- Это просто воспоминание. К тебе возвращается память.
     - Ты думаешь? - Она успокоилась, хотя ее поразил его холодный тон и жесткий блеск в глазах. - Но почему я так испугалась?
     - Тебя напугала внезапность этого воспоминания, - мягко заверил он. - Наверняка это не слишком приятно.
     Перелет занял два часа. Наедине они не оставались, в салоне кроме них находились стюард со стюардессой, два охранника, какой-то подобострастный тип из его служащих, который записывал каждое произнесенное Люком слово, а под боком у него пристроилась элегантная секретарша, достававшая, подававшая и убиравшая всевозможные документы. И самое неприятное заключалось в том, что стоило Кэтрин бросить взгляд на кого-то из них, как все они тотчас отводили глаза, точно от зачумленной.
     Устав от одиночества, Кэтрин обратилась к стюардессе:
     - Нет ли у вас какого-нибудь журнала?
     - Извините, мисс Пэрриш, но на борту нет ни журналов, ни газет, - ответила стюардесса натянуто, избегая смотреть в глаза. - Может, хотите позавтракать?
     - Спасибо.
     Довольно странно, что в самолете не оказалось даже газет. Однако это ее слегка кольнуло. Рано или поздно придется признаться Люку, что она страдает дислексией. От этой мысли она поежилась. Она совсем не собиралась водить его за нос. Просто это получалось само собой.
     Если на горизонте возникало меню, то он все заказывал для нее сам. Он привык, что она не записывает, а просто запоминает то, что просят ему передать, и был на удивление терпелив, когда она забывала какие-то частности. Он никогда не удивлялся тому, что так редко видит ее с книгой в руках. Как-то она купила одну и оставила на виду, но он даже не спросил, о чем она. Так зачем ей новые неприятности?
     Ей вспомнилось, сколько раз в школе ее корили за глупость, прежде чем выяснилась ее болезнь. Ей вспомнились все потенциальные приемные родители, которые шарахались от нее, едва услышав про дислексию, ошибочно полагая, что с ней будет куда сложнее, чем с любым другим ребенком. Ей вспомнились люди, которые относились к ней так, будто она неграмотная. Если Люк узнает, что собирается взять в жены женщину, для которой напечатанное слово всего лишь пятно неразборчивых значков, он вполне может передумать.
     Когда они приземлились в Риме, он сказал ей, что дальше они полетят на вертолете.
     - А в какой гостинице мы остановимся? - поинтересовалась она.
     - Ни в какой, - ответил он. - Мы приехали домой.
     - Домой? - переспросила она. - Ты что, купил дом?
     Люк небрежно махнул рукой.
     - Погоди - и сама увидишь.
     - Я ведь там еще не была, да? Значит, я про него не забыла?
     - Ты еще никогда не бывала в Италии, - успокоил он ее.
     Вертолет ей страшно не понравился, и она потребовала, чтобы ее посадили на заднее сиденье, наотрез отказавшись наблюдать виды с птичьего полета, которые Люк горел желанием ей показать. От шума мотора и от головной боли ее замутило. Она склонила голову и подняла, только когда они опустились на твердую землю.
     Люк вывел ее на воздух.
     - Тошнит?
     - Тошнит, - сглотнула она.
     - Как же я не подумал!.. Но мне так хотелось, чтобы ты увидела ?Кастеллеоне? с высоты. - Они шли от вертолета, и он вдруг мягко повернул ее за плечи. - Вот довольно хорошая точка обзора. Ну, как тебе?
     Если бы он ее не поддерживал, она могла бы грохнуться - такой потрясающий вид открылся ее глазам. ?Кастеллеоне? был настоящим сказочным замком, окруженным лесом башенок и шпилей, на фоне густо поросших лесом холмов. Лучи послеполуденного солнца рассыпались мириадами бликов в сверкающих окнах и отбрасывали неподвижное отражение каменных стен молочного цвета на поверхность усыпанного кувшинками водяного рва. Надо было лучше ее подготовить. Ей следовало бы представить себе нечто огромное и, поскольку это связано с Люком, необычайное. Для истории у него не оставалось времени, но что, кроме аромата древности, могло заставить его приобрести себе столь грандиозное и великолепное жилище?
     - Когда я на него наткнулся, он не продавался, и таким симпатичным он тоже не был...
