чностью, а сам... А сам быстренько кончает свое дело и засыпает, не сказав ни слова!
     - Молодец! - переняв ее издевательский тон, похвалил Аксенов, и его скулы затвердели до предела, как показалось Ире, до боли. - Хорошо сказала, я бы так не смог.
     - Еще бы! - не сдавалась Ира, стараясь не смотреть ему в глаза. - Ведь вы имеете дело не с кем-нибудь, а с популярной детской писательницей-сказочницей...
     Договорить она не успела, потому что Аксенов точным и резким движением откинул ее на спинку сиденья и закрыл поцелуем рот. В одну секунду Ире расхотелось ерничать, потому что безошибочным женским чутьем она поняла, как непросто ему - медлительному и давно отвыкшему от такого рода юношеских штучек сорокапятилетнему мужику - далось это резкое и точное движение.
     Она поняла, что в ее шутливой тираде была не доля правды, а самая настоящая правда и, возможно, даже не вся.
     Она поняла, что сейчас он не хочет никуда уезжать и сейчас самое время сидеть им не в бездушном автомобиле, а в теплой уютной постели, в плотно зашторенной комнате и, не замечая времени, обследовать друг друга по клеточкам и говорить, говорить, говорить... Она подняла руку, чтобы обнять его за шею и взъерошить на затылке волосы - вечный жест, означающий "Я тебя принимаю" на женском языке любви. Но в окошко громко постучали, и она вздрогнула от неожиданности, опустила руку, высвободила губы.
     - Саш, тебе пора.
     - Скажи еще, - потребовал он, отпустив ее и поправляя галстук.
     - Что? Что тебе пора? - развеселилась она.
     - Нет, скажи "Саш", ты меня еще ни разу так не называла. Ты все время старалась никак меня не называть или добивала своим "Александр Николаевич". Скажи: "Саш, Сашка, Санька, Шурик" - как тебе больше нравится.
     В окошко снова постучали, и Ира честно призналась:
     - Не могу. Не скажу.
     - Скажешь, - твердо пообещал Аксенов и резко захлопнул за собой дверцу.
     "Дурачок, - подумала она, улыбаясь в пустоту самодовольной счастливой улыбкой. - Дурачок, ты даже не представляешь, сколько всего я тебе еще наговорю!"
     Обратно машину вел Петрович. Сергей, оказывается, летел с Аксеновым, и Ира всю дорогу думала о том, что парень промок до нитки и может заболеть. Даже хотела сказать об этом Петровичу, но мудро решила не вмешиваться в чужие дела. Хватает своих. Когда она заходила в свой подъезд, Петрович тронул ее за рукав и сказал:
     - Ты, дочка, это... Осторожней. Особо с подружками не болтай. Я, гляжу, так дело пойдет, скоро и ты ко мне в подопечные попадешь.
     - Не беспокойтесь, не попаду. Спокойной ночи! - невежливо отрезала Ира и услышала, как охранник вздохнул ей вслед:
     - Да... Дела...
     Но не успела она подняться на второй этаж, как Петрович снова ее догнал:
     - Ирина Сергеевна, телефончик-то домашний дайте, а то он небось забыл спросить, будет меня дергать.
     - Забыл, значит, ему не надо, - уже напрямую сгрубила Ира.
     - Тьфу ты! - разозлился Петрович - Детский сад тут развели, а я - крайний. - И с невероятной для его плотной комплекции прыткостью спустился вниз.

***

     Через два часа Ира, запихивавшая в рот очередной кусок "Докторской" и неизвестно зачем пялившаяся в телевизор, вместо того чтобы идти в ванную и ложиться спать, услышала телефонный звонок. Она ожидала, что это Максим или Ленка, но никак не Аксенов. Ведь он так и не взял у нее номер телефона.
     - Привет. Я уже приземлился, - сказал Аксенов.
     - Привет. А я уже сплю, ты меня разбудил. И если ты будешь за мной шпионить, добывая неизвестно как мой телефон, то я... То я... - Пока она придумывала, чем она может Аксенову сильно досадить, он перебил:
     - Перестань. Никто за тобой не шпионил, а телефон Петрович узнал по адресу.
     - Не правда, он не знает номера моей квартиры! - обрадовалась Ира своей сообразительности.
     - Он высчитал номер, посмотрев, в каком окне загорелся свет. Вот и все! - засмеялся Аксенов.
