Казалось, ей на плечи легло бремя всех смертных грехов. У нее все тряслось - внутри и снаружи.
     - Теперь твоя очередь подтвердить мне, что в ее словах нет ни капли правды. Ты понимаешь, Рафаэлла упряма. Когда я отказался говорить с ней по телефону, она связалась с моим адвокатом в Риме и рассказала ему подробности того, что ей удалось выяснить в Англии, - говорил он. - Антонио трясся всю ночь, прежде чем набрался храбрости сообщить эти факты мне. Он решился, когда в английской газете появилась статья, касающаяся тебя...
     - Я... не думала, что так получится! - с болью воскликнула она. - Я собиралась рассказать тебе обо всем, когда мы прилетим в Англию... - У нее перехватило дыхание.
     - Смотри на меня, - в бешенстве приказал он. - Ты подтверждаешь, что это правда? Что ты была беременна? Что ребенок действительно был?
     Она дважды кивнула, точно болванчик, лишившись дара речи от волнами исходившей от него ярости.
     - И ты... вышла... за меня... замуж? - Он начал медленно подниматься над столом, слова с трудом слетали с его напряженных губ.
     - А что, ты считаешь, я должна была делать? - пролепетала она.
     - Что считаю? Что считаю? - зарычал он, точно тисками сжав ей рукой запястье и буквально стаскивая ее с сиденья.
     - Мне больно!
     - Лучше бы уж он не был моим! - выкрикнул он в ярости.
     - Разумеется, он твой. Разумеется, твой. Почему ты так говоришь? - всхлипнула она, внезапно ослабев.
     Он ударил себя кулаком в ладонь и резко отшатнулся от нее. Все его тело дрожало от самой дикой ярости.
     - Если я к тебе прикоснусь, я тебя просто убью. Cristo, убирайся с моих глаз, пока я еще держу себя в руках!
     - Люк, пожалуйста... - упавшим голосом проговорила она.
     Он снова нагнулся к ней, точно разъяренная кошка, готовящаяся к прыжку.
     - Если бы это был не мой ребенок, может быть... да, может быть, я смог бы тебя простить, потому что тогда по крайней мере я мог бы понять, почему ты сбежала. Но это! - он резко развел руки. - Этого я вообще не могу понять!
     - Если бы ты успокоился... - перебила она умоляюще.
     - Успокоился? Я узнаю, что у меня есть почти уже пятилетний сын, о котором я ни сном ни духом не подозревал, и ты предлагаешь мне успокоиться?
     - Я должна была сказать тебе об этом прошлой ночью.
     - Прошлой ночью? - повторил он, не веря своим ушам. - Прошлой ночью, когда ты, точно шлюха, извивалась у меня в руках, я сам не дал тебе ничего сказать! Я говорю не про прошлую ночь и не про прошлую неделю! Я имею в виду то время пять лет назад, когда ты была беременна!
     Грубость его определения в адрес ее ночного поведения вонзилась ей точно нож в сердце.
     - Перестань кричать...
     - Если я перестану кричать, я перейду к действиям! Я ни разу в жизни не ударил женщину и не хотел бы делать этого сейчас! - яростно выкрикнул он.
     Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы привести мысли в порядок. Бешеная сила его ярости совершенно выбила ее из колеи. Его заявление, что он предпочел бы, чтобы Дэниэл оказался чьим-то чужим ребенком, было абсолютно недоступно ее уму.
     - Почему ты не сказала мне об этом пять лет назад? - повторил он свой вопрос.
     - Я хотела... я пыталась...
     - Не помню, чтобы ты хоть раз попыталась, - безжалостно оборвал он.
     Она судорожно втянула воздух.
     - Я боялась тебе об этом сказать.
     Он прямо выплюнул ругательство, какого она никогда от него раньше не слышала.
     - Хорошо, - прошептала она и, собрав жалкие остатки самообладания, заставила себя продолжать: - Тебе не понравится то, что я скажу...
     - Мне не нравишься ты, - холодно выдавил он. - Ты не можешь сказать ничего хуже того, что уже сказала.
     Она не смогла удержаться от слез. Она ненавидела себя за эту слабость, но она чувствовала себя зверем, попавшим в капкан.
     - Я не могла тебе сказать, - дрожащим голосом проговорила она, - потому что знала, что ты не захочешь ребенка, и боялась, что ты заставишь меня от него избавиться.
