бя считал. Когда он вписывал  то  имя,  случилось
так, что он положил завещание на  клочок  бумаги,  лежащий  на  конторке
клерка. И пользовался Пит Армидж при этом  обычной  ручкой  со  стальным
пером, - он еще  сказал,  что  они  изнашиваются  слишком  быстро,  -  и
написанное им имя отпечаталось на том самом клочке  бумаги,  на  который
старик неосторожно положил свое завещание. Роджерс  позднее  нашел  этот
клочок  на  своей  конторке.  Ускользнувшая  маленькая  тайна  напустила
важности на моего невысокого  смуглого  клерка.  А  имя,  мистер  Роберт
Фарриер, которое он прочитал, было вашим.
   В тот же миг мои надежды вновь взмыли к  небу,  поддерживаемые  всеми
аргументами здравого рассудка. Я с трудом слушал адвоката, улавливая  из
его слов лишь отдельные не связанные друг  с  другом  фразы:  100  тысяч
долларов - результат удачных  спекуляций  на  протяжении  всей  жизни  -
закладные на недвижимое  имущество,  главным  образом  в  Филадельфии  и
Бостоне, но все же достаточно далеко отсюда, чтобы об этом не прослышали
сборщики налогов - никаких денег ни в банках, ни в  адвокатских  сейфах,
за исключением одного или двух случаев за все время - когда составлялось
само завещание - и с этими словами  мои  надежды,  словно  подстреленная
утка, камнем понеслись вниз. Не принимая во  внимание  доводы  адвоката,
отвергая предлагаемый им надежный опечатанный сейф, старый  Пит  настоял
на том, чтобы завещание хранилось лично у него.
   - Когда оно вам понадобиться, вы легко найдете его, - упрямо  твердил
старик на все попытки эсквайра Киллиана убедить его в том, что при таком
способе хранения документ может быть потерян. - Где бы я  ни  находился,
завещание никогда не окажется вне пределов  досягаемости  моих  рук,  ни
днем, ни ночью.
   - Пожалуй, старик намекал на карман своего старого зеленого пальто, -
рискнул предположить я. - Его ни разу не видели без этой одежды.
   - Для этой цели больше годится подкладка, - согласился Киллиан. -  Но
где сейчас находится это  пальто?  Доводилось  ли  вам  видеть  его  или
что-либо слышать о нем после смерти старика?
   - Оно должно быть в доме, - сказал я.
   -  Мои  самые  тщательные  поиски  этой   вещи   потерпели   неудачу.
Следователь не знает, где оно, да и не интересуется этим.
   - Днем накануне убийства старик был одет в это пальто.  Я  помню  это
совершенно отчетливо. Нашли ли вы хоть что-нибудь из той одежды, в какую
он был одет в тот роковой для себя  день?  -  Я  высказал  эту  внезапно
посетившую меня  мысль  и  добавил,  что  накануне  вечером  пастор  уже
поднимал этот вопрос об одежде Пита Армиджа.
   - И священник тоже задумался над этим обстоятельством, да?  -  угрюмо
прокомментировал адвокат. - Впрочем, я нашел всю остальную  одежду  там,
где старый Пит ее оставил - на сломанном стуле рядом с кроватью,  но  не
заметил даже нитки от пальто, хотя в том полуденном  полумраке  осмотрел
все и под кроватью и над ней.
   - Я допускаю, что старик мог накинуть пальто на  себя  поверх  ночной
рубашки, и кто-нибудь мог украсть его с мертвого  тела,  прежде  чем  на
место убийства прибыли следователь и полицейские.
   - Непохоже на то. Я оказался в том саду не позднее любого другого,  и
вокруг трупа было так много крови, что никто не смог  бы  снять  с  него
пальто, не оставив при этом своих следов. Конечно,  любой,  кто  знал  о
завещании, имел основания уничтожить его и, как вы или я, догадывался  о
том, где старый Пит прячет этот документ,  до  приезда  следователя  мог
незаметно  подкрасться  и  украсть  пальто  прямо   со   стула.   -   Но
аналитический ум адвоката тут же не  оставил  камня  на  камне  от  этой
тщательно  разработанной  гипотезы.   -   Если   бы   существовал   хоть
какой-нибудь способ, с помощью  которого  Роджерсу  удалось  бы  извлечь
пользу из такого поступка, мы могли бы заподозрить его ввиду  отсутствия
другой кандидатуры. Но это невозможно, - заключил Киллиан. - Даже  нищий
бродяга не прикоснулся бы к пальто, если бы увидел растерзанный труп  на
ступенях крыльца - даже если бы проходил мимо и имел возможность зайти в
дом. И никто другой не захотел бы войти в то утро в тот дом.

