дольше служит, чем фаянс или керамика, - поделилась Ира познаниями, почерпнутыми ею из статьи, которую когда-то редактировала для "Семейного круга". - Нравится?
     - Красиво, - откликнулся Аксенов. - Пойдет.
     - А знаешь, что я подумала? - заговорщицким шепотом спросила Ира, пока продавщица бережно упаковывала фарфор.
     - Пока нет.
     - Представляешь, как здорово было бы подарить на свадьбу все-все для сервировки праздничного стола и чтобы все со всем сочеталось - и сервиз, и фужеры, и столовые приборы, и скатерть с салфетками. Представляешь, у них уже будут взрослые дети, а может, и внуки, и они каждый праздник будут собираться за столом и вспоминать, что это - твой подарок!
     - Сказочница ты, тетя Ира, - засмеялся Аксенов и обнял ее за плечи.
     От того, что в этом расслабленном, счастливом настроении у него резко обозначились морщины возраста и усталости, Ирино сердце екнуло жалостью.
     - Раз они будут вспоминать, что это наш с тобой подарок, так тебе и карты в руки, действуй, только поскорей, а то опоздаем и нам попадет, - привычно распорядился он, и Ирино сердце заняло свое привычное место.
     - Мы прямо сейчас едем на свадьбу? - не поверила услышанному Ира.
     - Конечно, сейчас. А когда же? Я, кажется, все объяснил твоей секретарше, потому что домашний у тебя не отвечал. Она обещала передать. Ты же ждала меня, как договаривались. Вовремя.
     - Она не могла мне ничего передать, потому что я отключила телефон. И ждала я вовсе не тебя.
     - А кого? - едва уловимо насторожился он.
     - Никого! - огрызнулась Ира.
     - Значит, меня, - заключил Аксенов, и спорить с ним было глупо, потому что, как всегда, он оказался совершенно прав. - Ладно, подбирай свое наследство и пойдем, нам еще долго ехать.
     Ира с горящими от вожделения глазами перебирала сервизы, столовые наборы, скатерти и салфетки, закрывала глаза и представляла себе, как синяя скатерть будет выглядеть под белым фарфором. Или белая скатерть под синим фарфором? Или белая скатерть и белый фарфор?
     Классический беспроигрышный вариант. Куда и к кому они поедут на свадьбу, она спрашивать не стала. Какая разница? Мало ли кто мог пригласить Аксенова на свадьбу. А то, что он не с женой, а с ней, так это его дело. Вон Петрович тоже едет. Зато она развеется и посмотрит на невесту. Все невесты красавицы. И все свадьбы - самые веселые развлечения.
     - А невеста молодая? - не выдержала и все-таки спросила она.
     - Даже слишком! - хмыкнул Аксенов.
     - Слишком не бывает, - со знанием дела пригвоздила его Ира, но тут же осеклась, потому что продавщица назвала сумму покупки. Получилось, что выбрала она едва ли не самое дорогое, что было в отделе. Об этом Ира как-то не подумала. Вернее, она думала, что у них там, наверху, таких проблем не бывает. Тем более когда речь идет о подарке на свадьбу.
     Но Аксенов как-то подозрительно зыркнул на совсем простенькие с виду белые чашки, качнул головой и недовольно хмыкнул.
     - Дорого? - покраснев, прошептала Ира.
     Ей было стыдно и перед продавщицей, и перед Аксеновым, что так резво бросилась распоряжаться чужими деньгами. Продавщица уже высокомерно поджала губку.
     Продавщицы в таких магазинах терпеть не могут покупателей, которые замечают, сколько стоят вещицы за их прилавком. По мнению продавщиц, таким малоплатежеспособным личностям в их магазине просто нечего делать.
     Можно подумать, сами они деньгам счета не знают.
     - Можно что-нибудь другое подобрать, подешевле.
     Тут весь фарфор фирменный, - намеренно громко, чтобы показать презрительной продавщице, что ее дело - торговать, а не оценивать платежеспособность покупателей, предложила Ира.