     - То есть во всем виноват я сам! - с ненавистью выкрикнул он.
     Она бессильно покачала головой:
     - Ты всегда внушал мне, что не намерен связывать себя со мной. Я искренне верила, что ты воспринял мое решение как единственно разумное.
     - Когда задета моя плоть и кровь, то я вовсе не так разумен! И почему ты думаешь, что обязательства перед тобой - это то же самое, что обязательства перед неродившимся ребенком? - спросил он. - И откуда тебе известно, как я отношусь к абортам? Разве мы когда-нибудь обсуждали этот вопрос?
     - Я... я так предполагала, - сказала она, не в силах больше выдерживать его взгляд.
     - Она, черт побери, предполагала!
     - Тогда мне казалось, что я права, - прошептала она.
     - А хочешь, я скажу, почему ты так ?предполагала?? Смотри мне в глаза! - гневно приказал он, и она не посмела ослушаться, сжимаясь от страха в ожидании, каким будет следующий удар.
     - Я и не подозревал, какая ты на самом деле. Я даже представить не мог, что в тебе, с твоим ангельским личиком, столько злости и упрямства. Но теперь я понял, и мне не нужно больше твоих объяснений, потому что у меня есть свое! И я тебе сейчас его выскажу: раз я не хотел жениться на тебе, я должен был заплатить за это утратой моего собственного ребенка!
     - Нет! - закричала она. - Ничего подобного!
     - Это было именно так. Нет колечка, нет ребенка. Тогда, сидя с тобой за завтраком, я даже не подозревал об этом! - Он бросил на нее испепеляющий взгляд. - Ты была уверена, что я буду казнить себя за то, что сказал тебе в тот день! Ты не имела права скрывать от меня правду. Я имел право знать, что ты носишь моего ребенка. Cristo, неужели ты так меня ненавидела, что не дала мне ни единого шанса?
     У нее дрожали ноги. Она присела на ближайшее сиденье и закрыла лицо руками.
     - Я любила тебя. Я так тебя любила!
     - Это, по-твоему, любовь? - у него вырвался недоверчивый хриплый смешок. - Я сорвался один раз. Один раз за почти два года я повел себя не так, как надо! Один раз! И с тех пор непрерывно за это плачу. Ты мне отомстила, а я очень хорошо понимаю, что такое месть.
     - Все было совсем не так, - в отчаянии пробормотала она.
     - Если бы ты смотрела на вещи как я, ты стала бы моей женой пять лет назад! Si, я бы женился на тебе, - в его темных глазах, не отрывавшихся от ее бледного лица, мелькнуло какое-то мрачное удовлетворение. - Возможно, я бы сделал это не на самом высоком уровне, но я бы женился на тебе.
     Ей задним числом жутко стало от одной мысли об этом. Люк, вынужденный жениться под дулом пистолета? Кошмар!
     - Мне бы не хотелось, чтобы ты женился на мне с подобными чувствами.
     - Dio! Какое значение имеют твои или мои чувства по сравнению с ребенком!
     - Я не смогла бы жить с тобой на таких условиях, - слабым голосом сказала она.
     Он холодно скривил губы.
     - Это единственная действительно честная женщина, которую я встретил за всю жизнь, - вот что я сказал про тебя Рафаэлле. Просто чудо, что она не расхохоталась мне в лицо! Но у нее есть одно достоинство, которого нет у тебя. Она осталась мне верна даже после того, как я вышвырнул ее вон на прошлой неделе!
     - Мы с Дэниэлом уходим от тебя. - Сама плохо понимая, что говорит, Кэтрин громко отчеканила эти слова. - И больше ты о нас никогда не услышишь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

     - Никуда ты его не увезешь!
     - Он тебе не нужен. Ты даже хотел, чтобы он оказался не твоим ребенком. Это самая ужасная, самая жестокая вещь, которую я от тебя услышала, - голос Кэтрин подозрительно дрожал.