     - Симпатичным? - возмутилась она, когда вновь обрела дар речи. - Он великолепен. Он, наверно, стоит целого состояния.
     - Денег у меня хватает, на что же их еще тратить? - Он легко потрепал ее волосы. - Он входит в число памятников архитектуры, а это чертовски хлопотно. Перестройка разрешена только в плане реконструкции. А эксперты - самый несговорчивый народ. За это время я уже много раз успел пожалеть, что стены не обрушились в этот ров с конфетной обертки.
     - Ты шутишь? - едва не задохнулась она.
     - Нисколько. Тебе не приходилось пользоваться водопроводом семнадцатого века, сага? Это варварство, - выдохнул Люк у нее над головой. - К счастью, с экспертами удалось договориться. Водопровод отправился в музей, а у меня пропала головная боль, как заполнить этот ров водой. После этого тут все пошло как по маслу.
     - Ты говорил, что сначала он не продавался.
     - Все дело в цене, bella mia. - Слегка усмехнувшись, он заключил ее в объятия. - Кстати, прежний владелец не испытывал к этому месту никаких сентиментальных чувств. Оно было для него тяжелым финансовым бременем.
     - Ты когда-нибудь рассказывал мне об этом замке?
     - Я хотел сделать тебе сюрприз.
     Он подвел ее к искусно сложенному каменному мостику через ров. Высокие, обитые железом двери были распахнуты, за ними открывался зал, расписанный изумительными фресками.
     - Ничего прекраснее я не видела, - прошептала она.
     - Да, не у всех прихожая полна толстых херувимов и пышногрудых нимф. Это я знаю наверняка, даже если больше ничего не знаю, - сказал он весело. - Архитектор был не слишком обременен хорошим вкусом.
     - Зачем же было покупать, если тебе не нравится? - настаивала она, стараясь скрыть досаду.
     Он пожал плечами.
     - Вложение денег.
     - Значит, ты собираешься его продать? - Ее разочарование было очевидно.
     - Нет, если ты считаешь, что можешь ужиться со всеми этими обнаженными красотками.
     - Я могу, могу с ними ужиться!
     - В общем-то, - пробормотал он себе под нос, - я так и думал.
     Люк заметил ее бледность, синяки под глазами и подвел ее к винтовой каменной лестнице.
     - Мне кажется, тебе пора в постель.
     - Я не хочу в постель. Я хочу осмотреть весь замок.
     А если все это только сон - что Люк хочет жениться и жить с ней в этом великолепном доме? Она боялась уснуть, ведь потом придется проснуться.
     - Для одного дня вполне достаточно. - Люк подталкивал ее к распахнутой двери, но она упиралась. - Чего ты улыбаешься?
     - Мне кажется, что я умерла и попала в рай и... - Она замялась, восхищенно глядя на Люка. - Я так тебя люблю.
     Кровь прилила у него к скулам, подбородок напрягся. Она, не помня себя, обвила его шею руками.
     - Я не святой с иконы, - выдохнул он.
     - Я могу примириться с этим недостатком.
     - Тебе придется примириться, - поправил он. - Развод для тебя не предусмотрен.
     - Не слишком романтично вспоминать про развод еще до свадьбы.
     - Кэтрин... тебе пора понять, что я не самый романтичный человек. Я не поэтичен, не сентиментален, я не идеалист, - хмуро сказал он.
     - А о любви ты говоришь по-итальянски, - возразила она еле слышно.
     - Но это мой родной язык!
     По какой-то непонятной причине он начал сердиться. Кэтрин решила больше не спорить. Если он считает, что привезти ее в итальянский замок, чтобы тут же сыграть свадьбу, не романтично, - на здоровье! ?Может, умнее было бы поменьше восторгаться?, - подумала она. Ни усталость, ни слабость не избавили ее от желания пригвоздить его к ближайшей горизонтальной поверхности, где она смогла бы осыпать его поцелуями и утопить в своей благодарной любви.
     На верхней площадке этой бесконечной лестницы Люк задержался, чтобы представить ей низенького человека по имени Бернардо, который оказался мажордомом. Кэтрин одарила его лучезарной улыбкой.
     - Неужели ты не можешь хоть на время спуститься на грешную землю? - с насмешкой поинтересовался Люк.
     - Нет, пока ты меня несешь, - вздохнула она.
