каясь, спросила она.
   Широкое плечо едва заметно приподнялось.
   - Сам не знаю. Может, просто любопытство?
   - Любопытство? - переспросила она срывающимся голосом.
   Он оглядел небольшую, но хорошо обставленную комнату.
   - Вообще-то, я представлял себе твою жизнь несколько иначе, - заметил
он. - Ты виделась мне в гостиной твоих родителей, как бабочка под  стек-
лом.
   О чем бы Рафаэль ни говорил, ей  во  всем  виделся  какой-то  двойной
смысл. У него была обескураживающая ее привычка  перескакивать  с  одной
темы на другую и говорить именно о том, что в данный момент у него  было
на уме, а ум у него был достаточно подвижен. Она резко сложила  руки  на
груди. Рафаэль подхватил с кресла поваренную книгу.
   - Зачем тебе это? - спросил он так, будто речь шла о каком-нибудь га-
ечном ключе.
   Лицо у нее блестело от пота. Она была на грани истерики, страшась по-
думать о том, что его сюда привело.
   - А что тут такого? - запальчиво ответила она вопросом на вопрос.
   Небрежно бросив книгу назад на кресло,  он  выпрямился  во  все  свои
шесть футов и два дюйма.
   - В такой позе ты похожа на маленькую скандалистку. Маме  бы  это  не
понравилось, - едко заметил он. - Кто же теперь о тебе заботится?
   Кровь бросилась ей в лицо.
   - Никто.
   - Ты научилась готовить и хозяйничать? Ты меня удивляешь.
   - Если ты сейчас же не уберешься вон, я вызову полицию! -  пригрозила
она.
   Рафаэль не пошевельнулся, разглядывая ее с презрением.
   - Не забывай, что я еще твой муж. И у меня есть все права здесь нахо-
диться.
   - Нет у тебя никаких прав!
   - Успокойся. Не всяким правом человек желает пользоваться, -  отпари-
ровал он. - Что заставляет тебя жить здесь? Неужели...  неужели  у  папы
неприятности?
   Она с трудом распрямила плечи.
   - Я не шучу. Если ты сейчас же не уберешься, я...
   Рафаэль иронично рассмеялся.
   - Ну давай! Вызывай полицию. Хоть посмеюсь... Самая  пустая  из  всех
угроз, и ты прекрасно это понимаешь. Все что угодно, только не огласка.
   - Ты так считаешь? - неуверенно отступая под его  натиском,  спросила
она и, побледнев, опустила голову, как бы признавая свое поражение. - Ты
ошибаешься.
   - Не понимаю, а чего, собственно, ты так боишься? - Он помолчал. Под-
няв на него глаза, Сара столкнулась с неприкрытой неприязнью во  взгляде
его золотистых глаз. - Какое лицемерие! У тебя  есть  причины  меня  бо-
яться, и ты их прекрасно знаешь. Но чего именно ты боишься?  Насилия?  Я
был бы не против к нему прибегнуть, но мне не хочется в тюрьму  -  я  не
любитель тесных замкнутых пространств. Есть пары, которые отмечают приб-
лижающийся развод прощальной возней меж простынями,  но  если  мне  ког-
да-нибудь настолько будет нужна женщина, я стану убежденным  холостяком,
- отчеканил он с жестокой откровенностью.
   Она чувствовала себя растоптанной. Ей вдруг до смерти захотелось рас-
царапать ему лицо, но вместо этого она съежилась, желая только одного  -
туг же умереть. Но постепенно  обреченная,  оскорбленная  и  отверженная
женщина все-таки взяла в ней верх.
   - Я ненавижу тебя, - затравленно пробормотала она.
   - Что ж, это уже что-то. Ненависть - это хоть какое-то чувство.  Зна-
чит, еще не все потеряно, - ответил он без всякого выражения.  -  С  кем
это ты сегодня была?
   Она резко отвернулась - он нападал на нее, как и прежде, а она, не  в
состоянии скрыть свои чувства, доставляла ему массу удовольствия, и  это
мучило ее. По правде говоря, она уже давно собой не  владела.  И  сейчас
чувствовала себя незащищенной, совершенно не способной управлять собой.
   - А тебе-то что?
   - Так, интересно. Почему бы не задать такой вопрос собственной  жене?
- Он издевался над ней каждым своим словом, каждым звуком. - Хотя в тво-
ем случае он, вероятнее всего, просто замерзнет прежде, чем ты допустишь
его до себя.
   Выведенная из себя этой насмешкой, она резко обернулась к нему:
   - Ты так уверен?