     - Ужасная? - загремел Люк. - Я потерял пять лет его жизни. Он незаконнорожденный. И что ему еще предстоит из-за этого перенести? Ты что, не понимаешь, что об этом растрезвонят все газеты? Неужели ты рассчитывала, что тебе удастся всю жизнь прятаться за это вранье, будто ты вдова с ребенком? Все это выплывет... разумеется, выплывет, и что после этого будет думать ребенок? О тебе? Обо мне? Вот почему первым моим желанием было, чтобы он оказался не моим. Ради него самого, а вовсе не ради меня. Газеты уже пронюхали, что им известны далеко не все факты, и уже намекают, что эта история выглядит совсем не так, как ее подают. Иначе почему он остался в Англии?
     - Газеты? - Она побелела как полотно, ошеломленная приговором, который вынесла ей судьба.
     - Неужели ты думала, что можно просто выступить из-за кулис в ту жизнь, которую веду я, и чтобы правда не выплыла наружу? Да если бы не Рафаэлла, вся желтая пресса пестрела бы его фотографиями! Отыскав его в доме твоей подруги в Лэйк-Дистрикт, она выхватила его прямо из-под носа этих готовых на все негодяев.
     - Захватила? И где он теперь? - в ужасе спросила Кэтрин, думая при этом, что угроза оказаться в центре внимания прессы возникла куда быстрее, чем она в простоте души полагала.
     - Она убедила твою подругу отвезти его на юг, пока не набежали репортеры. Они ждут нас в том доме.
     - В каком еще ?том доме?? - оторопело спросила она.
     На щеках у него заиграли желваки.
     - Я купил его для тебя в качестве свадебного подарка. Пять лет назад... Пять долгих, впустую потраченных лет! - яростно выкрикнул он.
     Состояние, в каком она находилась, не дало ей возможности сразу оценить всю значимость такого признания.
     - Пять лет назад?
     Он метнул на нее испепеляющий взгляд.
     - Да! Вот такой вот я был дурак. Это я-то, который так гордился своей рассудительностью! Ну теперь-то дошло до тебя, сага? Я действительно любил тебя.
     - П-пять лет назад? - ошеломленно повторила она.
     - Я не понимал этого до тех пор, пока ты не ушла. - Его интонация, вся манера его поведения была холодной и строгой. - Смеяться последним явно выпало не мне. Я надеялся, что ты вернешься... позвонишь... пришлешь открытку с чем-то вроде ?Я там-то?... ну хоть что-нибудь! Я не мог поверить, что ты исчезла навсегда. Я бы никогда не поступил так с тобой. - Это признание, похоже, вызвало новый прилив гнева. Он взглянул на нее и скрипнул зубами. - Я потратил уйму денег на твои поиски. Я настолько извелся, что решил жениться на тебе сразу, как только найду!
     Глаза у нее переполнились слезами, и они потекли по щекам. Она старалась подавить рыдания, которые душили ее. Но Люк, оказывается, еще не закончил.
     - А найдя тебя, я закрыл глаза на очевидное. Я всему подыскал оправдания. Я держался за иллюзию, которая, вероятней всего, могла родиться только в моем воображении. Почему? - Бронзовое лицо исказилось гримасой гнева. - По одной - единственной причине - ты оказалась самой искусной притворщицей из всех, кого я знал. Так что теперь я только так и могу к тебе относиться.
     - Нет, - умоляла она, чувствуя, как его жестокий приговор разрывает всякую связь между ними... или действительно эта связь была оборвана ею самой?
     - Однажды ты уже подвела меня. Больше я тебе этого не позволю. - Он произнес это так торжественно, будто давал смертельную клятву.
     - Но что же я сделала? - прошептала она.
     - Пять лет назад, Кэтрин, я верил тебе больше, чем кому бы то ни было в этом мире. А ты обманула это доверие, - с презрением отчеканил он. - Ты проводишь ночь в моих объятиях, уверяя, как ты меня любишь, и после этого вдруг исчезаешь...
     - Я попрощалась с тобой единственно доступным мне способом, - с трудом пробормотала она.
     - И тебе, конечно, даже в голову не приходило, что одной из причин, почему я так рассердился на тебя в то утро, было возникшее у меня ощущение, что ты меня просто используешь!
     - Как такое могло прийти тебе в голову?
     - А как оно могло мне не прийти? К тому же я не хотел жениться на тебе, но я не хотел жениться и ни на ком другом. Мои родители оставили мне не самый радужный взгляд на супружество. Да им один вид друг друга внушал отвращение!
     Услышав подобное откровение, она в изумлении подняла глаза.