Глава 6

ТЕНЬ СТАРОГО ПИТА

   - Кто окажется в выгоде, если завещание  не  найдется?  -  спросил  я
после некоторого молчания Киллиана, который дал мне  возможность  минуту
или две поломать себе голову над этим вопросом. Эсквайр пожал плечами.
   - Никто. Все получит штат. А старик ненавидел государство  -  задолго
до нашего знакомства у него были с властями некоторые хлопоты, связанные
с ростовщичеством. И я подозреваю, что это  и  была  та  самая  причина,
которая побудила его сделать завещание. Ведь он уверял меня, что у  него
нет и тени родственных связей.
   - В таком случае, вряд  ли  найдется  человек,  у  которого  были  бы
основания уничтожить завещание?
   - Да. Тем более что нет ни одного смертного,  кто  бы  знал  об  этом
завещании, за исключением,  конечно,  старого  Сэмми  и  меня.  Я  готов
поклясться в этом под присягой.
   - Но кто-то ведь мог предположить,  что  в  пальто  хранятся  бумаги,
которые могут дать ключ к разгадке тайны спрятанных стариком сокровищ  -
кто-то, кто  проскользнул  в  дом,  пока  рабочий,  первым  обнаруживший
убитого, отправился  за  полицейскими.  Где  все-таки  могут  находиться
деньги, я имею в виду, их большая часть?
   Своеобразным  жестом,  так  не  согласующимся  с   его   аскетической
внешностью, адвокат вскинул вверх свои костлявые руки.
   - Если бы я только знал!  Но  за  исключением  тех  нескольких  сотен
долларов, внесенных по закладной 3 дня назад и хранящихся в моем  сейфе,
я знаю не больше вас о  местонахождении  остальных  денег  старого  Пита
Армиджа.
   - За исключением, я полагаю, закладных на недвижимость и им  подобных
ценных бумаг, - полный надежд, добавил я.
   - Увы, закладных уже нет, нет ни одной. За последние  2  года  старый
Пит перевел все ценные бумаги  в  деньги  -  в  твердую  наличность,  вы
понимаете? За ним нет ни банковских кредитов, ни векселей.  Мы  живем  в
скверные времена, в очень скверные времена, говорил он, когда  доллар  в
золоте или серебре скоро станет  равен  десяти  долларам  на  банковском
счету. И,  видит  Бог,  события  развиваются  таким  образом,  что,  мне
кажется, старик был прав. Теперь я знаю, почему он предпочитал  потерять
тридцать процентов своих средств от закладных, но перевести их в твердую
монету.
   - Вы хотите сказать, что  реальные  98  тысяч  долларов  в  золоте  и
серебре лежат сейчас где-то неподалеку от  его  дома?  -  спросил  я,  с
трудом  подавляя  в  себе  искушение  схватить  свою  шляпу  и  прямиком
помчаться на Холм Повешенных.
   - Именно, - - усмехнулся эсквайр. - Я знаю, что за последние два года
я выплатил ему такую сумму, что если в  темную  ночь  выложить  все  эти
деньги на стол, они покроют его вдоль и поперек -  и  ни  одна  из  этих
монет не прошла обратно через мои руки.
   -  Но  в  таком  случае,  -  раздосадованный  мрачным  предчувствием,
воскликнул я, - что может помешать кому-либо найти эти деньги и похитить
их?
   - Прежде всего, деньги,  должно  быть,  достаточно  хорошо  упрятаны,
иначе я бы нашел их еще вчера. К тому же, учитываете ли вы вес  и  объем
такой суммы в звонкой монете? Если бы она вся состояла из одних  золотых
гиней, их было бы около двадцати тысяч штук. Но большое количество монет
было из серебра, а золотые монеты  были  самые  разные:  фридрихсдоры  -
прусские пистоли, луидоры, паризидоры - французские  монеты  из  чистого
золота,  отчеканенные  Филиппом  Валуа,  бизанты  -  золотые  монеты  из
Византии, мохуры - старинные монеты  из  Индии;  эти  монеты  не  видели
дневного света с  тех  самых  пор,  как  представители  некоторых  наших
знатных фамилий стали молчаливыми компаньонами мадагаскарских пиратов.
   - Но у человека была целая ночь, чтобы проникнуть туда, - начал я.