   Рафаэль замер, сведя над проницательными светло-карими глазами  исси-
ня-черные брови.
   - Эта твоя чертова самоуверенность! - судорожно пробормотала  она.  -
Ты даже мысли такой не допускаешь! Сам позволяешь какой-то шлюхе  лапать
себя буквально в шести футах от меня, а стоит...
   - Шлюхе?
   - Puta! - выпалила она, чувствуя, как у нее кружится голова от ярости
и унижения.
   - No es*, - тут же отпарировал Рафаэль. - Я никогда не  опускался  до
того, чтобы платить женщинам, mufieca mia.
   - Не называй меня так! - выпалила она. - Никакая я тебе не кукла!
   Не сводя с нее взгляда, под которым она себя чувствовала очень неуют-
но, он слегка склонил голову набок, и на его пышных черных волосах заиг-
рали блики света.
   - Ты мне возражаешь? Increible. Ты споришь... - он с удивлением  втя-
нул воздух. - Ты даже кричишь!
   Эти слова свели на нет столь необычную для нее дикую  злость,  и  она
почувствовала себя слабой и разбитой.
   - Пожалуйста, уходи, - прошептала она.
   - Кто научил тебя кричать? - спросил он, не обращая  внимания  на  ее
просьбу. - Очень здоровый признак. Мне это нравится.
   Она зажала уши руками.
   - Ты сведешь меня с ума.
   - Это как раз то, что однажды ты проделала со мной. Ты растоптала мое
сердце. Два года мучений, - с болью в голосе пробормотал Рафаэль, сжимая
в узкую линию чувственные губы. - Я дал тебе все. Ты же - ничего. Ты бы-
ла щедра, как скупец. Ни одна женщина не позволяла себе делать  со  мной
то, что сделала ты. Рог Dios, ты мне принесла  столько  страданий,  что,
честно говоря, я сам не понимаю, почему я стою сейчас перед тобой с опу-
щенными руками...
   Она вдруг глухо рассмеялась.
   - Это единственное, чем ты еще можешь похвастать...
   Кровь хлынула ему в лицо.
   - Да как ты смеешь?
   Эта столь знакомая ей интонация грозила бурей, и она нервно  облизала
губы.
   - Ты считаешь, что я требовал от тебя чегото  сверхъестественного?  -
спросил он сквозь зубы. - Всякий раз как я до тебя дотрагивался, у  меня
было такое ощущение, будто я животное. Ты лежала  подо  мной  как  кусок
льда, снисходя до моей грязной похоти!
   Теперь покраснела Сара и потому резко отвернулась, не желая, чтобы он
видел ее лицо.
   - Хам...
   Он коротко выругался.
   - Ты единственная женщина, которая меня так называет...  обзывает,  -
поправился он со скрытым намеком. - Подумать только, а ведь  когда-то  я
был от тебя без ума... ужас какой-то.
   - Взаимно.
   Боль накатывалась на нее волнами. Рафаэль еще не  разучился  произно-
сить красивые воодушевленные речи.
   - Хам, - повторил он.
   Сара побелела, смутившись. Где-то в глубине души она тешила себя  на-
деждой, что он испытывал к ней настоящую страсть. Но вот он стоял  перед
ней со сжатыми кулаками и горящими от ярости глазами. Кем-кем,  а  хамом
он никогда не был. Скорее наоборот - для такого  горячего  и  страстного
человека он был просто олицетворением ласки, терпения и доброты.  Только
ей от этого не легче. Она так и не смогла переступить через  свои  пред-
рассудки.
   Секс. Какая-то мелочь, не имеющая никакого значения, нечто,  что  она
могла заставить себя перетерпеть, когда в этом была необходимость, как и
все женщины во все времена. Те глупые аргументы,  которые  позволили  ей
избежать физической близости до свадьбы, теперь не давали ей покоя. Тог-
да она даже тайно гордилась тем, что разжигала в нем такой огонь. Позже,
однако, она стала бояться этого пламени, всячески избегая его  прикосно-
вений.
   Рафаэль, как всегда, придает слишком большое значение собственным пе-
реживаниям, подумала она горько. А о ней он хоть раз подумал? Да  откуда
ему знать, что такое быть замужем за ним, мужчиной до корней волос, соз-
навая при этом, что в постели ты - ноль? Что такое жить  и  чувствовать,
как день за днем, час за часом ты все больше и больше его теряешь?  И  в
конце концов опуститься так низко, что даже простить ему неверность? Она
тогда просто закрыла глаза, не желая ничего видеть. Она была  готова  на
все, только бы удержать его около себя. Она научилась этому у своей  ма-
тери, прожившей бок о бок с  человеком,  чьи  любовные  похождения  были
столь же многочисленны, сколь и общеизвестны.