     - Ну и что? Все равно шпионство. Мог бы сам спросить.
     - Забыл.
     - В следующий раз не забывай.
     - В следующий раз ты мне напомни, чтоб не забыл, - совсем обнаглел он и дал отбой.
     Ира послушала короткие гудки, нажала на рычаг и, прекрасно зная, что уже три часа ночи, набрала Ленкин номер. Терпеть до утра не было никаких сил.
     - Алло... - Ленка, что вполне естественно, была спросонья и плохо соображала, но Ира быстренько привела ее в чувство:
     - Лен, я, кажется, влюбилась.
     - Ага, и на тебя, значит, действует! - бодро откликнулась Ленка. В кого влюбилась подруга, Ленке объяснять не потребовалось.
     - Что действует? - Для самой Иры ее свалившаяся как снег на голову влюбленность была совсем неочевидна и объяснима разве что дурацким собственным пластилиновым характером, из которого каждый мало-мальски заинтересованный мужик что хочет, то и лепит.
     - Как что? Антураж. Шикарная машина, дом, охрана, известность. Не кто-нибудь, а сам Аксенов!
     - Подумаешь, сам Аксенов! И не такой уж он известный. Я сама, между прочим, довольно популярная детская писательница. Промышленные генералы приходят и уходят, а мои книжки дети, может, лет через пятьдесят еще будут читать. Вот! - Ира была абсолютно искренна.
     Кто же будет спорить, что только искусство вечно?
     - Ага! - съехидничала Ленка. - Что же ты, популярная писательница, не живешь в загородном особняке, не ездишь на "мерседесе" и не мелькаешь в телевизоре?
     Что же ты, популярная писательница, не влюбилась в какого-нибудь шахтера, вон, даже ездить никуда не надо, сидят стучат касками возле Белого дома?
     - Знаешь, а я была бы не против, если б он стучал каской возле Белого дома, но холостой. Или хотя бы разведенный. Без шуток. Я б его привела домой, напоила, накормила и спать уложила, а не сидела бы среди ночи одна-одинешенька и названивала тебе. Мне его дома и машины абсолютно безразличны, и не потому, что я такая уж бессребреница, а потому, что все это не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения. Я как полная идиотка снова наступаю на те же грабли - любовь хорошо, а жена еще лучше. Все нормальные люди в моем возрасте озабочены воспитанием детей, а не любовными играми.
     - А у него дети есть? - деловито осведомилась Ленка.
     - Кажется, нет, - припомнила свой первый разговор с Аксеновым Ира. - По крайней мере полгода назад не было.
     - Кажется, кажется... - передразнила Ленка. - Это первое, что нужно о мужике знать. Если детей нет и проблема не в нем, то считай, что дело в шляпе. Счастливая улыбка, руку на живот, и - "Дорогой, у нас будет маленький". Только без вариантов, никаких разговоров об абортах. Если у мужика в таком возрасте нет детей, это значит, что он спит и видит наследника. Последний шанс, понимать надо. И ребенка получишь, и мужа, и полное обеспечение - в одном флаконе. Ну в крайнем случае ребенка с полным обеспечением. Тоже неплохо.
     Ты же хотела.
     - Ну, Лен, ну не надо... - разочарованно протянула Ира. Ей хотелось говорить об этом совсем не так. Ей хотелось говорить о судьбе, которая неожиданно столкнула их второй раз. Зачем-то ведь столкнула? Ей хотелось говорить о нем, о том, с каким уважением и даже трепетом относятся к нему его подчиненные. Ведь на пустом месте такого не бывает? Ей хотелось говорить о том, что он догадался найти ее в издательстве. Ведь не догадался бы, если б она была ему не нужна?
     - Он что, только с резинкой себе позволяет? Да, у них с этим делом строго. У них инструктаж, - по-своему поняла ее разочарование Ленка.
     - Перестань! - резко одернула ее Ира сквозь выступившие слезы. Ленка наступила на больную мозоль.
     Только не на той ноге. О резинке он как раз не заботился. Вообще ни о чем не заботился. Даже спросить не соизволил, предохраняется ли она. Считает, что это ее личные проблемы?
     - Ладно, - неожиданно легко сдалась Ленка и тоже зазвенела слезами. - Не обижайся. Это я от обычной бабской зависти. Я же видела, как он на тебя смотрел. И видела, что ты сегодня какая-то не такая. Тебе всегда все с неба падало. Даже то, что не особенно нужно.