   - Ну, ну - прервал он нетерпеливо. - Ни у кого, кроме меня  и  нового
арендатора - француза - нет ключа от дома Пита  Армиджа;  и  вообще  это
место никто пока не посещал. Чтобы удостовериться в этом, я побывал  там
рано утром.
   Позабыв от волнения о правилах учтивости, я живо вскочил на ноги.
   - Мне бы хотелось отправиться туда сейчас же, - воскликнул я - Поиски
могут быть долгими; а  когда  мосье  де  Сен-Лауп  вступит  во  владение
недвижимостью, он, вероятно, тотчас же отправится со мной  к  дому  Пита
Армиджа?
   - С какой целью? - спросил эсквайр с раздражающей невозмутимостью.
   - С целью помешать субъектам, покушающимся  на  деньги,  найти  их  и
похитить, - с горячностью ответил я.
   - У них ничего не получится. Если  бы  кто-то  смог  найти  сокровища
старого Пита, то это уже сделал бы я, когда искал его зеленое пальто.  Я
даже обнаружил при этом два его тайника, но, увы, оба они были пусты.
   - Пусты?
   -  Да,  пустые.  И,  судя  по  пыли  на  их  стенках,  тайниками   не
пользовались  неделями.  Я,  кстати,   оставил   их   открытыми,   чтобы
какой-нибудь случайный бродяга увидел их и  решил,  что  пришел  слишком
поздно.
   - Вы не думаете, в таком случае...
   - Нет. Я глубоко уверен, что деньги все еще находятся где-то  в  доме
или рядом с ним и спрятаны так хорошо, что нам не следует опасаться, как
бы дурные люди не отыскали их первыми.
   - Но в таком случае... - и я двинулся по направлению к двери.
   - Вы хотите помчаться прямо к дому Пита  Армиджа?  Но  сейчас  вы  не
можете этого сделать. Пока завещание старика не найдено, помните, что вы
имеете в этом деле прав не больше,  чем  кто-либо  другой.  Найдите  мне
завещание, найдите мне то старое зеленое пальто, и я держу пари, что  вы
сможете после этого  поступать  так,  как  вам  будет  угодно.  Но,  мой
мальчик, - мягко продолжил адвокат, - если мы найдем деньги  сейчас,  я,
вероятно, буду вынужден передать их  государству,  и  тогда,  даже  если
позднее завещание внезапно и найдется, то я не думаю, что  вам  удастся,
даже по суду, получить назад свое  наследство  после  того,  как  власть
наложит на него свои руки. Не так ли?
   Вскоре после этого эсквайр собрался уходить, и я сопровождал  его  до
конторы моего дяди, подвергаемый танталовым мукам как никто другой в это
утро в  Америке.  Я  сразу  начал  строить  планы  поисков  злополучного
зеленого редингота. Они обещали быть сложными. Если кто-то,  живущий  по
соседству, взял редингот, то эта одежда слишком хорошо  известна,  чтобы
не быть узнанной, а потому этот человек вряд ли рискнет надеть его, даже
если у него и нет другого пальто. Когда же  он  обнаружит,  что  карманы
похищенного им редингота не содержат ничего полезного, он  либо  спрячет
его, либо зароет в землю или сожжет.
   При мысли о единственном доказательстве моего  права  на  наследство,
уничтоженном таким образом, мое тело, несмотря на холод морозного  утра,
покрылось липкой испариной. Но у меня не было иной альтернативы. Если  у
вора окажется больше смелости, чем предполагал адвокат, он может продать
пальто в любом другом городе вверх или вниз по реке, или сохранить  его,
чтобы носить самому, как только он окажется достаточно  далеко  от  этих
мест, чтобы чувствовать себя в безопасности от риска  быть  пойманным  с
поличным. В этом случае он, вероятно, с каждой минутой удаляется от меня
все дальше и дальше. Вор может находиться уже в  Олбани,  откуда  дороги
расходятся во всех направлениях. А если нынешний владелец  пальто  сумел
бы спрятаться на какой-нибудь  барже  или  шлюпке,  он  уже  сейчас  мог
навсегда затеряться в трущобах Нью-Йорка. Но, по крайней  мере,  я  могу
внимательно  обследовать  все  магазины  поношенной  одежды  в  соседних
городках. Поэтому я поспешил пройти  через  контору  в  комнату  дяди  с
намерением попросить у него двухдневный отпуск.