     - Ну уж нет! - дернулся Аксенов и красноречиво вскинул руку с часами прямо Ире под нос. - И так почти час тут копаемся. А нам еще ехать и ехать. - И пошел платить. А Ира заставила продавщицу еще раз проверить каждую посудинку. Из зловредной принципиальности человека, которому такие покупки не по карману.
     Довольная подарками, она чуть было не упустила главное. В сумке у нее только смена белья, а на ней старые джинсы и спортивные тапочки. Интересно, как она в таком виде появится на свадьбе?
     - Я сейчас, - предупредила она Аксенова и юркнула в первый попавшийся на ходу бутик.
     Зря юркнула. Вполне вероятно, что она подобрала бы здесь себе подходящий наряд, но... Первый же ценник отбросил ее обратно к двери, где она столкнулась с уже изрядно разъяренным задержкой Аксеновым.
     - Мне нужно вернуться домой, - заявила Ира тоном, не допускающим возражений.
     - Ну вот, приехали! Начинается... Что еще случилось?
     Она же еще и виновата! Получается, что это Ира вытащила его на какую-то неизвестную свадьбу в джинсах и тапках.
     - По-твоему, я должна в таком виде заявляться на свадьбу? - перешла в наступление Ира, для убедительности дернув свою синюю футболку.
     - Господи, ну ты же в магазине! Бери что-нибудь и поехали.
     Он достал из нагрудного кармана карточку, всем своим раздраженным видом демонстрируя, насколько ему надоела эта канитель. Ну конечно, он же терпеть не может опаздывать! Она, может быть, тоже много чего не любит!
     Например, бывать в магазинах, где все, за что ни возьмись, ей недоступно. А еще больше она не любит, когда ей тычут этим в нос.
     - Я сказала, что мне нужно домой. Такие вещи мне не по карману. - Она уже не стеснялась любопытствующей продавщицы и специально сделала ударение на "мне", чтоб и дураку стало ясно - она в подачках не нуждается. Пусть покупает тряпки своей жене, а она ему - никто. Умом она понимала, что ведет себя глупо, не по-женски. Ленка столько раз ей втолковывала, что тратить деньги на женщину - одно из самых больших мужских удовольствий. Особенно если есть что тратить. А она, Ира, все время бегает от любых вещественных проявлений внимания как черт от ладана. Лишает мужчин законного удовольствия. Умом-то она понимала. Но по-другому не умела. Не умела, и все тут. Когда семья - это понятно. А так - отвратительно.
     Аксенов потянул за рукав ближайший костюмчик. Костюмчик тянул на тысячу триста долларов.
     - Ничего себе! - не поверил он своим глазам - У меня на комбинате средняя зарплата в три раза меньше.
     Надо же!.. - И с подозрением принялся разглядывать собственные туфли, точно прикидывая, неужели и они могут столько стоить.
     - Вот именно, - с учительской укоризной подтвердила Ира. - Еще сделай вид, что ты не знаешь, сколько стоит твой собственный костюм. Очень удобно - стоит в телевизоре чиновник с трехсотдолларовой зарплатой, одетый с ног до головы в "версаче" или "гуччи", и не знает, сколько его костюмчик стоит. Ну правда не знает! По магазинам-то за границей жена ходит, а не он.
     - А ты меня с чиновниками не равняй! Мне скрывать нечего, не воровством живу. Просто у меня Маргарита этой частью заведует, она все покупает и знает, куда что надевать. Туда - такой костюм, сюда - такой галстук. Мне еще не хватало тряпками голову забивать! Своих забот хватает. - Он выплеснул раздражение, усмехнулся и перешел на мягкий, снисходительный тон:
     - Нашла чем попрекнуть. Тоже еще - борец за справедливость.
     Слушай, я устал. Не выспался жутко. Бери что нужно и пойдем.
     Да, она, конечно, женщина со странностями, если отказывается от стоящего платья, но он-то совсем уж не в себе, если как ни в чем не бывало рассказывает ей о том, как жена подбирает ему гардероб. Совсем нужно