     Они оказались в огромной комнате, и он опустил ее на кровать. Кровать была резная, инкрустированная, с богатым парчовым балдахином. Со стоном высшего наслаждения она бросилась навзничь, задрала ноги, скинула одну туфлю, потом другую. Кровать была как раз какая нужно.
     - Я вызвал врача, он должен быть где-то через полчаса, - проговорил Люк. - Ты не могла бы постараться чуть-чуть взять себя в руки, а то у тебя такой вид, будто ты только что с хорошей вечеринки.
     - Зачем мне опять встречаться с врачом? Он ответил ей улыбкой.
     - Амнезия, или как там это называется, не простая штука. Я тебя такой еще не видел... по крайней мере, - он замялся, - довольно давно.
     - Но ведь ты никогда раньше не делал мне предложения, - прошептала она застенчиво.
     - Серьезное возражение. Ты раньше тоже ни разу не пробовала соблазнить меня на заднем сиденье лимузина. - Он пристально посмотрел на нее и тут же отвел глаза. - Не думаю, что доктор Спицион покажется тебе чересчур догматичным. Его девиз: время лечит все. - Ступая осторожно, точно крадущийся леопард, он отошел к двери. - Сюда поднимется жена Бернардо и поможет тебе лечь в постель.
     - Мне совсем не нужно...
     - Кэтрин, - перебил он, - самая ничтожная привилегия моей жены состоит в том, чтобы ее обслуживали с головы до ног, так что сохрани силы для более важных вещей.
     В глазах у нее плясали чертики.
     - А самая большая?
     Его взгляд из-под полуопущенных век обежал ее всю с головы до пяток, и внутри у нее разлился огонь.
     - Оставляю это на волю твоей буйной фантазии. Buona sera, сага. Увидимся завтра.
     - Завтра? - От удивления она даже привскочила.
     - Покой и отдых, - шутливо объявил Люк и закрыл за собой дверь.
     Она принялась разглядывать ниспадающий красивыми складками полог над головой. Ты с ним заигрывала, подсказал внутренний голос. Ну и что в этом странного? Но раньше-то с ней такого вроде не бывало. Как правило, общаясь с Люком, она следила за собой и так тщательно подбирала слова, будто старалась обойти сторонкой уснувший вулкан. Лишь в самом начале она была столь простодушна, что говорила именно то, что думала.
     И вот преграды в ее сознании больше не существует - целый день или даже целые сутки. Она больше не трепещет перед Люком. Когда же это случилось? Скорее всего, в этом году. А Люк между тем сказал, что не видел ее такой довольно давно. Что же это значит? Это, решила она, прижимая утопающую в лентах и кружевах подушку к колотящемуся сердцу, удивительное, сумасшедшее, абсолютно безграничное счастье...

ГЛАВА ПЯТАЯ.

     Кэтрин была просто ошеломлена бесконечными рядами вешалок в гардеробной. А невысокая девушка по имени Гуилья все открывала и открывала дверцы: дневные костюмы, вечерние платья, домашняя одежда, полки с вязаными вещами, с бельем и бесчисленные ряды туфель, сгруппированных по цвету. Подсказка для женщины, не слишком хорошо различающей оттенки, с изумлением поняла она. Люк совершенно обновил ее гардероб.
     Такую обширную коллекцию не перевезти за одну ночь. Потрясенная этой мыслью, она нашла только самое простое объяснение: видимо, Люк задумал перевезти ее в Италию еще несколько месяцев назад! Едва она потянулась рукой к одному из шелковых платьев, как Гуилья с самым озабоченным видом бросилась его доставать, ухитрившись при этом рассыпаться в похвалах по поводу идеи смены туалета.
     - Grazie, Гуилья.
     - Prego, singorina.
     Гуилья услужливо кинулась доставать белье и туфли и почтительно понесла все это в спальню. Кэтрин поняла, в чем дело. Гуилья была здесь для того, чтобы ненавязчиво подсказывать ей, что надевать в каждом конкретном случае. Люк особенно придирчив к мелочам. Возможно, Гуилью даже проинструктировали запирать шкафы, если потребуют обстоятельства.
     Было восемь вечера. Она проспала почти сутки, так бездарно потратив свой первый день в ?Кастеллеоне?. Укладывая ее вчера вечером в постель, Франческа, жена Бернардо, квохтала над ней как заботливая курица. Потом заглянул доктор Сципион, похожий на Сайта-Клауса толстый коротышка, который, как оказалось, был способен понять самые тонкие чувства.