   Рафаэль налил себе бренди и выпил. Под бронзовой кожей на шее у  него
заиграли мощные мышцы.
   - Я сегодня, пожалуй, напьюсь.
   - Ты за рулем? - вдруг заговорила в ней ее практичность.
   Он бросил на нее убийственный взгляд.
   - Сколько прозы, сколько разума... Настоящая леди.  Туго  стянутые  в
узел волосы, глухие, как у принцессы, платья. Вот с кем я жил. Снисходи-
тельные улыбочки, светские разговоры, а тем временем брак  наш  летел  в
тартарары. Этого замечать нельзя. О таких личных, интимных  вещах  гово-
рить не положено. Это нехорошо. Так, кажется, вы выражаетесь?
   Она дрожала. О Боже, зачем он пришел? Зачем ему понадобилось  топтать
ее еще раз? "Никогда не огладывайся назад, смотри только вперед", - учи-
ла ее как-то двоюродная тетка Петиция. До сих пор этот совет неплохо по-
могал ей в жизни. Когда Петиция умерла, лишив ее своей несколько  бесце-
ремонной и малосентиментальной поддержки, Сара и не подозревала,  что  в
один прекрасный день окажется вот в этой квартире и  будет  иметь  очень
мало общего с той запутавшейся несчастной девчонкой, какой  она  была  в
двадцать лет. Но прежде, чем она обрела уверенность в себе, ей  пришлось
пройти сквозь огонь и воду. Она более не страдала от чувства вины  и  не
поддавалась влиянию родителей. Она научилась не насиловать и  не  ломать
себя только ради того, чтобы понравиться другим. В течение года, что Са-
ра прожила одна в Лондоне, она с каждым днем  становилась  увереннее.  И
вдруг, так неожиданно... так страшно. Будто ее  отбросило  на  несколько
лет назад.
   Рафаэль словно не чувствовал за собой никакой вины. А ведь невинность
он потерял еще в колыбели, сердито думала она, и образ, который она  ви-
дела перед глазами, был совершенно иным: Рафаэль, со смехом  одаривающий
цветами парижскую старьевщицу на каком-то  пыльном  тротуаре  в  знойный
день. Рафаэль был тогда отчаянно, неописуемо счастлив и желал поделиться
своим счастьем со всем миром. В те дни он походил чем-то на  ребенка.  А
сейчас это безвозвратно ушло в прошлое.
   В уголках его словно выточенного рта  угадывался  цинизм.  Так  прис-
тально смотреть мог только Рафаэль. Он видел человека насквозь,  добира-
ясь до самой его сути.
   - Может, вызвать такси?
   Она уже больше не могла выносить это молчание.
   - Я уйду, когда пожелаю. - Он сухо рассмеялся.  -  Я  знаю,  зачем  я
здесь. Ты, наверное, считаешь, что меня привела сюда  сентиментальность?
Нет, меня привел сюда один вопрос, и вопрос этот будет тебе вовсе...  не
приятен.
   - Тогда я предпочла бы его не слышать.
   Он приподнял иссиня-черную бровь, и ей вдруг показалось, что все  его
сильное стройное тело болезненно напряглось.
   - Однако тебе придется его услышать, - сердито заверил он. - Ты  ког-
да-нибудь об этом сожалела?
   - О чем?
   В его хмуром взгляде проступило нечто такое, что  очень  походило  на
самую неприкрытую жестокость. Атмосфера накалялась.
   - О цене семейного прощения. Видимо, ты именно так это  формулируешь,
- бросил он хриплым голосом. - Неужели Бог ниспослал  тебе  беспробудный
сон на все пять лет? Он слишком добр к тебе!
   Она обескуражено пробормотала:
   - О чем ты говоришь?
   - Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, - резко и  еще  более  сердито
заявил он. - Неужели для тебя это значило так мало? Короткое  пребывание
в некоей скрытой от посторонних глаз и недоступной для меня  клинике,  и
все... Видимо, очень дорогой клинике, раз уж там решились на такое  про-
тивозаконное дело. Но что такое деньги для твоих родителей, если они за-
дались целью изничтожить последнее свидетельство твоего столь несчастли-
вого замужества? Ага... ты бледнеешь. Неужели ты думала, что я обо  всем
так быстро забуду? Забыть такое? Ты просто мне отомстила. Ты хотела  на-
казать меня!
   - Рафаэль, я... - начала она, не понимая, что он от нее хочет.