     - Даже то, что совсем не нужно! - жестко поправила Ира, и Ленка сразу поняла, о чем речь, а Ира пожалела о сказанном. Катюшка - запрещенный прием, в том, что она умерла, никто не виноват, тем более Ленка.
     - Прости. Я не хотела. Ир, прости меня, ладно? - совсем расплакалась она. - Дура я. А ты все равно рожай. Как хотела.
     - Не могу. Он подумает, что я хочу его привязать.
     Не могу я так.
     - Плевать, что он подумает. Ты, главное, не тяни.
     Рожай, и все. Хоть он там двадцать раз женат, ты наплюй на все и рожай. - Ленка помолчала немного, а потом жалобно проканючила:
     - А то маленького так хочется... Девочку. Сейчас столько всяких финтифлюшек для них продается! Я хожу и облизываюсь, думаю, скорей бы Ирка родила, пойду и скуплю все, что понравится.
     Когда Валерка маленький был, ничегошеньки в магазинах не было. За простыми колготками по три часа стояли.
     - Вот и рожай сама, если хочется, - закапризничала Ира.
     - У меня уже есть, рыжий-рыжий-конопатый, - притворно вздохнула Ленка. - С меня хватит. Дело за тобой. Так что не тяни.
     - Будет сделано, - шутливо отрапортовала Ира. - Поцелуй там за меня то, что у тебя уже есть. - Положила трубку и сразу же крепко-крепко уснула прямо на диване, так и не добравшись до ванны.

***

     Поздним хмурым утром вчерашние страсти казались театральным спектаклем. Ира проснулась с головной болью и ощущением усталости. Ее жилище, и так не избалованное вниманием, просто-таки вопило, требуя нормальной уборки. Беспорядок, пыль и немытые чашки, расставленные повсюду, где можно уместить чашку, напомнили, что за несколько месяцев, пока здесь жил Максим, Ира совсем забыла, что хотя бы время от времени нужно мыть посуду и вытирать пыль. Максим как истинный рыцарь все взял на себя. Он - большой аккуратист, вот и бумаги по работе у него в порядке.
     Без него ей будет нелегко. И все из-за этого мифического Аксенова, по милости которого она все время смотрит на упорно молчащий телефон. Нет, так дело не пойдет. Надо работать - разбираться в бумагах Максима, взглянуть на выписку из банка, ехать в типографию насчет следующего тиража, посмотреть, что там у Екатерины Михайловны, а потом прийти домой и навести блеск. Провернуть генеральную уборку, не обращая никакого внимания на телефон.
     Когда она с решительным видом, маскирующим вину перед сотрудниками за неоправданное опоздание, ворвалась в офис, Настенька расплылась в радостной улыбке и многозначительно посмотрела на дверь кабинета. В кабинете Ира увидела Максима. Он как ни в чем не бывало сидел в своей излюбленной позе на подоконнике и просматривал банковскую выписку. Странно, что Ира никогда раньше не замечала, до какой степени он хорош. Нет, она, конечно, знала, что он парень на загляденье, но чтобы до такой звездно-голливудской степени... В меру высокий, безупречно стройный, обтянутый черными джинсами, в бледно-сиреневой тонкой рубашке с распахнутым воротом, которая невероятно шла к его темным волосам и карим глазам, он легко спрыгнул с подоконника и двинулся ей навстречу. Но Ира увернулась, устроилась в своем кресле и опять посмотрела на телефон. Если Аксенов узнал ее домашний номер, то редакционный вовсе ни для кого не секрет. Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы позвонил Аксенов, и меньше всего - выяснения отношений. Даже с таким импозантным молодым человеком, как Максим.
     - Максим, я... - начала она официальным тоном.
     Но он не стал слушать, подошел к ее креслу, обнял сзади за плечи и тихо сказал:
     - Ир, не обижайся, ну пожалуйста. Я же не со зла.
     Ну дурак, ну не обижайся, а? Я же тебя люблю.