     - Но ты мне никогда ничего такого не рассказывал!
     - У тебя было столько иллюзий относительно счастливой супружеской жизни, что я просто не мог заставить себя открыть тебе правду. - Его взгляд был безнадежно мрачен. - Мои родители поженились потому, что им пришлось это сделать. Мать оказалась беременна. Они не любили друг друга. Они даже не испытывали друг к другу симпатии. Все годы, что они прожили вместе, они были абсолютно несчастливы. А от меня им нужны были только деньги. Пока деньги исправно поступали, они не испытывали ни малейшего интереса к моим делам. Но во всем этом я разобрался далеко не сразу. Когда самолет разбился, я потерял только сестру и родителей, которые, по существу, никогда не хотели играть эту роль. Она зажмурилась и опустила голову.
     - Я была уверена, что тебя в семье любили.
     - Они любили то, что я мог им дать, - сердито возразил он. - Да ведь и ты не сильно от них отличаешься, верно? Десять дней назад ты торчала в квартире Хантингдона и была готова выйти за него замуж. Как ни странно, однако, ты все-таки предпочла меня!
     - Он сделал мне предложение в тот день, когда ты нас увидел. До этого между нами никогда ничего не было. По крайней мере с моей стороны. Мне следовало рассказать тебе всю правду раньше, - неуверенно закончила она.
     - Правду? - заскрежетал он. - Да ты даже не понимаешь, что значит это слово. Я прямо вижу, как ты теперь начнешь внушать моему сыну, что столь позднее появление меня в его жизни объясняется тем, что ты боялась, что я захочу уничтожить его еще до рождения!
     От нарисованной им перспективы ее передернуло.
     - Что ты говорила ему обо мне?
     У нее было ощущение, что она висит на отвесной скале, цепляясь за нее ногтями. А он ломает их ей один за другим, лишая последней опоры, и острые камни возмездия внизу уже ждут не дождутся ее. Она решилась прыгнуть сама.
     - Ничего, - дрожащим голосом сказала она.
     - Ничего? - воскликнул он. - Но ты же должна была сказать ему хоть что-нибудь про его отца!
     Она принялась с запинками пересказывать выдуманную Харриэт легенду. Она не могла пожаловаться, что он особенно придирался к мелочам. Он перебил ее только раз - когда, услышав, что Дэниэл считает, что его отец умер, резко вспыхнул от гнева. Последняя соломинка сломала спину верблюда. То, что Люк ничего не знал о существовании сына, было уже хуже некуда. Но то, что Дэниэл ничего не знал о нем, было вообще непростительно.
     Она была совершенно сбита с толку тем, что он высказал ей в порыве гнева, хотя и понимала, что, не будь он в таком состоянии, он бы никогда не сделал подобных признаний. Он сказал, что любил ее пять лет назад. Перед этим все отступало на задний план. Любовь, которую она так жаждала пробудить, была налицо. А она оказалась так слепа и нечувствительна, что даже не заподозрила ее существование.
     И зачем только она слушалась Харриэт? Зачем, ну зачем? Хотя нечего валить вину на Харриэт. Харриэт судила о Люке по тому, что рассказывала ей о нем сама Кэтрин. Харриэт могла повлиять на нее лишь постольку, поскольку Кэтрин сама была в этом убеждена. А Люк взял и опрокинул, точно карточный домик, все доводы, которыми она поддерживала себя столько лет.
     Теперь на нее навалилось бремя вины. Ей надо было остаться, а она убежала, ей надо было вернуться, а она, наоборот, упорствовала в разлуке. Внутренний голос подсказывал ей, что не стоит слишком доверять тому, что Люк говорит теперь, задним числом; еще неизвестно, как бы он поступил, вовремя узнав о ее беременности, ведь он уже прошел через опыт разлуки. Но этот голос был еле слышен, его подавляло чувство вины. Люк действительно мог жениться. И у Дэниэла был бы отец. У Дэниэла было бы все, что ему только нужно, то, чего она не имела возможности ему дать.