   - Ты убила моего нарожденного ребенка, и я проклял тебя за это. Ты не
имела на это право. Я тебе этого никогда не прощу и не забуду, -  безжа-
лостно поклялся он. - Тебе мой ребенок был не нужен, но я бы мог  о  нем
позаботиться, я бы мог его воспитать...
   Сара совсем растерялась, но тут послышался легкий шорох, и  перед  ее
остекленевшим взором предстало сморщенное от света и такое дорогое личи-
ко Джилли, высунувшееся из-за двери. Спотыкаясь, девочка пересекла  ком-
нату и вцепилась в юбку Сары.
   - Бен говорит, что придет паук и съест меня! - вдруг захныкала она. -
Я видела его во сне. Мамочка, прогони паука или отдай его Бену. Это  его
паук!
   Рафаэль пробормотал что-то на испанском.
   Сара подняла дочку на руки, разглаживая ее взъерошенные черные  локо-
ны, и Джилли прижалась лицом к ее плечу.
   - Кто этот дядя?
   - Так просто.
   Крепко обняв ее маленькое тельце, Сара попыталась проскочить мимо Ра-
фаэля, но смелые пальцы схватили ее за плечо.
   - Она зовет тебя "мамой". Чья  она?  Es  imposiblel  (Это  невозможно
(исп.). Ну, говори! - настаивал он нетерпеливо.
   Стряхнув с плеча его тяжелую руку, Сара быстро прошла в детскую,  ду-
мая только о Джилли. Рафаэль не должен ничего о ней  знать.  Она  скорее
воткнет ему нож меж ребер, чем подпустит его к детям! Он  обвинил  ее  в
том, что она избавилась от их ребенка! Да как он мог? Нет, здесь  что-то
не так! У него не хватает смелости признать, что четыре года  он  просто
от них скрывался. Он принимает ее за ненормальную. Но нет, за детей  она
будет драться, как львица. Что привело его сюда? Естественное любопытст-
во? Как бы то ни было, теперь уже слишком поздно. Теперь у него нет пра-
ва врываться в их жизнь и требовать то, от чего  когда-то  отказался  по
собственной воле... нет, это ему не удастся!
   Руки у нее тряслись, и ей стоило определенного труда уложить  Джилли,
но девочка даже не
   - Паук уже ушел? - пробормотала она.
   - Он уже очень, очень далеко, - неровным голосом успокаивала ее Сара,
с беспокойством осматривая вторую кроватку. Бен лежал, свернувшись кала-
чиком, под пуховым одеялом, укутавшись с головой. Он всегда делал себе в
постели норку. Джилли же, наоборот, все скидывала с себя.
   В дверях она столкнулась с Рафаэлем и подняла руки, закрывая ему дос-
туп в детскую.
   - Я не пущу тебя сюда.
   Он не двигался. Ни вперед, ни назад.
   - Madre de Dios (Матерь Божья (исп.) - едва  слышно  пробормотал  он,
переходя на экспрессивный испанский.
   Она уперлась ладонями в его широкую грудь и буквально  вытолкнула  из
комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь и не давая ему возможности да-
же взглянуть на близнецов. Все это было проделано по велению  инстинкта,
она совсем себя не узнавала. Страх и ярость владели ею в равной степени.
   - Уходи! - с трудом вымолвила она. - Я не хочу тебя видеть!
   Смуглая рука вдруг схватила ее за плечо и прижала к стене.
   - Моя дочь... у нее черные волосы. Она моя дочь. Моя дочь! - прорычал
он сквозь зубы.
   - Не твоя. Ты ей не отец!
   Полуприкрыв веками глаза, он смотрел на нее сверху вниз.
   - А второй?
   - Близнецы! - выпалила она.
   Вдруг на его смуглом, все еще недоверчивом лице проступила  неприкры-
тая ярость. Она сделала было шаг назад, но он преградил ей  путь,  упер-
шись рукой в стену в двух дюймах от се уха. В висках  у  нее  застучало.
Она до смерти перепугалась.
   - Так, значит, ты меня просто обманывала. Вы все меня обманывали! Все
эти россказни об аборте... Ложь. Рог Dios, ложь! - воскликнул он, вложив
в это крещендо весь свой бесконечный черный гнев. - Все это  время,  все
эти годы ты обманом крала у меня моих детей! И ты думаешь, что тебе  это
сойдет с рук? Неужели ты считаешь, я позволю холодной, как  лед,  мегере
воспитывать плоть от плоти моей? Нет, за это ты мне заплатишь. Ты их по-
теряешь. Я отберу их у тебя.