     Разговаривать Ире было неудобно, потому что она не видела его лица, только сквозь аромат парфюма, свежей рубашки и мятной жвачки ясно чувствовала неистребимо стойкий запах перегара. И не стала ломать комедию. Это только закомплексованные донжуаны и старые девы, которым никогда не приходилось говорить "нет", думают, что отказывать влюбленному в ответных чувствах - такое уж большое удовольствие. Женские романы и сериалы так и пестрят сценами, где героиня притворяется, что сожалеет и сочувствует, говоря "нет", а на самом деле явно ловит кайф. В жизни все совсем не так. В жизни это очень трудно, и пару раз, правда, еще в далекой, самой ранней юности, случалось, что Ира чувствовала себя неблагодарной гадиной и готова была поменяться местами с неудачником-влюбленным. А еще пару раз бывало, что она так и не смогла выдавить из себя это коротенькое "нет", о чем потом горько жалела, потому что быстрая казнь лучше долгой пытки, которая все равно закончится смертельным исходом. Правда, ее жизненный опыт подсказал отличный рецепт для такого рода случаев. Очень просто - нужно убедить себя, что незадачливый воздыхатель на самом деле нисколечко не влюблен. Притворяется. Ну там, для личной коллекции, или для разнообразия, или вообще по каким-нибудь корыстным соображениям.
     Тем более что в случае с Максимом это не трудно. Таким молодым, умным и красивым парням вообще по амплуа не полагается влюбляться. Напротив, это восторженным девицам и таким, как Ира, средневозрастным дамочкам, жаждущим острых ощущений, полагается от Максима сходить с ума. И вообще у него здесь совсем другой интерес. Вполне корыстный.
     - Сядь, мне так неудобно, - высвободилась Ира из его рук.
     Он сел, но только не на стул напротив, а на краешек ее стола.
     - Туда сядь. От тебя перегаром несет, - поморщилась Ира и поняла, что сделала ошибку.
     Максим обрадовался вполне уважительной причине, по которой их должен разделять стол, с довольным видом уселся напротив и, стараясь на нее не дышать, буркнул:
     - Извини.
     - Знаешь, ты тогда все правильно понял, - не стала тянуть Ира, но сумела подобрать только какую-то ненастоящую театральную фразу:
     - Я люблю другого мужчину.
     Глупость какая, словно можно любить другую женщину! Да и не важно ему, что она кого-то там любит, какое ему дело до этого "другого", ему важно только, что будет теперь между ними. Нашла наконец-то другие слова - попроще и пояснее:
     - В общем, у нас с тобой все.
     Максим сразу не понял. Засмеялся, снова двинулся на нее:
     - Ир, ну хватит дурака валять! Ну говорю же, сглупил.
     Ей пришлось встать, отойти на пару метров в сторону и повторить:
     - Я серьезно.
     Вот теперь он понял, сунул пальцы в карманы джинсов и присвистнул:
     - Ну вы, Ирин Сергевна, блин, даете! Значит, надоел мальчик Максимка? Собирай, значит, свои игрушки и не писай в мой горшок, а я нашла себе парня покруче!
     Извините, Ирин Сергевна, за то, что отнял ваше драгоценное время. Сейчас только заявленьице об уходе накалякаю и пойду гулять. А то у меня трудовая книжка тут завалялась.
     - Прекрати паясничать! - крикнула Ира. - Сядь и слушай!
     Максим замолчал, сел, и Ира четко увидела, что он еле сдерживается, чтобы не заплакать. Если он заплачет у нее на глазах - значит, все, точно здесь не останется, а он ей нужен. Сейчас нужен как никогда.
     - От "Глагола" деньги пришли?
     - Нет, - на автомате переключился Максим.
     - Что думаешь делать?
     - А что тут делать, возьму у них на столько же на реализацию и тоже не буду перечислять. Только надо посмотреть, что у них самое ходовое.
     - Не забудь, чтоб санкции в договорах одинаковые стояли.
     - Не учите ученого, Ирина Сергеевна, у меня все будет о'кей!
     - Может, все-таки будем кредит постепенно отдавать, тем, что есть на счете?
     - А смысл? Без оборотки останемся, все равно кредит брать. Я же считал, нам кредит только до октября, ну ноября понадобится. Сейчас главное к осеннему спросу хорошенько подготовиться, тогда для нас кредит этот отдать будет - тьфу. Не беспокойтесь, Ирина Сергеевна, Макс свое дело знает.
     - Слушай, - сказала Ира, убедившись, что миновала опасность детских слез, - давай договоримся, что ты работаешь как работал, не паясничаешь и не "выкаешь", а когда отдадим кредит, я тебя оформляю в долю.