     Лишь когда он ушел, она поняла, что все время его визита она трещала без умолку. Только раз он поставил ее в тупик.
     - Иногда память отказывает из-за того, что само сознание хочет что-то забыть. Оно захлопывает дверь ради самосохранения, - сказал он.
     - Но мне-то от чего себя оберегать? - рассмеялась Кэтрин.
     - Спросите себя, чего вы боитесь больше всего, там-то и может крыться ответ. Когда вы окончательно поймете, чего боитесь, тогда, возможно, сознание отопрет дверь, - сказал он. - Мне кажется, вы до сих пор к этому не готовы.
     Чего же она боится больше всего? Когда-то это был страх потерять Люка, но с тех пор, как Люк сделал ей предложение, застарелые опасения рассеялись. А то, что шевелилось в кладовой ее памяти, еще не набрало такой силы, чтобы встревожить ее по-настоящему, - если не считать легкого беспокойства, которое она решительно гнала от себя.
     В светло-вишневом облегающем платье, оказавшемся в груди теснее, чем предполагала Гуилья, судя по тому, как она схватила сантиметр, Кэтрин сидела за великолепным туалетным столиком в готическом стиле и с улыбкой узнавания разглядывала разложенные перед ней драгоценности. Вот часы с выгравированной датой ее знакомства с Люком - защелкнув их на запястье, она с удивлением отметила ощущение, будто давным-давно их не надевала. В одном кожаном футляре красовались изысканное бриллиантовое колье и серьги, в другом мерцал изящный браслет. Рождество в Швейцарии и ее день рождения, с нежностью припомнила она.
     Она вышла из спальни на площадку бесконечной каменной галереи. Далеко внизу, в зале, она заметила лысину Бернардо. Она поспешила вниз и сказала на ломаном итальянском:
     - Buona sera, Бернардо. Dov'e синьор Сантини?
     Лицо Бернардо выразило отчаяние. Он стал ломать руки и бормотать нечто невразумительное. Она резко обернулась, и глаза у нее распахнулись от изумления. До нее донеслись резкие голоса, усиленные эхом бесчисленных переходов замка.
     Одна из дверей была приоткрыта. За ней видна была высокая темноволосая женщина с подложенными плечами, что только вошло в моду, которая громко что-то доказывала кому-то невидимому, предположительно Люку. Или она, наоборот, оправдывалась? Понять было невозможно.
     Кэтрин напряглась. Она без труда узнала Рафаэллу Перуцци. Та была единственным человеком из всех известных Кэтрин, кто мог позволить себе возражать Люку и не потерять при этом место еще до конца рабочего дня. Рафаэлла занимала в жизни Люка какое-то неясное положение, то ли друг, то ли подчиненный. И была к тому же самым способным генератором идей из всех женщин, работавших на ?Сантини Электронике?.
     Она жила, дышала, ела, спала только ради денег... и ради Люка.
     Они росли вместе. Он служил ей образцом для подражания. Она была упряма, безжалостна и до глубины души предана его интересам. Было время, она делила с Люком даже постель. Этого Кэтрин никто не говорил. Да в этом и нужды не было. Рафаэлла была частью прошлого Люка, но при каждом ее взгляде на него в ее глазах светилась надежда на будущее. Женщины, прошедшие через его спальню чередой мимолетных эпизодов, нисколько не беспокоили Рафаэллу. Ее обеспокоила Кэтрин.
     ?Тебе осталось полтора месяца. Развлекай его, пока можешь, - сказала она Кэтрин при первом знакомстве. - Если имеешь дело с Люком, больше чем на три месяца не рассчитывай, а при том, как ты одеваешься, дорогая, еще шести недель с тобой ему хватит за глаза?.
     Теперь заговорил Люк - и очень тихо. Рафаэлла резко всхлипнула и застрекотала по-итальянски. Кэтрин отошла, стыдясь, что не сделала этого раньше, смутно догадываясь о том, что вызвало эту сцену. Вчера Люк объявил о том, что собирается жениться. Рафаэллу это сразило. Участь Рафаэллы вызвала у Кэтрин странное сестринское сочувствие. Если бы не милость Божья, она могла бы быть на ее месте.