   Так уж случилось, что мне не пришлось  обращаться  к  дяде  со  своей
довольно удачной просьбой, потому что я нашел его отнюдь не в том добром
расположении духа,  когда  он  с  легкостью  делал  одолжения  или  хоть
выслушивал меня до конца. Письмо, которое дядя должен был  получить  при
посредничестве некоего частного агентства - почта не обязана  доставлять
корреспонденцию ранее утра - лежало перед ним на столе. И было очевидно,
что дяде с большим трудом удается сохранять атмосферу той мирной тишины,
которая, как он считал, подчеркивала его сходство с Отцом нашей страны.
   -  Я  рад,  что  вы  наконец-то  появились,  Роберт,  -   начал   он,
одновременно кинув взгляд на часы в  футляре,  неторопливо  тикающие  на
стене за его левым плечом. - Я приказал немедленно оседлать  лошадь  для
поездки к нашим  клиентам.  В  последнее  время  они  стали  недопустимо
распущенными в том, что касается денежных переводов. Вы должны  привести
с собой столько денег в счет  просроченных  платежей,  сколько  сможете.
Список должников с указанием сумм их долгов будет вручен вам в  конторе.
А пока тотчас же возвращайтесь к себе домой и упаковывайте ваш  дорожный
багаж для поездки сроком на две недели. Прошу вас поторопиться. Надеюсь,
что уже через час вы будете в пути.
   Как оправдание своему  опозданию  я  мог  рассказать  дяде  о  визите
эсквайра Киллиана  и  о  принесенной  им  поразительной  новости.  Но  я
воздержался от лишних слов, потому что  никогда  прежде  не  видел  дядю
таким взволнованным. И разве мог я после всего происходящего здесь вести
речи неопределенные и неясные, пытаясь повысить свои акции и пренебрегая
при этом делами дяди, которые, судя по  всему,  производили  впечатление
безнадежных? В данный момент мой поступок несомненно выглядел бы  наглым
и дерзким. Но вокруг меня не было никого  другого,  кому  бы  я  решился
рассказать об одолевавших меня мыслях, однако это могло  изменить  планы
дяди немедленно отправить меня в деловую поездку. Сверх  того,  я  почти
физически ощущал невозможность покинуть город, не принеся Фелиции  своих
извинений за мое презренное поведение накануне ночью. Мысль о  том,  что
последующие две недели я буду жить, не зная  о  том,  получил  ли  я  ее
прощение и оправдание своему поступку, была для меня невыносимой.
   Итак, вложив в кобуры  пистолеты,  упаковав  в  чересседельные  сумки
шинель и дорожный багаж, менее чем через час, в ярком  солнечном  сиянии
сверкающего осеннего утра, я  осадил  коня  у  ступеней  дядиного  дома.
Надежды, хоть и сомнительные, о возможном наследстве несколько  оживляли
мои мысли. Удастся ли мне благополучно перенести ожидающий  меня  шторм?
Но едва только горничная-гаитянка,  получив  через  Барри  мою  записку,
спустилась по ступеням, я обратился  к  ней  с  просьбой  передать  мисс
Фелиции Пейдж, что я покидаю город на две недели.
   - Мисс Фелиция вышла погулять с тем французским джентльменом, который
мосье де Сен-Лауп, мистер Фарриер, сэр, - сообщила она мне, и добавила с
легкой  симпатией  в  ответ  на  мой  полный  разочарования  взгляд,  от
проявления которого я все равно не смог бы удержаться. - Она будет очень
разочарована, что не увидела вас.
   - Вы действительно думаете,  что  мисс  Фелиция  будет  разочарована,
Уэшти, или вы только стараетесь приободрить меня? - улыбаясь, спросил я.
   - Несомненно будет, мистер Фарриер, сэр. Она будет рассержена  также,
что причиной, из-за которой она разминулась с вами, была ее  прогулка  с
французским джентльменом.
   - Это правда?! - с восхищением и восторгом влюбленного воскликнул я.
   - Конечно, это правда. Неужели вы думаете, что у  нее  в  самом  деле
появилось желание пойти погулять с маленьким жирным французом, когда она
могла  бы  разговаривать  с  молодым  джентльменом  своего  возраста   и
положения?
   - Уэшти, - засмеялся я, - вот вам доллар. Но к  моему  удивлению  она
категорически отказалась взять предложенную мной монету. Я бы не поверил
ее словам, если бы Уэшти твердо и настойчиво не подтвердила их.
   - Но я хочу, чтобы вы позволили  мне  задать  вам  один  вопрос,  м-р
Фарриер, сэр, - продолжала она с серьезностью. - Я хочу спросить вас, не
знаете ли вы, бывал ли когда-либо на Гаити французский джентльмен?