     Ты свой процент заработал, только связываться с моими долгами тебе ни к чему. Чем быстрей раскрутимся, тем быстрей будем нормально зарабатывать. Оба. Так что давай вперед.
     - Ладно. По рукам, - немного помедлив и сглотнув, согласился Максим, а Ира снова взглянула на телефон, подняла трубку и спросила Настю:
     - Мне никто не звонил?
     - Никто.
     Максим ухмыльнулся и, напевая какую-то ерунду, вышел из кабинета. А Ира шлепнула бедный аппарат о столешницу так, что он чудом остался цел. И хорошо, что остался, потому что тут же раздался звонок и озадаченная Настенька сообщила:
     - Вас какой-то Саша. Говорит, вы знаете кто...
     - Знаю, - успокоила секретаршу Ира. - Давай сюда этого Сашу.
     На линии послышался еле заметный щелчок, Ира поняла, что Настенька соединила с Аксеновым, и затихла, слушая его дыхание и еле сдерживая смех. Прошло минуты полторы.
     - Алло! - раздраженно заговорил Аксенов, у которого оказался вполне приемлемый запас терпения. - Алло!
     Я просил Камышеву. Алло!
     - Я вас давно слушаю, - важно произнесла Ира и все-таки не удержалась, прыснула коротким смешком.
     - Десять - ноль в твою пользу, - откликнулся Аксенов. - Но я еще отыграюсь.
     - Почему десять? - искренне заинтересовалась Ира.
     - А я с самого начала считал.
     - С начала чего? - напрашивалась Ира.
     - Это я тебе сегодня обязательно расскажу, - верно понял ее Аксенов. - Но после концерта.
     - Какого концерта?
     - Как какого? Сегодня же в Большом Доминико Картини поет, только один вечер. Ты что, не знаешь?
     - Ах, извините, извините, Александр Николаевич, но сказочниц как-то больше на детские утренники приглашают, а Доминико Картини нам не по рангу.
     - Петрович заедет за тобой домой к шести, - закончил Аксенов разговор. Ире показалось, что его отвлекли и ее последней фразы он не услышал. Она даже не успела спросить, откуда он звонит - уже из Москвы или еще нет. Надо же! Только вчера вечером улетел, а сегодня уже обратно. Говорят, перелеты сокращают жизнь.
     Сколько налетал, на столько меньше проживешь. Неужели он возвращается в Москву из-за нее? Да нет, из-за концерта. Ладно, некогда гадать. Не до того. Времени до шести в обрез, а Золушка должна успеть пройти свои обязательные превращения. Рядом с Аксеновым ей нужно быть лучше всех. Именно лучше всех. Кстати, Ленкин салон красоты, с которым она в любой момент может договориться, так и называется - "Фея".

***

     Пока Ира не ступила на благословенные ступени Большого, она могла думать только об одном - о той сумме, которую ей пришлось заплатить в "Фее" за Золушкин комплекс манипуляций и процедур. Эта сумма совсем чуть-чуть недотягивала до ее месячного заработка. От расстройства она даже не взглянула на себя в зеркало и пропустила мимо ушей дежурные восхищения Ленкиной парикмахерши. Но увидев аксеновское выражение лица и уловив косые взгляды расфуфыренных светских дамочек, Ира убедилась, что Ленкина парикмахерша не покривила душой. Зеркало во весь рост подтвердило желанный результат - в этот вечер она не просто хороша, она здесь лучше всех. Разве что Ленка могла бы с ней сравниться, но Ленки здесь нет. А остальные - дамочки в бриллиантах, поголовная блондинистость которых выдавала торгово-партноменклатурное происхождение, высоченные долговязые девицы "от кутюр", надменность взоров и неуклюжесть походки которых выдавали шаткость их положения на Олимпе, - ив подметки не годились ей, скромной детской сказочнице Ире Камышевой.
     Шелковое бирюзовое платье на невидимых бретельках, купленное с расчетом поездки с Максимом на юг, идеально обтекало фигуру, в которой нечего было маскировать, высокая прическа "французский валик" придала благородную резкость ничем особым не примечательным чертам Ириного лица. Собственно, глядя на Иру, было совершенно ясно, что только такое лицо с простыми, но правильными чертами, над которым неинтересно работать визажисту, может выглядеть по-настоящему, идеально красивым. Каждая мышца ее тел