     Люк был для Рафаэллы солнцем, вокруг которого вращалась ее жизнь. Она не могла бороться с его притяжением; и даже если солнце обжигало, она не могла соскочить с этой орбиты. Даже сознавая, что переходит установленные Люком границы, она не могла спокойно оставаться в стороне. Такова уж она была. Упорная, настойчивая, беспощадная. Порой именно сходство между Рафаэллой и Люком неприятно задевало Кэтрин. По закону подобия, не раз думала она с тоской, Люк и Рафаэлла были парой, чей союз был бы заключен на небесах.
     Дверь вдруг с грохотом распахнулась. Бернардо как ветром сдуло. Кэтрин оказалась не столь проворна. Рафаэлла надвигалась на нее, точно акула-убийца, почуявшая сырое мясо, в ее твердом как алмаз взгляде сверкала непримиримая ненависть.
     - Шлюха! - закричала она, бросаясь в атаку. - Он не верит моим словам, но я еще вернусь, и в руках у меня будут доказательства. И когда он их увидит, тебя просто вышвырнут отсюда, потому что он никогда тебе этого не простит!
     - Рафаэлла!
     Люк стоял в пятидесяти шагах от нее, напрягшись, точно изготовившаяся к прыжку пантера, лицо у него исказилось от ярости.
     Она кинула на него взгляд, полный свирепого отчаяния.
     - Я только хотела получше разглядеть ?единственную по-настоящему честную женщину?, которую тебе удалось найти! Ее следует внести в списки особо опасных элементов. И, приготовься, саго, - она направилась к выходу, - тебя ждет самое серьезное разочарование.
     Тут снова появился Бернардо и почтительно вывел ее из зала. Кэтрин перевела дух. Рафаэлла, сорвавшаяся с цепи и упустившая добычу, могла напугать кого угодно. Ее угрозы поразили Кэтрин. Чему Люк не поверил? Что Рафаэлла собирается доказать? И чего Люк никогда ей не простит?
     - Бога ради, о чем она говорила? - прошептала она через силу.
     В нем еще клокотала скрытая ярость. Она ничего не смогла прочесть в его неподвижном темном взгляде. На миг ей показалось, что этот взгляд одновременно изучает ее и бросает ей вызов, однако он тут же насмешливо улыбнулся, и она отогнала от себя неприятную мысль.
     - Это ни в малейшей степени не должно тебя беспокоить.
     ?Как бы не так?, - подумала она, а он уже, жестом властелина обняв ее за хрупкие плечи, повел в изумительно обставленную гостиную.
     - Да и Рафаэлла может больше не беспокоиться.
     - Почему? - удивилась она.
     - Потому что с этого момента она больше у меня не работает, - проговорил Люк бесстрастно.
     Кэтрин сразу же охватило чувство вины. Вся жизнь Рафаэллы заключалась в ее карьере... Не столкнись они в зале, инцидента, что так разгневал Люка, могло бы не произойти.
     - Люк, она была ужасно расстроена. Может быть, ее можно простить? - проговорила она после долгого молчания, поражаясь иронии судьбы, которая превратила ее в единственного защитника брюнетки.
     - Что с тобой? - откровенно удивился Люк. - Она бы на твоем месте, ни минуты не задумываясь, перерезала тебе горло. Она ворвалась в мой дом, оскорбляла меня, оскорбляла тебя... и ты считаешь, я могу так это оставить? Не понимаю тебя.
     - Она потеряла голову, а все потому... потому... - Кэтрин замялась под его пристальным взглядом, - потому что она тебя любит.
     - Такой любви, спасибо, не надо, - отрезал он.
     - Иногда, Люк, - прошептала Кэтрин, - ты бываешь очень жесток.
     Лицо у него напряглось - видно, раздражение достигло предела.
     - То есть я безжалостный, бесчувственный ублюдок, это ты хочешь сказать? - прошипел он.
     Критиковать Люка не отваживался никто. Рафаэлла могла с ним спорить, но критиковать она бы даже мечтать не могла. Не слишком образованное семейство Люка просто благоговело перед его выдающимися способностями, которые выяснились еще в самом нежном возрасте, к тому же он очень рано начал вести самостоятельную жизнь, поэтому у него не выработалось потребности прислушиваться к чьим-либо мнениям, кроме свое