   - Поэтому ты так сурово уставилась на него на  дороге  в  тот  первый
день вашего приезда? - спросил я.
   - Совершенно верно, сэр, я удивилась и подумала о том, не это ли было
причиной, почему он так безжалостно смотрел  на  меня:  быть  может,  он
бывал на Гаити и я ему кого-то напомнила.
   - Не знаю, Уэшти, - сказал я и вновь предложил ей  вознаграждение  за
то счастье, каким  она  одарила  меня,  но  опять  последовал  отказ.  Я
повернулся в седле и натянул поводья;  но  Уэшти  продолжала  стоять  на
месте, глядя  на  меня  большими  темными  глазами,  наполненными  таким
задумчивым дружелюбием, что я вдруг порывисто добавил:
   - Я хотел бы, чтобы ты передала своей хозяйке несколько слов от меня.
Скажи ей, что перед  отъездом  я  зашел  сюда,  чтобы  попросить  у  нее
прощения.
   - Да, сэр, м-р Фарриер, я непременно передам мисс Фелиции ваши слова,
сэр. Но вы получили от нее свое прощение еще до того, как попросили его.
   - Получил прощение? - недоверчиво воскликнул я.
   - Да, сэр. Мисс говорила со мной прошлой ночью, когда я укладывала ее
в постель. Она сказала,  что  вы  были  сильно  напуганы.  А  потом  она
засмеялась и сказала, что она совсем не чувствовала страха.
   Уэшти говорила так серьезно, а в линиях ее словно высеченного рта и в
выражении темных задумчивых глаз было такое полное отсутствие лакейского
кокетства, что я не смог бы не поверить  ей,  даже  если  бы  и  захотел
сделать это.
   - Да благославит вас Господь, Уэшти, - воскликнул  я  и,  прежде  чем
вновь задуматься о делах моего дяди или о странной  истории,  поведанной
мне  эсквайром  Киллианом,  унесся  в  золотую  дымку  радости,   чем-то
напоминающую сверкающий шпиль церкви Лесгоу, которая  светилась  на  той
стороне реки прямо напротив меня. Затем я начал пристально  разглядывать
каждого встреченного мной путника  и  бездельников  под  деревьями  и  у
дверей деревенских таверн, ища среди них человека, одетого в  поношенное
зеленое пальто. В каждом городе я прежде всего отправлялся на склады,  в
пакгаузы, в магазины, где вел дядины дела, а затем ходил по ломбардам  и
лавкам торговцев старой одеждой, но, увы, безуспешно. И везде  я  слышал
одни и те же истории о плачевном состоянии дел.
   На перекрестке примерно в пяти милях от города меня остановил плакат,
прибитый к дереву, надпись на котором гласила: "Волк -  100  долларов  -
Вознаграждение", а ниже  среди  имен  подписавших  я  увидел  и  дядино.
Надпись сообщала, что городской муниципалитет  Нью-Дортрехта  предлагает
эту сумму за голову  лесного  волка,  совершившего  за  последнее  время
несколько  нападений  на  людей  и  животных.  Затем  следовало  краткое
сообщение об убийстве Пита Армиджа и дога Неро м-ра  Сэквила,  нападении
на священника и о зверстве, совершенном уже после моего отъезда.  Старый
Сэмми  Роджерс,  клерк  эсквайра  Киллиана,  был   найден   мертвым,   с
растерзанным горлом почти на том же  самом  месте,  где  двумя  неделями
раньше был убит старик Армидж.
   Я поехал вперед, но от всех этих новостей мои мысли наполнились новым
беспокойством. Что мог делать старый Сэмми неподалеку  от  сада  старого
скряги? Он знал о завещании, более того, он имел возможность знать  все,
что имело значение для клиентов  его  нанимателя,  он  должен  был  быть
осведомлен о номерах и суммах денежных  переводов  и  о  том,  куда  они
поступают. Я  припомнил  все,  что  мог  знать  о  нем:  полный,  важный
маленький  человек  в  опрятной  одежде  из  плотной   шерстяной   ткани
тускло-коричневого  цвета,  педантичный  и  пунктуальный,  как  часы  на
городской ратуше, не имеющий в жизни других интересов, кроме  оформления
юридических документов о передаче имущества. Возможно ли,  что  мысль  о
тех запрятанных десятках тысяч долларов соблазнила даже такого, как  он,
и привела к смерти?
   Проезжая рыс