   Хотя Сара ничегошеньки не понимала, последняя угроза полоснула ее  по
сердцу.
   - Ты этого не сделаешь!
   Он убрал руку.
   - Встретимся в суде вместе со всей твоей семейкой. У  меня  есть  все
необходимые бумаги. В них нет никакого упоминания о детях. У  меня  есть
доказательство того, что со мной проделали. За такую ложь, за такой под-
лог не будет тебе прощенья!
   Сара смотрела на него в ужасе. А он, не удостоив ее взглядом, бросил-
ся к двери. Она за ним, забыв, что была босиком. В панике  она  схватила
его за рукав, но он яростно стряхнул ее руку.
   - Обманщица! - прокричал он ей так, что запросто поднял  бы  на  ноги
весь дом.
   Но она еще бежала за ним  по  инерции,  подчиняясь  только  инстинкту
преследования. Двери лифта захлопнулись у нее перед носом, и  тогда  она
бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки сразу;  по-
вернула раз, повернула два, повернула три и в конце концов  оказалась  в
маленьком с натертым полом фойе. Ничего не видя вокруг себя, она  выско-
чила из двери.
   - Миссис Сауткотт! - воскликнул охранник, вскакивая со стула и броса-
ясь за ней вдогонку.
   Черный "ламборгини" уже несся вниз по улице со скоростью  реактивного
самолета, разбегающегося по взлетной полосе. Сара стояла посреди  мосто-
вой с горящими щеками, по которым струились растрепанные светлые волосы.
   - Что случилось?
   Как оглушенная, она посмотрела на взволнованного охранника, не совсем
понимая, что делает тут на улице в этот поздний час.
   - Ничего... ничего, - пробормотала она.
   Дрожа от холода, она вошла в лифт. Мать Анжелы выглядывала из-за две-
ри своей квартиры.
   - Кто-то кричал. Боже, вы ужасно выгладите! Дорогая, - бормотала она.
   - Извините за беспокойство.
   Сара торопливо отступила к себе в квартиру и закрыла дверь.
   Как так получилось, что ее такой спокойный мирок  вдруг  взорвался  и
превратился в настоящий кошмар? Рафаэль чем-то ей угрожал.  А  чего  это
она запаниковала? В голове у нее родилось множество вопросов, на которые
она не находила ответа. Рафаэль не умел лгать  и  притворяться.  Даже  в
светских разговорах. В давно прошедшие времена, даже борясь с ее родите-
лями, он использовал в качестве оружия правду и только правду,  наблюдая
за тем, как они корчатся от болезненных укусов не прибегающей к  уловкам
и повергающей их в шок правды.
   В голове у нее стало зарождаться чудовищное подозрение. Она вспомнила
шаг за шагом, какое впечатление на Рафаэля произвело  появление  Джилли,
затем восстановила в памяти его путаную речь... его молчание. Она вспом-
нила, что пять лет назад действительно подписала не глядя какие-то бума-
ги. "У меня есть доказательство", - бросил Рафаэль. И если  это  правда,
то это может значить только одно: ее отец сознательно скрыл  от  Рафаэля
рождение близнецов, сделав так, чтобы они не упоминались ни в одном  до-
кументе. Ей казалось, что она проваливается в какую-то черную дыру, и  в
голове у нее зародились такие ужасные мысли, что она покрылась  холодным
потом.
   А что, если Рафаэль не получил ни одного ее письма? Что бы ни  позво-
лял себе отец, в мать она все еще верила. Какой выбор сделала она?  Ведь
Сара тогда болела и полностью зависела от них... Ей стало зябко.  Завтра
придется разбираться с родителями.  Должно  же  быть  какое-то  разумное
объяснение. Его просто не может не быть. Рафаэль стал жертвой  какого-то
недопонимания. Но, лежа без сна и лихорадочно перебирая в памяти  пугав-
шие ее теперь обстоятельства, она так и не смогла найти никакого  убеди-
тельного объяснения.
   И, как ни старалась, ей так и не удалось избежать воспоминаний о  тех
роковых трех неделях в Париже. Перед ее глазами  вновь  прошла  вереница
ярких  незабываемых  образов.  Интригующие  книжные   киоски   на   углу
Понт-о-Добль; волнующий запах лиловых цветов, тяжелыми гроздьями свисаю-
щих с императорских деревьев на Рю-де-Фюрстенберг; потрясающие ряды све-
жих овощей и фруктов на рынке Муффетар; греховно-приторный вкус  тунисс-
ких медовых булочек на Рю-де