     В одном Люк точно был прав. Она не дала ему тогда ни единого шанса. По ее тогдашнему мнению, результат был предрешен. Уже потом ей пришлось признаться себе, что ей легче было уйти, чем наткнуться на его сопротивление. В то время ей было не под силу тягаться с Люком и отстоять себя. Ей и во сне не снилось, что Люк так разозлится или, точнее, что ее уход доставит ему столько горя. Потому что именно горем была вызвана эта злость, это безумное признание, что она предала его во второй раз. Люк считал, что их последняя ночь любви была таким же обманом, как та давняя последняя ночь перед ее уходом.
     Она разгадала наконец некоторые черты его характера, которые оставались ей непонятны. Страсть в пределах спальни, сдержанность вне ее. В последнее время он начал несколько смягчать этот контраст. Но привычка не выдавать своих чувств, должно быть, выработалась у него гораздо раньше. На его долю тоже выпало немало горя. Родители, как ни крути, не добивались его привязанности и не нуждались в ней. Щедрость, которая когда-то вызывала в ней ощущение, будто он старается ее купить, виделась ей теперь совсем в другом свете. Еще задолго до нее Люк привык постоянно давать что-то близким ему людям. Ведь только этого от него и ждали. Когда погибла его семья, он просто перенес эту привычку на нее.
     У нее было столько причин для тревоги. Люк не просто разочаровался в ней, он испытал горькую утрату иллюзий. Пять лет назад, понимая или нет, неважно, она вбила последний гвоздь в собственный гроб. Люку никогда не приходило в голову, что она могла быть беременна, ведь он и мысли не допускал, что она могла бы такое от него скрыть.
     Но какой же ужас был бы для Люка, если бы ему пришлось жениться на ней при обстоятельствах, точь-в-точь повторяющих ошибку его родителей. Он бы ни за что по доброй воле на такое не согласился. Этого не могло быть, просто не могло, хотя он все равно не поверит. Сейчас он думал только о Дэниэле и, в общем, проявил самый горячий интерес к своему сыну. Дэниэл оказался ему нужен, однако теперь ему не нужна его мать.
     Люк все еще был в раздражении, закованном в лед спокойствия, который грозил расколоться в любой момент. Он наконец осознал, что является отцом, но как это повлияло на его отношение к ней? Раньше он всецело доверял ей. Он принял на себя вину за ее прошлое бегство. Он хотел повернуть время вспять... Теперь она это понимала. И вот он узнает, что это невозможно. ?Вполне вероятно, - внезапно пронзило ее, - что именно стремление немедленно получить все, чего он так хотел, и привело к столь скоропалительной женитьбе?.
     - Я очень люблю Дэниэла, - твердо сказала она.
     - И ты отлично это доказала, - отрезал он, - оставив его в какой-то дыре на попечении полоумной феминистки...
     - Не смей так говорить о Пэгги! - с гневом перебила Кэтрин. - Она читает лекции в университете, она написала три книги. А кроме того, она очень надежный друг.
     Но возможно, что в этом окружившем ее кошмаре уже и Пэгги перестала быть другом. Ничего не зная о Люке, увезенная из родного дома Рафаэллой, которая Бог знает что ей наговорила, Пэгги наверняка была настроена самым воинственным образом.
     Свадебный подарок Кэтрин оказался загородным домом в елизаветинском стиле. Не слишком громоздкий, совсем не вычурный - не будь она в столь подавленном настроении, он бы непременно сразу очаровал ее... если бы только в дверях не появилась Рафаэлла с улыбкой высшего радушия на лице...

***

     - Недурной видок, совсем недурной, - уперев руки в боки, Пэгги окинула взглядом дом, ухоженные газоны, полоску леса и поблескивающее вдали в лучах заходящего солнца небольшое озеро. - Ей Богу, Кэтрин, довольно трудно не прийти от всего этого в восторг.
     Кэтрин ответила ей беспомощным взглядом. Пэгги была слишком наблюдательна, чтобы не заметить ее подавленности, и нахмурилась.
     - Куда они денутся, рано или поздно вернутся. Чего ты волнуешься? С Дэниэлом все будет в порядке. Это я виновата, - вздохнула она. - Надо было ни на минуту не оставлять его наедине с Рафаэллой. Ужасно противная особа.
     Кэтрин против воли вспомнился момент приезда. Люк прямиком пошел здороваться с Рафаэллой. Кэтрин понятия не имела, о чем они говорили, но брюнетка не переставая хохотала и улыбалась, используя все свое женское обаяние, чему она неизменно следовала при общении с Люком. Потом в